Сибирские старцы - экстремалы и панки начала XIX века в контексте
Очень кратко и конспективно, для себя и тезисно.
Екатеринбург-Туринск.
В Туринске есть монастырь, где подвизались святые Василиск Сибирский и Зосима Верховский. Мощи Василиска сейчас в Екатеринбурге, от Зосимы мощей, кажется нет, но финальное место почитания Зосимова пустынь под Вереей.
Зачем бы они нам в контексте? Это два друга, принадлежащие к старшему (по сравнению с нашими декабристами) поколению. Василиск Сибирский - 1740 года рождения, а Зосима - 1768, примерно «поколение отцов». Оба - люди, «захотевшие странного», выпадающего за рамки (в данном случае не рамки политические, а религиозные, но факт остается фактом).
Василиск Сибирский - государственный крестьянин из Тверской губернии. «Странного» хотела вся семья - было их три брата, все три имели склонность к монашеству, но упс - если ты крестьянин в середине XVIII века, то ты не можешь просто так все бросить и идти в монастырь. Община платит подати подушно, и надо бабло зарабатывать, а не молиться-поститься-слушать радио "Радонеж". Начинается история с конфликта общины и старшего брата Василиска, Козьмы, которая выливается в то, отца такого непутевого сына приводят в волостной суд и велят высечь как следует. Но в итоге община смиряется с выбором Козьмы, потом отпускает и среднего брата (правда с тем, чтобы он взамен странствовал и собирал деньги на строительство храма в родных местах). Наш герой - Василиск - младший, и ему не светит, хватит уже. Его женят, но с женой ему как-то не живется, и он пускается вроде бы на заработки, а на самом деле в свободные странствования: он неспокойный человек дороги, на одном месте ему никак не живется. В какой-то момент, когда у него заканчивается его собственный паспорт на годовую отлучку (Российская империя XVIII века, без паспорта нельзя уйти от места жительства, стандартный срок паспорта - год, раз в год надо его продлять), он прет бессрочный паспорт старшего брата Козьмы, и пытается уплыть на «самолете»-пароме через ближайшую реку, но просыпается совесть, и он возвращается. Ну и продолжает мыкаться по разным местам - из приличных монастырей его обычно вежливо «просят», когда заканчивается очередной паспорт на отлучку, кому ж охоте нелегалов держать? Оказывается в итоге в глухой Чувашии, где паспорта не требуют, потому что и людей-то кругом не очень. Потом оказывается где-то под Брянском, приживается там при старце Адриане. Во время очередного визита за паспортом в родные места его принимают за ссыльного, ловят и порют, но паспорт делают.
А дальше он перебирается за старцем Адрианом в Коневский монастырь и знакомится со вторым героем этой истории - тоже хотящим странного смоленским шляхтичем Захарией Верховском. Нам он интересен тем, что это родной дядюшка декабриста Ивана Семеновича Повало-Швейковского.
Этих тоже было три брата (а за Семенном Повало-Швейковским - сестра Пелагея), все трое служили в Преображенском полку, буянили и картежничали (и кто только не картежничал в екатерининское время в Преображенском полку!). Но двоих из них накрыло странным.
Средний, Илья, вышел в отставку, и отправился странствовать по монастырям, пописывая стихи (например, на сумке написал себе:
Жизнь, как сон, есть кратко время;
Понесу в ней тяжко бремя.)
И вырезая при случае иконы. Про него известна прекрасная байка: «В одном городе увидели у него маленькие инструменты, которыми он вырезал иконы, и спросили о них. Юноша как бы притчею ответил: «Я этим делаю себе деньги и ими содержусь». Неожиданно его посадили в тюрьму…» Неожиданно, ага.
