ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ: DINARA VRH (ХОРВАТИЯ)
Самозваное русское ухо воспринимает хорватский язык так, как немолодые спокойные собаки слышат человеческую речь - сквозь напластование полузнакомого шума выхватывая вдруг единственно важные слова («миска», «гулять», «лабрадор»), прыгая по кочкам узнавания через болото звуковой трясины. «Дыр бур щил убещур, мелюзина брунцвик, чакхчыгыс-таасу, дорогие наши радиослушатели», - сказало мне дорожное радио из восьми колонок современной аудиосистемы - и, немного еще полопотав и пошамкав, запело Лу Ридом. Я ехал по скоростной трассе от аэропорта Загреба, причем ехал не туда (сам еще не подозревая об этом) - по яркой безупречной четырехполосной автостраде среди слегка колосящихся полей. Устройство для обилечивания транзитников выдало мне талончик размером с почтовую марку, я проехал еще минут десять (в столь же - пока неочевидном - ложном направлении), как вдруг проснулся мой старенький навигатор, который все труднее переносит очередную смену локации и закричал французским женским голосом, чтобы я скорее разворачивался. Я съехал с трассы, даже не поглядев на топоним. Седовласый билетер воззрился на стокуновую купюру в моей руке (банк с говорящей фамилией «Загребачка» не удосужился снабдить меня мелочью). Я не знал хорватского; он не знал никакого иного (а вдруг и хорватского тоже? Вот был бы номер!); кое-как мы сговорились - попробуйте-ка, не выходя из автомобиля, показать жестами слово MasterCard! - и я, под внимательными взглядами немедленно столпившихся чумазых ангелочков поехал куда-то вглубь незнакомой страны.
Примерно месяц назад мы с i_shmael’ем решили, что хватит бессмысленно прозябать в душных офисах и давно пора съездить на очередную самую высокую точку какой-нибудь европейской страны. Выбор оказался не слишком велик, потому что выше двух с половиной тысяч метров почти везде еще лежит снег; среди оставшихся вариантов приятно выделялась Хорватия - удобная дорога, прозрачная логистика, не слишком утомительный, но вполне спортивный поход: 1300 метров вертикального подъема и 16 километров ходовых. Несмотря на то, что в Хорватии есть несколько значительных и красивых горных массивов, наивысшая ее точка располагается на самой границе с Боснией, на одной из выпуклостей отдельностоящей гребневидной горы Dinara, гипертрофированным стегозавром разлегшейся с севера на юг. За несколько дней удалось уточнить маршруты восхождения, согласовать расписания, забронировать гостиницы и купить билеты; выходило, что мне удобнее было прилететь днем раньше и немного погулять по Загребу (где я никогда до этого не бывал), а следующим утром встретить Ишмаэля и сразу отправиться в путь.
Когда собираешься не в самый популярный горный маршрут, вопросы предварительной подготовки к нему выходят на первый план: не предусмотрев какую-нибудь мелочь, можно поставить под угрозу все мероприятие. Получалось, что на Dinara vrh (официальное название вершины) можно с хорватской стороны подниматься тремя путями (кажется, есть и боснийский маршрут, но мы его не рассматривали). Один из них, иронически называемый «йогуртная тропа» (из-за неубранного мусора) предусматривал двухдневное восхождение с ночевкой в горной хижине Brezovac; теоретически, впрочем, его можно было пройти за один день. Про второй была известна только стартовая точка, причем ни на одной из электронных карт найти ее не удавалось. Зато третий среди международных восходителей считался самым популярным - он вел от деревни Glavaš (500 м.) по многократно описанной, забитой в GPS и, по некоторым сведениям, маркированной тропе. Впрочем, характеризовавшие все эти маршруты, сходились на том, что ключевой фактор успеха - наличие внедорожника, чтобы выдвинуться к точке заброса: тамошние дороги снабжались эпитетами от «ужасных» до «отсутствующих». Тут-то и возникли первые трудности.
Оказалось, что ни у одной из транснациональных прокатных контор, гнездящихся в загребском аэропорте, нет в ассортименте машин повышенной проходимости: судя по всему, подавляющее большинство туристов приезжают в Хорватию исключительно за загаром и съезжать с асфальта брезгуют. Пришлось обратиться к местному прокату, чего я инстинктивно всегда пытался избегать - и я заказал в компании Fleet малютку Suzuki Vitara -конечно, тот еще вездеход, но все же лучше, чем недоприводные седанчики, предлагавшиеся в других местах. Неожиданно это оказалось вполне разумным решением: когда я, не слишком утомленный перелетом (всего три часа! даже корректуру не успел дочитать) и легко преодолевший таможенно-багажный хоровод, вышел в прохладную залу небольшого аэропорта, меня ждал приятный сюрприз. Во-первых, мне выдали абсолютно новую (40 километров пробега на одометре) истошно бирюзовую Suzuki; во-вторых, она оказалась более чем прилично оснащена: чего стоит принудительно включаемый полный привод и, главное, блокировка дифференциала - опция, часто отсутствующая даже у внедорожников куда более солидного вида и репутации. Быстро надоив в банкомате местных кун (бумажный эквивалент архаической пушистой шкурки) и побросав сумки в багажник, я прилепил на стекло навигатор и, пока он силился справиться с джетлагом, покатил прочь, куда глаза глядят.
Все главные достопримечательности столицы, - с последней прямотой пишет английский путеводитель, доступный нам в переводе, - расположены вокруг площади бана Елачича - и точно. Небольшая прямоугольная площадь является совершенным сосредоточением городской жизни: по ней непрерывно снуют трамваи, бродят толпы горожан, выстроена небольшая сцена, с которой несется слегка цыганистый хард-рок и на все это грозно смотрит с постамента господин в папахе, усах, галунах и с кривой шпагой наголо - сам забаненный Елачич. Выбор дальнейшего маршрута имеет для вдумчивого туриста очевидную метафизическую проекцию: он может пойти направо в гору - и придет к кафедральному собору, охромевшему на одну башню (она скрыта ныне за четырехугольным кожухом, под которым подразумевается реставрация) - здесь же будут стены монастыря, автобусы с японскими туристами, золотая колонна и прочие компоненты благолепия. Он может отправиться направо под углом - и там будет царство чревоугодия (которое есть мать всех пороков): мне запомнилось одно заведение, озаглавленное рецептом счастья: «Кусни ветчины, сыра, глотни вина и закуси оливкой» (но по-хорватски все это рифмуется); вокруг, подчиняясь императиву, люди совершали предписанное. Можно же (что я и сделал) пойти налево - или, под перезвон трамваев, по большой торговой улице, где для тех, кто попроще, из парящего лотка продают вареную кукурузу, а можно забраться в тенистую гору, попав в совсем другой город.
