Слифф яда про историка Оксану Киянскую. (внезапно, да?:)
Внезапно просмотрела (не скажу, что "прочитала" - не смогла) биографию Пестеля (ЖЗЛ) от Оксаны Киянской.
И хочу немного про нее написать. Поскольку я ни разу не профессиональный историк - то я не буду писать о том, как Киянская излагает исторические факты, я напишу о том, о чем мне легче всего - о том, как она - сознательно или бессознательно - лжет и передергивает чисто стилистически.
Просто с несколькими примерами наугад.
Вот, например, историк Оксана Киянская пишет о семье Павла Пестеля. Цитирует переписку, и пишет об отношениях Павла и его младших братьев.:
"Александр Пестель на старшего брата с детства привык смотреть потребительски, как на источник денег и карьерных повышений. Александр был уверен: офицерская карьера может стать успешной только в том случае, если найти место адъютанта у какого-нибудь влиятельного генерала. Об этом своем убеждении он написал брату - и Павел Пестель устроил его судьбу. «Он захотел быть адъютантом, и ты сыскал генерала, который может быть ему всего полезнее. Ты позаботился о его карьере, как отец», - писала Елизавета Ивановна старшему сыну. Стараниями старшего брата Александр был переведен из армии в гвардию, в лейб-гвардии Кирасирский полк."
Следим за руками.
Киянская уверенно пишет, что человек "с детства привык относиться к старшему брату потребительски". Вот прям с детских лет и исключительно потребительски. Просто на основании того, что младший брат просит старшего о помощи, и мама подкрепляет это своей просьбой - и информации о том, что старший таки позаботился.
Какие выводы сделает из этих фактов непредвзятый историк? (тем более, что больше во всей книге про А. Пестеля практически ничего нет - ну и честно? - про него вообще, как вот про личность, и про его отношения к брату почти ничего и нет). Что старший брат откликался на просьбы и заботился о младшем. Учитывая, что ранее неоднократно говорится (этого даже и Киянская отрицать не может), что Павел Пестель братьев любил - видимо, заботился о них вполне охотно и инициативно. Все.
Вывод о том, что младший при этом «с детства относился к старшему потребительски» - находится на совести Оксаны Киянской. Возможно потому что она не может себе представить семьи, где люди относятся друг к другу не потребительски, а просто просят помощи, и помогают - ну потому что это нормально вообще-то. А возможно потому что она не может отказать себе в удовольствии сказать необоснованную гадость об этом семействе.
Еще пассаж, о Софии Пестель и Павле Пестеле.
"Судя по семейной переписке, старший брат представлялся теперь девушке загадочным и далеким героем, бесприютным странником, лишенным семейного тепла. И она мечтала стать ему другом. Брат же не собирался делать сестру поверенной в собственных делах. Но он не хотел и разочаровывать Софью, принимая в общении с ней условия ее игры."
"В 1824 году, когда Павел Пестель приехал в деревню к родителям, он, по просьбе сестры, обменялся с нею нательными крестиками. И после отъезда сына мать сообщала ему: «Софья просит сказать тебе, что с того времени, как вы обменялись с нею крестами в день твоего отъезда, она носит свой с гораздо большим удовольствием и просит тебя вспоминать иногда о ней, смотря на твой крест». А еще через два месяца мать написала Павлу Пестелю, что «Софи» «досадует, что ты не женишься, и желала бы тоже, как и я, чтобы ты нашел поскорей молодую прелестную женщину, которая бы принесла бы тебе счастье и деньги».
Отвлекаясь от несомненной литературности в отношениях сестры и брата, можно сказать, что Софью Павел Пестель на самом деле любил, заботился о ней и пытался обеспечить ее будущее."
Следим за руками.
