СТЕЦЮК И ЧАСЫ. НОВЕЛЛА №2
В Нью-Йорке Саша Стецюк вел, что называется, иллюзорный образ жизни. Университет много времени не отнимал, хотя должен был. На стипендию и общажную столовку Стецюк не обращал внимания, поскольку приторговывал на кампусе травой, а иногда и чем потяжелее - денег на пожрать хватало с головой. Был Саша нежадным, осмотрительным и веселым, поэтому дела у него шли всегда хорошо. Так и жил.
Звонит ему как-то дружок Андрей из Киева. Как оказалось, по делу.
- Санек, надо помочь. К вам туда приезжает один топчила… Ну, я работаю с ним. Или на него, не важно. Слушай, поводишь его по городу? Он по-английски даже «йес» - и то не знает. Он заплатит сколько скажешь, бабла у него немеряно. Депутат.
- А чего фирму не наймете? - спросил Стецюк, - Тут же всяких групповодов-гидов-эскортов хоть тремя попами кушай?
- Не хочет он фирму. Он еврей старорежимный, хочет чтоб знакомый. Он самолет почтовый может купить, захочет - целый аэропорт может, а письма в Израиль до сих пор с оказией отправляет, представляешь? Я ему: «Аркадий Борисыч, пошли федексом, пошли юпиесом, послезавтра будет на месте, с вручением, с уведомлением!» И слушать не хочет. Мне, говорит, так спокойнее…
Пока Стецюк соглашался, в трубке снова ожило:
- Слышь, Санек, вот еще. Он на часах поведенный. Жить без них не может. Ты там покажи ему всякое часовое, хорошо?
- Дрюня, я в этом деле ничего не соображаю, - говорит Стецюк. - Отведу его на Мэдисон, а дальше пусть сам…
- Ну, ты отведи, покажи пальцем, такое… Уважь!
- Ладно, уважу… Встречать его надо?
- Нет, из гостиницы в аэропорт пришлют машину.
- А где он остановится?
- Отель Empire, рядом с парком. Он сейчас в воздухе, а завтра с утра тебя ждет. Фамилия - Кляйнгольц.
- Ух ты! Как это он с такой фамилией в депутаты пролез? - Стецюк вспомнил свое штормовое еврейство и заулыбался.
- Стране нужны такие люди как наш Аркаша, - загадочно ответил друг Андрей, и, не прощаясь, отключился.
Депутат Кляйнгольц был кругленьким, коричневым и волосатым. «Кокос», окрестил его в уме Стецюк. Глаза у Кокоса были довольно прилично на выкате. Поворачивались они медленно, как дула корабельных орудий. Губы же двигались постоянно. Когда Кокос заканчивал очередной монолог, губы продолжали по инерции двигаться, и только потом ненадолго увядали…
Одет он был своеобразно. Широчайшие карго-шорты цвета «хаки» выдавали в Кокосе туриста. Для тех, в ком еще блуждали сомненья, депутат надел белую футболку с надписью «I сердечко New York». Поверх жестких семитских вихров красовалась бейсболка New York Giants, купленная, видимо, в аэропорту, вместе с футболкой. Естественно, барсетка (тут Стецюк поморщился и вздохнул)... Ансамбль завершал огромный золотой дельбан, по ширине намного превосходящий кокосово запястье. Смотрелся он как компас, подаренный крохе-сыну отцом-командиром, вернувшимся с Халхин-Гола. Стецюк живо представил себе эту картину: «Носи, Аркашка! - сказал отец, протянув сыну…» и так далее.
- Ну-с, Саша, да? Саша? - выстрелил депутат, когда мраморная лестница Empire осталась у него за спиной. - Вы Саша? Здравствуйте. Приятно. Весьма. Очень приятно.
Кляйнгольц тряс руку Стецюку так, как будто хотел «выбить у фраера ушастого ручку или бумажник». - Меня зовут Аркадий Борисович.