Для подъема в Gornji grad путеводитель решительно рекомендовал воспользоваться фуникулером, но увы: ведущая к нему улица вдребезги перекопана, что твоя Тверская, но при этом совершенно безлюдна - и там, где у нас с муравьиной кропотливостью таджики ваяют градостроительный шедевр, в Загребе полное запустение - и лишь вдали поник своей зубастой головой заброшенный, никому не нужный желтенький экскаватор. Впрочем, была суббота. Убедившись, что фуникулер выключен или недоступен, я поплелся вверх по здоровенной лестнице, но ничуть не пожалел: кварталы верхнего города совершенно безлюдны и вполне симпатичны - среди безликих, но аккуратно архаических домов, густо спрыснутых хорватскими флагами (национальное самосознание здесь до сих пор воспалено) стоит как будто собранный из «Lego» очаровательный приземистый храм св. Марка; на его крыше, обращенные вверх (чтобы хорошо было видно ангелам) - два стилизованных герба: крепость, три ушастые мордочки, шашечная доска - и пресловутая куница, но отчего-то с кисточкой на хвосте. Погуляв по каменной мостовой и манкировав посещением городского музея, я спустился в парк; предупреждающие знаки настрого воспрещали «пролаз»; немногочисленные собачки деловито трусили за хозяевами; какой-то бронзовый одутловатый бедолага, сосланный за провинности в глушь и позеленевший от злости, прятался среди листвы, вызывая к себе иррациональное сочувствие.
С площади (к которой я меж тем непроизвольно вернулся) вдруг многоголосо взвыло; ноги сами понесли туда - неистребимый человеческий инстинкт, проклятое любопытство. Оказалось, что декорации слегка переменились: граждане с гитарами сошли с подиума, а на их месте развернули огромный телеэкран, на котором демонстрировалось футбольное ристалище, причем одним из участников его была хорватская команда. Ага! - подумал я и пошел к себе в отель (кажется, так в остросюжетной фильме вычисляют грабителя банка: он один быстро двигается прочь навстречу толпе, привлеченной криками кассирши). По заоконному бурлению людского моря я, коротавший вечер с запасенной бутылочкой местного красного вина и наваливавшейся инфлюэнцей, понимал, что в футбольном сценарии происходит что-то не то, но истинные масштабы драмы (остановленный матч, оглоушенный судья, нежданный вражеский мячик) узнал лишь наутро. Время было собираться и ехать в аэропорт за Ишмаэлем; почему-то я (не удивлюсь, что из-за пляшущих в крови вирусов) вообразил, что важно не попасться на глаза людям из прокатной конторы, чтобы не отобрали машину - так что, по суворовски прокравшись пригородами и припарковавшись поодаль, я прошел в здание, где не успел заказать чашку кофе у грозного вислоусого бармена, как прибыл ожидавшийся рейс из Амстердама. «Шмали привез?» - громко спросил я у Ишмаэля (в качестве незамысловатой боцманской шутки), позабыв, что мы среди славян; кругом понимающе заулыбались. Мы сели в нашу изумрудную машину и покатили прочь.
В первый день мы решили сходить в разминочную прогулку по Плитвицким озерам, как раз на полпути между Загребом и началом нашего основного маршрута. Это - едва ли не главная природная достопримечательность Хорватии, что отражается на обилии указателей и слаженности инфраструктуры, но имеет и оборотную сторону: многолюдье просто немыслимое. С трудом найдя место для нашей Suzuki (приятно, когда иноязычное имя собственное заранее накидывает сутану русского падежа) на весьма платной стоянке, и, следуя очевидной инфографике, мы заплатили за вход, получили билеты (каждый из которых является заодно и картой парка) и столпились перед стендом в размышлении: для посетителей предложено несколько маршрутов, в зависимости от физических кондиций и темперамента - от 2 до 8 часов. Мы выбрали второй по протяженности и бодро зашагали прочь.
Плитвицкие озера - обширная (и год от года изменяющаяся) система озер, ручьев и водопадов в самом центре Хорватии. Устроено здесь все в высшей степени толково: широкие деревянные мостки (впрочем, не всегда справляющиеся с таким людским потоком) проложены прямо по воде, от одной достопримечательности к другой, с учетом ракурсов и выгодных точек для фотосъемки. Животный мир представлен бесстрашным птичьим гнездом, где птенцы с усталой грацией кинодив приветствуют тысячного за сегодня фотографа, и гигантскими стаями довольно крупных рыб с темными спинками, молчаливо сопровождающих толпы экскурсантов. Ишмаэль предположил, что это ждущие счастливого мгновения пираньи, но, кажется, это была всего лишь плотва, тщетно рассчитывавшая на крошки. От большого водопада мы прошли к системе ручейков, оттуда поднялись к подболоченному озерцу, оттуда вдоль другого водопада (часть их по хорватски называется slap, а часть как-то иначе) - к другому, еще большему озеру, где вдоль берега гоголем расхаживала одноименная утка; здесь наш маршрут предполагал переправу, которая и совершилась, хотя и с запозданием: поперек озера плавает три пыхтящих дизельных парома, один из которых на наших глазах причалил и забастовал. Наконец, еще один круговой обход озера (за это время путник неощутимо взбирается на полторы сотни метров) и, наконец, финал маршрута: погрузка в жаркий трехвагонный автобус и медленная дорога вниз, от конечной станции которой до стоянки надо добежать еще пару километров. Впрочем, пора было уже поспешать.
До сих пор мы двигались по типичным туристическим маршрутам, но теперь нам предстояло свернуть со скоростных платных трасс и отправиться в глубь страны. На качество дорог это не повлияло (оно осталось превосходным), но пейзаж вокруг изменился: редкие деревни с цветастыми водонапорными башнями (почему-то архитектура последних здесь чрезвычайно развита) перемежались обширными пространствами полного запустения: невразумительные перелески, заброшенные поля. Здесь (в этом регионе) нет ни выпасного скотоводства, ни хлебопашества; услужливый путеводитель подсказал, что главное местное занятие - парнокопытное свиноводство, а, соответственно, центральный праздник - «свиноколье», когда в великолепных аутодафе забивают по десять тысяч хрюшек ежедневно. Впрочем, кое-что тематическое пробилось даже сквозь ограды местных обычаев: впервые в жизни мы увидели предупреждающий знак с кабаном, но сам кабан являлся перед нами лишь в гастрономическом виде. В здешней кухне широко понятые дары лесов вообще в чести: в одном из ресторанов была нам предложена žaba «Kardinal», оказавшаяся простецкой лягушкой, запеченной в беконе (что выяснилось в процессе допроса официанта, а не органолептически). В другом, пофешенебельнее, царице болот была отведена целая страница: лягушка жареная, лягушка пареная etc. Впрочем, мы держались классического рациона.
