ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС: тонкости
Благодаря разысканиям последних лет, мы можем датировать ужесточение советского пограничного режима с чрезвычайной точностью: в августе 1928 года на рассмотрение Секретариата ЦК ВКП (б) был вынесен вопрос «О работниках советских хозяйственных учреждений, отказавшихся вернуться в СССР»1 . Центральным нервом проблемы был обнаруженный ОГПУ и одним из подразделений Наркомата внешней и внутренней торговли СССР тревожный факт: численность официально зарегистрированных с 1921 года «невозвращенцев» достигла 123 человек. 5 октября того же года вернувшийся к этому вопросу Секретариат ЦК категорически рекомендовал «максимально усилить проверку посылаемых на работу за границу, не допустить туда лиц, в чем-либо скомпрометированных или прошлое которых не ясно» 2 . В одном из предыдущих биографических очерков мы видели, как опускающийся железный занавес едва не рассек надвое союз Эмиля Кроткого и Лики Стырской (трудно, кстати, отделаться от мысли о геополитических проекциях недавнего «Купола» Стивена Кинга). Наготове же - еще одна история сходного содержания: о том, как государственная логика ломает человеческую биографию.
К середине 20-х годов судьбы кубо-футуристов первого призыва сильно разошлись: Маяковский уверенно шел к вершине прижизненной славы; умерший первым из них Хлебников на глазах становился классиком и символом; Крученых нашел себя в типографическом многоглаголении - издавал десятками брошюрки, порицающие живых и поминающие мертвых; Бурлюк эмигрировал. Оставался один - больше всех, кажется, охочий до известности и меньше прочих ее добившийся - авиатор и путешественник - «курчавый, краснолицый и недалекий»3 , «ангелоподобный»4 , «лесное диво, чудище веселое, хохотун, озеро глазастое синее»5 , «человек довольно простой и даже наивный»6 , «молодой, красивый, сияющий своей широкой волжской улыбкой»7 , «Песниан»8 - Василий Васильевич Каменский.
В конце октября 1925 года из Америки возвращается Маяковский; Каменский, встретившись с ним, кратко сообщал Бурлюку, возобновляя эпистолярный диалог после многолетнего перерыва: «Наконец ныне, с месяц назад, Володя появился в Ленинграде. Был его один вечер: «Мое открытие Америки», прошел с успехом: заработал он рублей 350. Деньги эти, разумеется, мы пропили. Он уехал в Москву с 20 руб., сказав, олл райт» 9 . Не исключено, что при его посредстве (прямом или косвенном) Каменский получил письмо, чрезвычайно его взволновавшее: неизвестная ему (и, увы, нам тоже) Вера Вильямс из Голливуда сообщала, что знаменитый актер Дуглас Фербенкс живо заинтересовался его пьесой «Степан Разин» и в настоящий момент знакомится с ее английским переводом10 . Для экспансивного автора этого оказалось достаточно: мысль об отъезде овладела его воображением.
«Вася писал довольно часто. Но с января 1926 года переписка приняла лихорадочный характер. Мы в это время находились в Нью-Йорке и Вася бомбардировал мужа <Н. Н. Евреинова> письмами, умоляя устроить ему приезд в США. Со своей далекой Каменки ему казалось так просто найти импресарио, который бы выслал ему 1000 долларов и необходимую (очень трудную по тем временам) визу и «аффидевит» (денежное обеспечение пребывания).
В Нью-Йорке мы постоянно виделись с Давидом Бурлюком, давним и закадычным приятелем Васи. Бурлюк представлял меня американской публике на многочисленных моих лекциях, как в Нью-Йорке, так и в Филадельфии. Но как мы все вместе не прикидывали и не гадали, никак не могли придумать, как помочь Васе приехать в Америку. А Вася недоумевал в письмах: как это Володя Маяковский съездил, нахватал кучу долларов, а его мы не можем выписать» 11 .
