Киники. Переоценка ценностей. 1.
Основателем кинической школы был Антисфен Афинский (ок. 445 - 360 гг. до Р. Х.).
Сын свободного афинянина и фракийской рабыни [1], он большую часть жизни провёл в крайней нужде. Говорят, однажды Антисфен мыл какие-то овощи. Заметив киренского философа Аристиппа [2], входящего вместе с сицилийским тираном Дионисием, он сказал: "Аристипп, если бы ты довольствовался такой пищей, как я, то тебе не пришлось бы следовать по пятам за тираном". На что Аристипп возразил: "А если бы ты мог беседовать с тираном, то не довольствовался бы такой пищей".
В отличие от Аристиппа, Антисфен не стал пресмыкаться перед тираном, ибо более всего ценил свободу духа. В этом смысле он оказался верным последователем своего учителя, Сократа. К Сократу Антисфен пришёл, покорённый его внешней простотой и внутренней мудростью. В афинском мудреце его восхищала спартанская выдержка, мужество, непритязательность и умение оставаться счастливым в нужде. Антисфен старался во всём подражать учителю, а иногда был даже не прочь перещеголять его в "простоте". Сократ любил Антисфена, который был моложе его лет на двадцать, но иронизировал по поводу его показной "простоты". Заметив однажды, как Антисфен старательно выставляет напоказ дыры на своём плаще, он сказал ему: "Перестань красоваться!"
По словам Диокла, Антисфен первым сделал внешними признаками своей философской школы будничный облик человека физического труда, раба или бедняка, - короткий рабочий плащ, надеваемый на голое тело, нищенская котомка и посох странника, изгоя или бродяги. Свои беседы с учениками Антисфен вёл в Киносарге [3] - гимнассии, расположенном недалеко от городских ворот; поэтому, как полагают некоторые, отсюда и произошло название кинической школы.
Антисфен был весьма образованным и плодовитым писателем, оставившим десять томов сочинений. Труды Антисфена обнаруживают знакомство не только с софистами и с учением Сократа, но и с учениями Гераклита и элеатов.
Посвящённый в орфические мистерии, Антисфен верил в посмертное бытие души и по характеру своей веры был монотеистом. Более поздние авторы, христианские теологи Климент Александрийский и Лактанций свидетельствуют, исходя из "Физика" Антисфена, что "Антисфен о Боге всего сущего провозглашает: Его нельзя узнать на изображениях, глазами Его нельзя увидеть, Он ни на что не похож".
Антисфен многих призывал заниматься философией, но люди не обращали на его слова никакого внимания. Тогда, охваченный негодованием, он перестал вообще допускать к себе учеников. Когда его спросили, что даёт ему философия, он ответил: "Умение оставться наедине с собой".
Впрочем, Антисфен никогда не был одинок. Живя в Пирее, он каждый день проделывал 40 стадиев (приблиз. 8 км), чтобы только послушать Сократа. Антисфен показал себя верным другом старого учителя и присутствовал при его последних минутах жизни.
Учеником и продолжателем Антисфена источники называют Диогена Синопского (ок. 410 - 323 гг. до Р. Х.).
Диоген родился в богатом портовом городе на южном берегу Чёрного моря, в Синопе. Его отец был человеком состоятельным, выполнявшим какие-то финансовые функции. Предание говорит, что в Дельфах, в храме Аполлона, Диоген получил от девы-пифии двусмысленный оракул: "сделать переоценку ценностей". Поняв оракул как указание "переоценивать" (т. е. подделывать) имеющую хождение монету, он вместе с отцом участвовал в фабрикации фальшивых монет. Вскоре его тайные махинации были разоблачены, и он был вынужден бежать из родного города.
Изгнанный из Синопы, Диоген, ничем не отличаясь по своему обличью от беднейших нищих, прибыл в Афины вместе со своим рабом по имени Манес, который сразу же сбежал. Советовавшим ему начать розыски сбежавшего раба он ответил: "Смешно, если Манес без Диогена сможет прожить, а Диоген без Манеса не сможет".
В Афинах Диоген застал ещё немало сподвижников Сократа - Платона, Аристиппа, Эсхина, Евклида и Антисфена. Диоген вскоре проникся презрением ко всем, кроме Антисфена. Тот его оттолкнул, так как вообще никого к себе не допускал, но Диоген упорством всё же добился своего. Однажды Антисфен замахнулся на него палкой, но Диоген только наклонил голову и сказал: "Бей! Но у тебя не найдётся такой дубины, чтобы прогнать меня, пока у тебя будет что сказать". С этого времени он стал его учеником.