По мере приближения к нашей цели нам все чаще попадались дома разрушенные полностью, дома с выбитыми стеклами и заросшие травой, а то и целые деревни, брошенные их жителями - мы ехали по району, который занимала самопровозглашенная Республика Сербская Краина. История ее покорения и истребления - одна из самых тяжелых страниц нового времени.
(Хорошо представляющие себе предмет или не интересующиеся им благоволят пропустить следующие три абзаца.
В 1990 году на демократических выборах в Хорватии победила националистическая партия, которая первым делом внесла поправку в конституцию, убрав оттуда упоминание о сербской нации и языке: сербо-хорватский язык был переименован в хорватский, кириллическая письменность запрещена в официальных документах etc. Усташи (местные фашисты, разогнанные за сорок пять лет до этого) энергично реабилитировались, а их уцелевшие потомки активно возвращались, чтобы участвовать в государственном строительстве; в качестве символического жеста престарелый Иво Ройница, палач евреев Дубровника, был назначен послом Хорватии в Аргентине, где он скрывался от трибунала и мстителей. На этом фоне сербы, локально жившие вдоль боснийской границы и хорошо помнившие, чем кончился предыдущий подъем национального сознания (от 200 до 800 тысяч человек, погибших в хорватских концлагерях), провели референдум с предсказуемым результатом - и объявили о создании автономии.
Мировое сообщество, всегда готовое плеснуть керосина на угли, на этот раз поступило не без некоторой изобретательности: всецело сочувствуя хорватам, оно хотело сохранить внешнюю беспристрастность и одновременно усыпить бдительность сепаратистов: вдоль линии границ непризнанной республики были введены миротворческие войска ООН; при этом (чем особенно гордится прохорватский историограф): «Вопреки эмбарго вооружение секретно поставляли Германия и США; Германия финансировала Загреб еще до начала войны». - Фрейдзон В. И. История Хорватии. Спб., «Алетейя», 2001. Наконец, 30 апреля 1995 г. на дежурство заступили непальский и иорданский караулы - недавно прибывшие и слабо подготовленные - и под их изумленным наблюдением хорваты начали танковое наступление. Две недели спустя (!) совет безопасности ООН выразил свою глубокую взволнованность. Несколько сотен человек (по преимуществу мирного населения) погибло, полторы тысячи защитников республики попали в плен, дома были разграблены.
Вероятно, такой успех несколько ошеломил даже нападавших: все-таки на фоне тотального пересмотра границ 1989 - 1992 гг. устроить в центре Европы кровавую бойню лишь за желание федерализации по тем временам еще казалось чересчур. Прислушались: из-за океана раздались сдержанные рукоплескания. Тогда был нанесен второй и последний удар: 2 августа хорватская армия, прорвав цепь не слишком-то сопротивлявшихся миротворцев (но заодно и прикончив нескольких из них - просто для разминки) атаковала оставшуюся территорию Республики - в том числе и ее столицу - город Книн. За несколько дней оттуда бежало почти двести тысяч человек, еще несколько тысяч были убиты. Республика Сербска Краина перестала существовать).
Двадцать один год спустя по узенькой асфальтовой дорожке, ведущей к боснийской границе, двигался изумрудно-зеленый автомобиль. Как сказано в романе, чье название идеально рифмуется со здешним доминантным топонимом, «[о]собе менее благодушной, нежели наш воображаемый зритель, могло бы, пожалуй, представиться, что за рулем <…> сидит слабоумный», но (кажется) нет: просто автор этих строк слишком доверяет своем пожилому навигатору. Искомый Glavaš был ему известен, так что он быстро закомандовал: здесь направо! Здесь налево! - и вот, наконец, после череды нелепых поворотов в успевшем разрастись подлеске, мы обнаружили себя на раскисшей иссякающей грунтовке посреди обширного луга и в изрядном отдалении от какого бы то ни было человеческого жилья.
Не без труда развернувшись, мы поехали прочь, к самому началу дорожки, где какая-то добрая душа начертала заветное «Dinara vrh» и стрелочку. Оказалось, что мы с самого начала совершили ошибку - не нужно было сворачивать с асфальта (а, отступив назад, не нужно было искать джип) - до деревни проложен вполне обстоятельный, хотя и несколько потрепанный жизнью асфальт. Сам Glavaš невелик и немноголюден: одна довольно крупная собака, несколько изб и группа хмурых мужиков, возящихся у фиолетовых палаток. Переодевшись в походное, взяв рюкзаки и заперев машину, мы направились вверх.
Когда-нибудь, если судьба позволит нам выполнить задуманное и посетить все высшие точки Европы, я соберу все горные путевые заметки в книгу, предпослав ей короткое практическое предисловие; в частности, там будет говориться о постоянном и категорическом несоответствии предварительно прочитанных описаний открывающейся реальности. В частности, про этот маршрут было сказано, что воды на нем набрать негде - и что же это журчащее в блаженной тени обнаружилось после первых 500 метров подъема? Родник, украшенный для сомневающихся надписью «Pitka voda». В остальном, впрочем, описание не подвело. Тропа хорошо маркирована и технически совсем не сложна - лишь в одном месте требуется легкое перелезание через нагромождение известняка, но тоже почти элементарное. В начале пути стоит полуразрушенная турецкая дозорная башня с закопченными снаружи стенами и традиционным кустом-победителем, проросшем на самом верху, по надлому.
Другой момент из описаний предшественников проверить нам не довелось: путники единогласно утверждали, что в здешней мураве, кое-где почти полностью скрывающей тропинку, - море гадюк. То ли их спугнул приближающийся дождь (на горизонте все время клубилось и погрохатывало), то ли солнце было недостаточно жгучим для гелиотерапии пресмыкающихся - но отчего-то все они попрятались. Впрочем, мы приняли меры предосторожности, сочинив и не раз исполнив специальную песню:
Вас гадюка укусила?
Это ей вполне под силу!
Хоп-цоп-перецоп,
Злобная змеюка!
