Вспоминаю.
Ломоносовская художественная школа резьбы по кости. Село Ломоносово, Архангельской обл. Холмогорского р-на.
Воспоминания. 1972 - 75гг. " Моё счастливое время"
Проверки на «вшивость».
Каждый из нас был учеником. Но не каждый был учителем. Особенно учителем молодым, без опыта. Каждый ученик знает и помнит, что любого нового учителя нужно проверить на прочность, как говориться - «на вшивость». А уж если этот молодой учитель почти ровесник ученикам, то держись, учитель, покоя тебе долго не будет. Ученики мои были всего на четыре года младше меня, некоторые мне ровесники, были и старше меня. Страшно вспомнить! Как они на меня выжидательно смотрели, в какие только ситуации по началу я не попадала, да и они тоже, не зная в первые дни, что я их новый преподаватель в художественной школе. В свои 19 лет я вполне могла учиться в ней, вместе с ними.
В школу эту можно было поступать от 15 до 30 лет. И жили учащиеся в общежитии рядом со школой. А я жила в самом школьном здании в мезонине. Дома рядышком. И встречались мы не только на уроках, а и в любую минуту дня и даже ночи. Близко жили. Всё на виду. Потому и сталкивались.
В первый же день меня приняли за первокурсницу. Потом за чью-то сестру, за чью-то подругу… И только благодаря тому, что в деревне все новости обегают свой круг очень быстро, признали меня, наконец-то преподавателем. И уж больше меня никто в бок не пихал и ТЫ не говорил.
Принять то приняли. Но проверку я ещё не прошла. Но подозревала о ней. Сама только что со студенческой скамьи, сама не прочь была пошалить. Никуда мне от этих проверок не деться. Готовься, Люда. И была права.
Первая проверка была на уборке картошки, через четыре дня после начала учебного года. Она, по всей вероятности была стихийной, судя по реакции ребят. Только мы приехали на поле, как один ученик, явно провокационно, спросил меня:- «А что вы будете делать, если мы возьмём, и работать не будем?» Все напряглись, впились в меня глазами.
Я ответила так - А ты уверен, что за тобой пойдёт народ? Для этого нужно быть лидером. Ты лидер?
И он растерялся. То ли ждал другой реакции, толи не чувствовал себя лидером, только работать мы все пошли.
Но второй саботаж был явно подготовлен. На обед ходили по очереди. В 12 часов - одни группы, в 13 часов - другие. Те, кому выпадало обедать в 13 часов, теряли всякое терпение в конце урока. Организмы молодые. И кушать хочется всегда. Я отлично их понимала. Сама только что закончила учиться.
Минут за 20 стали они отпрашиваться на обед. Как это делается - сами знаете. Вздохи, охи, «жалистные» глазки, нытьё. А я не могу отпустить. Только работать начала. Меня ж ругать будут.
Я как-то невразумительно им что-то там говорю, призываю и взываю, а сама понимаю, что неубедительно. А ругаться не могу и не умею.
- Тогда мы просто уйдём.
И стали по одному подниматься и выходить из класса. Но не далеко. Толпились у двери и в коридоре. Ждали, - подниму ли я бучу, загоню ли их назад? Побегу ли звать на помощь директора? Им была нужна моя реакция.
Осталась одна девочка Нина, которая переминалась в середине класса, очень боялась, смотрела то на ребят, то на меня, чуть не плакала. Все ждали её решения. Тогда она почти вскричала: - «Людмила Викторовна, что же мне делать?»
Ничего себе? Она спрашивает у меня!
- Нина, на твоём месте я бы ушла со всеми, почему-то сказала я. А что я могла сказать? Я дала ей возможность не поссориться со всеми ребятами. Ей с ними жить. А со мной будем разбираться позже. По сути, я ей одной из группы разрешила уйти. И они все ушли. Как-то нехотя, как-то не весело, но ушли. Им тоже отступать было некуда. Они победили, но с натяжкой.
И плакала я в учительской в вафельное полотенце. У печки
На этом почему-то подобные штучки закончились. Что уж ребята там решили про меня - не знаю. Только очень быстро мы подружились, и случай этот не вспоминали.
Кстати, через некоторое время в школе сделали обед всех групп в одно время, да и я научилась использовать конец предобеденного урока более насыщенно.