"Брат же не собирался делать сестру поверенной в собственных делах. Но он не хотел и разочаровывать Софью". Киянской надо сказать об этих двоих хоть какую-то гадость - и вот она упрекает Павла, что девочка, дескать, представляла его героем - а он не собирался делать ее поверенной в своих делах, гад такой, хоть и не хотел разочаровывать. А теперь вспоминаем о том, что речь идет о переписке с 10-12-14-летней девочкой. О какой поверенности в делах может идти речь, а? Он ей должен был про тайное общество писать или про служебные проблемы излагать?
"Несмотря на явную литературность отношений"....
Опять мы видим как чисто стилистическими методами Киянская берет и обесценивает любовь брата и сестры. Никаких доказательств не приводя. Вот почему любовь папы и мамы к сыну - не литературная, а вот любовь брата и сестры - литературная? Потому что крестиками обменялись? Смотрим источники - в этом время близкие люди чем только не обменивались, это вообще нормально для эпохи, они все таскают на себе разные памятные вещи, на том же Пестеле еще кольцо от мамы, булавка от папы, и еще Бог весть сколько чего и от кого не зафиксированного в источниках:) Просто Киянская не может написать просто и ясно, что человек любил сестру и заботился о ней - а надо ну хоть что-то написать в противовес простому факту.
Смотрим дальше.
"Нет никаких данных о том, как встретили известие об аресте, а потом и о казни старшего брата Борис и Александр; можно только предположить, что это известие не вызвало в них особых эмоций. Возможно, о брате пожалел Александр - но и то в том смысле, что смерть Павла озна-чала для него самого финансовый крах."
Тут даже и за руками следить не надо. "Нет никаких данных" - вот чего ж ты фантазируешь? На каком основании предполагаешь? На каком основании повторяешь про потребительское отношение и пишешь гадость о человеке про которого у тебя, по твоим же словам, «нет никаких данных»? У читателя сложится впечатление, что у автора книги есть информация, которая вот просто не влезла в текст, но которая - материалы переписки, например - позволяет делать именно такие выводы. Потому что не будет же взрослый человек, историк, автор серьезной монографии - попросту врать, а?
Так вот в данном случае читатель не должен доверяться автору - ну нет таких данных, вот нет и все.
Или вот:
"В одном из писем к следователям заговорщик будет утверждать, что воспоминание «о несчастных родителях» «сокрушает» его сердце: «Они стары и немощны, и на то немногое количество дней, которое остается им еще прожить, все их надежды, весь смысл существования заключался для них в их детях. Богу известно, что я охотно бы отдал жизнь свою за них, и вот теперь я сам, быть может, свожу их в могилу». Тон письма не позволяет сомневаться в искренности этих слов."
Опять - против несомненного факта - стилистика, которая автоматически настраивает читателя на дефолтное сомнение в этом факте. Но, блин, тон письма не позволяет сомневаться - вот разочарование-то, а?
Еще несколько прекрасных примеров, уже более смешных. Историк Оксана Киняская описывает переписку Рудзевича и Пестеля (не пугайтесь незнакомого имени, чтобы посмеяться - необязательно знать, кто такой Рудзевич).
«Для меня, - утверждал Рудзевич, - всегда приятны были письма ваши - но вы вздумали лишить меня сего удовольствия - вам известны правила также мои - известно и то, кого я люблю и уважаю, то где бы он ни был, всегда одинаково к нему буду. - Итак, не грешно ли вам, любезный Павлик, что вы начали забывать меня». Очевидно, Пестель не всегда считал нужным отвечать на послания генерал-лейтенанта, и поэтому в другом письме Рудзевич добавлял: «Человек по сердцу есть дело великое, а потому я также имею право требовать от вас, любезный Павел Иванович, не забывайте того, кто вам всею душою предан».
Историки, анализирующие эти письма, были впоследствии шокированы их тоном. 42-летний генерал-лейтенант, постоянно и неискренне «изъявляющий преданность» 25-летнему ротмистру, производил странное впечатление.
