ИЗ РАННИХ СТИХОВ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА (1)
Не только Божьи, но и филологические мельницы мелют чрезвычайно медленно (хотя и неотвратимо): к исходу пятой доли двадцать первого века у нас по-прежнему есть совсем немного авторов, чья эдиционная судьба не вызывает ни опасений, ни нареканий. Большая часть наличествующих полных собраний сочинений русских авторов была выпущена еще при советской власти (которая, благодаря особенному устройству своего внутреннего мира, денег на текстологию не жалела). За последние тридцать лет закончено образцовое ПСС Волошина, слегка продвинулось дело с собранием Блока, мы с коллегами сделали первый том собрания сочинений Вяч. Иванова; практически завершена публикация стихотворного наследия Сологуба - и т.п. - но, в общем, не только внукам ныне действующих текстологов, но, пожалуй, и их праправнукам дело еще найдется - и это при условии, что, как кажется сейчас, большая литература на русском языке в принципе завершилась.
Конечно, в этой области нет места спешке и суете: за исключением достаточно редких случаев выцветающих от времени чернил или истирающегося карандаша, документу в принципе все равно сколько ждать - пятьдесят или двести пятьдесят лет. Иное дело, что неполнота обнародованных корпусов прямо влияет на качество ученых умозаключений - но, это, прямо сказать, обстоятельство не фатальное. С другой стороны, само существование рукописи в единственном экземпляре - факт довольно тревожный: при всех современных средствах безопасности, время от времени случаются происшествия, задевающие архивы: только за последние десятилетия мы припомним не одну и не две трагедии такого рода; впрочем, ныне ведущиеся масштабные работы по оцифровке государственного архивного фонда способны если не полностью застраховать от этих бедствий, то, по крайней мере, уменьшить их последствия. Все это, взятое вместе, переводит публикационную работу из разряда неотложных мер и научного подвига в статус приятного и небесполезного занятия, каковым она, без сомнения, и является.
Степень изученности авторов прямо пропорциональна их месту в умозрительной иерархии: в прежние времена решение о том, какие средства направить на изучение того или иного писателя принималось в каком-то таинственном культурном парткоме; ныне - в столь же загадочном центре распределения грантов (меня не оставляет ощущение, что разведением потоков этой финансовой реки занимаются во все времена одни и те же люди). Критерии их, по крайней мере, декларированные, были разными: в одном случае это, условно говоря, пригодность фигуры имярека для партийной пропаганды, а в другом - для рассуждений о гендерной проблематике (распределяйте сами, как писал автор почище нашего); но замечательно, что Брюсов, прекрасно подходящий для обеих этих задач, во все эпохи оставался среди аутсайдеров животворного внимания. О причинах этого, по крайней мере, применительно к 1930-м и последующим годам, можно рассуждать или гадательно или недостоверно - но факт, что чрезвычайно энергично начатое освоение его наследия было быстро и весьма категорично свернуто. Как видно по творческим рукописям (превосходно сбереженным его обстоятельной вдовой) он, особенно в юности, находился в постоянном лирическом напряжении, не выходил из поэтического астрала, покрывая тысячами строк законченных и незаконченных, отделанных и брошенных на полуслове текстов сотни листов бумаги. Значительная часть завершенных стихов была напечатана им при жизни - причем, под глумливые усмешки современников, в итоговом собрании сочинений он хладнокровно приводил к своим стихам варианты и разночтения, оказавшись своим собственным текстологом и первопубликатором.
Сразу после его смерти было предпринято несколько обширных публикаций, подготовленных при участии Иоанны Матвеевны: прежде всего том "Неизданные стихи. 1914 - 1924" (М. - Л., 1928. Под редакцией Н. С. Ашукина и А. А. Ильинского-Блюменау) и последовавшая за ним книга "Неизданные стихотворения" (М., 1935. Редакция, предисловие и примечания А. Тер-Мартиросяна). Значительное число неизвестных до этого текстов было напечатано в символистском томе "Литературного наследства" (работы Н. Гудзия и Н. Ашукина). Стихи, не публиковавшиеся при жизни, добавлены в семитомном собрании сочинений (подготовка текста М. В. Васильева, А. А. Козловского, Р. Л. Щербакова; см. также статью последнего "Текстологические победы и поражения" (Брюсовские чтения 1996 года. Ереван, 2001. С. 67 - 74)). Весьма существенное пополнение корпуса брюсовских стихов состоялось тщанием В. Э. Молодякова (см. прежде всего подготовленную им книгу "Валерий Брюсов. Неизданное и несобранное" (М., 1998), где среди прочего содержится качественный археографический обзор поэтических рукописей Брюсова. Ряд неизвестных стихотворений напечатал О. А. Сайкин (Север. 1973. № 12. С. 120 - 122; Звезда. 1973. № 12. С. 200-202; Москва. 1973. № 12. С. 157; см. также предварительный перечень недочетов: Дербеневы А. и Г. Читатель рассказывает и поправляет. // Лит. Россия. 1974. № 24. 14 июня. С.9). Изрядное количество неизданных стихов вошло в состав первого монографически брюсовского тома "Литературного наследства" (публ. Р. Л. Щербакова). Немало стихотворных текстов Брюсова было напечатано попутно - при публикации переписки или дневников - в работах Н. А. Богомолова, С. И. Бэлзы, А. В. Лаврова, Н. В. Котрелева, Е. В. Чудецкой и других ученых. Отдельно стоит упомянуть образцовые труды С. И. Гиндина, прежде всего - фундаментальную работу по брюсовским записным тетрадям.