Диоген усилил элементы радикализма и аскетизма, имевшиеся в доктрике Антисфена. Диоген любил повторять, что боги ни в чём не нуждаются, а богоподобные люди нуждаются лишь в малом. Он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепёшка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с б0льшим удовольствием, чем остальные - фасосское вино. Увидев однажды мальчишку, который пил воду из ладошек, он выбросил из своей котомки кружку и сказал: "Мальчик превзошёл меня в богоподобии".
В образе жизни он более всего подражал богам. Только они, как утверждает Гомер, живут беззаботно, в то время как человечество проводит дни в трудах и тяготах. Эта высшая степень бездеятельности и свободы от каких-либо потребностей, символизированная замкнутостью в самом себе, и есть божественное блаженство. Единственным примером такому состоянию в человеческой жизни может послужить дитя в материнской утробе. Следуя такому философскому мировоззрению, Дтоген, этот достойный зависти человек, ночевал в большом глиняном кувшине ("пифос") из-под зерна (аналог материнского чрева); этим он придал мифологическое выражение своей блаженной и богоподобной свободе от всех потребностей и нужд житейских [4].
Диоген, наблюдая жизнь людей, делал вывод, что дни свои они проводят в хлопотах, злоумышляют все против всех, беспрестанно находятся среди тысячи бед, не зная передышки хоть на миг, даже в праздники, в пору Олимпийских игр или священного перемирия. Они готовы всё свершить и всё претерпеть ради единственной цели - лишь бы выжить, но всего более они страшатся, что у них не хватит того, что они относят к самым необходимым жизненым благам; они думают и постоянно пекутся ещё о том, чтобы оставить своим детям побольше богатств. Диоген не переставл удивляться тому, что только он один истинно свободен среди всех и по-настоящему счастлив, чего никто другой не понимает.
Поэтому он даже не хотел сравнивать себя с персидским царём, ибо его можно считать самым несчастным из людей. Нет дня, который он прожил бы беззаботно и не претерпевал бы величайшего страха. Он не получает удовольствия от еды, хотя ему подают изысканнейшие блюда - языки павлинов, пятки верблюдов, - и даже драгоценное виноне в состоянии заглушить в нём тревогу. Он не доверяет ни еде, ни питью, а содержит специальных слуг, которые всё это должны отведать до него, словно разведчики на пути, кишащем врагами. Не доверяет он даже самым близким - ни детям, ни жене. На любовь или дружбу он не может расчитывать: особенно ненавистен людям тот, кто добыл свои неисчислимые богатства неправедным путём, поэтому нет никого ненавистнее тирана. Если кто-нибудь рискнёт говорить с тираном откровенно, тот выходит из себя, пугаясь этой смелости в речах; если же кто говорит раболепно и униженно, то само это раболепие кажется ему лицемерным и подозрительным. Говорят с ним как с равным - считает, что над ним глумятся; унижаются - думает, что обманывают.
Вот так и живут тираны, словно запертые в тесную клетку, со всех сторон утыканную направленными против них мечами, почти касающимися их тел. Когда народ обеспечен всем необходимым, они боятся его наглости; когда же приходит нужда, страшатся его гнева. Они никогда не уверены в своей безопасности; отправляясь на чужбину или оставясь дома, показываясь на народе или живя в одиночестве; они не смеют пойти даже туда, где вполне безопасно, ибо повсюду им чудятся засады и заговоры.
"А я, - говорил о себе Диоген, - иду туда, куда мне заблагорассудится, совсем один, хоть ночью, хоть днём. На своём пути я не встречаю ни врага, ни недруга. Если исчезнет вдруг всё золото мира, всё серебро, вся медь, меня это ничуть не встревожит. Если землетрясение уничтожит даже все дома, как это случилось некогда в Спарте [5] , если погибнут все овцы и нельзя будет изготовить одежды, если неурожай охватит не только Аттику, но и Пелопоннес, Беотию и Фессалию, как это уже, по слухам, бывало и раньше, моя жизнь не станет от этого ничуть не хуже, не беднее".
Жизнь сталкивала Диогена со многими прославленными людьми его времени.