Собственно, про эту переписку Пестеля и Рудзевича есть вот тут:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/sokolova5.htm
Но вот вообще вне зависимости от всего - нет, вы себе представляете толпу историков, которые прям шокированы тем, что двести лет назад Рудзевич написал любезное письмо Пестелю? Вот прям шок-шок, историки спать не могут - переваривают новую шокирующую информацию - один другому преданность изъявил! Как с этим жыть теперь, вся картина мира вдребезги!
...Не говоря уж о том, что вот на голубом глазу любезности объявляются "неискренними" - идея о том, что внезапно один человек, даже будучи старше годами и по званию, может быть просто вежлив, любезен и искренне симпатизировать собеседнику - в голову не приходит как таковая. (Это совершенно вне зависимости от того, что по ссылке можно почитать всю эту переписку в сохранившемся объеме - и там таки правда нет ничего, кроме служебных дел и взаимных любезностей, никакого шантажа).
Или вот:
"Документы свидетельствуют: до 1823 года Пестель вполне доверял Киселеву, безусловно мыслил его собственным союзником. Составляя для генерала программу армейских реформ, он предлагал «вручить» начальнику штаба «полное начальство над интендантскою, полицейскою, инженерною, артиллерийскою и всеми прочими частями управления». Если бы император утвердил это положение, сподвижник Пестеля генерал-интендант Юшневский по службе оказался бы подчиненным Киселева. Очевидно, что удачное сотрудничество с Киселевым было для Пестеля важнее, чем служебная независимость Юшневского.
Следим за руками.
Абсолютно вне зависимости от того, какие факты лежат за абзацем: текст составлен чисто стилистически так, что его герою оставлены две равно неприглядные возможности: или выслуживаться перед Киселевым - и тем фактически топить своего соратника Юшневского, уничтожая его служебную независимость - или напротив, стараться работать на эту самую служебную независимость, но не сотрудничать с Киселевым. Так или иначе герой вынужден выбирать между ними и кого-то из них неизбежно подставлять.
Потому что Оксана Киянская написала этот абзац именно так, не оставив герою других возможностей (например, никого не подставлять, ни из кого не выбирать, а просто стараться придумать, как будет лучше для армии - потому что вообще идея централизованного единого управления - она очень пестелева). Вне зависимости от того, кто в данный момент какую должность занимает. Но нет - опять же либо это просто не приходит в голову, либо - мы видим совершенно нейтральный факт, который надо представить как негативный и делаем это с помощью возможностей великого русского языка.
И так - везде. То есть вот вся книга, каждая фраза, каждый описываемый эпизод таким вот просто кишат. Везде где Киянская может - она обесценивает чисто стилистическими средствами факты, которые сами по себе абсолютно нейтральны (или никаких фактов просто неизвестно)... Не знаем ничего о реакции братьев на казнь старшего - пишем, что не впечатлила. Знаем, что старший заботился о младшем - пишем, что младший относился к этому потребительски. Знаем, что Пестель думал про реформу интендантства - пишем, что подставлял этим своего друга-интенданта.
Отдельная история о том "как Юшневский пытался украсть миллион" вообще вся прекрасна. Собственно суть в том, что в какой-то момент (в 1823) интендант запрашивает армейский бюджет примерно на 10% (на миллион как раз где-то) больше, чем в прошлые годы. Император бюджет не утверждает, происходит проверка - Юшневский сокращает бюджет обратно, проехали.
На что были нужны деньги интенданту? на революцию, разумеется!
Причем далее она честно описывает последующие факты - как в 1826 году, после ареста, на него повесили далеко не миллион - 370 тысяч долгу, и в 1839 году полностью оправдали. Но бишь к 1826 году (и все годы ранее, кроме 1823) человек был безупречно честен, настолько что на него, государственного преступника, после нескольких лет расследования не смогли повесить ничего вообще, ни копейки.
А вот в 1823 году он же пытался украсть миллион, а? Причем именно на нужды революции!