Этой заметкой мы открываем серию предварительных публикаций неизданных ранних стихотворений Брюсова, извлекаемых из его тетрадей 1890-х годов. Очевидно, что основная масса законченных и отделанных текстов была напечатана или самим поэтом или предыдущими поколениями исследователей, так что на нашу долю остались трудноразборчивые записи, незаконченные фрагменты, стихотворения на случай и т.д. Это может создать не слишком впечатляющую картину поэтического качества текстов (каким бы способом не замерять таковое), для корректировки которой непременно следует иметь в виду указанное обстоятельство. Черновая публикация в интернете, с даруемыми ею преимуществами (прежде всего - возможностью ретроспективной правки) кажется наиболее подходящей для этого материала: среди стихов, которые мы включаем, наверняка окажутся и впоследствии перелицованные (и в новой ипостаси известные), и неотмеченные переводы, а то и просто давно опубликованные, но упущенные при предварительном учете.
Отдельная благодарность В. Э. Молодякову, с которым я всегда советуюсь по любому брюсовскому вопросу - и другим рекомендую. Все печатаемые ниже стихотворения внесены в записную книжку Брюсова, заполнявшуюся с ноября 1894 года по январь 1895.
1.
И снова звездный сон любви и упованья!
Вернувшаяся тишь, забытая луна…
И повторяет мне эолова струна
И рифмы старые и старые названья.
Когда я их знавал, душа была юна:
В них радостный порыв и сил, и ликованья,
Признанье первое мальчишки-шалуна
И флагов дерзости по ветру развивание <так>.
И ты зажгла во мне погасшие огни,
Мне вновь понятна ночь, мне вновь понятны тени,
Слова лучистых звезд, дыхание растений.
О Боже, на меня своей грозой дохни,
И я в огнях любви взлетя над миром прозы
Рассыплю над землей пылающие розы.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 4 об. …"любви и упованья" - расхожая романтическая формулировка, встречающаяся у В. А. Жуковского, Е. П. Ростопчиной и др.
2.
1.
Под столом легкой ножки пожатье…
Голубее прозрачные тени,
На траве утомленное стадо,
Дрожь влюбленных растений,
Милый… будет… не надо…
2.
Под столом легкой ножки пожатье!
Рассекают завесу болиды,
Плачет юноша, видя свиданье,
Расплылись нереиды,
Полон сад ожидания
Как в тумане мне слышно пожатье.
3.
Дорогое, немое пожатье.
Точно кто-то упал на колени
И залился озлобленным смехом,
Точно к трону доброшены эхом
Все безумства молений,
Все безумства проклятья:
Слышно мне, мне сияет пожатье.
4.
Восхитительной ножки пожатье;
Вот помчались свободные санки
По сверкающей скатерти снега;
Загорелась во взорах вакханки
Дальним заревом страстная нега;
Тайно кисти алькова
Закачалися снова…
Обожгло меня ножки пожатье!
5.
Сладострастное, злое пожатье,
Тише - там за досчастой <так!> стеною
Слышны женские визги в купальне,
Чу! Спина обвилась простынею,
Шорох звучный, но дальний
Долетает из спальни,
Меня жжет этой ножки пожатье!
6.
Нет! Довольно! Боюсь я пожатья!
Обвились безволосые руки,
Опьяняют безмолвной щекоткой,
Опьяняют тепло и коротко.
В сердце звуки и муки…
Где ты! Трепетной ножки пожатье.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 11 - 12.
3.
Роскошный день вставал за далью
Был ветер тих, был воздух чист,
И сад увлажненный душист
И небо искрилось эмалью.
Дышать истомой благовонной
Вдыхать весенний аромат
Спустился в сад непробужденный
Сатрапа гость Алкивиад.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 14.
4.
Светая дремлет юный день
Когда смущенная Диана
Завесой зыбкого тумана
Скрывает мрамором ступень.
Игра лучей! игра обмана!
Вся в брызгах золота сирень,
Сверкает ночь, пылает день -
Далеко, близко, поздно, рано…
Ты слышишь птиц невнятный хор,
Ответь же лаской поцелую
Огнем любви озарена.
Твоя рука - мой сон, твой взор
Пророчит грезу молодую,
Невозвратимую для сна.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 15 об.
5.
Полужена, полуребенок
Она покоилась со мной,
И стан ее был детски тонок,
И грудь еще неразвитой,
Но речи были полны зноя
Объятья - страстного огня.
Лаская, мучая меня
Она не ведала покоя
[Ее дрожащая рука
Сжималась судоргой желанья] etc
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 18 об.
6.
Шли мы рядом с ней по парку
Шли мы рядом, рядом с ней
И сплетал над нами арку
Светло-черный свод ветвей
Сердце билось, сердце жалось
Не хватало клятв и слов.
И казалось возвращалось
Все сиянье прошлых снов.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 23 - 24.
7.
Бог покинул меня,
и стих мой бессилен!