После этого Аркадий Борисович пропустил Стецюка через металлоискатели своих рыбьих глаз. Видимо, там что-то зазвонило, Стецюка заставили вернуться, раздеться, снять обувь… И после того, как весь возможный металл, включая пломбы в зубах, гвоздики в ботинках и пластины в черепе был выпотрошен, Аркадий Борисович без видимого облегчения произнес:
- Можно просто Аркадий.
- Привет, Аркадий! - расслабленный Стецюк терпеливо ждал окончания церемонии.
- Саша, вы еврей? Андрей мне сказал, что вы еврей. Да?
Стецюк воздел глаза к небу, как бы прикидывая, какое из его израилевых колен болит на погоду больше всего… Но Кокос смотрел на него так пристально, и с такой надеждой, что расстраивать человека не хотелось.
- Вообще-то да, а так…
Не дожидаясь конца стецюковой фразы, Кокос снова схватил его за руку и затряс, но уже с чувством национальной гордости:
- Вижу, вижу… Наш! Га-га-га-га… Ну что, Сашенька, двинулись? У нас куча дел, везде хочется побывать, все посмотреть…
- Послушайте, Аркадий, - перебил Стецюк, - ну и часики у вас… Дорогие, небось?
- А что?
Депутат посерьезнел, как серьезнеет отец, знакомясь с первым претендентом на девственность дочери.
- А то, - примирительно заметил Стецюк, - что хоть мэр Джулиани и закрутил гайки, но вы все-таки в Нью Йорке. Потеряете. Сорвут. Снимут в толпе, мало ли… Может оставите в номере?
- Нет, - спокойно ответил Кокос, - они у меня всегда с собой. Ну, может быть вот так… Он бережно снял часы и спрятал их в барсетку. - Вот так, как вы думаете?
- А если барсетку потеряете? - Стецюк пробовал иронизировать, но шутка не вышла. Было видно, что барсетка занимала в депутатовом списке предметов, не подлежащих утере прочное второе место после часов. Как бы в подтверждение Сашиной догадки, Кокос навел на гида свои корабельные орудия, положил руку ему на плечо и промолвил довольно зловеще:
- Я никогда и ничего не теряю.
- Ну, супер! - Стецюк наигранно возвысил голос и изобразил действие. - Тогда пошли?
- Нью Йорк, Нью Йорк, - затараторил Кокос и схватил Стецюка за локоть, - Ах, Синатра… Магазины… Да, магазины! Андрюша мне говорил… Да?.. Отлично!... С ума сойти!... Боже мой!... Скорей, скорей!..
Дубовый турникет Empire медленно провернулся, и компаньоны вышли в майское солнце.
Страстный лошадник Фитцджеральд окрестил Нью-Йорк «Большим яблоком» явно по ассоциации с лошадиным крупом; жокеи-неудачники всегда смотрят на задницу победителя, думая о несостоявшемся призе, думая, с каким удовольствием они впились бы в этот виляющий перед ними фрукт и оставили бы завидующему миру огрызок. Но Нью-Йорк побеждает в любой гонке с отрывом в несчетное количество ферлонгов. Угнаться за Нью-Йорком невозможно. Пока мы в 20-х скребли под кепками при виде трактора, он обрастал мостами и небоскребами. Пока мы в 50-х проглатывали первых американских классиков, этот город уже издавал законы, определяющие жизнь планеты на десятки лет. Он уже не будет таким, каким он был до того как в 2001-м упали «башни», но никогда не перестанет быть тем, что он есть - магнитом для всевозможных театралов, маргиналов, неформалов и либералов.
Естественно, когда я говорю «Нью-Йорк», я подразумеваю Манхэттен. Индейцы в свое время явно продешевили и болотистый островок, который они просто-напросто подарили переселенцам, за какие-то двести пятьдесят лет превратился в шипящий и кипящий поток флюидов со всего мира.
Стецюк чувствовал себя в этом потоке довольно органично. Умело лавируя между острыми углами, поручнями, тумбами, прохожими, их плевками и разлегшимися на солнышке бомжами, он все производил и производил впечатление на единоверца. В конце концов, Кляйнгольц устроился в кильватере у Стецюка, обращая на себя внимание только всякими вопросами и восклицаниями. На восклицания Стецюк перестал реагировать в первые же десять минут, а вот на вопросы приходилось отвечать. После каждого Кляйнгольц останавливался, брал Стецюка за рукав и пристально смотрел ему в глаза, пока Стецюк не находил ответ.