(Из чего опять же делаю вывод, что Киянская вообще не знакома с российской спецификой составления годовых бюджетов и с тем, что денег не хватает никому вообще никогда ни на что, и стремление выбить из государства побольше (например, учитывая те же самые проекты реформ, о которых она же и пишет, или предстоящий смотр или что-то еще) - это к революции вообще никого отношения не имеет. Ну вот в принципе, иначе у нас каждый бухгалтер в революционерах ходить будет.
Ну или мы видим ее привычный модус: берем нейтральный факт и подвязываем его к собственной идее. В данном случае - ну не подвязывается никак, потому что противоречит всем прочим данным о Юшневском, но Киянскую это не смущает. В 23 году воровал, а к 25 внезапно перестал. Потому что в 23 году планы восстания типа были - а к 25, ага, типа не было.
Ну и самое мое любимое:
"...по авторитетному замечанию того же Пушкина, дважды зафиксированному в дневнике его друга Александра Тургенева, некоторые высшие российские сановники и военные, в том числе и Киселев, «все знали и ожидали: без нас дело не обойдется».
Вот даже если можно не писать фигни, даже в том месте, где не нужно ее писать - Киянская ее пишет. Ну есть и без Пушкина вполне валидные доказательства, что Киселев знал немало о том, что у него под носом происходит. Ну приведи ты их.
Но мы приводим авторитетное мнение Пушкина - напоминаю, Пушкина в общество НЕ ПРИНЯЛИ!:) Ну не состоял он в тайном обществе, знаком был с южанами довольно шапочно, и по итогам всего - максимум, мог слухи пересказывать. Ну смешно же для всех, кто хоть сколько в курсе...
Все, больше не могу.
На самом деле, по хорошему, нужно бы разносить книгу полностью - но сил на это у меня точно нет. Другое дело, что порекламирую - одну из работ Киянской о Рылееве таки нашли в себе силы последовательно и аргументированно разнести.
Вот в этом сборнике:
http://www.nestorbook.ru/uCat/item/790
Есть статья А.Б. Шешина о книге Готовцевой и Киянской про Рылеева. Желающим могу выслать скан (и повесила бы - но, блин, авторское право?).
И хочу немного про нее написать. Поскольку я ни разу не профессиональный историк - то я не буду писать о том, как Киянская излагает исторические факты, я напишу о том, о чем мне легче всего - о том, как она - сознательно или бессознательно - лжет и передергивает чисто стилистически.
Просто с несколькими примерами наугад.
Вот, например, историк Оксана Киянская пишет о семье Павла Пестеля. Цитирует переписку, и пишет об отношениях Павла и его младших братьев.:
"Александр Пестель на старшего брата с детства привык смотреть потребительски, как на источник денег и карьерных повышений. Александр был уверен: офицерская карьера может стать успешной только в том случае, если найти место адъютанта у какого-нибудь влиятельного генерала. Об этом своем убеждении он написал брату - и Павел Пестель устроил его судьбу. «Он захотел быть адъютантом, и ты сыскал генерала, который может быть ему всего полезнее. Ты позаботился о его карьере, как отец», - писала Елизавета Ивановна старшему сыну. Стараниями старшего брата Александр был переведен из армии в гвардию, в лейб-гвардии Кирасирский полк."
Следим за руками.
Киянская уверенно пишет, что человек "с детства привык относиться к старшему брату потребительски". Вот прям с детских лет и исключительно потребительски. Просто на основании того, что младший брат просит старшего о помощи, и мама подкрепляет это своей просьбой - и информации о том, что старший таки позаботился.
Какие выводы сделает из этих фактов непредвзятый историк? (тем более, что больше во всей книге про А. Пестеля практически ничего нет - ну и честно? - про него вообще, как вот про личность, и про его отношения к брату почти ничего и нет). Что старший брат откликался на просьбы и заботился о младшем. Учитывая, что ранее неоднократно говорится (этого даже и Киянская отрицать не может), что Павел Пестель братьев любил - видимо, заботился о них вполне охотно и инициативно. Все.