На обломке колонны
меж древних руин
сижу я как филин
Немой, истомленный
Покинутый всеми в степи исполин.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 28 об.
8.
В этой стране без возврата
Где водоросли на дне
Руки опутали мне
Где мое сердце объято
Как зачарованным сном
В этом чертоге морском
Злобы, и зла и разврата
Странно подумать о том,
Что восхищало когда-то
Дни осужденной весны
Вечер в мерцаньи луны,
Первое наше признанье
Странно сквозь тени волны
Блещет ко мне с вышины
Дальнее ваше мерцанье.
Прочь - этот факел сознанья!
Где ты, покой тишины,
Где ты - блаженство молчанья.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 43 об. - 44 об. (по последнему слою правки).
9.
К ДЕЛУ М. Г. НЕФЕДОВА
Речь поверенного Ринка
Что ни слово - то новинка!
Ринк нам ясно доказал,
Что название "нахал"
Нечто вроде комплимента,
И зависит от момента
Счесть злословье клеветой
Или мудростью живой.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 46 об. Евгений Романович Ринк - знаменитый московский юрист, бывший одно время товарищем председателя Московского окружного суда. Брюсов подразумевает слушавшееся в начале декабря 1894 г. в Москве дело присяжного поверенного Нефедова, обвинявшего редактора-издателя Московских Ведомостей С. А. Петровского и обозревательницу той же газеты Е. И. Козлинину в клевете. Ринк в этом процессе защищал обвиняемых, см., напр.: Б. п. Судебная хроника // Московские ведомости. 1894. № 333. 4 декабря. С. 6. Речь Ринка приводится в отчете: Б. п. Судебные вести // Московский листок. 1894. № 339. 6 декабря. С. 3. В ней действительно, среди прочего, говорилось: ""Нахальство…" Что это за слово и действительно ли оно, по тому сокровенному смысле, который в нем заключается, в такой мере унизительно и оскорбительно, чтобы из-за него поднимать дело?".
10.
Тебе, о новый наш тариф,
Созвучья лиры зазвучали
И нынче ж, брюки заложив,
Бродить я буду на вокзале!
Кавказ и Ригу посетив,
Я побываю на Байкале,
А может быть, поеду дале
По городам наперерыв.
"Возьму билет я в первом классе",
Мечтал я с мыслью о разлуке,
Слагая первый свой куплет.
И вот давно уж в ссудной кассе
Мои шевьотовые брюки
И уж доехал я… в буфет.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 47. Стихотворение представляет собой отклик на обсуждавшееся в прессе постановление Государственного совета от 20 декабря 1894 г., разрешающее повышать железнодорожные тарифы на частных железных дорогах выше пределов, указанных в уставных документах этих дорог.
11.
ЗОЛЯ В РИМЕ
Нам говорят, у Короля
Радушно принят был Золя
И итальянца в нем король
Согласен видеть. Но доколь?
Увы! Поймет он свой обман,
Когда расхваленный Золя
Сумеет втиснуть короля
В свой заготовленный роман.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 47 об. Брюсов намекает на аудиенцию, данную королем Италии Умберто I (1844 - 1900) Эмилю Золя в конце 1894 года.
12.
На перепутье двух дорог
Чернеет крест самоубийцы,
На нем растет невзрачный мох,
Весной свивают гнезда птицы…
--
> РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 51 об.
13.
Ф. Эверсу
Я не вижу куда убегает мой путь
Он змеей разрезает долины
Пробивает у скал сладострастную грудь
И висит под туманом стремнины.
Может быть, чтоб в волнах утонуть.
[Я иду… я дышу этой степью зеленой
Ей все перлы души отдаю -
На скалах притаились коварно драконы,
Но я [знаю я] чувствую силу свою]
[А быть может в пещерах таятся драконы
И растративши силу свою]
[Я иду… я дышу этой степью зеленой
Ей все перлы души отдаю]
Может, дальше - за степью зеленой
Я войду в очарованный храм
И вокруг меня сдвинутся стройно колонны,
Может дальше [хитро таясь] по серым скалам
Притаились и ждут меня [хитро] злобно драконы.
Я не знаю, но душу я всем отдаю:
[И драконам и люд] [и степи]
Всем, кого узнаю на дороге
Я их всех приглашаю в поэму свою
И все [рассказ] перлы душевной тревоги
Ни на миг, ни пред кем никогда не таю!
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 53 об. - 54. Франц Эверс (1871 - 1947) - немецкий поэт, Брюсов в 1890-е годы был им чрезвычайно увлечен, ср.: "В Германии появился удивительный поэт Франц Эверс. Человек еще очень молодой - 23 лет,- появившись в печати впервые в 91 году, он уже написал книг 10! Все эти книги (некоторые до 300 страниц in quatro) полны шедеврами. Это гений, которого уже давно не видал мир! Его лирика выше, лучше и Шиллера, и Гете, и Гейне, и Ленау, его драма - если и ниже Шекспира, <то> выше Альфиери и Шиллера" (письмо к В. К. Станюковичу от 21-30 ноября 1894 г. - Станюкович В. К. Воспоминания о Брюсове. Публ. Н. С. Ашукина и Р. Л. Щербакова // ЛН. Т. 85. С. 733).
14.