Сначала было произведено глубокое траление маленькой Италии и Сохо. Неутомимый пешеход, Кокос не переставая щелкал фотоаппаратом, цыкал зубом и разбрасывал налево и направо междометия. Захотелось есть. Кляйнгольц начал привычно оглядываться в поисках стекла, бетона и низких надбровий охраны, но Стецюк предложил просто съесть пиццы. Ломоть «болонезе» и стакан фарлеско в крошечной траттории на углу Гранд и Элизабет развеселили Кокоса настолько, что он непроизвольно пару раз сказал Стецюку «ты». После долго извинялся, Саша великодушно прощал.
После обеда Кляйнгольцу захотелось часов. Стецюк получил бумажку с адресом и «йеллоу кэб» помчал дуэт на север. Пока за окном проносились Бродвэй, Юнион сквер, пока мелькала огнями Пятая авеню, Кокос вертелся, смотрел по сторонам и донимал Стецюка своими ощущениями, время от времени прося гида сверить маршрут: «Саша, мы правильно едем?» Правильно. «Ну, да, ну да, вы же знаете…Вы местный…»
Наконец, такси подрулило на угол 5-й авеню и 55-й улицы. То, что он оказался в сердце фешенебельного Манхэттена в шортах и бейсболке, Кокоса ничуть не смутило. Привычно схватив за рукав Стецюка, который тоже, надо сказать, не отличался изысканностью туалета (футболка с застиранной надписью «Adolf has aged a lot better then Eva» и дырявые джинсы не способствовали быстрому получению кредита доверия), ведомый потащил ведущего прямо сквозь массивные двери заветного салона.
Компаньонов встретила абсолютная анемия. Живые статуи двух продавцов продолжали плавно колыхаться за прилавками как потревоженные сачком аквариумиста водоросли. Охранники, обвешанные гирляндами раций и наручников, даже не напряглись, а продолжали наблюдать за стенами и потолком. Видимо, к появлению туристов, желающих несколько минут попроцветать и поповелевать, здесь привыкли и давно научились их игнорировать.
Кокос, привыкший к другому обращению, насупился и посерьезнел. Мигом превратившись в лидера группы, он подошел к прилавку и, не наклоняя головы, повернул глаза долу. Черные бусинки жадно завращались, губы зашевелились в немом приказе. Чтобы озвучить приказ был подозван Стецюк.
-Значит так, - Кокос достал из барсетки записную книжку и углубился в конспект, - мне нужен каталог возвратов февральского аукциона в Монреале, мне нужен каталог «Гранд Компликасьон» для моделей 2009 года. И мне нужна чашка кофе.
Стецюк добросовестно перевел. Кокос ждал эффекта. Консультанты зашелестели на родном наречии, что все «эвэйлэбл» в магазине находится на витрине.
Кокос переменил цвет лица и конфигурацию губ с бровями, после чего снова потребовал каталог «Гранд компликасьон» и возможность сравнить печатное описание с товаром, находящимся в магазине. Консультанты прошелестели в ответ, что отдельного каталога «Гранд компликасьон» не существует, и что даже если бы он существовал, то на подобные мероприятия по сравнению и оценке нужно делать «апойнтмент».
Стецюк еще плохо знал Аркадия Борисовича Кляйнгольца. И когда Аркадий Борисович вдруг опустил руки по швам и выпрямился, Стецюк подумал, что Аркадий Борисович собирается набрать побольше воздуха чтобы заорать на нерадивых служек, и на всякий случай отошел на пару шагов в сторону. Но Стецюк ошибался. В отличие от рядовых членов своего биологического вида, Кляйнгольц в минуты животной свирепости становился целенаправленным и неумолимым как топор палача. О том, что Кляйнгольц пребывает в крайней степени возбуждения свидетельствовала только нижняя губа, поджатая до почти невидимого состояния.