Вывод о том, что младший при этом «с детства относился к старшему потребительски» - находится на совести Оксаны Киянской. Возможно потому что она не может себе представить семьи, где люди относятся друг к другу не потребительски, а просто просят помощи, и помогают - ну потому что это нормально вообще-то. А возможно потому что она не может отказать себе в удовольствии сказать необоснованную гадость об этом семействе.
Еще пассаж, о Софии Пестель и Павле Пестеле.
"Судя по семейной переписке, старший брат представлялся теперь девушке загадочным и далеким героем, бесприютным странником, лишенным семейного тепла. И она мечтала стать ему другом. Брат же не собирался делать сестру поверенной в собственных делах. Но он не хотел и разочаровывать Софью, принимая в общении с ней условия ее игры."
"В 1824 году, когда Павел Пестель приехал в деревню к родителям, он, по просьбе сестры, обменялся с нею нательными крестиками. И после отъезда сына мать сообщала ему: «Софья просит сказать тебе, что с того времени, как вы обменялись с нею крестами в день твоего отъезда, она носит свой с гораздо большим удовольствием и просит тебя вспоминать иногда о ней, смотря на твой крест». А еще через два месяца мать написала Павлу Пестелю, что «Софи» «досадует, что ты не женишься, и желала бы тоже, как и я, чтобы ты нашел поскорей молодую прелестную женщину, которая бы принесла бы тебе счастье и деньги».
Отвлекаясь от несомненной литературности в отношениях сестры и брата, можно сказать, что Софью Павел Пестель на самом деле любил, заботился о ней и пытался обеспечить ее будущее."
Следим за руками.
"Брат же не собирался делать сестру поверенной в собственных делах. Но он не хотел и разочаровывать Софью". Киянской надо сказать об этих двоих хоть какую-то гадость - и вот она упрекает Павла, что девочка, дескать, представляла его героем - а он не собирался делать ее поверенной в своих делах, гад такой, хоть и не хотел разочаровывать. А теперь вспоминаем о том, что речь идет о переписке с 10-12-14-летней девочкой. О какой поверенности в делах может идти речь, а? Он ей должен был про тайное общество писать или про служебные проблемы излагать?
"Несмотря на явную литературность отношений"....
Опять мы видим как чисто стилистическими методами Киянская берет и обесценивает любовь брата и сестры. Никаких доказательств не приводя. Вот почему любовь папы и мамы к сыну - не литературная, а вот любовь брата и сестры - литературная? Потому что крестиками обменялись? Смотрим источники - в этом время близкие люди чем только не обменивались, это вообще нормально для эпохи, они все таскают на себе разные памятные вещи, на том же Пестеле еще кольцо от мамы, булавка от папы, и еще Бог весть сколько чего и от кого не зафиксированного в источниках:) Просто Киянская не может написать просто и ясно, что человек любил сестру и заботился о ней - а надо ну хоть что-то написать в противовес простому факту.
Смотрим дальше.
"Нет никаких данных о том, как встретили известие об аресте, а потом и о казни старшего брата Борис и Александр; можно только предположить, что это известие не вызвало в них особых эмоций. Возможно, о брате пожалел Александр - но и то в том смысле, что смерть Павла озна-чала для него самого финансовый крах."
Тут даже и за руками следить не надо. "Нет никаких данных" - вот чего ж ты фантазируешь? На каком основании предполагаешь? На каком основании повторяешь про потребительское отношение и пишешь гадость о человеке про которого у тебя, по твоим же словам, «нет никаких данных»? У читателя сложится впечатление, что у автора книги есть информация, которая вот просто не влезла в текст, но которая - материалы переписки, например - позволяет делать именно такие выводы. Потому что не будет же взрослый человек, историк, автор серьезной монографии - попросту врать, а?
Так вот в данном случае читатель не должен доверяться автору - ну нет таких данных, вот нет и все.