Примерно после 500 метров подъема исчезает последний подлесок и вокруг остается типичный карстовый пейзаж: выходы известняка, густо поросшие травой. Ветер и дождь выделали их с такой фигурной точностью, что трудно иногда поверить, что перед нами не рукотворная кладка каких-то забавляющихся циклопов - до того эти воздвигнутые среди горной неустроицы стены похожи на кирпич. Пейзаж приоткрывается с матрешечной логикой: вот путник медленно тащится в гору, наблюдая впереди округлое всхолмие, в котором подозревает конец пути; вотще: достигнув его и перевалив через край, он видит впереди еще один холм, украшенный той же доломитовой глазурью и жесткими пучками травы, за ним - следующий… Впрочем, растительность тут обильна и дисциплинированна: на 1200 метрах высоты растут в большом количестве маленькие чалмовидные лилии желтого и оранжевого цвета; ста метрами выше - небольшие полянки белых нарциссов… В какой-то момент я горько пожалел, что не взял с собой совок или хотя бы ножик: в отличие от большинства интересных гор, эта - даже не национальный парк, так что ничего бы не мешало выкопать себе пару любопытных экземпляров. (Впрочем, на трех обратных таможнях теоретически не исключались трудности).
Примерно посередине тропа раздваивается: левый ее отрог штурмует очередную возвышенность, а правый тянется к месту под названием «Мартынова кошара»; поскольку начал накрапывать дождь, мы свернули к последней (на обочине беседы возник замысел этнического сериала «Лошара из кошары», но, не воплотившись, иссяк): это оказалась довольно утлая хижина с четырьмя покосившимися двухъярусными кроватями и одним грустным насельником; впрочем, как это обычно бывает, не успели мы натянуть на рюкзаки водонепроницаемые чехлы, как дождь перестал. После кошары дело пошло веселей - тропа вывела нас на очередное плато, перевела через холм и выпустила на край гигантской каверны: довольно широкий гребень, слева от которого - глубокая яма (то-то было грохоту, когда земля здесь проседала в подземную полость), справа - аккуратный спуск, а прямо - финишный пик, заветный Dinara Vrh. На вершине укреплен громадный крест, сваренный из железных труб; бетонный знак и небольшой ящичек, в котором хранится тетрадь для самозаписи восходителей. Обычно в таких случаях, когда оставлено достаточно места для фантазии, я записываю катрен из гр. Комаровского («Иду небрежною походкою…» и т.д.), но здесь была расчерчена таблица, так что удалось внести лишь наши фамилии, точку начала маршрута и дату. Пофотографировав окрестности (особенно браво позировала косматая туча на горизонте), мы отправились в обратный путь, который лично мне обошелся едва ли не тяжелее пути туда: проклятое ОРВИ (в названии которого мне чудится угрожающий императив), поборенное с утра силой духа и фармакопеи, взялось за меня всерьез, так что я не без труда доковылял до машины. У нее паслись три очаровательных щеночка, которые немедленно получили от нас добрую порцию овечьего сыра. Был в этом и педагогический момент - общеизвестно, что работник лучше выполняет свою роль, если представляет себе всю технологическую цепочку; так и песики (думал я), поняв, какую важную цель преследует дело, к которому предназначила их судьба, вырастут умными и сосредоточенными пастухами. Впрочем, овец я там не видел - возможно, из-за минных полей, до сих пор разбросанных в окрестностях.
Переночевав в полупустом Книне (трудно отделаться от мысли о том, куда делось его население), мы поехали к морю, в Национальный парк Пакленицы. Погода в компенсацию за вчерашнее малодушие сделалась отвратительной, так что из множества горных прогулочных маршрутов там мы выбрали не слишком долгий и сложный: шестисотметровый подъем до пещеры Манита Печь. По случаю ненастья было немноголюдно: под серым небом мы припарковались на гостевой стоянке и по обихоженной дорожке поплелись вверх. Горные прогулки и скалалозанье составляют в этой части Хорватии род религии, поэтому в парке есть развлечения на любой вкус - от веселых двухчасовых почти пологих маршрутов с лесной ресторацией в финале до карабканий высшей степени сложности по отвесной стене. К выбранной нами пещере ведет достаточно пологий серпантин, время от времени оснащенный лавочками для ослабевших. По пути мы решили, что посещение самой пещеры - развлечение дурацкое и что все пещеры мира похожи друг на друга, но, добредя доверху и поспев аккурат к последней на сегодня экскурсии, все-таки сменили гнев на милость и вволю полюбовались сталагмитами и прочими подземными аксессуарами. «Вообще-то у нас четыре зала, но в четвертый мы не пойдем - там отдыхают летучие мыши», - доверительно сказал ведущий - и мы понимающе отправились к устью.
Вернувшись к машине, решили, что будет глупым и недальновидным отправляться сейчас в отель и читать, например, корректуру, когда кругом так много непознанного - и поехали в город Задар. Как и все, кажется, приморские здешние города по функционалу он - совершенная фабрика загара, но в его отчасти руинированной архитектуре запечатлено героическое прошлое, относящееся к эпохе, когда вся эта часть мира принадлежала Венеции. Характерный мрачный собор, воздушная кампанилла (на которую мы немедленно вспорхнули по 180-ти ступенькам), крылатый лев с книгой на городских воротах… вот, собственно, и все - если не считать крайне любопытного музея.
Основное его содержание - реликварии с частичками мощей местночтимых святых, носящих непривычные имена: щека святого Врана, лопатка святой Клары. В одной из витрин выставлены десятка два мощевиков в форме рук (правых впятеро больше, чем левых) - совершенно фантасмагорическое зрелище. Другая столь же экзотическая сцена получилась экспромтом: я видел, как на Ишмаэля сурово цыкала католическая монашка, приставленная муниципалитетом для того, чтобы оградить экспонаты от бессовестного фотографирования.
На другой день нам нужно было улетать из Сплита: по пути к аэропорту мы почти случайно заехали посмотреть на город Šibenik, таящий, как оказалось, в себе совершенную жемчужину - собор св. Иакова. Это не слишком большое бело-мраморное здание, столь плотно вписанное в городскую архитектуру, что вобрать его взглядом хотя бы с минимальной полнотой можно лишь с одного направления. Строили его два архитектора в два приема, но живость нрава (одного из них или обоих) была такова, что самобытности в нем - хоть отбавляй. Прежде всего - вся его левая сторона украшена удивительной портретной галереей: прямо из стены растут чуть-чуть окарикатуренные необыкновенно живые мраморные головы: это - доска позора XV века - портреты горожан, отказавшихся жертвовать средства на его возведение. Остальное - в том же духе: замечательные по пластике скульптурные изображения Адама и Евы, полный решимости св. Михаил, фантастическая резьба внутри.