Из тишины он вышел предо мной
С глазами полными сознанья,
Но неподвижный и немой
Как странный сфинкс угрюмо-ледяной,
Как золотое изваянье.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 59 об.
15.
Ты, со скипетром из лилий
Преклонись, Семирамида!
Чуть блестит во мгле бессилий
Златотканая хламида,
Чуть блестит во мгле, что между
Тронных зал и хижин пала,
Где зовут под звон бокала
Пить за радость и надежду.
Преклонись пред сыном мира,
Перед тем, кому сияет
Царский скипетр и порфира,
Кто везде распростирает
Силу полную любовью
[И дрожащую] Увлекающую к счастью,
Кто разрушит новой властью
Власть толпы, [дышащей] горящей кровью
Он разрушит чистотою
Этот воздух, полный [гнили] смрада,
Он внесет в толпу с собою
Аромат немого сада.
Он таит в глубокой мысли
Много созданных столетий,
И над ним в лучистом свете
Ласки вечности повисли.
Преклонись пред сыном мира
И он власть тебе оставит,
И тебя его порфира
До небес тогда прославит.
Поделись от сердца, смело
[Юной] Чистой страсти наготою -
И тогда ему с тобо<ю>,
Вашей власти нет предела…
Ты, со скипетром из лилий,
Чистота, Семирамида -
Чуть блестит во мгле усилий
Златотканая хламида,
Но во мгле [готовы люди] струи эфира
[Свернуть] Осквернить [струи эфира] готовы люди
О, храни девичьи груди,
Преклонись пред сыном мира!
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 61 - 62.
16.
Лампы отрывистый круг
Ясно лежал на столе -
Полумрак колебался вокруг,
Вырастали фигуры во мгле.
И в больном, раздраженном уме
Задрожали слова - и в ответ
Вспыхнул искрой мерцающий свет
Отскользнули фигуры во тьме.
Миг познанья! Восторженный дух
В этот миг долетал до небес.
Потерялися звуки и светоч исчез,
И столпилися тени вокруг.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 62 - 62 об. (м.б. к этому ст-нию относится зачеркнутый заголовок "Из Эверса").
17.
Мчатся тучи, берег тонет,
Плещет дождь среди воды,
Где же, где же - ветер стонет -
Отражение звезды!
Луч на стоны не ответит,
В мгле не видно берегов -
И твоя любовь не светит
В глубину печальных снов.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 75 - 75 об.
18.
Мандарин улыбнулся в истоме.
Золотистая рыбка скользнула
В золотом водоеме.
И не слышалось лепета - кроме
Отдаленного гула.
Как пылают раскосые глазки!
Как трепещут поднятые груди!
Эти яркие краски,
Эти пенные вина на блюде
Что за рама для ласки.
Он - довольный - припал к изголовью,
И над ним наклонилась вакханка,
Опьяняя любовью.
Миг скользнул… На груди его ранка
Обагрялася кровью.
24. д<екабря> 94
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 76.
19.
Больную музыку туманною душой
Вдыхаю, как росу,
Вдыхаю, как обет чужой,
Как на твоих глазах невольную слезу.
О чем твоя печаль? О, подыми глаза!
Волнуя и смущая
Звучит мелодия чужая
И звуки падают как летняя роса.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 77 об. - 78.
20.
ВЕСТНИК ЗЛА
Следя в волнах мерцание звезды,
Он задремал под крыльями печали -
И звуки зла: проклятья и вражды
Таинственно над прудом зазвучали.
Они ему казалися чужды,
Но на устах угрозы трепетали
И волоса, спускаясь до воды,
Там лилию, как змеи, оплетали.
И он стонал, безгрешный херувим,
Он, созданный для блага и для счастья,
Ко всем, ко всем исполненный участья.
Но Бог судил: отчаяньем томим
Он вестник зла: вражды и своевластья
И плакал он… и я… я плакал с ним.
29 декабря 1894
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 85 об. (по последнему слою правки)
21.
ПРИМИРЕНЬЕ
В тумане бледного сознанья
Скользят неясно силуэты -
Рыдают яркие букеты
И расплетают очертанья.
Любовью вечной не согреты
К подаркам ластятся желанья
И вдруг [трепещут в ожиданьи] дрожат от ожиданья,
[Заметив] Завидя молнию кометы.
Как божий меч, с хвостом огнистым,
Скользит над озером нечистым
Посол любви и примиренья.
И [вдруг] вот исчезли испаренья,
Прозрачен воздух, чисты волны
И бьют кормой и манят челны.
30 дек. <1894>
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 86.
22.
ВЕРОЧКЕ
Я мечтал о тебе иногда.
Загоралась на небе звезда,
Разливала луна волшебство
И, безвольно склоняя рога,
Бирюзой убирала снега.
И смотря как трепещет звезда,
Созерцая небес торжество,
Я мечтал о тебе иногда.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 87. Героиня стихотворения - Вера Петровна Биндасова - знакомая Брюсова по дому М. И. и А. А. Красновых.
23.
Детские ласки и детские взоры,
Милого сердца биенье.
Тайно дрожат занавески
Мрамор камина хранит отраженья
И проскользнувши за шторы
Чертит луна арабески.
Нет, поцелуем обжечь не посмею
Милые, детские, светлые плечи.
