ТиД
1. «У моего мужа раньше был длинный и очень-очень красивый хвост», - произнес мечтательный женский голос где-то рядом и я осторожно - чтобы не спугнуть - скосил глаза влево. Оказалось, что реплика эта была обращена ко мне - но, по счастью, не требовала ответа (я бы затруднился). - «Он тоже (sic!) играл в ансамбле», - продолжала между тем новая знакомая, которую мой вид настроил на лирически-мемуарный лад, - но тут телефонная трель прервала медовую струю воспоминаний и я, подхватив стопку книг (ибо дело происходило в библиотеке), ретировался в читальный зал.
2. Хорошо утром в библиотеке! - хочется воскликнуть в испытанной временем мажорной тональности, но это будет неправда, поскольку утром в библиотеке, как и в любом другом месте - плохо. Особенно в феврале. Тем более - в морозы. В частности - пока не рассвело. Светает, впрочем, все раньше, но время, будучи субстанцией желеобразной и при этом пластичной, приобретает в позднезимние холода какие-то странные свойства, как бы створоживаясь и вскользь минуя наблюдателей. В первые дни года я незаметно лишился привычного метронома, аккуратно, как мясник, рубившего мой день на равные ребристые кусочки: в конце декабря электронная сигарета вытеснила из моей жизни настоящую, а теперь и сама канула куда-то в Лету; в общем, я практически не курю. Вопреки рекламным обещаниям наймитов фармацевтических компаний, никакого катарсиса я от этого не испытал, а разве что легкую грусть, каковую, впрочем, человек нашего склада согласен испытывать по любому поводу.
3. Вот, например, летнее время. Редко кому удается прожить так долго, чтобы увидеть, как нечто судьбоносное вводится законодательно, а потом, три эпохи спустя, таким же образом отменяется. Мой дед был пчеловод, не лишенный щегольства; в конце 1970-х годов он привез из областного центра остромодный гаджет - советские электронные часы из первых образцов. В тяжелом монументальном корпусе заключалась подмигивающая монохромная тайна; чтобы заменить батарейку, требовалось ехать к мистагогу в гарантийную мастерскую. Тем же годом грянул декрет о летнем времени; дед, полюбивший отвечать на вопрос «который час», оказался в замешательстве (ибо функция перевода воображаемых стрелок в часах отсутствовала), из которого вышел с унаследованной мною легкостью - «по пчелиному», - ответствовал он, - «половина третьего», «а по вашему - считайте сами». Теперь эпоха, когда нужно было считать самим, похоже, заканчивается - хорошо, что в летней фазе, но жалко при этом, что ерундовой, но навязчивой иллюзии о властности смертных над временем приходит конец. Впрочем, кого не убеждали руины романских построек, вряд ли уверил бы административный эксперимент.
4. Меж тем, цветоводческий сезон открыт - первые клубни, корневища, семена и ростки уже погружены в питательный почвогрунт, политы и выставлены на оранжерейную лоджию. Не обошлось и без смелого эксперимента (что и сработало ассоциативным мостиком) - впервые в жизни я высадил в любовно приготовленную торфо-меловую смесь мицелий шампиньонов. Причудливая биология грибов, о которой в обыденной жизни не очень-то задумываешься (споро разлетающиеся споры, отсутствие фотосинтеза, богатый симбиотический потенциал) здесь вдруг проявляет себя наглядно - их надо выращивать в темноте и (относительном) холоде. Пока мицелий бурно разросся по субстрату - интересно, что будет дальше. Остальные посадки вполне традиционны - каллы, канны (которые я в основном выращиваю как однолетники), красивая, судя по картинке, аквилегия… Но который год подряд природная мнительность не дает поверить, что под полутораметровым слоем мерзлого снега могло уцелеть хоть что-то живое; а ведь, наверное, биологические часы, тикающие в полуанабиозе у каждого из покоящихся в земле растений, отсчитывают последние недели перед началом роста. Странно все это! Не укладывается в голове это космическое равновесие между мириадами взаимопогрызающих живых существ, погодой, колеблющейся от удушливой жары до убийственного холода - и все это на бешено крутящемся шарике, летящем в безвоздушной черноте. Собственная персона и работа кажутся на этом фоне столь же значимыми, как муравей, случайно заползший на сцену театра Советской Армии в день премьеры батальной пьесы, - но все это не отменяет необходимости вставать в хрустящую рань и, наскоро выгуляв собаку, отправляться прочь; в лучшем случае - в библиотеку.