Однажды Платон пригласил в гости друзей. Пришёл и Диоген, и стал топтать ковры хозяина со словами: "Попираю гордыню Платона". "Другой гордыней", - ответил Платон.
В другой раз Платон, увидев Диогена, моющего овощи, подошёл к нему и тихо сказал: "Служил бы ты Дионисию, не мыл бы себе овощей". А тот так же тихонько ему ответил: "И ты, если бы мыл себе овощи, не служил бы своему Дионисию".
Когда Платон выступил с определением: "Человек есть животное с двумя ногами и без перьев", - и заслужил всеобщее одобрение, Диоген ощипал петуха и принёс его в платоновскую школу со словами: "Вот человек Платона".
Спрошенный кем-то, что, по его мнению, за человек Диоген, Платон ответил: "Спятивший Сократ".
Дион Хризостом писал о Диогене: "Некоторые восхищались им, как мудрейшим человеком на свете, другие называли его безумцем". Когда в очередной раз какой-то человек назвал Диогена безумцем, он ответил: "Я не сумасшедший, но ум у меня не такой, как у вас".Большинство людей, говорил он, отделяет от безумия лишь один только палец; ведь если кто-нибудь будет расхаживать по улицам и указывать на всё средним пальцем, то подумают, что он сошёл с ума, а если указательным, то нет".
Диоген презирал глупых и недалёких людей. Его удивляло, что люди соревнуются, сталкивая друг друга пинком в канаву (вид упражнения для тела в палестре), но никто не соревнуется в искусстве быть добрым и разумным. Грамматики выискивают погрешности у Гомера, а своего косноязычия не замечают. Риторы вовсю говорят о справедливости, а сами в своих делах ей не следуют. Ясно, что такие легкомысленные люди не воспринимались киниками всерьёз; а Диоген даже не считал их за людей. Когда его спросили, много ли было людей на Олимпийских играх, откуда тот возвращался, он ответил: "Народу было много, а людей - немного". Как-то раз он пришёл на рыночную площадь и закричал: "Эй, вы, люди!" Сбежался народ. Диоген набросился на них с палкой, говоря при этом: "Я звал людей, а не дерьмо!" Вот отчего Диоген демонстративно средь бела дня бродил по улицам с фонарём в руках, объясняя: "Ищу Человека".
Диоген давл возможность встретиться с собой всякому, кто этого хотел, и говорил, что его удивляет следующее обстоятельство: если бы он заявил, что лечит зубы, то к нему собрались бы все, кому нужно выдрать зуб, а если бы он пообещал исцелять глаза, то к нему бросились бы все показывать свои гноящиеся глаза. Когда же он обещает исцелить всех, кто его послушается,от невежества, пороков и распущенности, никто к нему не является и не просит лекарства, если бы даже вдобавок получил ещё приличную сумму денег. Любители мудрости и путешественники постоянно окружали Диогена и с любопытством слушали его монологи о совершенной жизни, но редко кто оставлся вместе с ним. Люди, незнакомые со вкусом понтийского мёда, стремятся его попробовать, но ст0ит им лишь взять немного на язык, как они тотчас же выплёвывают его, к своему огорчению найдя его горьким и невкусным. Так некоторые из любопытства хотели поближе познакомиться с Диогеном, но, когда он начинал их обличать, они сразу же обращались в бегство.
Средоточием всех пороков Диоген называл сребролюбие. Он сравнивал стяжателей с больными горячкой. Первые, говорил он, хотя у них полным-полно денег, хотят ещё больше. Вторых же всё время мучает жажда. И тем, и другим желание идёт на погибель, ибо страсти тем сильнее разгораются, чем больше они удовлетворяются. Диоген говорил, что многие заживо гниют в любовных утехах, а умирая, они велят бальзамировать своё тело или же положить его в мёд, чтобы задержать гниение. Таких невежественных богачей он называл "золотыми баранами".
Диоген говорил, что в домах, где много еды, много мышей и других грызунов. Так и тела, потребляющие много пищи, навлекают на себя много болезней. Толстяку-ритору Анаксимену он сказал: "Дай и нам, нищим, кусок твоего брюха. И тебе будет полегче, и нам поможешь". Однажды, когда этот же ритор о чём-то витийствовал, Диоген стал размахивать селёдкой, чем отвлёк слушателей. Анаксимен возмутился. Тогда Диоген сказал: "Несчастная селёдка ценою в один обол положила конец всем рассуждениям Анаксимена".