По соседству - полностью безлюдная православная церковь св. Варвары, один из немногих уцелевших сербских центров в Хорватии. Двое встретившихся там сербов, узнав откуда мы, обрадовались просто невероятно - в частности, разыскали где-то в своих запасах две брошюры о Шибенике на русском и торжественно нам их презентовали. По их словам, в окрестностях города из некогда процветавшей общины осталось меньше двух тысяч прихожан. В самом деле они напуганы - или мое воображение тому виной, но ощущение довольно тягостное: дико думать, что на ровном, в общем-то, месте, из-за нелепой розни совершилось это темное и бессмысленное дело, переломавшее судьбы сотен тысяч человек. Отдельная сторона того же - скорость забвения; сейчас Хорватия (по крайней мере, на первый взгляд) - обычная зажиточная дружелюбная европейская страна, искренне привечающая гостей и вполне благодушная в своем позитивистском гедонизме; несмотря на все предубеждение, мне она чрезвычайно понравилась; я видел от ее жителей только хорошее и искренне им признателен. Но избавиться от этого просвечивания предметов довольно мудрено, да и вряд ли правильно. Озадаченным улетел я из Сплита - и только привычная прямолинейность авиационных ритуалов заставила меня придти в себя и начать набрасывать текст, который вы только что прочитали.
Примерно месяц назад мы с i_shmael’ем решили, что хватит бессмысленно прозябать в душных офисах и давно пора съездить на очередную самую высокую точку какой-нибудь европейской страны. Выбор оказался не слишком велик, потому что выше двух с половиной тысяч метров почти везде еще лежит снег; среди оставшихся вариантов приятно выделялась Хорватия - удобная дорога, прозрачная логистика, не слишком утомительный, но вполне спортивный поход: 1300 метров вертикального подъема и 16 километров ходовых. Несмотря на то, что в Хорватии есть несколько значительных и красивых горных массивов, наивысшая ее точка располагается на самой границе с Боснией, на одной из выпуклостей отдельностоящей гребневидной горы Dinara, гипертрофированным стегозавром разлегшейся с севера на юг. За несколько дней удалось уточнить маршруты восхождения, согласовать расписания, забронировать гостиницы и купить билеты; выходило, что мне удобнее было прилететь днем раньше и немного погулять по Загребу (где я никогда до этого не бывал), а следующим утром встретить Ишмаэля и сразу отправиться в путь.
Когда собираешься не в самый популярный горный маршрут, вопросы предварительной подготовки к нему выходят на первый план: не предусмотрев какую-нибудь мелочь, можно поставить под угрозу все мероприятие. Получалось, что на Dinara vrh (официальное название вершины) можно с хорватской стороны подниматься тремя путями (кажется, есть и боснийский маршрут, но мы его не рассматривали). Один из них, иронически называемый «йогуртная тропа» (из-за неубранного мусора) предусматривал двухдневное восхождение с ночевкой в горной хижине Brezovac; теоретически, впрочем, его можно было пройти за один день. Про второй была известна только стартовая точка, причем ни на одной из электронных карт найти ее не удавалось. Зато третий среди международных восходителей считался самым популярным - он вел от деревни Glavaš (500 м.) по многократно описанной, забитой в GPS и, по некоторым сведениям, маркированной тропе. Впрочем, характеризовавшие все эти маршруты, сходились на том, что ключевой фактор успеха - наличие внедорожника, чтобы выдвинуться к точке заброса: тамошние дороги снабжались эпитетами от «ужасных» до «отсутствующих». Тут-то и возникли первые трудности.
Оказалось, что ни у одной из транснациональных прокатных контор, гнездящихся в загребском аэропорте, нет в ассортименте машин повышенной проходимости: судя по всему, подавляющее большинство туристов приезжают в Хорватию исключительно за загаром и съезжать с асфальта брезгуют. Пришлось обратиться к местному прокату, чего я инстинктивно всегда пытался избегать - и я заказал в компании Fleet малютку Suzuki Vitara -конечно, тот еще вездеход, но все же лучше, чем недоприводные седанчики, предлагавшиеся в других местах. Неожиданно это оказалось вполне разумным решением: когда я, не слишком утомленный перелетом (всего три часа! даже корректуру не успел дочитать) и легко преодолевший таможенно-багажный хоровод, вышел в прохладную залу небольшого аэропорта, меня ждал приятный сюрприз. Во-первых, мне выдали абсолютно новую (40 километров пробега на одометре) истошно бирюзовую Suzuki; во-вторых, она оказалась более чем прилично оснащена: чего стоит принудительно включаемый полный привод и, главное, блокировка дифференциала - опция, часто отсутствующая даже у внедорожников куда более солидного вида и репутации. Быстро надоив в банкомате местных кун (бумажный эквивалент архаической пушистой шкурки) и побросав сумки в багажник, я прилепил на стекло навигатор и, пока он силился справиться с джетлагом, покатил прочь, куда глаза глядят.
Все главные достопримечательности столицы, - с последней прямотой пишет английский путеводитель, доступный нам в переводе, - расположены вокруг площади бана Елачича - и точно. Небольшая прямоугольная площадь является совершенным сосредоточением городской жизни: по ней непрерывно снуют трамваи, бродят толпы горожан, выстроена небольшая сцена, с которой несется слегка цыганистый хард-рок и на все это грозно смотрит с постамента господин в папахе, усах, галунах и с кривой шпагой наголо - сам забаненный Елачич. Выбор дальнейшего маршрута имеет для вдумчивого туриста очевидную метафизическую проекцию: он может пойти направо в гору - и придет к кафедральному собору, охромевшему на одну башню (она скрыта ныне за четырехугольным кожухом, под которым подразумевается реставрация) - здесь же будут стены монастыря, автобусы с японскими туристами, золотая колонна и прочие компоненты благолепия. Он может отправиться направо под углом - и там будет царство чревоугодия (которое есть мать всех пороков): мне запомнилось одно заведение, озаглавленное рецептом счастья: «Кусни ветчины, сыра, глотни вина и закуси оливкой» (но по-хорватски все это рифмуется); вокруг, подчиняясь императиву, люди совершали предписанное. Можно же (что я и сделал) пойти налево - или, под перезвон трамваев, по большой торговой улице, где для тех, кто попроще, из парящего лотка продают вареную кукурузу, а можно забраться в тенистую гору, попав в совсем другой город.
Для подъема в Gornji grad путеводитель решительно рекомендовал воспользоваться фуникулером, но увы: ведущая к нему улица вдребезги перекопана, что твоя Тверская, но при этом совершенно безлюдна - и там, где у нас с муравьиной кропотливостью таджики ваяют градостроительный шедевр, в Загребе полное запустение - и лишь вдали поник своей зубастой головой заброшенный, никому не нужный желтенький экскаватор. Впрочем, была суббота. Убедившись, что фуникулер выключен или недоступен, я поплелся вверх по здоровенной лестнице, но ничуть не пожалел: кварталы верхнего города совершенно безлюдны и вполне симпатичны - среди безликих, но аккуратно архаических домов, густо спрыснутых хорватскими флагами (национальное самосознание здесь до сих пор воспалено) стоит как будто собранный из «Lego» очаровательный приземистый храм св. Марка; на его крыше, обращенные вверх (чтобы хорошо было видно ангелам) - два стилизованных герба: крепость, три ушастые мордочки, шашечная доска - и пресловутая куница, но отчего-то с кисточкой на хвосте. Погуляв по каменной мостовой и манкировав посещением городского музея, я спустился в парк; предупреждающие знаки настрого воспрещали «пролаз»; немногочисленные собачки деловито трусили за хозяевами; какой-то бронзовый одутловатый бедолага, сосланный за провинности в глушь и позеленевший от злости, прятался среди листвы, вызывая к себе иррациональное сочувствие.