Но на этом дело не кончилось. Остальные три года они донимали меня страшилками. И не только меня, но и друг друга. Но меня особенно. И вот почему.
Нужно сказать, что я и сама была в пору студенчества изобретательна ко всяким розыгрышам, шуткам, наколкам. Прекрасно понимала ребят в этом плане. И всегда была готова принять от них что-то невероятное. У нас был негласный спор - они пытались меня напугать, а я пыталась не испугаться.
Особенно памятен случай в начале моей работы в школе. Шутка со скелетом. Тем скелетом, который являлся пособием по анатомии. Скелет во весь человеческий рост, в натуральную величину.
Я жила на мезонине, куда вела очень крутая и узковатая лестница, почти корабельного наклона. Мне она не страшна была. Только воду и дрова неудобно было поднимать. Да и то, я только один раз рассыпала дровишки. Погремели они красиво по ступенькам. Очень ритмично. Специально так красиво не получится. Да разок пролила полведра на голову уж не помню кому.
А чтобы включить свет в коридоре мезонина, нужно было сначала подняться, а уж там, в коридоре включить. И в разное время суток в этом коридоре было либо темновато, либо совсем темно.
Так вот. Они поставили скелет прямо напротив подъёма лестницы. Ты поднимаешься, а тебе медленно и неотвратимо выплывает навстречу СКЕЛЕТ, начиная с нижних конечностей. 204 кости. И на последней ступеньке он открывает тебе свои объятия, радостно скалясь. Скелет тот был уже не первой молодости, и сидел на своём штыре не прямо, а сильно наклонившись вперёд. И объятия его от этого были особенно дружеские. Учитывая, что ты поднимаешься снизу, а он готов объять тебя сверху. Да и освещение тоже играло роль. Нечто неопределённое, зыбкое и чуть колыхающее. Мизансцена была выбрана правильно.
Первый мой подъём навстречу с этим чудом наблюдала большая группа ребят. Они сгрудились в коридоре, в сенях, изображая какую-то заботу и занятость. Толи красят что, толи размеры какие снимают.
Не скажу, что я не испугалась. Но именно наличие «зрителей» быстро привело меня в чувство.
Мне ли пугаться скелетов? Я их боялась только до второго курса училища. Изучая пластическую анатомию, мы до последней косточки разобрали его. Да ещё рисовали и лепили. Он стал родным и привычным, как крынки или капитель. Мы его и ненавидели за его сложность и многокостность, и любили, как модель для « повесить на него шарфик, сумочку, пиджачок». Наряжали во что попало. И, конечно, тоже пугали им друг друга всеми возможными способами.
И вот он протягивает мне навстречу свои верхние конечности, пошевеливаясь от сквозняка, и неземно, многообещающе улыбаясь. Муха сидела в его правой глазнице.
- Свечечку нужно было поставить в глазки, - автоматически подумала я, - а зубы хорошо бы фольгой обернуть…Сигаретку в рот. И приодеть позатейливее. Муха не считается - сама прилетела, - опыт по использованию сего методического пособия у меня был, как и у всякого, кто с ним общался.
А ребятушки мои замерли внизу, попритихли. На меня смотрели, не иначе.
Став невольно участником спектакля, я не сделала ни одной паузы на радость «врага», и чересчур мерно поднялась на площадку, лихорадочно подыскивая новый сценарий представления. Самое простое - пройти тихо мимо, якобы не заметив устрашающего объекта. Но это слишком, слишком просто. Они не угомоняться, и поставят в следующий раз этот скелет прямо напротив моей открывающейся двери. Тут то мы с ним уж точно упадём друг другу в объятия, гремя костями. Любым способом нужно доказать именно сейчас, что я не боюсь этого скелета.
- Кто это неправильно вставил методическому пособию ключицу в плечевой пояс? - намеренно громко и чуток театрально завопила я, - Говорила же всем, что у нашего скелета ключица отваливается. Если она сломается, кто и за чей счёт будет её восстанавливать?
И жужжа уже потише про ключицу, плечевой пояс, разгильдяйство и нехозяйсвенность, я пристраивала получше эту косточку, двигала и уплотняла суставы, одёргивала нижние конечности, подравнивала стойку всего скелета, определяя центр тяжести и ось симметрии. Даже отошла подальше, чтобы полюбоваться со стороны своими трудами, кося глазом в проём лестницы.
