Проклятье для Lucy Forrer?
Теперь я понимаю историков, которые возятся в пыли манускриптов всю жизнь, стараясь раскопать НЕЧТО. А ещё больше я понимаю тех одержимых, кто усиленно растит генеалогическое древо, чтобы приложить к нему свой чахлый лист. Вот меня, например, третий день не отпускает Lucy Forrer, очень недолго жившая в XIX веке. А всё потому, что я привыкла видеть за этим набором латинских буковок себя, и мне упорно мерещится в складках эпох моя фотка с черным котом, которого давно уже нет в живых. Кошачий век недолог, к тому же глухая бельгийская деревня для котов опасней в разы, чем московская квартира. Коты приходят ниоткуда, завоёвывают твоё сердце, живут у тебя на коленках годы, а потом как призраки без следа исчезают в страшном лесу по-соседству, купленном охотниками-ришарами. Развлекаясь, там стреляют по всему, что движется и нарушает границы личной собственности. Собаку можно посадить на поводок, но закрыть в доме кота, привыкшего к свободе, - невозможно.
Тлен тебе на рыло, Lucy Forrer, а не Любовь к ближнему.
Как видите, у меня сегодня настроение трагически-мистическое. Оно такое гамлетовское ещё и потому, что вчера в «Заповеднике сказок» мне случайно напомнили, что lucyforrer с налета прочитывается как люцифер и именно в таком нелицеприятном виде застревает в памяти. Удовольствие, конечно, ниже среднего, Форрер - это всё-таки реально существующая, родная и близкая мне фамилия, но за сочетанием Lucy Forrer маячит некий фатализм - что повесила в шкаф, дорогая, то и носи. И всё же хочется внимательнее присмотреться к тому, кто нарисовался в далёком прошлом в реальном облике, а не в виртуально сотворённом в 2007 году. Правда в таком тусклом настроении стремишься искать в прошлом только подозрительное. Изучение генеалогического древа Lucy Forrer мне простительно ещё и потому, что она вполне могла оказаться моей ну очень дальней родственницей.
Сначала объясню, почему Lucy Forrer, родившаяся во Франции, - редкий случай, как я думала почти невозможный. Оказалось, человечество настолько старо, что любые сочетания уже опробованы, а калейдоскоп с разноцветной мозаикой, крутящийся тысячелетиями, начинает грешить повторами.
Forrer - фамилия, слишком распространённая в одной швейцарской деревне. Здесь плюнешь, попадёшь в какого-нибудь пробегающего мимо Форрера. Преводится эта фамилия с местного наречия как «Лесной». Её можно сравнить, скажем, с фамилией Петров, которая тоже мне не чужда. В отличие от Петровых, сильно расплодившихся за пределами родной псковской земли - от Москвы до самых окраин Ханты-Мансийска, плавно перетекающего в Манхэттен, Форреры стараются держать своё либидо в рамках одной деревни, понимая, что Швейцарии достойно прокормить всех Форреров будет так же сложно как России прокормить всех Петровых. Поэтому семья Форреров за рубеж не высовывается, девушек ищет только местного швейцарского разлива, даже покорение Парижа с его Шан зе Лизе и прочими Монами Лизами и Брюсселя, мнящего себя пупом Европы, в программу лесных жителей, живущих, однако, на практически лысом, но очень красивом холме с водопадами, не входит. Правда привязанность швейцарцев к родному очагу - это не только честь-совесть-достоинство богатой нации, которая евродоллары в гробу видела, но ещё и хитрая государственная политика, отточенная в веках. Швейцарец оставался швейцарцем только до тех пор, пока он жил на родной земле, то есть по месту прописки. Покидая насиженное-налёженное-возделанное место и уезжая в другую страну, он автоматически лишался гражданства. В эпоху наполеоновских войн Швейцария была страной бедной, когда узурпатор свистнул прогуляться туда-обратно войной до России, особо голодные Форреры в погоне за куском хлеба напрочь забыли, что Родина им этого не забудет - не простит. Затаив обиду на дальнего родственника за сожжённую Москву, я бы все же не отказалась от швейцарского подданства, но моя телега вместе с лошадью ушла в 1812 году безвозвратно. Вот так замысловато семья Петровых была наказана в ХХI веке за порочащие связи с семьёй Форреров, сражавшихся в XIX веке на стороне Наполеона и потерявших из-за этого швейцарское гражданство.