Не сводя своих глаз-орудий с привычно улыбающихся продавцов, Кляйнгольц расстегнул барсетку, вынул из нее свои часы и быстрым, давно отработанным движением надел их на левое запястье.
В лабазе вроде как посветлело. Ярко синий циферблат в ободке из розового золота вовсю подмигивал незадачливым наймитам капитализма, как бы предвкушая количество дерьма, которое им придется сожрать огромной ложкой в ближайшее время. Продавцы хором уставились на Кокосовы часы, не в силах отвести от них глаз. Наконец, они разгипнотизировались и упорхнули за кулисы. Кокос победно взглянул на Стецюка:
- Мои любимые, вот уже год как со мной. Уникальные часы - единственные в своем роде! Патек Филипп Селестиал из розового золота. Я за ними охотился долго, в конце концов приобрел в Монако на благотворительном аукционе.
Предвосхищая вопрос Стецюка, Аркадий Борисович добавил:
- Не нужно, Саша. Это как дочку повести в первый класс. Потом под венец. Первые внуки. Это не продается, Саша, эти ощущения… Вы простите, но я не ожидаю, что вы меня поймете…
А дальше был лысоватый менеджер, который выскочил из «подсобки», коленопреклоненно припал к руке носителя часов за миллион двести (потом Стецюк все-таки выжал из Кляйнгольца признание) и уже не отпускал. Оказалось, что в магазине имеется специальная комната, где принимают особо важных клиентов. Клянгольц и Стецюк были проведены в эту комнату, усажены на диван красного бархата и снабжены нужными каталогами и кофе. Лысый менеджер предложил было коньяк и сигары, но Кокос отмахнулся и жадно углубился в просмотр методической литературы, время от времени заставляя Стецюка переводить. Наконец он сделал несколько коротких тычков в картинки на страницах. Менеджер понял без перевода: это, это и это.
Стецюк, относившийся к роскоши индифферентно, с удовольствием наблюдал метаморфозы, произошедшие с принимающей стороной. Продавцы-водоросли мигом превратились в манекенщика и манекенщицу, облачились в выбранные Кокосом модели, и стали вертеть у него под носом руками. Менеджер выдавал трели и раскаты из серии «посмотрите направо, посмотрите налево», Стецюк пытался поспеть за ним с переводом, но Кокос, не сводя взгляда с часов, снова отмахнулся: «Этого переводить не надо»…
…Кокос «скупился» тогда на шестьдесят восемь тысяч. Все жаловался, что не нашел того, что искал и ограничился просто подарками родственникам. Чек принесли из ближайшего отделения Citi bank, когда Кокос достал из пухлого бумажника черно-желтую карточку и без комментариев протянул лысому. Стецюк был готов поклясться, что тот прослезился.
По ходу дела Кокосу подсовывали какие-то альбомы, какие-то квитанции, грамоты, дипломы, сертификаты… Он все подписывал и улыбался, подписывал - и улыбался. А когда вызванный менеджером черный «Континентал» повез их обратно в даунтаун, Кокос вдруг сказал:
- Знаете, Саша, ведь собирательство, бизнес, деньги, слава… Это же все просто разные дисциплины одного курса. Самоуважения. Андрей рассказал мне вкратце вашу историю. Сколько вам, голубчик, тридцать два? Вы меня простите, но вы не находите, что инфантилизм - черта, которая к лицу только актеру, играющему соответствую-щую роль? Я понаблюдал за вами немножко, не находите, что пора подрастать? Вы ведь толковый - очччень толковый парень! Да, кстати, вот ваш гонорар, надеюсь, не обидел…
С этими словами Кляйнгольц вытащил из барсетки заранее заготовленный чек и протянул Стецюку. Инфантильный Стецюк не глядя сунул бумажку в карман, устроился в лимузине поудобней и принялся думать о том, как сейчас поспит, а потом поедет к Светке, как они будут любить друг друга под перебранку таксистов на Хаустон, а утром медленно-медленно, как обычно, перекладывая раскаленный кофе из руки в руку, пойдут в Ист-Ривер парк бросать шишки в джоггеров, валяться на траве, целоваться, молчать и смотреть, как по Вилиамсбургскому мосту снуют машины и машинки, грузовики и автобусы, а в них люди, которым до чего-то есть дело.