В итоге он оседает в Петербурге под видом собственного вольноотпущенника. Дальнейшие сведения из жития можно бы проверить, они проверяемы, но не в моем режиме «напиши прям щас, чтоб не забыть. Он получает покровительство кого-то из Шуваловых (в житии сказано «генерал-аншеф Шувалов», кажется, житие путает старого генерала Петра Ивановича и его сына Андрея Петровича, а может там еще кто-то), представляется со своими резными иконами императрице Марии Федоровне (тут верю, она и сама любила, умела и практиковала) и даже вроде бы поступает в Академию художеств. Женится на Е. И. Рачинской (это тоже смоленское дворянство, другим концом они родня Колечицким, тем самым, которые соседи Пестелей, в общем, колода тусуется и все знакомы со всеми). У них имение Покровское, тоже бы поискать его.
…Сам же Захар 19 лет от роду отдает свою долю сестре (не сказано какой, их там кажется, две, но возможно той самой Пелагее, матери декабриста). Причем - внимание! По выбору крестьян, как говорит нам житие: «Все имение свое и брата, согласно выбору крестьян, он отдал несчастной своей сестре и доброму к людям зятю». И оказывается он в том самом Коневском монастыре, знакомится там с Василиском, стрижется под именем Зосимы - и дальше всю жизнь эта парочка приключается вместе. Они друг друга нашли. Начал Зосима с того, что как то добыл Василиску окончательную бумажку (ну он небедный дворянин, выправить бумажку для кого-то крестьянина, видимо, не проблемно). Потом они вместе с Адрианом уходят еще куда-то (и на Зосиму возложены социальные функции - он наезжает периодически в столицу за баблом от благодетелей), а потом сваливают и оттуда. Хочет эта парочка ни много, ни мало на Афон - но тут то коронавирус и карантины по границам, то очередная русско-турецкая, в общем, потыкавшись в границу, они разворачиваются и идут искать себе места, через Крым, Кавказ - и аж до самой Сибири. Некоторое время живут в Тобольске, но экстремальный сибирский туризм затягивает - и они идут исследовать новые места: «были в Ишимском, Каннском, Томском, Енисейском, Красноярском и Кузнецком округах, где и застигла их зима». Зимовать они решили прямо в лесу, в какой-то землянке… житие описывает это все довольно подробно, в общем, когда к весне они оттуда выползли, то два месяца просто встать не могли и больше так не делали.
В итоге оседают они в Туринске и основывают там женский монастырь из разных прибившихся к ним дев. До кучи Зосима правдами и неправдами привозит сюда двух своих племянниц, дочек уже умершего Ильи. Устав там суровый, племянниц родня провожает в Сибирь как в Сибирь - но они тут добровольно. Монастырь был красивый, но от исторических зданий ничего нет, и к тому моменту, когда там появляются декабристы - и самих старцев-то там уже нет. Году в 1824-м женский монастырь накрывает безобразной сварой за игуменство (тут престарелому Василиску в последний раз прилетает паспортной проблемой - на него доносят, что документов у него нету и приходится опять это разруливать). В итоге Василиск заканчивается совсем (мощи его сейчас в Ебурге, в Туринске - частица мощей), а Зосима берет подмышку племянниц и тех, кто хочет продолжать ровно с ним - и валит из Сибири в Москву. В Москве они появляются в прекрасном феврале 1826 года (но с мятежным племянником и кузеном у них нет возможности пересечься - тот служил на юге, а к февралю уже сидит в крепости. Вообще же неплохо бы порыть, знают ли они об этой ситуации и поддерживают ли связь с оставшейся родней), и дальше следует история Зосимовой пустыни под Вереей в имении Марии Семеновны Бахметьевой. Умирает Зосима в 1833, про племянниц неизвестно.
Как прекрасно формулирует Кеменкири - это истории людей, хотевших странного. В данном случае - не очень вписывающихся со своим экстремальным туризмом, бешеной жаждой странствий и лишений, жизнью на грани юродства - в рамки традиционного православия, в рамки государственной системы. Да в любые рамки. Поэтому я их очень люблю - они оба очень странные (местами и страшные), но совершенно живые, настоящие и искренние.