Что такой страсти? Что значат желанья?
Милая, счастье - невинные речи
Счастье - шептать, называя своею
Счастье - вдали от страстей и лобзанья.
Тихо померкнут пугливые тени
Утро затеплит румяные сказки -
Милая, в мире, борьбе и печали
Это ль не счастье! За дымкою ласки
Встретить зарю далеко от волнений -
Точно двум звездочкам в гаснущей дали.
17 января 1895
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 88 об.
Конечно, в этой области нет места спешке и суете: за исключением достаточно редких случаев выцветающих от времени чернил или истирающегося карандаша, документу в принципе все равно сколько ждать - пятьдесят или двести пятьдесят лет. Иное дело, что неполнота обнародованных корпусов прямо влияет на качество ученых умозаключений - но, это, прямо сказать, обстоятельство не фатальное. С другой стороны, само существование рукописи в единственном экземпляре - факт довольно тревожный: при всех современных средствах безопасности, время от времени случаются происшествия, задевающие архивы: только за последние десятилетия мы припомним не одну и не две трагедии такого рода; впрочем, ныне ведущиеся масштабные работы по оцифровке государственного архивного фонда способны если не полностью застраховать от этих бедствий, то, по крайней мере, уменьшить их последствия. Все это, взятое вместе, переводит публикационную работу из разряда неотложных мер и научного подвига в статус приятного и небесполезного занятия, каковым она, без сомнения, и является.
Степень изученности авторов прямо пропорциональна их месту в умозрительной иерархии: в прежние времена решение о том, какие средства направить на изучение того или иного писателя принималось в каком-то таинственном культурном парткоме; ныне - в столь же загадочном центре распределения грантов (меня не оставляет ощущение, что разведением потоков этой финансовой реки занимаются во все времена одни и те же люди). Критерии их, по крайней мере, декларированные, были разными: в одном случае это, условно говоря, пригодность фигуры имярека для партийной пропаганды, а в другом - для рассуждений о гендерной проблематике (распределяйте сами, как писал автор почище нашего); но замечательно, что Брюсов, прекрасно подходящий для обеих этих задач, во все эпохи оставался среди аутсайдеров животворного внимания. О причинах этого, по крайней мере, применительно к 1930-м и последующим годам, можно рассуждать или гадательно или недостоверно - но факт, что чрезвычайно энергично начатое освоение его наследия было быстро и весьма категорично свернуто. Как видно по творческим рукописям (превосходно сбереженным его обстоятельной вдовой) он, особенно в юности, находился в постоянном лирическом напряжении, не выходил из поэтического астрала, покрывая тысячами строк законченных и незаконченных, отделанных и брошенных на полуслове текстов сотни листов бумаги. Значительная часть завершенных стихов была напечатана им при жизни - причем, под глумливые усмешки современников, в итоговом собрании сочинений он хладнокровно приводил к своим стихам варианты и разночтения, оказавшись своим собственным текстологом и первопубликатором.
Сразу после его смерти было предпринято несколько обширных публикаций, подготовленных при участии Иоанны Матвеевны: прежде всего том "Неизданные стихи. 1914 - 1924" (М. - Л., 1928. Под редакцией Н. С. Ашукина и А. А. Ильинского-Блюменау) и последовавшая за ним книга "Неизданные стихотворения" (М., 1935. Редакция, предисловие и примечания А. Тер-Мартиросяна). Значительное число неизвестных до этого текстов было напечатано в символистском томе "Литературного наследства" (работы Н. Гудзия и Н. Ашукина). Стихи, не публиковавшиеся при жизни, добавлены в семитомном собрании сочинений (подготовка текста М. В. Васильева, А. А. Козловского, Р. Л. Щербакова; см. также статью последнего "Текстологические победы и поражения" (Брюсовские чтения 1996 года. Ереван, 2001. С. 67 - 74)). Весьма существенное пополнение корпуса брюсовских стихов состоялось тщанием В. Э. Молодякова (см. прежде всего подготовленную им книгу "Валерий Брюсов. Неизданное и несобранное" (М., 1998), где среди прочего содержится качественный археографический обзор поэтических рукописей Брюсова. Ряд неизвестных стихотворений напечатал О. А. Сайкин (Север. 1973. № 12. С. 120 - 122; Звезда. 1973. № 12. С. 200-202; Москва. 1973. № 12. С. 157; см. также предварительный перечень недочетов: Дербеневы А. и Г. Читатель рассказывает и поправляет. // Лит. Россия. 1974. № 24. 14 июня. С.9). Изрядное количество неизданных стихов вошло в состав первого монографически брюсовского тома "Литературного наследства" (публ. Р. Л. Щербакова). Немало стихотворных текстов Брюсова было напечатано попутно - при публикации переписки или дневников - в работах Н. А. Богомолова, С. И. Бэлзы, А. В. Лаврова, Н. В. Котрелева, Е. В. Чудецкой и других ученых. Отдельно стоит упомянуть образцовые труды С. И. Гиндина, прежде всего - фундаментальную работу по брюсовским записным тетрадям.
