!!!!!! Алексей ПОЛИКОВСКИЙ: Голоса Саур-Могилы

May 18, 2019 11:50

Война, прежде чем начаться, должна возникнуть в мозгу человека, наделенного властью


Саур-Могила
Cаур-Могила - ​это могила. Четыре тысячи лет назад люди бронзового века рыли этот плавный, как будто растекшийся по степи холм, и строили внутри него бревенчатые клети и каменные комнаты, чтобы укладывать туда своих мертвых. Ну, должны же мертвые где-то жить? Вот и дом им. Они лежат на левом боку лицом на север. Почему на север? Чьего явления они ждали с севера, какого огромного Бога в медвежьей шкуре или внезапного огненного сияния, столь сильного, что оно проникнет сквозь сухую, пересыпанную камнями землю холма и заставит мертвых медленно поднять веки? Мы не знаем, во что они верили.
Мы не знаем, потому что у людей, живших четыре тысячи лет назад на берегах Миусса, не было письменности. Это может показаться нам недостатком их жизни. Но у них не было также государства, не было бомб, напалма, стволов, способных выпускать тысячи пуль в минуту и мгновенно убивать людей. Они не умели убивать на расстоянии. Они не умели летать, и поэтому не умели бомбить. Им был неведом секрет превращения консервной банки в мину.
Еще у них не было телевидения, и это значит, что они сохраняли свои мозги и свое сознание в тихой, девственной, природной чистоте.
Весной 1943 года на вершине Саур-Могилы был наблюдательный пункт вермахта. С вершины высоты 277,9 несколько немцев в серо-зеленой форме наблюдали в цейсовские бинокли раскинувшиеся до горизонта поля, прорезанные узкими балками. Голубыми полосами, отбрасывая тень, тянулись линии лесопосадок. Яркое солнце светило над прекрасным миром, яркое солнце в идеальном синем небе Украины.
Всю зиму и весну немцы строили три линии обороны Миусс-фронта, врывали в землю стальные бункеры, тянули колючку и линии связи и устанавливали минные поля.
А летом, начиная с середины июля, здесь начался ад. Красная армия штурмовала Саур-Могилу упорно и неустанно. В июле и августе тысячи пехотинцев ползли по холму вверх, туда, где на склонах чернели амбразуры немецких дзотов. Были дни, когда атаки шли непрерывно, одна заканчивалась и захлебывалась под пулеметным огнем, тут же начиналась другая. Прямо на пулеметы, методично скашивавшие их, вверх по холму, ползли, бежали, перебегали пехотинцы 96-й стрелковой дивизии. И оставались лежать в траве.
Но скоро травы не стало. Артиллерия била по Саур-Могиле со всех сторон, била советская, била немецкая, и в жарком летнем воздухе трава вспыхивала и выгорала. Теперь Саур-Могила торчала в зеленой, шелестящей травой степи, как обожженный черный волдырь. И по этому волдырю снова ползли вверх люди.