Звонит ему как-то дружок Андрей из Киева. Как оказалось, по делу.
- Санек, надо помочь. К вам туда приезжает один топчила… Ну, я работаю с ним. Или на него, не важно. Слушай, поводишь его по городу? Он по-английски даже «йес» - и то не знает. Он заплатит сколько скажешь, бабла у него немеряно. Депутат.
- А чего фирму не наймете? - спросил Стецюк, - Тут же всяких групповодов-гидов-эскортов хоть тремя попами кушай?
- Не хочет он фирму. Он еврей старорежимный, хочет чтоб знакомый. Он самолет почтовый может купить, захочет - целый аэропорт может, а письма в Израиль до сих пор с оказией отправляет, представляешь? Я ему: «Аркадий Борисыч, пошли федексом, пошли юпиесом, послезавтра будет на месте, с вручением, с уведомлением!» И слушать не хочет. Мне, говорит, так спокойнее…
Пока Стецюк соглашался, в трубке снова ожило:
- Слышь, Санек, вот еще. Он на часах поведенный. Жить без них не может. Ты там покажи ему всякое часовое, хорошо?
- Дрюня, я в этом деле ничего не соображаю, - говорит Стецюк. - Отведу его на Мэдисон, а дальше пусть сам…
- Ну, ты отведи, покажи пальцем, такое… Уважь!
- Ладно, уважу… Встречать его надо?
- Нет, из гостиницы в аэропорт пришлют машину.
- А где он остановится?
- Отель Empire, рядом с парком. Он сейчас в воздухе, а завтра с утра тебя ждет. Фамилия - Кляйнгольц.
- Ух ты! Как это он с такой фамилией в депутаты пролез? - Стецюк вспомнил свое штормовое еврейство и заулыбался.
- Стране нужны такие люди как наш Аркаша, - загадочно ответил друг Андрей, и, не прощаясь, отключился.
Депутат Кляйнгольц был кругленьким, коричневым и волосатым. «Кокос», окрестил его в уме Стецюк. Глаза у Кокоса были довольно прилично на выкате. Поворачивались они медленно, как дула корабельных орудий. Губы же двигались постоянно. Когда Кокос заканчивал очередной монолог, губы продолжали по инерции двигаться, и только потом ненадолго увядали…
Одет он был своеобразно. Широчайшие карго-шорты цвета «хаки» выдавали в Кокосе туриста. Для тех, в ком еще блуждали сомненья, депутат надел белую футболку с надписью «I сердечко New York». Поверх жестких семитских вихров красовалась бейсболка New York Giants, купленная, видимо, в аэропорту, вместе с футболкой. Естественно, барсетка (тут Стецюк поморщился и вздохнул)... Ансамбль завершал огромный золотой дельбан, по ширине намного превосходящий кокосово запястье. Смотрелся он как компас, подаренный крохе-сыну отцом-командиром, вернувшимся с Халхин-Гола. Стецюк живо представил себе эту картину: «Носи, Аркашка! - сказал отец, протянув сыну…» и так далее.
- Ну-с, Саша, да? Саша? - выстрелил депутат, когда мраморная лестница Empire осталась у него за спиной. - Вы Саша? Здравствуйте. Приятно. Весьма. Очень приятно.
Кляйнгольц тряс руку Стецюку так, как будто хотел «выбить у фраера ушастого ручку или бумажник». - Меня зовут Аркадий Борисович.
После этого Аркадий Борисович пропустил Стецюка через металлоискатели своих рыбьих глаз. Видимо, там что-то зазвонило, Стецюка заставили вернуться, раздеться, снять обувь… И после того, как весь возможный металл, включая пломбы в зубах, гвоздики в ботинках и пластины в черепе был выпотрошен, Аркадий Борисович без видимого облегчения произнес:
- Можно просто Аркадий.