Он говорил, что богачи похожи на новорожденных, так как всегда нуждаются в пелёнках и няньках. Одному богачу, которому раб надевал сандалии, он сказал: "Ты был бы совсем счастлив, если бы он ещё и сморкался за тебя".
Однажды какой-то человек привёл его в богатый дом и запретил плеваться. Тогда Диоген сначала отхаркнулся, а потом плюнул ему в лицо, прибавив, что более грязного места не нашёл.
Во время пира богачи бросали ему кости, как собаке. Тогда он подошёл к пирующим и обмочил их, как собака.
Несмотря на всё, афиняне любили его. Так, когда какой-то подонок разбил его "бочку", они поколотили его, а Диогену привезли новую.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Антисфена упрекали за то, что у него мать - фракиянка, варварского рода. На что он отвечал, что и матерь богов Кибела оттуда же.
[2] Аристипп из Кирены (ок. 435 - 355), ученик Сократа, основатель гедонистической школы, проповедовавшей в качестве цели философии удовольствие и чувственные радости. Во время своих странствий провёл некоторое время при дворе сиракузских тиранов.
[3] Киносарг был посвящён Гераклу; здесь же находилось его святилище. Буквально "Киносарг" означает "Белая собака". И, подобно тому, как ученики Платона, учившего в Академии, получили название "академики", так последователей Антисфена, учившего в Киносарге, стали называть "киниками", "собаками".
[4] Интересно сравнить аналогичное стремление В. Розанова к обретению надёжного, теплоутробного убежища в жизни. "Я наименее рождённый человек, - пишет он о себе в "Уединённом", - как бы ещё лежу комком в утробе матери (её бесконечно люблю, то есть покойную мамашу) и "слушаю райские напевы" (вечно как бы слышу музыку - моя особенность). "И отлично! Совсем отлично!"
[5] Диоген имеет в виду сильное землетрясение, уничтожившее в 464 году до Р. Х. почти целиком город Спарту и унесшее около 20 тысяч человеческих жизней.
Сын свободного афинянина и фракийской рабыни [1], он большую часть жизни провёл в крайней нужде. Говорят, однажды Антисфен мыл какие-то овощи. Заметив киренского философа Аристиппа [2], входящего вместе с сицилийским тираном Дионисием, он сказал: "Аристипп, если бы ты довольствовался такой пищей, как я, то тебе не пришлось бы следовать по пятам за тираном". На что Аристипп возразил: "А если бы ты мог беседовать с тираном, то не довольствовался бы такой пищей".
В отличие от Аристиппа, Антисфен не стал пресмыкаться перед тираном, ибо более всего ценил свободу духа. В этом смысле он оказался верным последователем своего учителя, Сократа. К Сократу Антисфен пришёл, покорённый его внешней простотой и внутренней мудростью. В афинском мудреце его восхищала спартанская выдержка, мужество, непритязательность и умение оставаться счастливым в нужде. Антисфен старался во всём подражать учителю, а иногда был даже не прочь перещеголять его в "простоте". Сократ любил Антисфена, который был моложе его лет на двадцать, но иронизировал по поводу его показной "простоты". Заметив однажды, как Антисфен старательно выставляет напоказ дыры на своём плаще, он сказал ему: "Перестань красоваться!"
По словам Диокла, Антисфен первым сделал внешними признаками своей философской школы будничный облик человека физического труда, раба или бедняка, - короткий рабочий плащ, надеваемый на голое тело, нищенская котомка и посох странника, изгоя или бродяги. Свои беседы с учениками Антисфен вёл в Киносарге [3] - гимнассии, расположенном недалеко от городских ворот; поэтому, как полагают некоторые, отсюда и произошло название кинической школы.
Антисфен был весьма образованным и плодовитым писателем, оставившим десять томов сочинений. Труды Антисфена обнаруживают знакомство не только с софистами и с учением Сократа, но и с учениями Гераклита и элеатов.
Посвящённый в орфические мистерии, Антисфен верил в посмертное бытие души и по характеру своей веры был монотеистом. Более поздние авторы, христианские теологи Климент Александрийский и Лактанций свидетельствуют, исходя из "Физика" Антисфена, что "Антисфен о Боге всего сущего провозглашает: Его нельзя узнать на изображениях, глазами Его нельзя увидеть, Он ни на что не похож".