Хронология здесь выдержана небезупречно: так, в недатированном (но явно относящемся к лету 1926 года) письме к Бурлюку Каменский говорит о своем предстоящем приезде вполне определенно и протекции явно не ищет: «Мою пьесу "Пушкин и Дантес" публика приняла восторженно (набито - с аншлагами) и пьеса с осени (сентября) идёт в Александрийском снова. Собираюсь в Нью-Йорк. У меня более 10 пьес, 5 романов и прочее добро» 12 . Более того, в книге 1927 года эта спокойная убежденность еще звучит: «Мечтаю поехать в Нью-Йорк, где желают поставить (на англ. яз.) «Степана Разина» и еще другие мои пьесы» 13 . С другой стороны, тон его переписки с Евреиновым мог сильно отличаться от эпистолярного диалога с Бурлюком.
В любом случае, история эта переходит в следующий год, когда в ней появляется новое действующее лицо - бывший петербургский романтик и бывший грузинский футурист, а ныне - начальник Тифлисского издательства Борис Корнеев, друг и конфидент Каменского. В переписке с ним осенью 1927 года возникает тема предстоящего отъезда:
«На этих днях из Нью-Йорка от Д. Бурлюка пришло письмо, в кот. он убеждает меня скорей ехать туда, обещая не зря кучу долларов, верную, густую кучу. Но, увы, чорт дери, - где мне взять сразу тысячу, не меньше. Не знаю. Именно, - сразу тысячу в руки, - тогда бы уехал, а то, сам понимаешь, сколь резво разбегаются червонцы, словно мальчишки из школы. Увижу, - что будет дальше, что выйдет в Москве. А в Америку за долларами сгонять ох следовало бы. Вернулся бы этаким франтом да с деньжатами, - за изд-во с тобой взялись бы, за дело. А ежели бы прогорели - я опять бы в Америку погнал» 14 .
Любопытно, что в августовском письме к Бурлюку о каких бы то ни было путешествиях нет ни слова - наоборот, Каменский скорее намекает на возможность встречного движения: «Я ничуть бы не удивился, если б, однажды вернувшись с работы домой, я застал всех вас дома, на Каменке» 15 . Этот эпистолярный корпус дошел до нас фрагментарно, так что трудно судить о точности пересказа следующего - написанного через год - письма Бурлюка:
«От Д. Д. Бурлюка получил длинное, деловое письмо. Он зовет меня немедленно приехать в Нью-Йорк, обещая успех и доллары. Д. Д. - большой делец, и я ему верю, что смогу заработать тысяч 10-15 за 2-3 месяца. При этом расчет строится на выступлениях (по 500 дол. за вечер = 1000 р.), кот. предполагается не менее 15 шт., гл. образ. в еврейских благотворительных об-вах. Я же думаю, как и Д. Д., что сумею устроить в театре 2-3 пьесы. Это - плюс. За смешные комедии американцы платят много. Верю, что я и на месте (сначала увижу - какие комедии успехом пользуются) напишу товар. Дело какое-либо сделаю - знаю. И уже есть там отличный переводчик пьес Бернштейн, сосватанный Евреиновым. Остановка теперь лишь за финансами. Надеюсь на Госиздат и, в крайнем случае, на Заккнигу, имея в виду 2-е издание нашего романа» 16 .
Именно после этого письма, когда мечты о постановке «Разина» уже отставлены, а все надежды связаны с лекционным туром, Каменский начинает действовать решительно. Буквально через три недели он вновь рапортует о предотъездных планах: «Бурлюк очень зовет в Нью-Йорк, обещая (а он - человек дела), что я смогу не мало заработать, да плюс набрать кучу материала для книги об Америке. Все это верно, но суть - за Госиздатом. Необходимо собрать денег - 1500 руб. чтобы туда ахнуть и, приехавши, иметь руб. 300 - 400 в кармане, на всякий случай: могу, напр., заболеть или что-то еще» 17 .