Екатеринбург-Туринск.
В Туринске есть монастырь, где подвизались святые Василиск Сибирский и Зосима Верховский. Мощи Василиска сейчас в Екатеринбурге, от Зосимы мощей, кажется нет, но финальное место почитания Зосимова пустынь под Вереей.
Зачем бы они нам в контексте? Это два друга, принадлежащие к старшему (по сравнению с нашими декабристами) поколению. Василиск Сибирский - 1740 года рождения, а Зосима - 1768, примерно «поколение отцов». Оба - люди, «захотевшие странного», выпадающего за рамки (в данном случае не рамки политические, а религиозные, но факт остается фактом).
Василиск Сибирский - государственный крестьянин из Тверской губернии. «Странного» хотела вся семья - было их три брата, все три имели склонность к монашеству, но упс - если ты крестьянин в середине XVIII века, то ты не можешь просто так все бросить и идти в монастырь. Община платит подати подушно, и надо бабло зарабатывать, а не молиться-поститься-слушать радио "Радонеж". Начинается история с конфликта общины и старшего брата Василиска, Козьмы, которая выливается в то, отца такого непутевого сына приводят в волостной суд и велят высечь как следует. Но в итоге община смиряется с выбором Козьмы, потом отпускает и среднего брата (правда с тем, чтобы он взамен странствовал и собирал деньги на строительство храма в родных местах). Наш герой - Василиск - младший, и ему не светит, хватит уже. Его женят, но с женой ему как-то не живется, и он пускается вроде бы на заработки, а на самом деле в свободные странствования: он неспокойный человек дороги, на одном месте ему никак не живется. В какой-то момент, когда у него заканчивается его собственный паспорт на годовую отлучку (Российская империя XVIII века, без паспорта нельзя уйти от места жительства, стандартный срок паспорта - год, раз в год надо его продлять), он прет бессрочный паспорт старшего брата Козьмы, и пытается уплыть на «самолете»-пароме через ближайшую реку, но просыпается совесть, и он возвращается. Ну и продолжает мыкаться по разным местам - из приличных монастырей его обычно вежливо «просят», когда заканчивается очередной паспорт на отлучку, кому ж охоте нелегалов держать? Оказывается в итоге в глухой Чувашии, где паспорта не требуют, потому что и людей-то кругом не очень. Потом оказывается где-то под Брянском, приживается там при старце Адриане. Во время очередного визита за паспортом в родные места его принимают за ссыльного, ловят и порют, но паспорт делают.
А дальше он перебирается за старцем Адрианом в Коневский монастырь и знакомится со вторым героем этой истории - тоже хотящим странного смоленским шляхтичем Захарией Верховском. Нам он интересен тем, что это родной дядюшка декабриста Ивана Семеновича Повало-Швейковского.
Этих тоже было три брата (а за Семенном Повало-Швейковским - сестра Пелагея), все трое служили в Преображенском полку, буянили и картежничали (и кто только не картежничал в екатерининское время в Преображенском полку!). Но двоих из них накрыло странным.
Средний, Илья, вышел в отставку, и отправился странствовать по монастырям, пописывая стихи (например, на сумке написал себе:
Жизнь, как сон, есть кратко время;
Понесу в ней тяжко бремя.)
И вырезая при случае иконы. Про него известна прекрасная байка: «В одном городе увидели у него маленькие инструменты, которыми он вырезал иконы, и спросили о них. Юноша как бы притчею ответил: «Я этим делаю себе деньги и ими содержусь». Неожиданно его посадили в тюрьму…» Неожиданно, ага.