С площади (к которой я меж тем непроизвольно вернулся) вдруг многоголосо взвыло; ноги сами понесли туда - неистребимый человеческий инстинкт, проклятое любопытство. Оказалось, что декорации слегка переменились: граждане с гитарами сошли с подиума, а на их месте развернули огромный телеэкран, на котором демонстрировалось футбольное ристалище, причем одним из участников его была хорватская команда. Ага! - подумал я и пошел к себе в отель (кажется, так в остросюжетной фильме вычисляют грабителя банка: он один быстро двигается прочь навстречу толпе, привлеченной криками кассирши). По заоконному бурлению людского моря я, коротавший вечер с запасенной бутылочкой местного красного вина и наваливавшейся инфлюэнцей, понимал, что в футбольном сценарии происходит что-то не то, но истинные масштабы драмы (остановленный матч, оглоушенный судья, нежданный вражеский мячик) узнал лишь наутро. Время было собираться и ехать в аэропорт за Ишмаэлем; почему-то я (не удивлюсь, что из-за пляшущих в крови вирусов) вообразил, что важно не попасться на глаза людям из прокатной конторы, чтобы не отобрали машину - так что, по суворовски прокравшись пригородами и припарковавшись поодаль, я прошел в здание, где не успел заказать чашку кофе у грозного вислоусого бармена, как прибыл ожидавшийся рейс из Амстердама. «Шмали привез?» - громко спросил я у Ишмаэля (в качестве незамысловатой боцманской шутки), позабыв, что мы среди славян; кругом понимающе заулыбались. Мы сели в нашу изумрудную машину и покатили прочь.
В первый день мы решили сходить в разминочную прогулку по Плитвицким озерам, как раз на полпути между Загребом и началом нашего основного маршрута. Это - едва ли не главная природная достопримечательность Хорватии, что отражается на обилии указателей и слаженности инфраструктуры, но имеет и оборотную сторону: многолюдье просто немыслимое. С трудом найдя место для нашей Suzuki (приятно, когда иноязычное имя собственное заранее накидывает сутану русского падежа) на весьма платной стоянке, и, следуя очевидной инфографике, мы заплатили за вход, получили билеты (каждый из которых является заодно и картой парка) и столпились перед стендом в размышлении: для посетителей предложено несколько маршрутов, в зависимости от физических кондиций и темперамента - от 2 до 8 часов. Мы выбрали второй по протяженности и бодро зашагали прочь.
Плитвицкие озера - обширная (и год от года изменяющаяся) система озер, ручьев и водопадов в самом центре Хорватии. Устроено здесь все в высшей степени толково: широкие деревянные мостки (впрочем, не всегда справляющиеся с таким людским потоком) проложены прямо по воде, от одной достопримечательности к другой, с учетом ракурсов и выгодных точек для фотосъемки. Животный мир представлен бесстрашным птичьим гнездом, где птенцы с усталой грацией кинодив приветствуют тысячного за сегодня фотографа, и гигантскими стаями довольно крупных рыб с темными спинками, молчаливо сопровождающих толпы экскурсантов. Ишмаэль предположил, что это ждущие счастливого мгновения пираньи, но, кажется, это была всего лишь плотва, тщетно рассчитывавшая на крошки. От большого водопада мы прошли к системе ручейков, оттуда поднялись к подболоченному озерцу, оттуда вдоль другого водопада (часть их по хорватски называется slap, а часть как-то иначе) - к другому, еще большему озеру, где вдоль берега гоголем расхаживала одноименная утка; здесь наш маршрут предполагал переправу, которая и совершилась, хотя и с запозданием: поперек озера плавает три пыхтящих дизельных парома, один из которых на наших глазах причалил и забастовал. Наконец, еще один круговой обход озера (за это время путник неощутимо взбирается на полторы сотни метров) и, наконец, финал маршрута: погрузка в жаркий трехвагонный автобус и медленная дорога вниз, от конечной станции которой до стоянки надо добежать еще пару километров. Впрочем, пора было уже поспешать.
До сих пор мы двигались по типичным туристическим маршрутам, но теперь нам предстояло свернуть со скоростных платных трасс и отправиться в глубь страны. На качество дорог это не повлияло (оно осталось превосходным), но пейзаж вокруг изменился: редкие деревни с цветастыми водонапорными башнями (почему-то архитектура последних здесь чрезвычайно развита) перемежались обширными пространствами полного запустения: невразумительные перелески, заброшенные поля. Здесь (в этом регионе) нет ни выпасного скотоводства, ни хлебопашества; услужливый путеводитель подсказал, что главное местное занятие - парнокопытное свиноводство, а, соответственно, центральный праздник - «свиноколье», когда в великолепных аутодафе забивают по десять тысяч хрюшек ежедневно. Впрочем, кое-что тематическое пробилось даже сквозь ограды местных обычаев: впервые в жизни мы увидели предупреждающий знак с кабаном, но сам кабан являлся перед нами лишь в гастрономическом виде. В здешней кухне широко понятые дары лесов вообще в чести: в одном из ресторанов была нам предложена žaba «Kardinal», оказавшаяся простецкой лягушкой, запеченной в беконе (что выяснилось в процессе допроса официанта, а не органолептически). В другом, пофешенебельнее, царице болот была отведена целая страница: лягушка жареная, лягушка пареная etc. Впрочем, мы держались классического рациона.
По мере приближения к нашей цели нам все чаще попадались дома разрушенные полностью, дома с выбитыми стеклами и заросшие травой, а то и целые деревни, брошенные их жителями - мы ехали по району, который занимала самопровозглашенная Республика Сербская Краина. История ее покорения и истребления - одна из самых тяжелых страниц нового времени.
(Хорошо представляющие себе предмет или не интересующиеся им благоволят пропустить следующие три абзаца.
