Немного солнца в холодной воде…
Поздний вечер, по стёклам маршрутки дождь расплёскивает жёлтые фонарные пятна, сверкает белым встречное, мигает красным попутное, вдруг маршрутка ныряет в темноту лесной дороги, корявые деревья угрожающе нависают над маленьким, тёплым мирком автолайна. Ещё два поворота и он выплюнет нас, бедных сумчатых, измотанных казённым домом и дальней дорогой…
- Ало, доча? Ну как там у вас? Всё хорошо? Не забудь завтра взять платёжку в институте. Целую. Пока.
- Ало, я в маршрутке, скоро буду, можешь меня встретить? Почему? Устал? Дома сидеть устал?
Трудно сказать в каком возрасте женщина становится «немолодой». Одни не молодеют уже с тридцати, другие молодятся и после восьмидесяти. На песочные часы молодости тревожно поглядываешь, когда сильно располнела или наоборот усохла. Дай мне Бог «усохнуть», чем меньше меня будет в мире старости, тем лучше. Я буду вредной, злой старушонкой доживать свой век в кромешном лесу, лазать по деревьям, пугать проезжих добрых молодцев манной кашей (будете проезжать - непременно проезжайте), вспоминать за склерозного Кота Баюна сказки… В ОДИНОЧЕСТВЕ! Потому что НЕВЫНОСИМО БОЛЬНО-ОБИДНО, когда холил-лелеял-берёг-носил-на-руках-пятки-целовал-вместе-с-песком-по-которому-ты-ходила, а через два-три-года-десять-сорок лет… - в ночь, под дождь, по просёлочной дороге, с тяжёлыми сумками с продуктами, маленькую, замотанную, пусть не такую хрупкую, как в юности, но всё ещё хорошенькую женщину…
Немного солнца в холодной воде…
(спасибо Гале Зинько за иллюстрации)
- А знаете, Cчастье - это когда понимают дома есть ласковый, с длинным пушистым ворсом… коврик. Утром в него можно зарыть розовые пятки и, сидя на кровати пятками в мех, на три минуты продлить волшебный сон. Главное - не открывать глаз, не отнимать пяток. За три минуты во сне можно успеть прожить долго, счастливо и умереть в один день…
Часть первая
Париж
- Дочери мои милые, Дочери мои хорошие, дочери мои пригожие,
Еду я за тридевять земель,
В тридевятое царство, тридесятое государство…
Что привезти вам?
- Пап, а можно как-нибудь менее пафосно сходить за хлебом?
Сбегать в соседний boulangerie-patisserie за горячей, хрустящей булочкой… нет, лучше сразу за двумя или даже за тремя: сдобной маковой булочкой, круасаном с шоколадом и пончиком в сахарной пудре… или не сбегать, а послать своё Чудовище? Наморщить носик, красиво разметать рыжие волосы по подушке, почесать соседа за ушком, чтобы обратил внимание, и нежно молвить:
- Радость моя, а что у нас вкусного к утреннему, свежесваренному капучино?
И быстро заснуть… или лучше сделать вид, что не проснулась, а молвишь и чешешь домашнего любимца за ушком спросонья, потому что уважающие себя красавицы просыпаются только от поцелуев.