Это я к тому, что большая редкость, когда швейцарец, в каком бы веке он ни жил, покидает насиженное место, перебирается во Францию, женится, заводит ребёнка, а то, что это будет непременно Форрер - случай исключительный. И всё же Люси Форрер родилась в Лионе и, что логично, у отца, носящего швейцарскую фамилию Форрер. Но всё бы ничего, ведь я вам привела случай, когда Форреры вполне могли податься на заработки, если бы имя Lucy не было бы таким странным для франкоязычной девушки. По-французски Люси пишется иначе, а это написание английского имени. И у меня оно «всплыло» из Хроник Нарнии. Так с какой стати швейцарскому бомжу упорно дразнить французское общество, давая дочери английское имя, причём единственное? Даже мои ближайшие родственники и друзья отягощёны таким количеством разных имён в паспорте, что я боюсь запутаться, поэтому не пытаюсь их запомнить. Филипп, Мария, Бернар, Оливье - всё имена в одни руки - каравай, каравай, кого хочешь выбирай, можешь даже звать своего любимого мужчину Машенькой, не ошибёшься, это имя было присвоено мальчику любимой бабушкой в честь её любимой прабабушки. Иногда мне кажется, что франкоязычники, глядя в паспорт, определяют пол не столько по начальному имени, сколько простым подсчётом женских и мужских голосов имён. Если ты, скажем, Наташа, Поль, Саломея де Шампур, то явно женщина голубых кровей, а если Габриель, Луи, Жюль Савицкая, а первое имя случайно закапали сырным соусом бешамель, то хрен тебя поймёшь без фейс-контроля каких ты кровей. Впрочем, в нашем веке даже фейс-контроль для европейцев уже малоэффективен.
Так что родители Люси Форрер были людьми неординарными с интересным, но тяжёлым прошлым, впрочем, самое удивительное, что о них вообще ничего не известно. То есть генеалогическое дерево родственников мужа Люси весьма внушительно, хотя и не настолько блистательно как этого бы хотелось её однофамилице, но вот одинокая веточка семейства Форрер выглядит на его фоне более чем странно. Я понимаю, если бы девушка приехала из другой страны или пришла бы из другого города, но по документам Люси родилась, как и почти все родственники мужа, Вейрены, в области Роны. Но ни одного документа о родителях Люси, похоже, не сохранилось. Складывается впечатление, что её нашли в одеяльце с вышивкой «Люси Форрер» где-то на пороге дома, дали на глазок возраст, записали «от фонаря» дату рождения и кому-то отдали на воспитание, причем людям относительно зажиточным, потому что в семье Вейренов были рантье и пасторы, и вряд ли Поль Вейрен женился бы на пейзанке.
Итак, загадочная и одинокая Люси Форрер проявляется в документах только тогда, когда выходит замуж в 26 летнем возрасте. Дальше её жизнь стремительно мчится к своему концу. Ей остаётся жить в счастливом или несчастливом браке (и вообще жить) всего год. 11 ноября 1872 года на свет появляется малыш Теодор Вейрен, а через 13 дней его мать умирает. Мне всегда казалось, что смерть «при родах» при родах же и происходит, либо укладывается в какие-то очень короткие сроки после, а здесь от рождения Теодора до смерти Люси проходит почти две недели. Наверняка, этому есть разумное объяснение, например, инфекция, с которой молодая женщина сражалась долго, но безуспешно. Однако с момента её кончины в семье Вейренов начинает твориться неладное.
Теодор Вейрен, выросший без матери, в 26-летнем возрасте находит себе блестящую партию. Камилла Дина Алиса де Коппет, которую, судя по документам, звали не по первому и даже не по второму, а по третьему имени - Алисой де Коппет, родилась в Париже, дочь пастора, приставка «де» в её фамилии указывает на аристократическое происхождение. Прошлое девушки, которой за два дня до свадьбы исполнилось 23 года, в отличие от прошлого матери Тео, как сейчас модно говорить, транспарантно, генеалогическое древо пышно зеленеет.