Хлопоча над учебным пособием под названием «Скелет человека», я краем глаза поглядывала вниз. А как вы думали? Так было интересно посмотреть на зрителя, как актёру, подглядеть через щёлочку в зал.
В зрительном же зале было тихо. Кто делал вид, что не смотрит наверх - те держали ушки на макушке. А кто-то и посматривал, поглядывал с жадным интересом. Вот бы было здорово рухнуть на них сверху от испуга. Что бы они стали делать?
Мой спектакль продолжался.
- Слишком близко, друг мой, ты стоишь к лестнице, - обратилась я к скелету, разглядывая его задумчиво и изучающее, - Мне тут с вёдрами будет не развернуться. Дай-ка я тебя подвину поглубже.
И давай двигать, скрипеть и звякать, шуршать и кряхтеть. Задвинула чуток подальше от входа на лестницу. Но от этого он стал ещё более устрашающим, скалясь из глубины помещения, где хранился разный хозяйственный скарб.
Потрудившись, я скрылась от моих зрителей за занавес, т.е. ушла в глубь коридора, а затем и в свою комнату, без поклонов, без криков «браво», зная, что благодарных аплодисментов не последует. Ну, что ж. Поаплодирую себе сама.
Так и остался стоять на этом месте скелет человека, пугая уже и самих учеников, которые весёлой стайкой паслись у меня в гостях почти каждый вечер. Постоянные посетители быстро привыкли к нему, а взрослые друзья говорили - Убери ты его, Бога ради!
- Ничего, пусть стоит, оберегает меня от не прошеных гостей.
Через много лет, приехав в гости в школу, я специально поднялась посмотреть на памятный скелет - стоит родимый там же.
Много других сюрпризов получила я от моих учеников за три года работы в школе. Но об этом - в другой раз.
Как сердечно я вспоминаю не только ваши шутки, дорогие мои первые ученики, давшие мне опыт работы, опыт жизни и общения, помогавшие мне освоить деревенскую жизнь на Севере, учившие меня колоть дрова, растоплять печку, помогавшие мне в тяжёлые минуты. Мы учились вместе. Вы профессии, а я готовилась в институт. Многие из вас стали мне близкими друзьями на всю жизнь. Я помню вас всех!
Люди, если заметите какие стилистические ошибки, и, если будет не лень, то укажите.
Воспоминания. 1972 - 75гг. " Моё счастливое время"
Проверки на «вшивость».
Каждый из нас был учеником. Но не каждый был учителем. Особенно учителем молодым, без опыта. Каждый ученик знает и помнит, что любого нового учителя нужно проверить на прочность, как говориться - «на вшивость». А уж если этот молодой учитель почти ровесник ученикам, то держись, учитель, покоя тебе долго не будет. Ученики мои были всего на четыре года младше меня, некоторые мне ровесники, были и старше меня. Страшно вспомнить! Как они на меня выжидательно смотрели, в какие только ситуации по началу я не попадала, да и они тоже, не зная в первые дни, что я их новый преподаватель в художественной школе. В свои 19 лет я вполне могла учиться в ней, вместе с ними.
В школу эту можно было поступать от 15 до 30 лет. И жили учащиеся в общежитии рядом со школой. А я жила в самом школьном здании в мезонине. Дома рядышком. И встречались мы не только на уроках, а и в любую минуту дня и даже ночи. Близко жили. Всё на виду. Потому и сталкивались.
В первый же день меня приняли за первокурсницу. Потом за чью-то сестру, за чью-то подругу… И только благодаря тому, что в деревне все новости обегают свой круг очень быстро, признали меня, наконец-то преподавателем. И уж больше меня никто в бок не пихал и ТЫ не говорил.
Принять то приняли. Но проверку я ещё не прошла. Но подозревала о ней. Сама только что со студенческой скамьи, сама не прочь была пошалить. Никуда мне от этих проверок не деться. Готовься, Люда. И была права.
Первая проверка была на уборке картошки, через четыре дня после начала учебного года. Она, по всей вероятности была стихийной, судя по реакции ребят. Только мы приехали на поле, как один ученик, явно провокационно, спросил меня:- «А что вы будете делать, если мы возьмём, и работать не будем?» Все напряглись, впились в меня глазами.
Я ответила так - А ты уверен, что за тобой пойдёт народ? Для этого нужно быть лидером. Ты лидер?
И он растерялся. То ли ждал другой реакции, толи не чувствовал себя лидером, только работать мы все пошли.