Саур-Могила сегодня
Мы не будем здесь писать о стратегическом замысле командования и тактических решениях офицеров. Мы не будем пересыпать текст номерами армий, названиями групп армий и гордыми наименованиями корпусов и полков, включающих в себя имена городов и названия орденов. Мы ни слова не скажем о мудрых военачальниках в Ставке, которые ночью склоняются над огромной картой и точным глазомером профессионального военного сразу находят холм, являющийся ключом к позиции. И тогда по проводам летит через сотни километров тысячу раз произнесенное, всем давно известное, страшное: «Взять! Во что бы то ни стало взять! Любой ценой!»
Рассказы о войне, как она видится на расстеленной на столе огромной карте, где сталкиваются красные и синие стрелы, и повествования о полководцах, которые гениально бросают в бой армии и корпуса, замутняют правду о войне и скрывают ее. А правда состоит не в величии полководцев, а в жизни и смерти людей. Правда не во вкусе крепкого чая, который отхлебывает из стакана в подстаканнике вождь в Кремле, а в запахе горелого мяса, доносящегося из танка. Правда - ​в невыносимом трупном запахе, который плотным облаком окутал Саур-Могилу в августе 1943 года.
Немцы, удерживавшие вершину холма, по рации запросили противогазы. Нет, они не опасались газовых атак, они больше не могли выносить запах.
Сверху, с вершины холма, подпрыгивая и подскакивая, скатывались гранаты. Сотни гранат в день. Вжав подбородок в землю, спрятав всего себя под каску, человек, широко раскрыв глаза, смотрит за подскакивающей и крутящейся в воздухе гранатой, рывками спускающейся вниз. Он лежит в грязной, насквозь пропотевшей гимнастерке с черными пятнами подмышками и белыми разводами на спине, в перевязанных веревкой обмотках, с горячим от жары и стрельбы автоматом на сгибе руки, сверху над ним безразличное к людям раскаленное солнце, снизу под ним древние мертвые на левом боку, но он не знает о них. Долетит или не долетит?
В дивизионном госпитале хирурги работали день и ночь, а поток раненых не кончался. На столы все укладывали и укладывали человеческие тела с перебитыми ногами и руками, с выбитыми глазами, с развороченными животами, в которые набилась горелая земля древнего холма. Чтобы хирург не терял времени на хождение в туалет, на смену перчаток, на тщательное мытье рук, ему подсоединяли катетер, а внизу ставили ведро. Потом сестра уносила ведро. И он резал, резал и резал.
Тела убитых лежали на Саур-Могиле в три слоя, за ними прятались еще живые. К 31 августа, когда немцы ушли с холма, он был весь покрыт трупами. Хоронить их не было времени, войска ушли вперед, вслед за немцами, а убирать трупы пригнали женщин из окрестных деревень. Им выдали марлевые маски. Тела складывали в братские могилы. Остатки тел сжигали. Сжигали найденные в ямах руки, сжигали оторванные ноги, лежащие на черной, обожженной земле. Здесь, на Саур-Могиле, на Волковой горе, в других местах Миусс-фронта было столько мертвых, что голодные деревенские дети зарабатывали себе пропитание, собирая и отвозя на тачке трупы. За одну тачку им давали рубль, булка стоила двадцать.
Цифры? Никто не знает точных. Убитых, что до сих пор не найдены и не опознаны, нельзя пересчитать. Тех, кого хоронили в братских могилах, часто тоже. Миусс-фронт, проходивший частью по территории Украины, частью России, соединял их кровавым рубцом. Один из историков оценивает общие потери Красной армии на Миусс-фронте в 810 тысяч человек. Это в семь раз больше потерь вермахта. Это невероятное, чудовищное кровопролитие, это гигантская фабрика по производству инвалидов. Читать об этом жутко, а как это видеть каждый день, как жить в этом с утра до ночи и ночью тоже?
Генерал Красной армии украинец Николай Филиппович Батюк, воевавший с начала войны, удерживавший Мамаев курган в Сталинграде, много чего видевший и выносивший все эти годы, не вынес, когда узнал о потерях своей дивизии летом 1943 года в бою на Донбассе. Ему стало плохо. Он, кадровый военный с железным характером, всем своим воспитанием подготовленный к войне, всем сердцем, всей душой, всеми нервами знал, что скрывается за сухим словом «потери». В «Виллисе», несшем его по украинским дорогам, ему стало плохо. Инфаркт.