Очевидно, в ближайшие недели деньги были собраны и Каменский отправился за официальным разрешением на выезд, где его поджидал неприятный сюрприз - карательный механизм, запущенный в первых числах октября, продемонстрировал свою эффективность:
«После недавнего письма, утыканого надеждами на Америку, пишу - яко самоубийца: не дают валюты и поэтому не отпускают, о, чорт возьми. На днях был принят Караханом. Просил помочь. Он, конечно, очень обещал, как истинный дипломат и ушел от него влюбленным в жизнь вообще и в частности в его самого. Однако Карахан страшно занят и едва ли ему до поэтов. Выходит, значит, ерунда. Нестерпимо жаль потраченной энергии (почти месяц) на хлопоты. Не помогла, разумеется, и командировка ВОКСа и корресп. мандат «Известий». Огорчен до последней боли: ведь мне отказали даже в 150-ти долларах (300 руб.) тогда как иные и прочие ловкачи умеют и знают, как это делается. Я же - человек честный, простой - и в этом - моя беда. Глупец с Каменки - я верил, что мне, как писателю, не откажут во имя общих же интересов литературы. Но… И кончено. Жутко стало на душе: из-за проклятых каких-то грошей - 150-ти долларов - не дают права выезда, лишая меня громадного счастья побывать в Америке. Ах, а сколько бы я привез материала для будущих работ! Обновился бы, освежился бы. Да! Вот так то! Грустно. Тошно стало: из-за сущих грошей не пускают. Ибо 150 долларов для меня - не сумма, а чепуха. Суть же - именно в валюте, кот. у нас мало, а для таких, как я, и совсем нет. Устал от хлопот и обиды. Эти дни попробую еще «побегать», а там, гляди, и брошу» 18 .
Тщетность этих попыток, вполне очевидная нам из сегодняшнего дня, была не столь отчетлива для современников; без толку прохлопотав еще две недели, Каменский горько резюмирует:
«Я еще еле жив от бесплодных нервных трудов - хлопот - будь они прокляты - и вот - краххх… новый, решительный отказ отпустить меня в Америку. Боятся - сбегу совсем из рая «наших достижений». Тут - досада дьявольская, т.к. никак мне эта глупость (сбегу мол) в голову не приходила, хотя бы во имя одной Каменки, - моей буд. богадельни. Словом, оскорблен я невыпуском до последней боли. Даже вроде как тихо и осовело сошел с ума и не знаю кто я? Может быть орел в клетке зоопарка, а м.б. - арестант:
«…мне и хочется на волю, -
цепь порвать я не могу».
Раб еси. Крепостной паки. Воистину: нет личности, окромя удостоверения личности. Ирония судьбы. Что дальше?» 19 .
Побывать за границей Каменскому больше не довелось, но судьба его оказалась счастливее многих - он прожил долгую жизнь и умер своей смертью в ноябре 1961 года.
==
1 Официальный аспект проблемы излагается по: Генис В. Неверные слуги режима: Первые советские невозвращенцы (1920-1933). Кн. 1: «Бежал и перешел в лагерь буржуазии...» (1920-1929). М. 2009. С. 4 - 5
2 Там же. С. 5
3 Масаинов А. Маяковский - поэт и человек // Маяковский продолжается. Сборник научных статей и публикаций архивных материалов. Выпуск 2. М. 2009. С. 259
4 Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. СПб. 1994. С. 47
5 Бурлюк Д. Интересные встречи. М. 2005. С. 32
6 Локс К. Повесть об одном десятилетии (1907 - 1917). Публикация Е. В. Пастернак и К. М. Поливанова // Минувшее. Исторический альманах. <Т.> 15. М. - СПб. 1994. С. 118
7 Ивнев Р. Богема. М. 2004. С. 80
8 Автохарактеристика, см.: Ходасевич Валентина. Портреты словами. М. 1987. С. 104
9 Письмо 18 февраля 1926 года // Евдаев Н. Давид Бурлюк в Америке. Материалы к биографии. М. 2008. С. 421
10 Письмо ее процитировано в: Гинц С. Василий Каменский. Пермь. 1974. С. 144
11 Воспоминания Анны Кашиной-Евреиновой о В. В. Каменском // Ежиков И. Неизвестный Каменский. Пермь. 2009. С. 112
12 Евдаев Н. Давид Бурлюк в Америке. Материалы к биографии. М. 2008. С. 420 (ошибочно помещено перед февральским того же года).
13 Каменский В. И это есть. <Тифлис>. 1927. С. 8
14 Письмо от 23 октября 1927 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 12 об. - 13
15 Ежиков И. Неизвестный Каменский. Пермь. 2009. С. 38
16 Письмо Каменского к Б. И. Корнееву от 1 октября 1928 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 57. «Наш роман» - «Пушкин и Дантес» Каменского, вышедший в «Заккниге», где Корнеев был директором, в 1928 году.