Но второй саботаж был явно подготовлен. На обед ходили по очереди. В 12 часов - одни группы, в 13 часов - другие. Те, кому выпадало обедать в 13 часов, теряли всякое терпение в конце урока. Организмы молодые. И кушать хочется всегда. Я отлично их понимала. Сама только что закончила учиться.
Минут за 20 стали они отпрашиваться на обед. Как это делается - сами знаете. Вздохи, охи, «жалистные» глазки, нытьё. А я не могу отпустить. Только работать начала. Меня ж ругать будут.
Я как-то невразумительно им что-то там говорю, призываю и взываю, а сама понимаю, что неубедительно. А ругаться не могу и не умею.
- Тогда мы просто уйдём.
И стали по одному подниматься и выходить из класса. Но не далеко. Толпились у двери и в коридоре. Ждали, - подниму ли я бучу, загоню ли их назад? Побегу ли звать на помощь директора? Им была нужна моя реакция.
Осталась одна девочка Нина, которая переминалась в середине класса, очень боялась, смотрела то на ребят, то на меня, чуть не плакала. Все ждали её решения. Тогда она почти вскричала: - «Людмила Викторовна, что же мне делать?»
Ничего себе? Она спрашивает у меня!
- Нина, на твоём месте я бы ушла со всеми, почему-то сказала я. А что я могла сказать? Я дала ей возможность не поссориться со всеми ребятами. Ей с ними жить. А со мной будем разбираться позже. По сути, я ей одной из группы разрешила уйти. И они все ушли. Как-то нехотя, как-то не весело, но ушли. Им тоже отступать было некуда. Они победили, но с натяжкой.
И плакала я в учительской в вафельное полотенце. У печки
На этом почему-то подобные штучки закончились. Что уж ребята там решили про меня - не знаю. Только очень быстро мы подружились, и случай этот не вспоминали.
Кстати, через некоторое время в школе сделали обед всех групп в одно время, да и я научилась использовать конец предобеденного урока более насыщенно.
Но на этом дело не кончилось. Остальные три года они донимали меня страшилками. И не только меня, но и друг друга. Но меня особенно. И вот почему.
Нужно сказать, что я и сама была в пору студенчества изобретательна ко всяким розыгрышам, шуткам, наколкам. Прекрасно понимала ребят в этом плане. И всегда была готова принять от них что-то невероятное. У нас был негласный спор - они пытались меня напугать, а я пыталась не испугаться.
Особенно памятен случай в начале моей работы в школе. Шутка со скелетом. Тем скелетом, который являлся пособием по анатомии. Скелет во весь человеческий рост, в натуральную величину.
Я жила на мезонине, куда вела очень крутая и узковатая лестница, почти корабельного наклона. Мне она не страшна была. Только воду и дрова неудобно было поднимать. Да и то, я только один раз рассыпала дровишки. Погремели они красиво по ступенькам. Очень ритмично. Специально так красиво не получится. Да разок пролила полведра на голову уж не помню кому.
А чтобы включить свет в коридоре мезонина, нужно было сначала подняться, а уж там, в коридоре включить. И в разное время суток в этом коридоре было либо темновато, либо совсем темно.
Так вот. Они поставили скелет прямо напротив подъёма лестницы. Ты поднимаешься, а тебе медленно и неотвратимо выплывает навстречу СКЕЛЕТ, начиная с нижних конечностей. 204 кости. И на последней ступеньке он открывает тебе свои объятия, радостно скалясь. Скелет тот был уже не первой молодости, и сидел на своём штыре не прямо, а сильно наклонившись вперёд. И объятия его от этого были особенно дружеские. Учитывая, что ты поднимаешься снизу, а он готов объять тебя сверху. Да и освещение тоже играло роль. Нечто неопределённое, зыбкое и чуть колыхающее. Мизансцена была выбрана правильно.
Первый мой подъём навстречу с этим чудом наблюдала большая группа ребят. Они сгрудились в коридоре, в сенях, изображая какую-то заботу и занятость. Толи красят что, толи размеры какие снимают.
Не скажу, что я не испугалась. Но именно наличие «зрителей» быстро привело меня в чувство.