Или вот:
"В одном из писем к следователям заговорщик будет утверждать, что воспоминание «о несчастных родителях» «сокрушает» его сердце: «Они стары и немощны, и на то немногое количество дней, которое остается им еще прожить, все их надежды, весь смысл существования заключался для них в их детях. Богу известно, что я охотно бы отдал жизнь свою за них, и вот теперь я сам, быть может, свожу их в могилу». Тон письма не позволяет сомневаться в искренности этих слов."
Опять - против несомненного факта - стилистика, которая автоматически настраивает читателя на дефолтное сомнение в этом факте. Но, блин, тон письма не позволяет сомневаться - вот разочарование-то, а?
Еще несколько прекрасных примеров, уже более смешных. Историк Оксана Киняская описывает переписку Рудзевича и Пестеля (не пугайтесь незнакомого имени, чтобы посмеяться - необязательно знать, кто такой Рудзевич).
«Для меня, - утверждал Рудзевич, - всегда приятны были письма ваши - но вы вздумали лишить меня сего удовольствия - вам известны правила также мои - известно и то, кого я люблю и уважаю, то где бы он ни был, всегда одинаково к нему буду. - Итак, не грешно ли вам, любезный Павлик, что вы начали забывать меня». Очевидно, Пестель не всегда считал нужным отвечать на послания генерал-лейтенанта, и поэтому в другом письме Рудзевич добавлял: «Человек по сердцу есть дело великое, а потому я также имею право требовать от вас, любезный Павел Иванович, не забывайте того, кто вам всею душою предан».
Историки, анализирующие эти письма, были впоследствии шокированы их тоном. 42-летний генерал-лейтенант, постоянно и неискренне «изъявляющий преданность» 25-летнему ротмистру, производил странное впечатление.
Собственно, про эту переписку Пестеля и Рудзевича есть вот тут:
http://kemenkiri.narod.ru/gaaz/sokolova5.htm
Но вот вообще вне зависимости от всего - нет, вы себе представляете толпу историков, которые прям шокированы тем, что двести лет назад Рудзевич написал любезное письмо Пестелю? Вот прям шок-шок, историки спать не могут - переваривают новую шокирующую информацию - один другому преданность изъявил! Как с этим жыть теперь, вся картина мира вдребезги!
...Не говоря уж о том, что вот на голубом глазу любезности объявляются "неискренними" - идея о том, что внезапно один человек, даже будучи старше годами и по званию, может быть просто вежлив, любезен и искренне симпатизировать собеседнику - в голову не приходит как таковая. (Это совершенно вне зависимости от того, что по ссылке можно почитать всю эту переписку в сохранившемся объеме - и там таки правда нет ничего, кроме служебных дел и взаимных любезностей, никакого шантажа).
Или вот:
"Документы свидетельствуют: до 1823 года Пестель вполне доверял Киселеву, безусловно мыслил его собственным союзником. Составляя для генерала программу армейских реформ, он предлагал «вручить» начальнику штаба «полное начальство над интендантскою, полицейскою, инженерною, артиллерийскою и всеми прочими частями управления». Если бы император утвердил это положение, сподвижник Пестеля генерал-интендант Юшневский по службе оказался бы подчиненным Киселева. Очевидно, что удачное сотрудничество с Киселевым было для Пестеля важнее, чем служебная независимость Юшневского.
Следим за руками.
Абсолютно вне зависимости от того, какие факты лежат за абзацем: текст составлен чисто стилистически так, что его герою оставлены две равно неприглядные возможности: или выслуживаться перед Киселевым - и тем фактически топить своего соратника Юшневского, уничтожая его служебную независимость - или напротив, стараться работать на эту самую служебную независимость, но не сотрудничать с Киселевым. Так или иначе герой вынужден выбирать между ними и кого-то из них неизбежно подставлять.