17 Письмо 23 октября 1928 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 64 об.
18 Письмо от 13 ноября 1928 года // Там же. Л. 68 - 70 об. Лев Михайлович Карахан (1889 - 1937) на тот момент - заместитель народного комиссара иностранных дел.
19 Письмо от 1 декабря 1928 года // Там же. Л. 74 - 75.
К середине 20-х годов судьбы кубо-футуристов первого призыва сильно разошлись: Маяковский уверенно шел к вершине прижизненной славы; умерший первым из них Хлебников на глазах становился классиком и символом; Крученых нашел себя в типографическом многоглаголении - издавал десятками брошюрки, порицающие живых и поминающие мертвых; Бурлюк эмигрировал. Оставался один - больше всех, кажется, охочий до известности и меньше прочих ее добившийся - авиатор и путешественник - «курчавый, краснолицый и недалекий»3 , «ангелоподобный»4 , «лесное диво, чудище веселое, хохотун, озеро глазастое синее»5 , «человек довольно простой и даже наивный»6 , «молодой, красивый, сияющий своей широкой волжской улыбкой»7 , «Песниан»8 - Василий Васильевич Каменский.
В конце октября 1925 года из Америки возвращается Маяковский; Каменский, встретившись с ним, кратко сообщал Бурлюку, возобновляя эпистолярный диалог после многолетнего перерыва: «Наконец ныне, с месяц назад, Володя появился в Ленинграде. Был его один вечер: «Мое открытие Америки», прошел с успехом: заработал он рублей 350. Деньги эти, разумеется, мы пропили. Он уехал в Москву с 20 руб., сказав, олл райт» 9 . Не исключено, что при его посредстве (прямом или косвенном) Каменский получил письмо, чрезвычайно его взволновавшее: неизвестная ему (и, увы, нам тоже) Вера Вильямс из Голливуда сообщала, что знаменитый актер Дуглас Фербенкс живо заинтересовался его пьесой «Степан Разин» и в настоящий момент знакомится с ее английским переводом10 . Для экспансивного автора этого оказалось достаточно: мысль об отъезде овладела его воображением.
«Вася писал довольно часто. Но с января 1926 года переписка приняла лихорадочный характер. Мы в это время находились в Нью-Йорке и Вася бомбардировал мужа <Н. Н. Евреинова> письмами, умоляя устроить ему приезд в США. Со своей далекой Каменки ему казалось так просто найти импресарио, который бы выслал ему 1000 долларов и необходимую (очень трудную по тем временам) визу и «аффидевит» (денежное обеспечение пребывания).
В Нью-Йорке мы постоянно виделись с Давидом Бурлюком, давним и закадычным приятелем Васи. Бурлюк представлял меня американской публике на многочисленных моих лекциях, как в Нью-Йорке, так и в Филадельфии. Но как мы все вместе не прикидывали и не гадали, никак не могли придумать, как помочь Васе приехать в Америку. А Вася недоумевал в письмах: как это Володя Маяковский съездил, нахватал кучу долларов, а его мы не можем выписать» 11 .
Хронология здесь выдержана небезупречно: так, в недатированном (но явно относящемся к лету 1926 года) письме к Бурлюку Каменский говорит о своем предстоящем приезде вполне определенно и протекции явно не ищет: «Мою пьесу "Пушкин и Дантес" публика приняла восторженно (набито - с аншлагами) и пьеса с осени (сентября) идёт в Александрийском снова. Собираюсь в Нью-Йорк. У меня более 10 пьес, 5 романов и прочее добро» 12 . Более того, в книге 1927 года эта спокойная убежденность еще звучит: «Мечтаю поехать в Нью-Йорк, где желают поставить (на англ. яз.) «Степана Разина» и еще другие мои пьесы» 13 . С другой стороны, тон его переписки с Евреиновым мог сильно отличаться от эпистолярного диалога с Бурлюком.