Антисфен многих призывал заниматься философией, но люди не обращали на его слова никакого внимания. Тогда, охваченный негодованием, он перестал вообще допускать к себе учеников. Когда его спросили, что даёт ему философия, он ответил: "Умение оставться наедине с собой".
Впрочем, Антисфен никогда не был одинок. Живя в Пирее, он каждый день проделывал 40 стадиев (приблиз. 8 км), чтобы только послушать Сократа. Антисфен показал себя верным другом старого учителя и присутствовал при его последних минутах жизни.
Учеником и продолжателем Антисфена источники называют Диогена Синопского (ок. 410 - 323 гг. до Р. Х.).
Диоген родился в богатом портовом городе на южном берегу Чёрного моря, в Синопе. Его отец был человеком состоятельным, выполнявшим какие-то финансовые функции. Предание говорит, что в Дельфах, в храме Аполлона, Диоген получил от девы-пифии двусмысленный оракул: "сделать переоценку ценностей". Поняв оракул как указание "переоценивать" (т. е. подделывать) имеющую хождение монету, он вместе с отцом участвовал в фабрикации фальшивых монет. Вскоре его тайные махинации были разоблачены, и он был вынужден бежать из родного города.
Изгнанный из Синопы, Диоген, ничем не отличаясь по своему обличью от беднейших нищих, прибыл в Афины вместе со своим рабом по имени Манес, который сразу же сбежал. Советовавшим ему начать розыски сбежавшего раба он ответил: "Смешно, если Манес без Диогена сможет прожить, а Диоген без Манеса не сможет".
В Афинах Диоген застал ещё немало сподвижников Сократа - Платона, Аристиппа, Эсхина, Евклида и Антисфена. Диоген вскоре проникся презрением ко всем, кроме Антисфена. Тот его оттолкнул, так как вообще никого к себе не допускал, но Диоген упорством всё же добился своего. Однажды Антисфен замахнулся на него палкой, но Диоген только наклонил голову и сказал: "Бей! Но у тебя не найдётся такой дубины, чтобы прогнать меня, пока у тебя будет что сказать". С этого времени он стал его учеником.
Диоген усилил элементы радикализма и аскетизма, имевшиеся в доктрике Антисфена. Диоген любил повторять, что боги ни в чём не нуждаются, а богоподобные люди нуждаются лишь в малом. Он только тогда принимался за трапезу, когда его посещало чувство голода и жажды, считая, что это и есть самая лучшая и острая приправа к еде. Поэтому для него ячменная лепёшка казалась вкуснее любого самого изысканного блюда, а проточную воду он пил с б0льшим удовольствием, чем остальные - фасосское вино. Увидев однажды мальчишку, который пил воду из ладошек, он выбросил из своей котомки кружку и сказал: "Мальчик превзошёл меня в богоподобии".
В образе жизни он более всего подражал богам. Только они, как утверждает Гомер, живут беззаботно, в то время как человечество проводит дни в трудах и тяготах. Эта высшая степень бездеятельности и свободы от каких-либо потребностей, символизированная замкнутостью в самом себе, и есть божественное блаженство. Единственным примером такому состоянию в человеческой жизни может послужить дитя в материнской утробе. Следуя такому философскому мировоззрению, Дтоген, этот достойный зависти человек, ночевал в большом глиняном кувшине ("пифос") из-под зерна (аналог материнского чрева); этим он придал мифологическое выражение своей блаженной и богоподобной свободе от всех потребностей и нужд житейских [4].
Диоген, наблюдая жизнь людей, делал вывод, что дни свои они проводят в хлопотах, злоумышляют все против всех, беспрестанно находятся среди тысячи бед, не зная передышки хоть на миг, даже в праздники, в пору Олимпийских игр или священного перемирия. Они готовы всё свершить и всё претерпеть ради единственной цели - лишь бы выжить, но всего более они страшатся, что у них не хватит того, что они относят к самым необходимым жизненым благам; они думают и постоянно пекутся ещё о том, чтобы оставить своим детям побольше богатств. Диоген не переставл удивляться тому, что только он один истинно свободен среди всех и по-настоящему счастлив, чего никто другой не понимает.