В итоге он оседает в Петербурге под видом собственного вольноотпущенника. Дальнейшие сведения из жития можно бы проверить, они проверяемы, но не в моем режиме «напиши прям щас, чтоб не забыть. Он получает покровительство кого-то из Шуваловых (в житии сказано «генерал-аншеф Шувалов», кажется, житие путает старого генерала Петра Ивановича и его сына Андрея Петровича, а может там еще кто-то), представляется со своими резными иконами императрице Марии Федоровне (тут верю, она и сама любила, умела и практиковала) и даже вроде бы поступает в Академию художеств. Женится на Е. И. Рачинской (это тоже смоленское дворянство, другим концом они родня Колечицким, тем самым, которые соседи Пестелей, в общем, колода тусуется и все знакомы со всеми). У них имение Покровское, тоже бы поискать его.
…Сам же Захар 19 лет от роду отдает свою долю сестре (не сказано какой, их там кажется, две, но возможно той самой Пелагее, матери декабриста). Причем - внимание! По выбору крестьян, как говорит нам житие: «Все имение свое и брата, согласно выбору крестьян, он отдал несчастной своей сестре и доброму к людям зятю». И оказывается он в том самом Коневском монастыре, знакомится там с Василиском, стрижется под именем Зосимы - и дальше всю жизнь эта парочка приключается вместе. Они друг друга нашли. Начал Зосима с того, что как то добыл Василиску окончательную бумажку (ну он небедный дворянин, выправить бумажку для кого-то крестьянина, видимо, не проблемно). Потом они вместе с Адрианом уходят еще куда-то (и на Зосиму возложены социальные функции - он наезжает периодически в столицу за баблом от благодетелей), а потом сваливают и оттуда. Хочет эта парочка ни много, ни мало на Афон - но тут то коронавирус и карантины по границам, то очередная русско-турецкая, в общем, потыкавшись в границу, они разворачиваются и идут искать себе места, через Крым, Кавказ - и аж до самой Сибири. Некоторое время живут в Тобольске, но экстремальный сибирский туризм затягивает - и они идут исследовать новые места: «были в Ишимском, Каннском, Томском, Енисейском, Красноярском и Кузнецком округах, где и застигла их зима». Зимовать они решили прямо в лесу, в какой-то землянке… житие описывает это все довольно подробно, в общем, когда к весне они оттуда выползли, то два месяца просто встать не могли и больше так не делали.
В итоге оседают они в Туринске и основывают там женский монастырь из разных прибившихся к ним дев. До кучи Зосима правдами и неправдами привозит сюда двух своих племянниц, дочек уже умершего Ильи. Устав там суровый, племянниц родня провожает в Сибирь как в Сибирь - но они тут добровольно. Монастырь был красивый, но от исторических зданий ничего нет, и к тому моменту, когда там появляются декабристы - и самих старцев-то там уже нет. Году в 1824-м женский монастырь накрывает безобразной сварой за игуменство (тут престарелому Василиску в последний раз прилетает паспортной проблемой - на него доносят, что документов у него нету и приходится опять это разруливать). В итоге Василиск заканчивается совсем (мощи его сейчас в Ебурге, в Туринске - частица мощей), а Зосима берет подмышку племянниц и тех, кто хочет продолжать ровно с ним - и валит из Сибири в Москву. В Москве они появляются в прекрасном феврале 1826 года (но с мятежным племянником и кузеном у них нет возможности пересечься - тот служил на юге, а к февралю уже сидит в крепости. Вообще же неплохо бы порыть, знают ли они об этой ситуации и поддерживают ли связь с оставшейся родней), и дальше следует история Зосимовой пустыни под Вереей в имении Марии Семеновны Бахметьевой. Умирает Зосима в 1833, про племянниц неизвестно.
Как прекрасно формулирует Кеменкири - это истории людей, хотевших странного. В данном случае - не очень вписывающихся со своим экстремальным туризмом, бешеной жаждой странствий и лишений, жизнью на грани юродства - в рамки традиционного православия, в рамки государственной системы. Да в любые рамки. Поэтому я их очень люблю - они оба очень странные (местами и страшные), но совершенно живые, настоящие и искренние.