В любом случае, история эта переходит в следующий год, когда в ней появляется новое действующее лицо - бывший петербургский романтик и бывший грузинский футурист, а ныне - начальник Тифлисского издательства Борис Корнеев, друг и конфидент Каменского. В переписке с ним осенью 1927 года возникает тема предстоящего отъезда:
«На этих днях из Нью-Йорка от Д. Бурлюка пришло письмо, в кот. он убеждает меня скорей ехать туда, обещая не зря кучу долларов, верную, густую кучу. Но, увы, чорт дери, - где мне взять сразу тысячу, не меньше. Не знаю. Именно, - сразу тысячу в руки, - тогда бы уехал, а то, сам понимаешь, сколь резво разбегаются червонцы, словно мальчишки из школы. Увижу, - что будет дальше, что выйдет в Москве. А в Америку за долларами сгонять ох следовало бы. Вернулся бы этаким франтом да с деньжатами, - за изд-во с тобой взялись бы, за дело. А ежели бы прогорели - я опять бы в Америку погнал» 14 .
Любопытно, что в августовском письме к Бурлюку о каких бы то ни было путешествиях нет ни слова - наоборот, Каменский скорее намекает на возможность встречного движения: «Я ничуть бы не удивился, если б, однажды вернувшись с работы домой, я застал всех вас дома, на Каменке» 15 . Этот эпистолярный корпус дошел до нас фрагментарно, так что трудно судить о точности пересказа следующего - написанного через год - письма Бурлюка:
«От Д. Д. Бурлюка получил длинное, деловое письмо. Он зовет меня немедленно приехать в Нью-Йорк, обещая успех и доллары. Д. Д. - большой делец, и я ему верю, что смогу заработать тысяч 10-15 за 2-3 месяца. При этом расчет строится на выступлениях (по 500 дол. за вечер = 1000 р.), кот. предполагается не менее 15 шт., гл. образ. в еврейских благотворительных об-вах. Я же думаю, как и Д. Д., что сумею устроить в театре 2-3 пьесы. Это - плюс. За смешные комедии американцы платят много. Верю, что я и на месте (сначала увижу - какие комедии успехом пользуются) напишу товар. Дело какое-либо сделаю - знаю. И уже есть там отличный переводчик пьес Бернштейн, сосватанный Евреиновым. Остановка теперь лишь за финансами. Надеюсь на Госиздат и, в крайнем случае, на Заккнигу, имея в виду 2-е издание нашего романа» 16 .
Именно после этого письма, когда мечты о постановке «Разина» уже отставлены, а все надежды связаны с лекционным туром, Каменский начинает действовать решительно. Буквально через три недели он вновь рапортует о предотъездных планах: «Бурлюк очень зовет в Нью-Йорк, обещая (а он - человек дела), что я смогу не мало заработать, да плюс набрать кучу материала для книги об Америке. Все это верно, но суть - за Госиздатом. Необходимо собрать денег - 1500 руб. чтобы туда ахнуть и, приехавши, иметь руб. 300 - 400 в кармане, на всякий случай: могу, напр., заболеть или что-то еще» 17 .
Очевидно, в ближайшие недели деньги были собраны и Каменский отправился за официальным разрешением на выезд, где его поджидал неприятный сюрприз - карательный механизм, запущенный в первых числах октября, продемонстрировал свою эффективность:
«После недавнего письма, утыканого надеждами на Америку, пишу - яко самоубийца: не дают валюты и поэтому не отпускают, о, чорт возьми. На днях был принят Караханом. Просил помочь. Он, конечно, очень обещал, как истинный дипломат и ушел от него влюбленным в жизнь вообще и в частности в его самого. Однако Карахан страшно занят и едва ли ему до поэтов. Выходит, значит, ерунда. Нестерпимо жаль потраченной энергии (почти месяц) на хлопоты. Не помогла, разумеется, и командировка ВОКСа и корресп. мандат «Известий». Огорчен до последней боли: ведь мне отказали даже в 150-ти долларах (300 руб.) тогда как иные и прочие ловкачи умеют и знают, как это делается. Я же - человек честный, простой - и в этом - моя беда. Глупец с Каменки - я верил, что мне, как писателю, не откажут во имя общих же интересов литературы. Но… И кончено. Жутко стало на душе: из-за проклятых каких-то грошей - 150-ти долларов - не дают права выезда, лишая меня громадного счастья побывать в Америке. Ах, а сколько бы я привез материала для будущих работ! Обновился бы, освежился бы. Да! Вот так то! Грустно. Тошно стало: из-за сущих грошей не пускают. Ибо 150 долларов для меня - не сумма, а чепуха. Суть же - именно в валюте, кот. у нас мало, а для таких, как я, и совсем нет. Устал от хлопот и обиды. Эти дни попробую еще «побегать», а там, гляди, и брошу» 18 .