2. Хорошо утром в библиотеке! - хочется воскликнуть в испытанной временем мажорной тональности, но это будет неправда, поскольку утром в библиотеке, как и в любом другом месте - плохо. Особенно в феврале. Тем более - в морозы. В частности - пока не рассвело. Светает, впрочем, все раньше, но время, будучи субстанцией желеобразной и при этом пластичной, приобретает в позднезимние холода какие-то странные свойства, как бы створоживаясь и вскользь минуя наблюдателей. В первые дни года я незаметно лишился привычного метронома, аккуратно, как мясник, рубившего мой день на равные ребристые кусочки: в конце декабря электронная сигарета вытеснила из моей жизни настоящую, а теперь и сама канула куда-то в Лету; в общем, я практически не курю. Вопреки рекламным обещаниям наймитов фармацевтических компаний, никакого катарсиса я от этого не испытал, а разве что легкую грусть, каковую, впрочем, человек нашего склада согласен испытывать по любому поводу.
3. Вот, например, летнее время. Редко кому удается прожить так долго, чтобы увидеть, как нечто судьбоносное вводится законодательно, а потом, три эпохи спустя, таким же образом отменяется. Мой дед был пчеловод, не лишенный щегольства; в конце 1970-х годов он привез из областного центра остромодный гаджет - советские электронные часы из первых образцов. В тяжелом монументальном корпусе заключалась подмигивающая монохромная тайна; чтобы заменить батарейку, требовалось ехать к мистагогу в гарантийную мастерскую. Тем же годом грянул декрет о летнем времени; дед, полюбивший отвечать на вопрос «который час», оказался в замешательстве (ибо функция перевода воображаемых стрелок в часах отсутствовала), из которого вышел с унаследованной мною легкостью - «по пчелиному», - ответствовал он, - «половина третьего», «а по вашему - считайте сами». Теперь эпоха, когда нужно было считать самим, похоже, заканчивается - хорошо, что в летней фазе, но жалко при этом, что ерундовой, но навязчивой иллюзии о властности смертных над временем приходит конец. Впрочем, кого не убеждали руины романских построек, вряд ли уверил бы административный эксперимент.
4. Меж тем, цветоводческий сезон открыт - первые клубни, корневища, семена и ростки уже погружены в питательный почвогрунт, политы и выставлены на оранжерейную лоджию. Не обошлось и без смелого эксперимента (что и сработало ассоциативным мостиком) - впервые в жизни я высадил в любовно приготовленную торфо-меловую смесь мицелий шампиньонов. Причудливая биология грибов, о которой в обыденной жизни не очень-то задумываешься (споро разлетающиеся споры, отсутствие фотосинтеза, богатый симбиотический потенциал) здесь вдруг проявляет себя наглядно - их надо выращивать в темноте и (относительном) холоде. Пока мицелий бурно разросся по субстрату - интересно, что будет дальше. Остальные посадки вполне традиционны - каллы, канны (которые я в основном выращиваю как однолетники), красивая, судя по картинке, аквилегия… Но который год подряд природная мнительность не дает поверить, что под полутораметровым слоем мерзлого снега могло уцелеть хоть что-то живое; а ведь, наверное, биологические часы, тикающие в полуанабиозе у каждого из покоящихся в земле растений, отсчитывают последние недели перед началом роста. Странно все это! Не укладывается в голове это космическое равновесие между мириадами взаимопогрызающих живых существ, погодой, колеблющейся от удушливой жары до убийственного холода - и все это на бешено крутящемся шарике, летящем в безвоздушной черноте. Собственная персона и работа кажутся на этом фоне столь же значимыми, как муравей, случайно заползший на сцену театра Советской Армии в день премьеры батальной пьесы, - но все это не отменяет необходимости вставать в хрустящую рань и, наскоро выгуляв собаку, отправляться прочь; в лучшем случае - в библиотеку.