От тёплых булочек, горячего кофе и жарких поцелуев, именно в такой последовательности, если уж быть до конца честной. Папенька сказал, пока в ночном горшке цветёт Папоротник Цветочек Аленький можно своему Чудовищу задумывать любое желание, всё будет исполнено в целости и сохранности. Даже самое хрупкое и хрустальное. Например, починить башмачок или повесить люстру. Главное - загадать вовремя, сотворить трогательную мизансцену и сразу же почесать за ушком, потому что это «Сезам откройся!» личной жизни. Уж кто-кто, а папенька в курсе любой житейской премудрости. Я просила только Цветочек Аленький, а деловой папенька приволок из тридевятого царства, тридесятого государства Цветок, Чудовище, ключи от квартиры для молодожёнов в районе Defence и своё Благословение в придачу, чтобы постоянно из дому не убегала, чудовищ не нервировала, до инфарктов не доводила. А ещё папенька строго-настрого наказывал:
- Растение-то поливай, удобряй, как начнёт вянуть, готовься к худшему, жди неминуемой погибели. А сколько цветут Цветочки Аленькие, одному Богу ведомо, у каждого Чудовища свой период душевного полураспада цветения. У них на морде не написано, в душе не прочитать - потёмки, наперёд не угадать - кишка тонка женская. Старайся, доченька, прислушивайся, приглядывайся, принюхивайся, как начнут носки пахнуть лепестки опадать…
Парижская рождественская ярмарка под открытым небом у метро Montparnasse Bienvenue беззаботно пела, плясала, смеялась, звенела музыкальными трубочками ветра, скрипела по льду коньками, крутилась каруселью и ела горячие вафли. Деревянные бревенчатые лотки манили разноцветьем сияющих лампочек, соблазняли диковинными мягкими и ёлочными игрушками, дразнили ароматом имбирных пряников, ванильных и можжевеловых свечек…
Алёнушка всё каталась и каталась на карусели под бирюзовый блюз, зимний вечер разбрасывал вокруг неё хлопья розовой сахарной ваты, апельсинно-мандаринный глинтвейн кружил голову, блестящее яблоко в рубиновой глазури хрустело, оставляя на языке кисло-сладкие воспоминания. (Откуси кусочек, Ma Belle, уснёшь замертво…)
Чудовище пробиралось через толпу, ловко орудуя мохнатыми лапами: аккуратно поднимало за подмышки людей спешащих и людей стоящих, а людей сидящих переносило со своего пути вместе со стульями и столиками. Дети хихикали, забавно махали ладошками, дрыгали ногами и гладили Чудовище по голове, девушки, женщины и старушки краснели и хмурились, мужчины не обращали внимания на такие мелочи, стараясь не расплескать по дороге драгоценное пиво. В ярко-синих глазах Чудовища, когда он поглядывал на Алёнушку, многообещающе цвели незабудки.
- Зверем своим любуешься? - за лоточным прилавком с открытыми баночками душистого земляничного, черничного, брусничного, малинового, орехового, елового, лукового и ещё десятком сортов неопределимых на нюх, цвет, глаз и вкус варенья, стояла, усмехаясь, сухонькая Мадам в зелёной шляпке.
- Отменный экземпляр получился, правда? Сильный, мужественный, обаятельный, вежливый. Я, Конфитюрная Ведьма, бессовестно старалась, превращая его на свой страх и риск в Чудовище. Ведь какой неказистый, щупленький, дохленький был Принц, все только диву давались. Говорили товарки, бери для колдовства образец покрупнее, посолиднее, позлее, чтобы наверняка кто-нибудь не-пожалел-полюбил-оженил навеки, а я упёрлась, мол, какой первый встречный принц нахамил, с тем чудовищно и разбираться нужно. Ведьме со стажем унизительно выбирать подходящего обидчика. Только срок давно истёк, за давностью лет и заклятье выветрилось, и злость прошла, и обида завяла, и раскаяние сердце жмёт, а он, голубчик, всё ещё Чудовищем бегает, человеческий облик никак не вернёт. Странно. Может, ты его не любишь, Красавица?
- Люблю, - честно призналась Алёнушка, очень-очень. За ушком чешу, целую, глажу, кормлю мясом три раза в день, не считая полдника, не обижаю, не перечу, интеллектуально развиваю, в Opéra вожу, сказки на ночь читаю, не огорчаю по пустякам, деньги экономлю, не бросаю на произвол судьбы, даже на родимую сторонку проведать папеньку и сестёр ездим вместе.
- Странно, - задумчиво повторила старая Мадам, - либо тебе неправильный принц попался, либо мне не то наколдовалось. Вот тебе, девушка, девять волшебных, целебных ягод в пластиковом одноразовом стаканчике: три земляничные сладкие-пресладкие, три брусничные кислые-прекислые, три рябиновые горькие-прегорькие, а что с ними делать, - старушка выразительно пожала плечами, - ума не приложу. Наверное, принимать как таблетки три раза в Самый Скверный День, не варенье же варить из такого количества.
Взяла Алёнушка стаканчик пластиковый, не успела удивиться, глядь - Мадам с диковинными вареньями и след простыл, на месте лотка бродячий гитарист с обезьянкой зазывают сфотографироваться в обнимку с Эйфелевой башней.