- Привет, Аркадий! - расслабленный Стецюк терпеливо ждал окончания церемонии.
- Саша, вы еврей? Андрей мне сказал, что вы еврей. Да?
Стецюк воздел глаза к небу, как бы прикидывая, какое из его израилевых колен болит на погоду больше всего… Но Кокос смотрел на него так пристально, и с такой надеждой, что расстраивать человека не хотелось.
- Вообще-то да, а так…
Не дожидаясь конца стецюковой фразы, Кокос снова схватил его за руку и затряс, но уже с чувством национальной гордости:
- Вижу, вижу… Наш! Га-га-га-га… Ну что, Сашенька, двинулись? У нас куча дел, везде хочется побывать, все посмотреть…
- Послушайте, Аркадий, - перебил Стецюк, - ну и часики у вас… Дорогие, небось?
- А что?
Депутат посерьезнел, как серьезнеет отец, знакомясь с первым претендентом на девственность дочери.
- А то, - примирительно заметил Стецюк, - что хоть мэр Джулиани и закрутил гайки, но вы все-таки в Нью Йорке. Потеряете. Сорвут. Снимут в толпе, мало ли… Может оставите в номере?
- Нет, - спокойно ответил Кокос, - они у меня всегда с собой. Ну, может быть вот так… Он бережно снял часы и спрятал их в барсетку. - Вот так, как вы думаете?
- А если барсетку потеряете? - Стецюк пробовал иронизировать, но шутка не вышла. Было видно, что барсетка занимала в депутатовом списке предметов, не подлежащих утере прочное второе место после часов. Как бы в подтверждение Сашиной догадки, Кокос навел на гида свои корабельные орудия, положил руку ему на плечо и промолвил довольно зловеще:
- Я никогда и ничего не теряю.
- Ну, супер! - Стецюк наигранно возвысил голос и изобразил действие. - Тогда пошли?
- Нью Йорк, Нью Йорк, - затараторил Кокос и схватил Стецюка за локоть, - Ах, Синатра… Магазины… Да, магазины! Андрюша мне говорил… Да?.. Отлично!... С ума сойти!... Боже мой!... Скорей, скорей!..
Дубовый турникет Empire медленно провернулся, и компаньоны вышли в майское солнце.
Страстный лошадник Фитцджеральд окрестил Нью-Йорк «Большим яблоком» явно по ассоциации с лошадиным крупом; жокеи-неудачники всегда смотрят на задницу победителя, думая о несостоявшемся призе, думая, с каким удовольствием они впились бы в этот виляющий перед ними фрукт и оставили бы завидующему миру огрызок. Но Нью-Йорк побеждает в любой гонке с отрывом в несчетное количество ферлонгов. Угнаться за Нью-Йорком невозможно. Пока мы в 20-х скребли под кепками при виде трактора, он обрастал мостами и небоскребами. Пока мы в 50-х проглатывали первых американских классиков, этот город уже издавал законы, определяющие жизнь планеты на десятки лет. Он уже не будет таким, каким он был до того как в 2001-м упали «башни», но никогда не перестанет быть тем, что он есть - магнитом для всевозможных театралов, маргиналов, неформалов и либералов.
Естественно, когда я говорю «Нью-Йорк», я подразумеваю Манхэттен. Индейцы в свое время явно продешевили и болотистый островок, который они просто-напросто подарили переселенцам, за какие-то двести пятьдесят лет превратился в шипящий и кипящий поток флюидов со всего мира.
Стецюк чувствовал себя в этом потоке довольно органично. Умело лавируя между острыми углами, поручнями, тумбами, прохожими, их плевками и разлегшимися на солнышке бомжами, он все производил и производил впечатление на единоверца. В конце концов, Кляйнгольц устроился в кильватере у Стецюка, обращая на себя внимание только всякими вопросами и восклицаниями. На восклицания Стецюк перестал реагировать в первые же десять минут, а вот на вопросы приходилось отвечать. После каждого Кляйнгольц останавливался, брал Стецюка за рукав и пристально смотрел ему в глаза, пока Стецюк не находил ответ.