В Леоне 8 января 1898 года сыграна пышная (или не очень, всё-таки скромная дочь пастора) свадьба. С этого момента начинается отсчёт времени, юной Алисе остаётся жить всего 2 года. 9 января 1900 года появляется на свет Филипп Вейрен, а его мать умирает через три дня - 12 января в возрасте 25 лет.
Возможно, у повзрослевшего Филиппа началась гамофобия, как заботливо подсказывает Яндекс, боязнь женитьбы, но ещё больше он боится того, что его жену будет преследовать тот же рок, что погубил его мать и бабушку. Он женится только в 57 летнем возрасте на некоей Тильде Гупиль. «Молодая была уже не молода» даже по меркам нашего века, ей перед свадьбой стукнуло 55 лет. О детях уже можно и не заикаться. Только вот от проклятия, которое, видимо, преследует всех потомков Lucy Forrer, так просто не избавишься. Филиппу остаётся жить после свадьбы пять лет. Кто-то может сказать, что 62 года - это всё-таки не 25 и даже не 27, но его прадедушка прожил 78 лет, его дедушка 87 лет, а его отец переживёт сына на 2 года и умрёт в весьма почтенном возрасте на 91 году жизни. Вполне вероятно, что Тильда тоже умерла вскоре после своего позднего замужества или уехала в неизвестном направлении, сведениями о ней семья Вейренов больше не располагает.
(На фото не Вейрены, просто похожи)
Теодор Вейрен, сын Люси Форрер, прежде чем сойти в могилу увидит, как угасает мужской род Вейренов. Единственного наследника фамилии из другой ветви - брата его отца, Эмиля Вейрена, проклятье не коснулось, но это только на первый взгляд, в семье Эмиля не будет наследника, все три ребёнка - девочки.
Так что же за проклятье принесла с собой Lucy Forrer в семью Вейренов? Почему семья быстро угасла за три поколения? Если учесть, что семья Форрер, живущая за пределами швейцарской деревни, скорее жива, чем мертва, то будем считать… что вся эта история притянута за уши к плодам моего больного воображения. На самом деле это обычная семья с обычной судьбой, и смерть двух молодых женщин - случайное стечение роковых обстоятельств.
А впрочем, кто знает, кто знает… все факты перед вами, и, согласитесь, они - весьма неплохой материал для сочинения довольно кошмарной истории.
Примечание сказочницы: Обратите внимание, Вейрены умудрялись делать всё самое важное и роковое либо в октябре, либо в январе-месяце. Особенно в этом попадании преуспела Алиса де Коппет. А те из Вейренов, кто не успевал совершить НЕЧТО в эти месяцы, старался максимально приблизиться по датам, ловко попадая в осенне-зимний сезон.
Тлен тебе на рыло, Lucy Forrer, а не Любовь к ближнему.
Как видите, у меня сегодня настроение трагически-мистическое. Оно такое гамлетовское ещё и потому, что вчера в «Заповеднике сказок» мне случайно напомнили, что lucyforrer с налета прочитывается как люцифер и именно в таком нелицеприятном виде застревает в памяти. Удовольствие, конечно, ниже среднего, Форрер - это всё-таки реально существующая, родная и близкая мне фамилия, но за сочетанием Lucy Forrer маячит некий фатализм - что повесила в шкаф, дорогая, то и носи. И всё же хочется внимательнее присмотреться к тому, кто нарисовался в далёком прошлом в реальном облике, а не в виртуально сотворённом в 2007 году. Правда в таком тусклом настроении стремишься искать в прошлом только подозрительное. Изучение генеалогического древа Lucy Forrer мне простительно ещё и потому, что она вполне могла оказаться моей ну очень дальней родственницей.
Сначала объясню, почему Lucy Forrer, родившаяся во Франции, - редкий случай, как я думала почти невозможный. Оказалось, человечество настолько старо, что любые сочетания уже опробованы, а калейдоскоп с разноцветной мозаикой, крутящийся тысячелетиями, начинает грешить повторами.