Часть вторая
Деревня Ямонтово
«…А ведь они в один прекрасный день будут участвовать в голосовании,
Если еще подрастут и не повыскочат замуж за иностранцев!
Бери, святой Георгий, мою голову!
Моя песенка спета! Я умираю и останусь навсегда неведом потомству!»
Дядюшка Джек
В наших родных краях поздняя осень - сущая гадость. Холод сменяет слякоть, моросящий дождь как по мановению волшебной палочки превращается в мокрый снег, на дорогах то грязь, то гололёд - ни проехать на общественном транспорте, ни пробежать на каблуках. Все кругом кашляют, чихают, в платки сморкаются. Папенька захворал, лежит, носа из-под перины не кажет, торговые дела на секретаршу забросил, арбидол из последних сил пьёт, над кастрюлькой парами эвкалипта с ментолом еле-еле дышит. Чудовища ведь такие, пока без зимних шапок по улицам резво носятся, сверкая лысыми протекторами, всё им трын-трава, а как прижмёт ОРЗой, залягут в берлогу и сразу же помирают.
Зовёт Батюшка дочек своих хороших, дочек своих пригожих приданое, два гипермаркета «Ашан», разделить между собой по-братски, куриный бульон сварить, полоскание с йодом-солью сделать. Две старшие умчались дела ашановские принимать, матриархат авторитарный в гипермаркетах наводить, а дочь младшая Алёнушка поймала в своём парижском огороде свежую курицу, в местной pharmacie йодом затоварилась, известно ведь, в деревне Ямонтово, где папенька с сестрицами в виль-мезоне проживают, 50% лекарств аптечного киоска - чувашская подделка, села на самолёт Air France «Париж-Ямонтово» и полетела спасать от простуды смерти неминуемой любимого папеньку.
А своё Чудовище, одарив полусотней нежных поцелуев, дома оставила на борщ и котлеты мясные, рассчитав продукты жизнедеятельности порционно на две недели. Во-первых, не нужно любимому ОРЗой заражаться, а во-вторых, он своим богатырским здоровьем папеньку раздражать станет, на нервы действовать.
Прилетела Алёнушка в деревню, а папенька практически уже при смерти. Лежит, глаза закатил, считает в уме кому, сколько отдать должен. Одним словом, совсем купеческим умом тронулся. Достала Алёнушка из пластикового стаканчика три ягодки землянички сладкие-пресладкие, одну утром, одну в обед и одну на ужин скормила батюшке,
а на всякий случай, вдруг волшебные ягоды не подействуют, две недели отца куриным бульоном потчевала, заставляла горло полоскать йодом-солью и в нос закапывать назол три раз в день. Тут и блудные сёстры старшие вернулись в отеческий виль-мезон, обняли Алёнушку, расцеловали Батюшку, заплакали, заголосили, мол, и крокодил не ловится, и кокос не растёт, и йогурт киснет в наследных гипермаркетах без чуткой папенькиной заботы о потребителе. Папенька как встанет, как воскреснет, как поспешит на рабочее место, только гравий полетел из-под лысых протекторов. Ведь нет ничего целительнее, чем три волшебные земляничные ягодки, вкусный куриный бульон и признание заслуг отеческих. Алёнушка облегчённо вздохнула, домой засобиралась. В деревне Ямонтово ни один мобильный провайдер связь с Парижем толком не обеспечивает. В трубке сплошной дикий рёв и скрежет когтей по матрасу, то ли кабель плохо зарыли под Ла-Маншем, когда через Чукотку тянули, то ли котлеты мясные закончились, то ли вкус поцелуев забылся.
Часть третья
Париж
«Но помни одно: из всего, что вечно, самый краткий срок у любви…
С одиннадцатой платформы при четвертом пути
Железнодорожной станции Берлин-Лихтенберг
Бросается под поезд больше всего самоубийц».
Дядюшка Януш
Добежать из Парижа до железнодорожной станции Берлин-Лихтенберг и броситься красиво, но мужественно, под поезд… нет… лучше сначала броситься под берлинский поезд, потом под варшавский трамвай, а потом уже с моста в Яузу сигануть, чтобы прочувствовала серьёзность намерений… или далеко не бежать, а броситься в соседнюю brasserie и испробовать все виды пива с водкой? А может применить радикальный метод? Сбежать домой, отравиться двухнедельным борщом, вытащить Аленький Цветочек из горшка, всё равно завянет, полить забыл, прижать растение к груди, сотворить скорбную морду и самоубиться головой об пол, чтобы клочья шерсти и кровь по всей комнате.