Сначала было произведено глубокое траление маленькой Италии и Сохо. Неутомимый пешеход, Кокос не переставая щелкал фотоаппаратом, цыкал зубом и разбрасывал налево и направо междометия. Захотелось есть. Кляйнгольц начал привычно оглядываться в поисках стекла, бетона и низких надбровий охраны, но Стецюк предложил просто съесть пиццы. Ломоть «болонезе» и стакан фарлеско в крошечной траттории на углу Гранд и Элизабет развеселили Кокоса настолько, что он непроизвольно пару раз сказал Стецюку «ты». После долго извинялся, Саша великодушно прощал.
После обеда Кляйнгольцу захотелось часов. Стецюк получил бумажку с адресом и «йеллоу кэб» помчал дуэт на север. Пока за окном проносились Бродвэй, Юнион сквер, пока мелькала огнями Пятая авеню, Кокос вертелся, смотрел по сторонам и донимал Стецюка своими ощущениями, время от времени прося гида сверить маршрут: «Саша, мы правильно едем?» Правильно. «Ну, да, ну да, вы же знаете…Вы местный…»
Наконец, такси подрулило на угол 5-й авеню и 55-й улицы. То, что он оказался в сердце фешенебельного Манхэттена в шортах и бейсболке, Кокоса ничуть не смутило. Привычно схватив за рукав Стецюка, который тоже, надо сказать, не отличался изысканностью туалета (футболка с застиранной надписью «Adolf has aged a lot better then Eva» и дырявые джинсы не способствовали быстрому получению кредита доверия), ведомый потащил ведущего прямо сквозь массивные двери заветного салона.
Компаньонов встретила абсолютная анемия. Живые статуи двух продавцов продолжали плавно колыхаться за прилавками как потревоженные сачком аквариумиста водоросли. Охранники, обвешанные гирляндами раций и наручников, даже не напряглись, а продолжали наблюдать за стенами и потолком. Видимо, к появлению туристов, желающих несколько минут попроцветать и поповелевать, здесь привыкли и давно научились их игнорировать.
Кокос, привыкший к другому обращению, насупился и посерьезнел. Мигом превратившись в лидера группы, он подошел к прилавку и, не наклоняя головы, повернул глаза долу. Черные бусинки жадно завращались, губы зашевелились в немом приказе. Чтобы озвучить приказ был подозван Стецюк.
-Значит так, - Кокос достал из барсетки записную книжку и углубился в конспект, - мне нужен каталог возвратов февральского аукциона в Монреале, мне нужен каталог «Гранд Компликасьон» для моделей 2009 года. И мне нужна чашка кофе.
Стецюк добросовестно перевел. Кокос ждал эффекта. Консультанты зашелестели на родном наречии, что все «эвэйлэбл» в магазине находится на витрине.
Кокос переменил цвет лица и конфигурацию губ с бровями, после чего снова потребовал каталог «Гранд компликасьон» и возможность сравнить печатное описание с товаром, находящимся в магазине. Консультанты прошелестели в ответ, что отдельного каталога «Гранд компликасьон» не существует, и что даже если бы он существовал, то на подобные мероприятия по сравнению и оценке нужно делать «апойнтмент».
Стецюк еще плохо знал Аркадия Борисовича Кляйнгольца. И когда Аркадий Борисович вдруг опустил руки по швам и выпрямился, Стецюк подумал, что Аркадий Борисович собирается набрать побольше воздуха чтобы заорать на нерадивых служек, и на всякий случай отошел на пару шагов в сторону. Но Стецюк ошибался. В отличие от рядовых членов своего биологического вида, Кляйнгольц в минуты животной свирепости становился целенаправленным и неумолимым как топор палача. О том, что Кляйнгольц пребывает в крайней степени возбуждения свидетельствовала только нижняя губа, поджатая до почти невидимого состояния.
Не сводя своих глаз-орудий с привычно улыбающихся продавцов, Кляйнгольц расстегнул барсетку, вынул из нее свои часы и быстрым, давно отработанным движением надел их на левое запястье.