В 1990 году на демократических выборах в Хорватии победила националистическая партия, которая первым делом внесла поправку в конституцию, убрав оттуда упоминание о сербской нации и языке: сербо-хорватский язык был переименован в хорватский, кириллическая письменность запрещена в официальных документах etc. Усташи (местные фашисты, разогнанные за сорок пять лет до этого) энергично реабилитировались, а их уцелевшие потомки активно возвращались, чтобы участвовать в государственном строительстве; в качестве символического жеста престарелый Иво Ройница, палач евреев Дубровника, был назначен послом Хорватии в Аргентине, где он скрывался от трибунала и мстителей. На этом фоне сербы, локально жившие вдоль боснийской границы и хорошо помнившие, чем кончился предыдущий подъем национального сознания (от 200 до 800 тысяч человек, погибших в хорватских концлагерях), провели референдум с предсказуемым результатом - и объявили о создании автономии.
Мировое сообщество, всегда готовое плеснуть керосина на угли, на этот раз поступило не без некоторой изобретательности: всецело сочувствуя хорватам, оно хотело сохранить внешнюю беспристрастность и одновременно усыпить бдительность сепаратистов: вдоль линии границ непризнанной республики были введены миротворческие войска ООН; при этом (чем особенно гордится прохорватский историограф): «Вопреки эмбарго вооружение секретно поставляли Германия и США; Германия финансировала Загреб еще до начала войны». - Фрейдзон В. И. История Хорватии. Спб., «Алетейя», 2001. Наконец, 30 апреля 1995 г. на дежурство заступили непальский и иорданский караулы - недавно прибывшие и слабо подготовленные - и под их изумленным наблюдением хорваты начали танковое наступление. Две недели спустя (!) совет безопасности ООН выразил свою глубокую взволнованность. Несколько сотен человек (по преимуществу мирного населения) погибло, полторы тысячи защитников республики попали в плен, дома были разграблены.
Вероятно, такой успех несколько ошеломил даже нападавших: все-таки на фоне тотального пересмотра границ 1989 - 1992 гг. устроить в центре Европы кровавую бойню лишь за желание федерализации по тем временам еще казалось чересчур. Прислушались: из-за океана раздались сдержанные рукоплескания. Тогда был нанесен второй и последний удар: 2 августа хорватская армия, прорвав цепь не слишком-то сопротивлявшихся миротворцев (но заодно и прикончив нескольких из них - просто для разминки) атаковала оставшуюся территорию Республики - в том числе и ее столицу - город Книн. За несколько дней оттуда бежало почти двести тысяч человек, еще несколько тысяч были убиты. Республика Сербска Краина перестала существовать).
Двадцать один год спустя по узенькой асфальтовой дорожке, ведущей к боснийской границе, двигался изумрудно-зеленый автомобиль. Как сказано в романе, чье название идеально рифмуется со здешним доминантным топонимом, «[о]собе менее благодушной, нежели наш воображаемый зритель, могло бы, пожалуй, представиться, что за рулем <…> сидит слабоумный», но (кажется) нет: просто автор этих строк слишком доверяет своем пожилому навигатору. Искомый Glavaš был ему известен, так что он быстро закомандовал: здесь направо! Здесь налево! - и вот, наконец, после череды нелепых поворотов в успевшем разрастись подлеске, мы обнаружили себя на раскисшей иссякающей грунтовке посреди обширного луга и в изрядном отдалении от какого бы то ни было человеческого жилья.
Не без труда развернувшись, мы поехали прочь, к самому началу дорожки, где какая-то добрая душа начертала заветное «Dinara vrh» и стрелочку. Оказалось, что мы с самого начала совершили ошибку - не нужно было сворачивать с асфальта (а, отступив назад, не нужно было искать джип) - до деревни проложен вполне обстоятельный, хотя и несколько потрепанный жизнью асфальт. Сам Glavaš невелик и немноголюден: одна довольно крупная собака, несколько изб и группа хмурых мужиков, возящихся у фиолетовых палаток. Переодевшись в походное, взяв рюкзаки и заперев машину, мы направились вверх.
Когда-нибудь, если судьба позволит нам выполнить задуманное и посетить все высшие точки Европы, я соберу все горные путевые заметки в книгу, предпослав ей короткое практическое предисловие; в частности, там будет говориться о постоянном и категорическом несоответствии предварительно прочитанных описаний открывающейся реальности. В частности, про этот маршрут было сказано, что воды на нем набрать негде - и что же это журчащее в блаженной тени обнаружилось после первых 500 метров подъема? Родник, украшенный для сомневающихся надписью «Pitka voda». В остальном, впрочем, описание не подвело. Тропа хорошо маркирована и технически совсем не сложна - лишь в одном месте требуется легкое перелезание через нагромождение известняка, но тоже почти элементарное. В начале пути стоит полуразрушенная турецкая дозорная башня с закопченными снаружи стенами и традиционным кустом-победителем, проросшем на самом верху, по надлому.
Другой момент из описаний предшественников проверить нам не довелось: путники единогласно утверждали, что в здешней мураве, кое-где почти полностью скрывающей тропинку, - море гадюк. То ли их спугнул приближающийся дождь (на горизонте все время клубилось и погрохатывало), то ли солнце было недостаточно жгучим для гелиотерапии пресмыкающихся - но отчего-то все они попрятались. Впрочем, мы приняли меры предосторожности, сочинив и не раз исполнив специальную песню:
Вас гадюка укусила?
Это ей вполне под силу!
Хоп-цоп-перецоп,
Злобная змеюка!
Примерно после 500 метров подъема исчезает последний подлесок и вокруг остается типичный карстовый пейзаж: выходы известняка, густо поросшие травой. Ветер и дождь выделали их с такой фигурной точностью, что трудно иногда поверить, что перед нами не рукотворная кладка каких-то забавляющихся циклопов - до того эти воздвигнутые среди горной неустроицы стены похожи на кирпич. Пейзаж приоткрывается с матрешечной логикой: вот путник медленно тащится в гору, наблюдая впереди округлое всхолмие, в котором подозревает конец пути; вотще: достигнув его и перевалив через край, он видит впереди еще один холм, украшенный той же доломитовой глазурью и жесткими пучками травы, за ним - следующий… Впрочем, растительность тут обильна и дисциплинированна: на 1200 метрах высоты растут в большом количестве маленькие чалмовидные лилии желтого и оранжевого цвета; ста метрами выше - небольшие полянки белых нарциссов… В какой-то момент я горько пожалел, что не взял с собой совок или хотя бы ножик: в отличие от большинства интересных гор, эта - даже не национальный парк, так что ничего бы не мешало выкопать себе пару любопытных экземпляров. (Впрочем, на трех обратных таможнях теоретически не исключались трудности).