«В симптомах и характере данного заболевания медикам необходимо самым тщательным образом разобраться, чтобы диагностировать любовь и лечить от неё».
Преуспевающий журналист Макс Лабет (Maxime Labête) отложил книгу британского психолога Фрэнка Таллиса (Frank Tallis) с оптимистическим названием: «Любовная болезнь: любовь как психическое расстройство» и глубоко задумался:
- Сколько может простая русская женщина добираться из деревни Ямонтово до аэропорта Шарль де Голь? Максимум часа три, ну хорошо, шесть, если брать с запасом на Duty Free. Три обратных самолёта пропустил, две недели сиднем как последний влюблённый идиот сижу в аэропорту, а Алёнка всё не возвращается. Столько по мобильнику рыдал, умолял в голос, ругался, сердился, что добрый доктор Айболит директор аэропорта выделил отдельную залу ожидания с brasserie и официантом, чтобы я не напился пугал воплями и заросшим холостяцким видом прилетающих-улетающих, встречающих-провожающих.
Когда Алёнушка отыскала своё Ненаглядное Чудовище, оно было наглядно птичкой никакой. Нечленораздельно мычащую, сползающую, цепляющуюся за всё и за всех груду парного мяса, костей, когтей и шерсти спешно запихнули в такси и транспортировали до зоопарка дома усилиями несчастной Алёнушки, четырёх индифферентных ажанов и одного абсолютно счастливого директора аэропорта.
На следующий день Алёнушка отпаивала любимого ямонтовским огуречным рассолом и кормила с рук утром, днём и вечером тремя брусничными ягодами, кислыми-прекислыми. Чудовище морщилось, но рассол пило, ягодами закусывало. Цветочек Аленький реанимировать не удалось, его засушили и положили закладкой в книгу с оптимистическим названием: «Любовная болезнь: любовь как психическое расстройство». Книгу Чудовище больше не открыло, «работа, знаете ли, и всё такое...»
Прошло три дня и три ночи со дня благополучного возвращения Алёнушки из деревни Ямонтово, Чудовище получило повышение по службе, стало засиживаться допоздна с друзьями, страшно гореть на работе, в доме подозрительно запахло палёной шерстью. Алёнушка палиться не мешала, радовалась скорому выздоровлению, хотя слышала, как деловой папенька по телефону бьёт тревогу и иногда тарелки. Всё чаще низкий баритон Чудовища при разговоре с Алёнушкой сбивался на высокий фальцет, всё реже цвели в чудовищных ярко-синих глазах незабудки, всё быстрее в них вспыхивало дикое раздражение, всё медленней убирались безжалостные клыки и когти. Однажды Чудовище нашло предлог, сбросило под ноги Алёнушке звериную шкуру и умчалось в ночь…
навсегда… Алёнушке даже не удалось разглядеть прекрасные, неведомые черты Принца. Теперь встретит на улице - не узнает, пройдёт мимо, напрасно облив слезами чужого-постороннего.
Померещилось… Привиделось… Почудилось…
Часть четвёртая
Деревня Ямонтово
«И я вижу ее, и теряю ее, и скорблю,
И скорбь моя подобна солнцу в холодной воде».
Тётушка Франсуаза
- А знаете, счастье - это когда понимают дома есть ласковый, с длинным пушистым ворсом… коврик. Утром, в него можно зарыть розовые пятки и, сидя на кровати пятками в мех, на три минуты продлить волшебный сон. Главное - не открывать глаз, не отнимать пяток. За три минуты во сне можно успеть прожить долго, счастливо и умереть в один день…
И Алёнушка проглотила сразу три ягоды рябины, последние, горькие-прегорькие…
Примечание сказочницы: подружка Иришка Кузнецова, не успела ты прочесть мою сказку, как жаль. Только помогла бы тебе сказка, Красавица, когда вдруг стало горько-прегорько, до смерти? Померещилось… Привиделось… Почудилось…