Поэтому он даже не хотел сравнивать себя с персидским царём, ибо его можно считать самым несчастным из людей. Нет дня, который он прожил бы беззаботно и не претерпевал бы величайшего страха. Он не получает удовольствия от еды, хотя ему подают изысканнейшие блюда - языки павлинов, пятки верблюдов, - и даже драгоценное виноне в состоянии заглушить в нём тревогу. Он не доверяет ни еде, ни питью, а содержит специальных слуг, которые всё это должны отведать до него, словно разведчики на пути, кишащем врагами. Не доверяет он даже самым близким - ни детям, ни жене. На любовь или дружбу он не может расчитывать: особенно ненавистен людям тот, кто добыл свои неисчислимые богатства неправедным путём, поэтому нет никого ненавистнее тирана. Если кто-нибудь рискнёт говорить с тираном откровенно, тот выходит из себя, пугаясь этой смелости в речах; если же кто говорит раболепно и униженно, то само это раболепие кажется ему лицемерным и подозрительным. Говорят с ним как с равным - считает, что над ним глумятся; унижаются - думает, что обманывают.
Вот так и живут тираны, словно запертые в тесную клетку, со всех сторон утыканную направленными против них мечами, почти касающимися их тел. Когда народ обеспечен всем необходимым, они боятся его наглости; когда же приходит нужда, страшатся его гнева. Они никогда не уверены в своей безопасности; отправляясь на чужбину или оставясь дома, показываясь на народе или живя в одиночестве; они не смеют пойти даже туда, где вполне безопасно, ибо повсюду им чудятся засады и заговоры.
"А я, - говорил о себе Диоген, - иду туда, куда мне заблагорассудится, совсем один, хоть ночью, хоть днём. На своём пути я не встречаю ни врага, ни недруга. Если исчезнет вдруг всё золото мира, всё серебро, вся медь, меня это ничуть не встревожит. Если землетрясение уничтожит даже все дома, как это случилось некогда в Спарте [5] , если погибнут все овцы и нельзя будет изготовить одежды, если неурожай охватит не только Аттику, но и Пелопоннес, Беотию и Фессалию, как это уже, по слухам, бывало и раньше, моя жизнь не станет от этого ничуть не хуже, не беднее".
Жизнь сталкивала Диогена со многими прославленными людьми его времени.
Однажды Платон пригласил в гости друзей. Пришёл и Диоген, и стал топтать ковры хозяина со словами: "Попираю гордыню Платона". "Другой гордыней", - ответил Платон.
В другой раз Платон, увидев Диогена, моющего овощи, подошёл к нему и тихо сказал: "Служил бы ты Дионисию, не мыл бы себе овощей". А тот так же тихонько ему ответил: "И ты, если бы мыл себе овощи, не служил бы своему Дионисию".
Когда Платон выступил с определением: "Человек есть животное с двумя ногами и без перьев", - и заслужил всеобщее одобрение, Диоген ощипал петуха и принёс его в платоновскую школу со словами: "Вот человек Платона".
Спрошенный кем-то, что, по его мнению, за человек Диоген, Платон ответил: "Спятивший Сократ".
Дион Хризостом писал о Диогене: "Некоторые восхищались им, как мудрейшим человеком на свете, другие называли его безумцем". Когда в очередной раз какой-то человек назвал Диогена безумцем, он ответил: "Я не сумасшедший, но ум у меня не такой, как у вас".Большинство людей, говорил он, отделяет от безумия лишь один только палец; ведь если кто-нибудь будет расхаживать по улицам и указывать на всё средним пальцем, то подумают, что он сошёл с ума, а если указательным, то нет".
Диоген презирал глупых и недалёких людей. Его удивляло, что люди соревнуются, сталкивая друг друга пинком в канаву (вид упражнения для тела в палестре), но никто не соревнуется в искусстве быть добрым и разумным. Грамматики выискивают погрешности у Гомера, а своего косноязычия не замечают. Риторы вовсю говорят о справедливости, а сами в своих делах ей не следуют. Ясно, что такие легкомысленные люди не воспринимались киниками всерьёз; а Диоген даже не считал их за людей. Когда его спросили, много ли было людей на Олимпийских играх, откуда тот возвращался, он ответил: "Народу было много, а людей - немного". Как-то раз он пришёл на рыночную площадь и закричал: "Эй, вы, люди!" Сбежался народ. Диоген набросился на них с палкой, говоря при этом: "Я звал людей, а не дерьмо!" Вот отчего Диоген демонстративно средь бела дня бродил по улицам с фонарём в руках, объясняя: "Ищу Человека".