В лабазе вроде как посветлело. Ярко синий циферблат в ободке из розового золота вовсю подмигивал незадачливым наймитам капитализма, как бы предвкушая количество дерьма, которое им придется сожрать огромной ложкой в ближайшее время. Продавцы хором уставились на Кокосовы часы, не в силах отвести от них глаз. Наконец, они разгипнотизировались и упорхнули за кулисы. Кокос победно взглянул на Стецюка:
- Мои любимые, вот уже год как со мной. Уникальные часы - единственные в своем роде! Патек Филипп Селестиал из розового золота. Я за ними охотился долго, в конце концов приобрел в Монако на благотворительном аукционе.
Предвосхищая вопрос Стецюка, Аркадий Борисович добавил:
- Не нужно, Саша. Это как дочку повести в первый класс. Потом под венец. Первые внуки. Это не продается, Саша, эти ощущения… Вы простите, но я не ожидаю, что вы меня поймете…
А дальше был лысоватый менеджер, который выскочил из «подсобки», коленопреклоненно припал к руке носителя часов за миллион двести (потом Стецюк все-таки выжал из Кляйнгольца признание) и уже не отпускал. Оказалось, что в магазине имеется специальная комната, где принимают особо важных клиентов. Клянгольц и Стецюк были проведены в эту комнату, усажены на диван красного бархата и снабжены нужными каталогами и кофе. Лысый менеджер предложил было коньяк и сигары, но Кокос отмахнулся и жадно углубился в просмотр методической литературы, время от времени заставляя Стецюка переводить. Наконец он сделал несколько коротких тычков в картинки на страницах. Менеджер понял без перевода: это, это и это.
Стецюк, относившийся к роскоши индифферентно, с удовольствием наблюдал метаморфозы, произошедшие с принимающей стороной. Продавцы-водоросли мигом превратились в манекенщика и манекенщицу, облачились в выбранные Кокосом модели, и стали вертеть у него под носом руками. Менеджер выдавал трели и раскаты из серии «посмотрите направо, посмотрите налево», Стецюк пытался поспеть за ним с переводом, но Кокос, не сводя взгляда с часов, снова отмахнулся: «Этого переводить не надо»…
…Кокос «скупился» тогда на шестьдесят восемь тысяч. Все жаловался, что не нашел того, что искал и ограничился просто подарками родственникам. Чек принесли из ближайшего отделения Citi bank, когда Кокос достал из пухлого бумажника черно-желтую карточку и без комментариев протянул лысому. Стецюк был готов поклясться, что тот прослезился.
По ходу дела Кокосу подсовывали какие-то альбомы, какие-то квитанции, грамоты, дипломы, сертификаты… Он все подписывал и улыбался, подписывал - и улыбался. А когда вызванный менеджером черный «Континентал» повез их обратно в даунтаун, Кокос вдруг сказал:
- Знаете, Саша, ведь собирательство, бизнес, деньги, слава… Это же все просто разные дисциплины одного курса. Самоуважения. Андрей рассказал мне вкратце вашу историю. Сколько вам, голубчик, тридцать два? Вы меня простите, но вы не находите, что инфантилизм - черта, которая к лицу только актеру, играющему соответствую-щую роль? Я понаблюдал за вами немножко, не находите, что пора подрастать? Вы ведь толковый - очччень толковый парень! Да, кстати, вот ваш гонорар, надеюсь, не обидел…
С этими словами Кляйнгольц вытащил из барсетки заранее заготовленный чек и протянул Стецюку. Инфантильный Стецюк не глядя сунул бумажку в карман, устроился в лимузине поудобней и принялся думать о том, как сейчас поспит, а потом поедет к Светке, как они будут любить друг друга под перебранку таксистов на Хаустон, а утром медленно-медленно, как обычно, перекладывая раскаленный кофе из руки в руку, пойдут в Ист-Ривер парк бросать шишки в джоггеров, валяться на траве, целоваться, молчать и смотреть, как по Вилиамсбургскому мосту снуют машины и машинки, грузовики и автобусы, а в них люди, которым до чего-то есть дело.