Мне ли пугаться скелетов? Я их боялась только до второго курса училища. Изучая пластическую анатомию, мы до последней косточки разобрали его. Да ещё рисовали и лепили. Он стал родным и привычным, как крынки или капитель. Мы его и ненавидели за его сложность и многокостность, и любили, как модель для « повесить на него шарфик, сумочку, пиджачок». Наряжали во что попало. И, конечно, тоже пугали им друг друга всеми возможными способами.
И вот он протягивает мне навстречу свои верхние конечности, пошевеливаясь от сквозняка, и неземно, многообещающе улыбаясь. Муха сидела в его правой глазнице.
- Свечечку нужно было поставить в глазки, - автоматически подумала я, - а зубы хорошо бы фольгой обернуть…Сигаретку в рот. И приодеть позатейливее. Муха не считается - сама прилетела, - опыт по использованию сего методического пособия у меня был, как и у всякого, кто с ним общался.
А ребятушки мои замерли внизу, попритихли. На меня смотрели, не иначе.
Став невольно участником спектакля, я не сделала ни одной паузы на радость «врага», и чересчур мерно поднялась на площадку, лихорадочно подыскивая новый сценарий представления. Самое простое - пройти тихо мимо, якобы не заметив устрашающего объекта. Но это слишком, слишком просто. Они не угомоняться, и поставят в следующий раз этот скелет прямо напротив моей открывающейся двери. Тут то мы с ним уж точно упадём друг другу в объятия, гремя костями. Любым способом нужно доказать именно сейчас, что я не боюсь этого скелета.
- Кто это неправильно вставил методическому пособию ключицу в плечевой пояс? - намеренно громко и чуток театрально завопила я, - Говорила же всем, что у нашего скелета ключица отваливается. Если она сломается, кто и за чей счёт будет её восстанавливать?
И жужжа уже потише про ключицу, плечевой пояс, разгильдяйство и нехозяйсвенность, я пристраивала получше эту косточку, двигала и уплотняла суставы, одёргивала нижние конечности, подравнивала стойку всего скелета, определяя центр тяжести и ось симметрии. Даже отошла подальше, чтобы полюбоваться со стороны своими трудами, кося глазом в проём лестницы.
Хлопоча над учебным пособием под названием «Скелет человека», я краем глаза поглядывала вниз. А как вы думали? Так было интересно посмотреть на зрителя, как актёру, подглядеть через щёлочку в зал.
В зрительном же зале было тихо. Кто делал вид, что не смотрит наверх - те держали ушки на макушке. А кто-то и посматривал, поглядывал с жадным интересом. Вот бы было здорово рухнуть на них сверху от испуга. Что бы они стали делать?
Мой спектакль продолжался.
- Слишком близко, друг мой, ты стоишь к лестнице, - обратилась я к скелету, разглядывая его задумчиво и изучающее, - Мне тут с вёдрами будет не развернуться. Дай-ка я тебя подвину поглубже.
И давай двигать, скрипеть и звякать, шуршать и кряхтеть. Задвинула чуток подальше от входа на лестницу. Но от этого он стал ещё более устрашающим, скалясь из глубины помещения, где хранился разный хозяйственный скарб.
Потрудившись, я скрылась от моих зрителей за занавес, т.е. ушла в глубь коридора, а затем и в свою комнату, без поклонов, без криков «браво», зная, что благодарных аплодисментов не последует. Ну, что ж. Поаплодирую себе сама.
Так и остался стоять на этом месте скелет человека, пугая уже и самих учеников, которые весёлой стайкой паслись у меня в гостях почти каждый вечер. Постоянные посетители быстро привыкли к нему, а взрослые друзья говорили - Убери ты его, Бога ради!
- Ничего, пусть стоит, оберегает меня от не прошеных гостей.
Через много лет, приехав в гости в школу, я специально поднялась посмотреть на памятный скелет - стоит родимый там же.
Много других сюрпризов получила я от моих учеников за три года работы в школе. Но об этом - в другой раз.
Как сердечно я вспоминаю не только ваши шутки, дорогие мои первые ученики, давшие мне опыт работы, опыт жизни и общения, помогавшие мне освоить деревенскую жизнь на Севере, учившие меня колоть дрова, растоплять печку, помогавшие мне в тяжёлые минуты. Мы учились вместе. Вы профессии, а я готовилась в институт. Многие из вас стали мне близкими друзьями на всю жизнь. Я помню вас всех!
Люди, если заметите какие стилистические ошибки, и, если будет не лень, то укажите.