Диоген давл возможность встретиться с собой всякому, кто этого хотел, и говорил, что его удивляет следующее обстоятельство: если бы он заявил, что лечит зубы, то к нему собрались бы все, кому нужно выдрать зуб, а если бы он пообещал исцелять глаза, то к нему бросились бы все показывать свои гноящиеся глаза. Когда же он обещает исцелить всех, кто его послушается,от невежества, пороков и распущенности, никто к нему не является и не просит лекарства, если бы даже вдобавок получил ещё приличную сумму денег. Любители мудрости и путешественники постоянно окружали Диогена и с любопытством слушали его монологи о совершенной жизни, но редко кто оставлся вместе с ним. Люди, незнакомые со вкусом понтийского мёда, стремятся его попробовать, но ст0ит им лишь взять немного на язык, как они тотчас же выплёвывают его, к своему огорчению найдя его горьким и невкусным. Так некоторые из любопытства хотели поближе познакомиться с Диогеном, но, когда он начинал их обличать, они сразу же обращались в бегство.
Средоточием всех пороков Диоген называл сребролюбие. Он сравнивал стяжателей с больными горячкой. Первые, говорил он, хотя у них полным-полно денег, хотят ещё больше. Вторых же всё время мучает жажда. И тем, и другим желание идёт на погибель, ибо страсти тем сильнее разгораются, чем больше они удовлетворяются. Диоген говорил, что многие заживо гниют в любовных утехах, а умирая, они велят бальзамировать своё тело или же положить его в мёд, чтобы задержать гниение. Таких невежественных богачей он называл "золотыми баранами".
Диоген говорил, что в домах, где много еды, много мышей и других грызунов. Так и тела, потребляющие много пищи, навлекают на себя много болезней. Толстяку-ритору Анаксимену он сказал: "Дай и нам, нищим, кусок твоего брюха. И тебе будет полегче, и нам поможешь". Однажды, когда этот же ритор о чём-то витийствовал, Диоген стал размахивать селёдкой, чем отвлёк слушателей. Анаксимен возмутился. Тогда Диоген сказал: "Несчастная селёдка ценою в один обол положила конец всем рассуждениям Анаксимена".
Он говорил, что богачи похожи на новорожденных, так как всегда нуждаются в пелёнках и няньках. Одному богачу, которому раб надевал сандалии, он сказал: "Ты был бы совсем счастлив, если бы он ещё и сморкался за тебя".
Однажды какой-то человек привёл его в богатый дом и запретил плеваться. Тогда Диоген сначала отхаркнулся, а потом плюнул ему в лицо, прибавив, что более грязного места не нашёл.
Во время пира богачи бросали ему кости, как собаке. Тогда он подошёл к пирующим и обмочил их, как собака.
Несмотря на всё, афиняне любили его. Так, когда какой-то подонок разбил его "бочку", они поколотили его, а Диогену привезли новую.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Антисфена упрекали за то, что у него мать - фракиянка, варварского рода. На что он отвечал, что и матерь богов Кибела оттуда же.
[2] Аристипп из Кирены (ок. 435 - 355), ученик Сократа, основатель гедонистической школы, проповедовавшей в качестве цели философии удовольствие и чувственные радости. Во время своих странствий провёл некоторое время при дворе сиракузских тиранов.
[3] Киносарг был посвящён Гераклу; здесь же находилось его святилище. Буквально "Киносарг" означает "Белая собака". И, подобно тому, как ученики Платона, учившего в Академии, получили название "академики", так последователей Антисфена, учившего в Киносарге, стали называть "киниками", "собаками".
[4] Интересно сравнить аналогичное стремление В. Розанова к обретению надёжного, теплоутробного убежища в жизни. "Я наименее рождённый человек, - пишет он о себе в "Уединённом", - как бы ещё лежу комком в утробе матери (её бесконечно люблю, то есть покойную мамашу) и "слушаю райские напевы" (вечно как бы слышу музыку - моя особенность). "И отлично! Совсем отлично!"
[5] Диоген имеет в виду сильное землетрясение, уничтожившее в 464 году до Р. Х. почти целиком город Спарту и унесшее около 20 тысяч человеческих жизней.