Примерно посередине тропа раздваивается: левый ее отрог штурмует очередную возвышенность, а правый тянется к месту под названием «Мартынова кошара»; поскольку начал накрапывать дождь, мы свернули к последней (на обочине беседы возник замысел этнического сериала «Лошара из кошары», но, не воплотившись, иссяк): это оказалась довольно утлая хижина с четырьмя покосившимися двухъярусными кроватями и одним грустным насельником; впрочем, как это обычно бывает, не успели мы натянуть на рюкзаки водонепроницаемые чехлы, как дождь перестал. После кошары дело пошло веселей - тропа вывела нас на очередное плато, перевела через холм и выпустила на край гигантской каверны: довольно широкий гребень, слева от которого - глубокая яма (то-то было грохоту, когда земля здесь проседала в подземную полость), справа - аккуратный спуск, а прямо - финишный пик, заветный Dinara Vrh. На вершине укреплен громадный крест, сваренный из железных труб; бетонный знак и небольшой ящичек, в котором хранится тетрадь для самозаписи восходителей. Обычно в таких случаях, когда оставлено достаточно места для фантазии, я записываю катрен из гр. Комаровского («Иду небрежною походкою…» и т.д.), но здесь была расчерчена таблица, так что удалось внести лишь наши фамилии, точку начала маршрута и дату. Пофотографировав окрестности (особенно браво позировала косматая туча на горизонте), мы отправились в обратный путь, который лично мне обошелся едва ли не тяжелее пути туда: проклятое ОРВИ (в названии которого мне чудится угрожающий императив), поборенное с утра силой духа и фармакопеи, взялось за меня всерьез, так что я не без труда доковылял до машины. У нее паслись три очаровательных щеночка, которые немедленно получили от нас добрую порцию овечьего сыра. Был в этом и педагогический момент - общеизвестно, что работник лучше выполняет свою роль, если представляет себе всю технологическую цепочку; так и песики (думал я), поняв, какую важную цель преследует дело, к которому предназначила их судьба, вырастут умными и сосредоточенными пастухами. Впрочем, овец я там не видел - возможно, из-за минных полей, до сих пор разбросанных в окрестностях.
Переночевав в полупустом Книне (трудно отделаться от мысли о том, куда делось его население), мы поехали к морю, в Национальный парк Пакленицы. Погода в компенсацию за вчерашнее малодушие сделалась отвратительной, так что из множества горных прогулочных маршрутов там мы выбрали не слишком долгий и сложный: шестисотметровый подъем до пещеры Манита Печь. По случаю ненастья было немноголюдно: под серым небом мы припарковались на гостевой стоянке и по обихоженной дорожке поплелись вверх. Горные прогулки и скалалозанье составляют в этой части Хорватии род религии, поэтому в парке есть развлечения на любой вкус - от веселых двухчасовых почти пологих маршрутов с лесной ресторацией в финале до карабканий высшей степени сложности по отвесной стене. К выбранной нами пещере ведет достаточно пологий серпантин, время от времени оснащенный лавочками для ослабевших. По пути мы решили, что посещение самой пещеры - развлечение дурацкое и что все пещеры мира похожи друг на друга, но, добредя доверху и поспев аккурат к последней на сегодня экскурсии, все-таки сменили гнев на милость и вволю полюбовались сталагмитами и прочими подземными аксессуарами. «Вообще-то у нас четыре зала, но в четвертый мы не пойдем - там отдыхают летучие мыши», - доверительно сказал ведущий - и мы понимающе отправились к устью.
Вернувшись к машине, решили, что будет глупым и недальновидным отправляться сейчас в отель и читать, например, корректуру, когда кругом так много непознанного - и поехали в город Задар. Как и все, кажется, приморские здешние города по функционалу он - совершенная фабрика загара, но в его отчасти руинированной архитектуре запечатлено героическое прошлое, относящееся к эпохе, когда вся эта часть мира принадлежала Венеции. Характерный мрачный собор, воздушная кампанилла (на которую мы немедленно вспорхнули по 180-ти ступенькам), крылатый лев с книгой на городских воротах… вот, собственно, и все - если не считать крайне любопытного музея.
Основное его содержание - реликварии с частичками мощей местночтимых святых, носящих непривычные имена: щека святого Врана, лопатка святой Клары. В одной из витрин выставлены десятка два мощевиков в форме рук (правых впятеро больше, чем левых) - совершенно фантасмагорическое зрелище. Другая столь же экзотическая сцена получилась экспромтом: я видел, как на Ишмаэля сурово цыкала католическая монашка, приставленная муниципалитетом для того, чтобы оградить экспонаты от бессовестного фотографирования.
На другой день нам нужно было улетать из Сплита: по пути к аэропорту мы почти случайно заехали посмотреть на город Šibenik, таящий, как оказалось, в себе совершенную жемчужину - собор св. Иакова. Это не слишком большое бело-мраморное здание, столь плотно вписанное в городскую архитектуру, что вобрать его взглядом хотя бы с минимальной полнотой можно лишь с одного направления. Строили его два архитектора в два приема, но живость нрава (одного из них или обоих) была такова, что самобытности в нем - хоть отбавляй. Прежде всего - вся его левая сторона украшена удивительной портретной галереей: прямо из стены растут чуть-чуть окарикатуренные необыкновенно живые мраморные головы: это - доска позора XV века - портреты горожан, отказавшихся жертвовать средства на его возведение. Остальное - в том же духе: замечательные по пластике скульптурные изображения Адама и Евы, полный решимости св. Михаил, фантастическая резьба внутри.
По соседству - полностью безлюдная православная церковь св. Варвары, один из немногих уцелевших сербских центров в Хорватии. Двое встретившихся там сербов, узнав откуда мы, обрадовались просто невероятно - в частности, разыскали где-то в своих запасах две брошюры о Шибенике на русском и торжественно нам их презентовали. По их словам, в окрестностях города из некогда процветавшей общины осталось меньше двух тысяч прихожан. В самом деле они напуганы - или мое воображение тому виной, но ощущение довольно тягостное: дико думать, что на ровном, в общем-то, месте, из-за нелепой розни совершилось это темное и бессмысленное дело, переломавшее судьбы сотен тысяч человек. Отдельная сторона того же - скорость забвения; сейчас Хорватия (по крайней мере, на первый взгляд) - обычная зажиточная дружелюбная европейская страна, искренне привечающая гостей и вполне благодушная в своем позитивистском гедонизме; несмотря на все предубеждение, мне она чрезвычайно понравилась; я видел от ее жителей только хорошее и искренне им признателен. Но избавиться от этого просвечивания предметов довольно мудрено, да и вряд ли правильно. Озадаченным улетел я из Сплита - и только привычная прямолинейность авиационных ритуалов заставила меня придти в себя и начать набрасывать текст, который вы только что прочитали.