Этой заметкой мы открываем серию предварительных публикаций неизданных ранних стихотворений Брюсова, извлекаемых из его тетрадей 1890-х годов. Очевидно, что основная масса законченных и отделанных текстов была напечатана или самим поэтом или предыдущими поколениями исследователей, так что на нашу долю остались трудноразборчивые записи, незаконченные фрагменты, стихотворения на случай и т.д. Это может создать не слишком впечатляющую картину поэтического качества текстов (каким бы способом не замерять таковое), для корректировки которой непременно следует иметь в виду указанное обстоятельство. Черновая публикация в интернете, с даруемыми ею преимуществами (прежде всего - возможностью ретроспективной правки) кажется наиболее подходящей для этого материала: среди стихов, которые мы включаем, наверняка окажутся и впоследствии перелицованные (и в новой ипостаси известные), и неотмеченные переводы, а то и просто давно опубликованные, но упущенные при предварительном учете.
Отдельная благодарность В. Э. Молодякову, с которым я всегда советуюсь по любому брюсовскому вопросу - и другим рекомендую. Все печатаемые ниже стихотворения внесены в записную книжку Брюсова, заполнявшуюся с ноября 1894 года по январь 1895.
1.
И снова звездный сон любви и упованья!
Вернувшаяся тишь, забытая луна…
И повторяет мне эолова струна
И рифмы старые и старые названья.
Когда я их знавал, душа была юна:
В них радостный порыв и сил, и ликованья,
Признанье первое мальчишки-шалуна
И флагов дерзости по ветру развивание <так>.
И ты зажгла во мне погасшие огни,
Мне вновь понятна ночь, мне вновь понятны тени,
Слова лучистых звезд, дыхание растений.
О Боже, на меня своей грозой дохни,
И я в огнях любви взлетя над миром прозы
Рассыплю над землей пылающие розы.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 4 об. …"любви и упованья" - расхожая романтическая формулировка, встречающаяся у В. А. Жуковского, Е. П. Ростопчиной и др.
2.
1.
Под столом легкой ножки пожатье…
Голубее прозрачные тени,
На траве утомленное стадо,
Дрожь влюбленных растений,
Милый… будет… не надо…
2.
Под столом легкой ножки пожатье!
Рассекают завесу болиды,
Плачет юноша, видя свиданье,
Расплылись нереиды,
Полон сад ожидания
Как в тумане мне слышно пожатье.
3.
Дорогое, немое пожатье.
Точно кто-то упал на колени
И залился озлобленным смехом,
Точно к трону доброшены эхом
Все безумства молений,
Все безумства проклятья:
Слышно мне, мне сияет пожатье.
4.
Восхитительной ножки пожатье;
Вот помчались свободные санки
По сверкающей скатерти снега;
Загорелась во взорах вакханки
Дальним заревом страстная нега;
Тайно кисти алькова
Закачалися снова…
Обожгло меня ножки пожатье!
5.
Сладострастное, злое пожатье,
Тише - там за досчастой <так!> стеною
Слышны женские визги в купальне,
Чу! Спина обвилась простынею,
Шорох звучный, но дальний
Долетает из спальни,
Меня жжет этой ножки пожатье!
6.
Нет! Довольно! Боюсь я пожатья!
Обвились безволосые руки,
Опьяняют безмолвной щекоткой,
Опьяняют тепло и коротко.
В сердце звуки и муки…
Где ты! Трепетной ножки пожатье.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 11 - 12.
3.
Роскошный день вставал за далью
Был ветер тих, был воздух чист,
И сад увлажненный душист
И небо искрилось эмалью.
Дышать истомой благовонной
Вдыхать весенний аромат
Спустился в сад непробужденный
Сатрапа гость Алкивиад.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 14.
4.
Светая дремлет юный день
Когда смущенная Диана
Завесой зыбкого тумана
Скрывает мрамором ступень.
Игра лучей! игра обмана!
Вся в брызгах золота сирень,
Сверкает ночь, пылает день -
Далеко, близко, поздно, рано…
Ты слышишь птиц невнятный хор,
Ответь же лаской поцелую
Огнем любви озарена.
Твоя рука - мой сон, твой взор
Пророчит грезу молодую,
Невозвратимую для сна.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 15 об.
5.
Полужена, полуребенок
Она покоилась со мной,
И стан ее был детски тонок,
И грудь еще неразвитой,
Но речи были полны зноя
Объятья - страстного огня.
Лаская, мучая меня
Она не ведала покоя
[Ее дрожащая рука
Сжималась судоргой желанья] etc
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 18 об.
6.
Шли мы рядом с ней по парку
Шли мы рядом, рядом с ней
И сплетал над нами арку
Светло-черный свод ветвей
Сердце билось, сердце жалось
Не хватало клятв и слов.
И казалось возвращалось
Все сиянье прошлых снов.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 23 - 24.
7.
Бог покинул меня,
и стих мой бессилен!
На обломке колонны
меж древних руин
сижу я как филин
Немой, истомленный
Покинутый всеми в степи исполин.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 28 об.
8.
В этой стране без возврата
Где водоросли на дне
Руки опутали мне
Где мое сердце объято
Как зачарованным сном
В этом чертоге морском
Злобы, и зла и разврата
Странно подумать о том,
Что восхищало когда-то
Дни осужденной весны
Вечер в мерцаньи луны,
Первое наше признанье
Странно сквозь тени волны
Блещет ко мне с вышины
Дальнее ваше мерцанье.