Forrer - фамилия, слишком распространённая в одной швейцарской деревне. Здесь плюнешь, попадёшь в какого-нибудь пробегающего мимо Форрера. Преводится эта фамилия с местного наречия как «Лесной». Её можно сравнить, скажем, с фамилией Петров, которая тоже мне не чужда. В отличие от Петровых, сильно расплодившихся за пределами родной псковской земли - от Москвы до самых окраин Ханты-Мансийска, плавно перетекающего в Манхэттен, Форреры стараются держать своё либидо в рамках одной деревни, понимая, что Швейцарии достойно прокормить всех Форреров будет так же сложно как России прокормить всех Петровых. Поэтому семья Форреров за рубеж не высовывается, девушек ищет только местного швейцарского разлива, даже покорение Парижа с его Шан зе Лизе и прочими Монами Лизами и Брюсселя, мнящего себя пупом Европы, в программу лесных жителей, живущих, однако, на практически лысом, но очень красивом холме с водопадами, не входит. Правда привязанность швейцарцев к родному очагу - это не только честь-совесть-достоинство богатой нации, которая евродоллары в гробу видела, но ещё и хитрая государственная политика, отточенная в веках. Швейцарец оставался швейцарцем только до тех пор, пока он жил на родной земле, то есть по месту прописки. Покидая насиженное-налёженное-возделанное место и уезжая в другую страну, он автоматически лишался гражданства. В эпоху наполеоновских войн Швейцария была страной бедной, когда узурпатор свистнул прогуляться туда-обратно войной до России, особо голодные Форреры в погоне за куском хлеба напрочь забыли, что Родина им этого не забудет - не простит. Затаив обиду на дальнего родственника за сожжённую Москву, я бы все же не отказалась от швейцарского подданства, но моя телега вместе с лошадью ушла в 1812 году безвозвратно. Вот так замысловато семья Петровых была наказана в ХХI веке за порочащие связи с семьёй Форреров, сражавшихся в XIX веке на стороне Наполеона и потерявших из-за этого швейцарское гражданство.
Это я к тому, что большая редкость, когда швейцарец, в каком бы веке он ни жил, покидает насиженное место, перебирается во Францию, женится, заводит ребёнка, а то, что это будет непременно Форрер - случай исключительный. И всё же Люси Форрер родилась в Лионе и, что логично, у отца, носящего швейцарскую фамилию Форрер. Но всё бы ничего, ведь я вам привела случай, когда Форреры вполне могли податься на заработки, если бы имя Lucy не было бы таким странным для франкоязычной девушки. По-французски Люси пишется иначе, а это написание английского имени. И у меня оно «всплыло» из Хроник Нарнии. Так с какой стати швейцарскому бомжу упорно дразнить французское общество, давая дочери английское имя, причём единственное? Даже мои ближайшие родственники и друзья отягощёны таким количеством разных имён в паспорте, что я боюсь запутаться, поэтому не пытаюсь их запомнить. Филипп, Мария, Бернар, Оливье - всё имена в одни руки - каравай, каравай, кого хочешь выбирай, можешь даже звать своего любимого мужчину Машенькой, не ошибёшься, это имя было присвоено мальчику любимой бабушкой в честь её любимой прабабушки. Иногда мне кажется, что франкоязычники, глядя в паспорт, определяют пол не столько по начальному имени, сколько простым подсчётом женских и мужских голосов имён. Если ты, скажем, Наташа, Поль, Саломея де Шампур, то явно женщина голубых кровей, а если Габриель, Луи, Жюль Савицкая, а первое имя случайно закапали сырным соусом бешамель, то хрен тебя поймёшь без фейс-контроля каких ты кровей. Впрочем, в нашем веке даже фейс-контроль для европейцев уже малоэффективен.
Так что родители Люси Форрер были людьми неординарными с интересным, но тяжёлым прошлым, впрочем, самое удивительное, что о них вообще ничего не известно. То есть генеалогическое дерево родственников мужа Люси весьма внушительно, хотя и не настолько блистательно как этого бы хотелось её однофамилице, но вот одинокая веточка семейства Форрер выглядит на его фоне более чем странно. Я понимаю, если бы девушка приехала из другой страны или пришла бы из другого города, но по документам Люси родилась, как и почти все родственники мужа, Вейрены, в области Роны. Но ни одного документа о родителях Люси, похоже, не сохранилось. Складывается впечатление, что её нашли в одеяльце с вышивкой «Люси Форрер» где-то на пороге дома, дали на глазок возраст, записали «от фонаря» дату рождения и кому-то отдали на воспитание, причем людям относительно зажиточным, потому что в семье Вейренов были рантье и пасторы, и вряд ли Поль Вейрен женился бы на пейзанке.