Потому что Оксана Киянская написала этот абзац именно так, не оставив герою других возможностей (например, никого не подставлять, ни из кого не выбирать, а просто стараться придумать, как будет лучше для армии - потому что вообще идея централизованного единого управления - она очень пестелева). Вне зависимости от того, кто в данный момент какую должность занимает. Но нет - опять же либо это просто не приходит в голову, либо - мы видим совершенно нейтральный факт, который надо представить как негативный и делаем это с помощью возможностей великого русского языка.
И так - везде. То есть вот вся книга, каждая фраза, каждый описываемый эпизод таким вот просто кишат. Везде где Киянская может - она обесценивает чисто стилистическими средствами факты, которые сами по себе абсолютно нейтральны (или никаких фактов просто неизвестно)... Не знаем ничего о реакции братьев на казнь старшего - пишем, что не впечатлила. Знаем, что старший заботился о младшем - пишем, что младший относился к этому потребительски. Знаем, что Пестель думал про реформу интендантства - пишем, что подставлял этим своего друга-интенданта.
Отдельная история о том "как Юшневский пытался украсть миллион" вообще вся прекрасна. Собственно суть в том, что в какой-то момент (в 1823) интендант запрашивает армейский бюджет примерно на 10% (на миллион как раз где-то) больше, чем в прошлые годы. Император бюджет не утверждает, происходит проверка - Юшневский сокращает бюджет обратно, проехали.
На что были нужны деньги интенданту? на революцию, разумеется!
Причем далее она честно описывает последующие факты - как в 1826 году, после ареста, на него повесили далеко не миллион - 370 тысяч долгу, и в 1839 году полностью оправдали. Но бишь к 1826 году (и все годы ранее, кроме 1823) человек был безупречно честен, настолько что на него, государственного преступника, после нескольких лет расследования не смогли повесить ничего вообще, ни копейки.
А вот в 1823 году он же пытался украсть миллион, а? Причем именно на нужды революции!
(Из чего опять же делаю вывод, что Киянская вообще не знакома с российской спецификой составления годовых бюджетов и с тем, что денег не хватает никому вообще никогда ни на что, и стремление выбить из государства побольше (например, учитывая те же самые проекты реформ, о которых она же и пишет, или предстоящий смотр или что-то еще) - это к революции вообще никого отношения не имеет. Ну вот в принципе, иначе у нас каждый бухгалтер в революционерах ходить будет.
Ну или мы видим ее привычный модус: берем нейтральный факт и подвязываем его к собственной идее. В данном случае - ну не подвязывается никак, потому что противоречит всем прочим данным о Юшневском, но Киянскую это не смущает. В 23 году воровал, а к 25 внезапно перестал. Потому что в 23 году планы восстания типа были - а к 25, ага, типа не было.
Ну и самое мое любимое:
"...по авторитетному замечанию того же Пушкина, дважды зафиксированному в дневнике его друга Александра Тургенева, некоторые высшие российские сановники и военные, в том числе и Киселев, «все знали и ожидали: без нас дело не обойдется».
Вот даже если можно не писать фигни, даже в том месте, где не нужно ее писать - Киянская ее пишет. Ну есть и без Пушкина вполне валидные доказательства, что Киселев знал немало о том, что у него под носом происходит. Ну приведи ты их.
Но мы приводим авторитетное мнение Пушкина - напоминаю, Пушкина в общество НЕ ПРИНЯЛИ!:) Ну не состоял он в тайном обществе, знаком был с южанами довольно шапочно, и по итогам всего - максимум, мог слухи пересказывать. Ну смешно же для всех, кто хоть сколько в курсе...
Все, больше не могу.
На самом деле, по хорошему, нужно бы разносить книгу полностью - но сил на это у меня точно нет. Другое дело, что порекламирую - одну из работ Киянской о Рылееве таки нашли в себе силы последовательно и аргументированно разнести.
Вот в этом сборнике:
http://www.nestorbook.ru/uCat/item/790
Есть статья А.Б. Шешина о книге Готовцевой и Киянской про Рылеева. Желающим могу выслать скан (и повесила бы - но, блин, авторское право?).