Прочь - этот факел сознанья!
Где ты, покой тишины,
Где ты - блаженство молчанья.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 43 об. - 44 об. (по последнему слою правки).
9.
К ДЕЛУ М. Г. НЕФЕДОВА
Речь поверенного Ринка
Что ни слово - то новинка!
Ринк нам ясно доказал,
Что название "нахал"
Нечто вроде комплимента,
И зависит от момента
Счесть злословье клеветой
Или мудростью живой.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 46 об. Евгений Романович Ринк - знаменитый московский юрист, бывший одно время товарищем председателя Московского окружного суда. Брюсов подразумевает слушавшееся в начале декабря 1894 г. в Москве дело присяжного поверенного Нефедова, обвинявшего редактора-издателя Московских Ведомостей С. А. Петровского и обозревательницу той же газеты Е. И. Козлинину в клевете. Ринк в этом процессе защищал обвиняемых, см., напр.: Б. п. Судебная хроника // Московские ведомости. 1894. № 333. 4 декабря. С. 6. Речь Ринка приводится в отчете: Б. п. Судебные вести // Московский листок. 1894. № 339. 6 декабря. С. 3. В ней действительно, среди прочего, говорилось: ""Нахальство…" Что это за слово и действительно ли оно, по тому сокровенному смысле, который в нем заключается, в такой мере унизительно и оскорбительно, чтобы из-за него поднимать дело?".
10.
Тебе, о новый наш тариф,
Созвучья лиры зазвучали
И нынче ж, брюки заложив,
Бродить я буду на вокзале!
Кавказ и Ригу посетив,
Я побываю на Байкале,
А может быть, поеду дале
По городам наперерыв.
"Возьму билет я в первом классе",
Мечтал я с мыслью о разлуке,
Слагая первый свой куплет.
И вот давно уж в ссудной кассе
Мои шевьотовые брюки
И уж доехал я… в буфет.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 47. Стихотворение представляет собой отклик на обсуждавшееся в прессе постановление Государственного совета от 20 декабря 1894 г., разрешающее повышать железнодорожные тарифы на частных железных дорогах выше пределов, указанных в уставных документах этих дорог.
11.
ЗОЛЯ В РИМЕ
Нам говорят, у Короля
Радушно принят был Золя
И итальянца в нем король
Согласен видеть. Но доколь?
Увы! Поймет он свой обман,
Когда расхваленный Золя
Сумеет втиснуть короля
В свой заготовленный роман.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 47 об. Брюсов намекает на аудиенцию, данную королем Италии Умберто I (1844 - 1900) Эмилю Золя в конце 1894 года.
12.
На перепутье двух дорог
Чернеет крест самоубийцы,
На нем растет невзрачный мох,
Весной свивают гнезда птицы…
--
> РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 51 об.
13.
Ф. Эверсу
Я не вижу куда убегает мой путь
Он змеей разрезает долины
Пробивает у скал сладострастную грудь
И висит под туманом стремнины.
Может быть, чтоб в волнах утонуть.
[Я иду… я дышу этой степью зеленой
Ей все перлы души отдаю -
На скалах притаились коварно драконы,
Но я [знаю я] чувствую силу свою]
[А быть может в пещерах таятся драконы
И растративши силу свою]
[Я иду… я дышу этой степью зеленой
Ей все перлы души отдаю]
Может, дальше - за степью зеленой
Я войду в очарованный храм
И вокруг меня сдвинутся стройно колонны,
Может дальше [хитро таясь] по серым скалам
Притаились и ждут меня [хитро] злобно драконы.
Я не знаю, но душу я всем отдаю:
[И драконам и люд] [и степи]
Всем, кого узнаю на дороге
Я их всех приглашаю в поэму свою
И все [рассказ] перлы душевной тревоги
Ни на миг, ни пред кем никогда не таю!
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 53 об. - 54. Франц Эверс (1871 - 1947) - немецкий поэт, Брюсов в 1890-е годы был им чрезвычайно увлечен, ср.: "В Германии появился удивительный поэт Франц Эверс. Человек еще очень молодой - 23 лет,- появившись в печати впервые в 91 году, он уже написал книг 10! Все эти книги (некоторые до 300 страниц in quatro) полны шедеврами. Это гений, которого уже давно не видал мир! Его лирика выше, лучше и Шиллера, и Гете, и Гейне, и Ленау, его драма - если и ниже Шекспира, <то> выше Альфиери и Шиллера" (письмо к В. К. Станюковичу от 21-30 ноября 1894 г. - Станюкович В. К. Воспоминания о Брюсове. Публ. Н. С. Ашукина и Р. Л. Щербакова // ЛН. Т. 85. С. 733).
14.
Из тишины он вышел предо мной
С глазами полными сознанья,
Но неподвижный и немой
Как странный сфинкс угрюмо-ледяной,
Как золотое изваянье.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 59 об.
15.
Ты, со скипетром из лилий
Преклонись, Семирамида!
Чуть блестит во мгле бессилий
Златотканая хламида,
Чуть блестит во мгле, что между
Тронных зал и хижин пала,
Где зовут под звон бокала
Пить за радость и надежду.