Итак, загадочная и одинокая Люси Форрер проявляется в документах только тогда, когда выходит замуж в 26 летнем возрасте. Дальше её жизнь стремительно мчится к своему концу. Ей остаётся жить в счастливом или несчастливом браке (и вообще жить) всего год. 11 ноября 1872 года на свет появляется малыш Теодор Вейрен, а через 13 дней его мать умирает. Мне всегда казалось, что смерть «при родах» при родах же и происходит, либо укладывается в какие-то очень короткие сроки после, а здесь от рождения Теодора до смерти Люси проходит почти две недели. Наверняка, этому есть разумное объяснение, например, инфекция, с которой молодая женщина сражалась долго, но безуспешно. Однако с момента её кончины в семье Вейренов начинает твориться неладное.
Теодор Вейрен, выросший без матери, в 26-летнем возрасте находит себе блестящую партию. Камилла Дина Алиса де Коппет, которую, судя по документам, звали не по первому и даже не по второму, а по третьему имени - Алисой де Коппет, родилась в Париже, дочь пастора, приставка «де» в её фамилии указывает на аристократическое происхождение. Прошлое девушки, которой за два дня до свадьбы исполнилось 23 года, в отличие от прошлого матери Тео, как сейчас модно говорить, транспарантно, генеалогическое древо пышно зеленеет.
В Леоне 8 января 1898 года сыграна пышная (или не очень, всё-таки скромная дочь пастора) свадьба. С этого момента начинается отсчёт времени, юной Алисе остаётся жить всего 2 года. 9 января 1900 года появляется на свет Филипп Вейрен, а его мать умирает через три дня - 12 января в возрасте 25 лет.
Возможно, у повзрослевшего Филиппа началась гамофобия, как заботливо подсказывает Яндекс, боязнь женитьбы, но ещё больше он боится того, что его жену будет преследовать тот же рок, что погубил его мать и бабушку. Он женится только в 57 летнем возрасте на некоей Тильде Гупиль. «Молодая была уже не молода» даже по меркам нашего века, ей перед свадьбой стукнуло 55 лет. О детях уже можно и не заикаться. Только вот от проклятия, которое, видимо, преследует всех потомков Lucy Forrer, так просто не избавишься. Филиппу остаётся жить после свадьбы пять лет. Кто-то может сказать, что 62 года - это всё-таки не 25 и даже не 27, но его прадедушка прожил 78 лет, его дедушка 87 лет, а его отец переживёт сына на 2 года и умрёт в весьма почтенном возрасте на 91 году жизни. Вполне вероятно, что Тильда тоже умерла вскоре после своего позднего замужества или уехала в неизвестном направлении, сведениями о ней семья Вейренов больше не располагает.
(На фото не Вейрены, просто похожи)
Теодор Вейрен, сын Люси Форрер, прежде чем сойти в могилу увидит, как угасает мужской род Вейренов. Единственного наследника фамилии из другой ветви - брата его отца, Эмиля Вейрена, проклятье не коснулось, но это только на первый взгляд, в семье Эмиля не будет наследника, все три ребёнка - девочки.
Так что же за проклятье принесла с собой Lucy Forrer в семью Вейренов? Почему семья быстро угасла за три поколения? Если учесть, что семья Форрер, живущая за пределами швейцарской деревни, скорее жива, чем мертва, то будем считать… что вся эта история притянута за уши к плодам моего больного воображения. На самом деле это обычная семья с обычной судьбой, и смерть двух молодых женщин - случайное стечение роковых обстоятельств.
А впрочем, кто знает, кто знает… все факты перед вами, и, согласитесь, они - весьма неплохой материал для сочинения довольно кошмарной истории.
Примечание сказочницы: Обратите внимание, Вейрены умудрялись делать всё самое важное и роковое либо в октябре, либо в январе-месяце. Особенно в этом попадании преуспела Алиса де Коппет. А те из Вейренов, кто не успевал совершить НЕЧТО в эти месяцы, старался максимально приблизиться по датам, ловко попадая в осенне-зимний сезон.