Тщетность этих попыток, вполне очевидная нам из сегодняшнего дня, была не столь отчетлива для современников; без толку прохлопотав еще две недели, Каменский горько резюмирует:
«Я еще еле жив от бесплодных нервных трудов - хлопот - будь они прокляты - и вот - краххх… новый, решительный отказ отпустить меня в Америку. Боятся - сбегу совсем из рая «наших достижений». Тут - досада дьявольская, т.к. никак мне эта глупость (сбегу мол) в голову не приходила, хотя бы во имя одной Каменки, - моей буд. богадельни. Словом, оскорблен я невыпуском до последней боли. Даже вроде как тихо и осовело сошел с ума и не знаю кто я? Может быть орел в клетке зоопарка, а м.б. - арестант:
«…мне и хочется на волю, -
цепь порвать я не могу».
Раб еси. Крепостной паки. Воистину: нет личности, окромя удостоверения личности. Ирония судьбы. Что дальше?» 19 .
Побывать за границей Каменскому больше не довелось, но судьба его оказалась счастливее многих - он прожил долгую жизнь и умер своей смертью в ноябре 1961 года.
==
1 Официальный аспект проблемы излагается по: Генис В. Неверные слуги режима: Первые советские невозвращенцы (1920-1933). Кн. 1: «Бежал и перешел в лагерь буржуазии...» (1920-1929). М. 2009. С. 4 - 5
2 Там же. С. 5
3 Масаинов А. Маяковский - поэт и человек // Маяковский продолжается. Сборник научных статей и публикаций архивных материалов. Выпуск 2. М. 2009. С. 259
4 Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. СПб. 1994. С. 47
5 Бурлюк Д. Интересные встречи. М. 2005. С. 32
6 Локс К. Повесть об одном десятилетии (1907 - 1917). Публикация Е. В. Пастернак и К. М. Поливанова // Минувшее. Исторический альманах. <Т.> 15. М. - СПб. 1994. С. 118
7 Ивнев Р. Богема. М. 2004. С. 80
8 Автохарактеристика, см.: Ходасевич Валентина. Портреты словами. М. 1987. С. 104
9 Письмо 18 февраля 1926 года // Евдаев Н. Давид Бурлюк в Америке. Материалы к биографии. М. 2008. С. 421
10 Письмо ее процитировано в: Гинц С. Василий Каменский. Пермь. 1974. С. 144
11 Воспоминания Анны Кашиной-Евреиновой о В. В. Каменском // Ежиков И. Неизвестный Каменский. Пермь. 2009. С. 112
12 Евдаев Н. Давид Бурлюк в Америке. Материалы к биографии. М. 2008. С. 420 (ошибочно помещено перед февральским того же года).
13 Каменский В. И это есть. <Тифлис>. 1927. С. 8
14 Письмо от 23 октября 1927 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 12 об. - 13
15 Ежиков И. Неизвестный Каменский. Пермь. 2009. С. 38
16 Письмо Каменского к Б. И. Корнееву от 1 октября 1928 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 57. «Наш роман» - «Пушкин и Дантес» Каменского, вышедший в «Заккниге», где Корнеев был директором, в 1928 году.
17 Письмо 23 октября 1928 года // РГАЛИ. Ф. 2563. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 64 об.
18 Письмо от 13 ноября 1928 года // Там же. Л. 68 - 70 об. Лев Михайлович Карахан (1889 - 1937) на тот момент - заместитель народного комиссара иностранных дел.
19 Письмо от 1 декабря 1928 года // Там же. Л. 74 - 75.