Преклонись пред сыном мира,
Перед тем, кому сияет
Царский скипетр и порфира,
Кто везде распростирает
Силу полную любовью
[И дрожащую] Увлекающую к счастью,
Кто разрушит новой властью
Власть толпы, [дышащей] горящей кровью
Он разрушит чистотою
Этот воздух, полный [гнили] смрада,
Он внесет в толпу с собою
Аромат немого сада.
Он таит в глубокой мысли
Много созданных столетий,
И над ним в лучистом свете
Ласки вечности повисли.
Преклонись пред сыном мира
И он власть тебе оставит,
И тебя его порфира
До небес тогда прославит.
Поделись от сердца, смело
[Юной] Чистой страсти наготою -
И тогда ему с тобо<ю>,
Вашей власти нет предела…
Ты, со скипетром из лилий,
Чистота, Семирамида -
Чуть блестит во мгле усилий
Златотканая хламида,
Но во мгле [готовы люди] струи эфира
[Свернуть] Осквернить [струи эфира] готовы люди
О, храни девичьи груди,
Преклонись пред сыном мира!
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 61 - 62.
16.
Лампы отрывистый круг
Ясно лежал на столе -
Полумрак колебался вокруг,
Вырастали фигуры во мгле.
И в больном, раздраженном уме
Задрожали слова - и в ответ
Вспыхнул искрой мерцающий свет
Отскользнули фигуры во тьме.
Миг познанья! Восторженный дух
В этот миг долетал до небес.
Потерялися звуки и светоч исчез,
И столпилися тени вокруг.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 62 - 62 об. (м.б. к этому ст-нию относится зачеркнутый заголовок "Из Эверса").
17.
Мчатся тучи, берег тонет,
Плещет дождь среди воды,
Где же, где же - ветер стонет -
Отражение звезды!
Луч на стоны не ответит,
В мгле не видно берегов -
И твоя любовь не светит
В глубину печальных снов.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 75 - 75 об.
18.
Мандарин улыбнулся в истоме.
Золотистая рыбка скользнула
В золотом водоеме.
И не слышалось лепета - кроме
Отдаленного гула.
Как пылают раскосые глазки!
Как трепещут поднятые груди!
Эти яркие краски,
Эти пенные вина на блюде
Что за рама для ласки.
Он - довольный - припал к изголовью,
И над ним наклонилась вакханка,
Опьяняя любовью.
Миг скользнул… На груди его ранка
Обагрялася кровью.
24. д<екабря> 94
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 76.
19.
Больную музыку туманною душой
Вдыхаю, как росу,
Вдыхаю, как обет чужой,
Как на твоих глазах невольную слезу.
О чем твоя печаль? О, подыми глаза!
Волнуя и смущая
Звучит мелодия чужая
И звуки падают как летняя роса.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 77 об. - 78.
20.
ВЕСТНИК ЗЛА
Следя в волнах мерцание звезды,
Он задремал под крыльями печали -
И звуки зла: проклятья и вражды
Таинственно над прудом зазвучали.
Они ему казалися чужды,
Но на устах угрозы трепетали
И волоса, спускаясь до воды,
Там лилию, как змеи, оплетали.
И он стонал, безгрешный херувим,
Он, созданный для блага и для счастья,
Ко всем, ко всем исполненный участья.
Но Бог судил: отчаяньем томим
Он вестник зла: вражды и своевластья
И плакал он… и я… я плакал с ним.
29 декабря 1894
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 85 об. (по последнему слою правки)
21.
ПРИМИРЕНЬЕ
В тумане бледного сознанья
Скользят неясно силуэты -
Рыдают яркие букеты
И расплетают очертанья.
Любовью вечной не согреты
К подаркам ластятся желанья
И вдруг [трепещут в ожиданьи] дрожат от ожиданья,
[Заметив] Завидя молнию кометы.
Как божий меч, с хвостом огнистым,
Скользит над озером нечистым
Посол любви и примиренья.
И [вдруг] вот исчезли испаренья,
Прозрачен воздух, чисты волны
И бьют кормой и манят челны.
30 дек. <1894>
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 86.
22.
ВЕРОЧКЕ
Я мечтал о тебе иногда.
Загоралась на небе звезда,
Разливала луна волшебство
И, безвольно склоняя рога,
Бирюзой убирала снега.
И смотря как трепещет звезда,
Созерцая небес торжество,
Я мечтал о тебе иногда.
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 87. Героиня стихотворения - Вера Петровна Биндасова - знакомая Брюсова по дому М. И. и А. А. Красновых.
23.
Детские ласки и детские взоры,
Милого сердца биенье.
Тайно дрожат занавески
Мрамор камина хранит отраженья
И проскользнувши за шторы
Чертит луна арабески.
Нет, поцелуем обжечь не посмею
Милые, детские, светлые плечи.
Что такой страсти? Что значат желанья?
Милая, счастье - невинные речи
Счастье - шептать, называя своею
Счастье - вдали от страстей и лобзанья.
Тихо померкнут пугливые тени
Утро затеплит румяные сказки -
Милая, в мире, борьбе и печали
Это ль не счастье! За дымкою ласки
Встретить зарю далеко от волнений -
Точно двум звездочкам в гаснущей дали.
17 января 1895
--
РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 5/1. Л. 88 об.