Мемориал, построенный на Саур-Могиле через 20 лет после войны, состоял из бетонного обелиска высотой 36 метров и чугунной фигуры солдата высотой 9 метров. Солдат в каске стоял на вершине холма, подняв автомат. Поставили здесь, на склоне, еще и огромные пилоны, в которых были вырублены фигуры и лица пехотинцев, танкистов, артиллеристов и летчиков, штурмовавших холм.
Бетон, чугун, мощные фигуры в героических позах, огромные лица, в которых несгибаемая воля и картинное мужество, - ​советский мемориал войны, в официальной памяти о которой в те годы не было места ужасу и кошмару. Говорили о победе, а о трупах в три слоя не говорили. Война в фигурах мемориала представала как героическое действо, в котором воспоминание о подвиге заслоняло и вытесняло воспоминание о жутких картинах смерти. Их словно не было здесь, этих бесчисленных убитых Саур-Могилы. Но они все равно были здесь и в других местах Миусс-фронта, были в самом прямом значении этого слова, были в земле. Неизвестные поименно, посчитанные примерно и гуртом, застреленные в лоб, разорванные скатившейся сверху гранатой, перерезанные надвое пулеметной очередью, они лежали в степной земле, где их находили поисковые отряды. Страшные это были находки.
Отхожая яма, куда немцы кинули трупы, чтобы не возиться с рытьем могил, и оторванная рука, и солдатский медальон, и монеты в нагрудном кармане, и ботинок с носком, сорванный взрывом с ноги, - ​все они были здесь, мученики войны. В этих находках, совершающихся до сих пор, весь ее ужас, весь ее садизм, все ее животное нутро, вся ее людоедская практика. Однажды поисковики нашли останки двух немцев и семерых наших солдат. Немцы убили наших, накрыли их досками и вели огонь, сидя на них. Потом и сами были убиты, и тогда все девять - ​навсегда неопознанные люди без лиц и имен - ​очутились в одной яме.
Здесь, на Саур-Могиле, на склоне холма стояли буквы, тоже огромные, под стать мемориалу: «Берегите, берегите, берегите мир!» Странная это надпись. Странная интонацией. Одно «берегите» дало бы фразе приказную твердость казенного лозунга, столь распространенного в советские годы, когда он казался пустым. Кому беречь? От кого беречь? Никто и не посягал на мир в те далекие медленные годы. В тройном повторе глагола чувствовалась даже не просьба - ​мольба.




Мемориальный комплекс Саур-Могила
Летом 2014 года украинская армия начала штурм Саур-Могилы. Снова были жаркие июль и август, снова с вершины холма открывался вид на десятки километров степи, покрытой травой и цветами, снова голубели вдали полосы лесопосадок и поднималось вверх необозримое синее небо. И снова на вершине холма был наблюдательный пункт, откуда сепаратисты следили за передвижением по дорогам внизу украинских колонн. В отличие от 1943 года, теперь тут был 36-метровый обелиск, и он тут же, мгновенно, стал частью новой войны. На вершине обелиска все время находился наблюдатель, который как на ладони видел маленькие коробочки танков и дым выстрелов. Тогда он предупреждал тех, кто внизу.
И все началось снова. Бред войны, жуть войны, мясо войны, трупы войны, все снова. В кафе у подножия холма разместилась казарма. Снова на Саур-Могиле началась страшная игра в «Царь горы», когда одни лезут вверх, а другие убивают их, чтобы не лезли. В мелких окопчиках, отрытых в каменистой почве на вершине холма, люди в камуфляже прятались от обстрелов. Пулеметы стояли прямо в небе. И тишина неба рвалась треском раций, в которых на одном и том же русском языке говорили люди с двух сторон, имевшие позывные Медведь, Душман, Сумрак, Сокол.
Мы и здесь не станем говорить о стратегических планах и тактических новациях, не станем называть имена бригад и названия отрядов и не будем с маниакальным наслаждением, свойственным любителям войны, описывать их вооружение, все эти смертоносные железки. Вся эта так называемая техника войны часто имеет красивые названия, предназначенные скрыть или смягчить странным юмором ее суть - ​суть орудий убийства. Мы не станем рассказывать о героических деяниях тех, кто брал Саур-Могилу и кто защищал ее, хотя тут есть о чем рассказывать. Попеременно стояли на вершине переходившего из рук в руки холма бывший советский «афганец» из сепаратистов и украинский полковник, хладнокровно глядевший сверху на то, как его окружают, и все-таки отказывавшийся оставлять Саур-Могилу без приказа. Он выжил. «Афганца» убили.
Есть вещи, которые не могут быть, есть события, которые не должны случиться. Есть что-то, принадлежащее не нормальной человеческой жизни с ясным небом, любовью, разговорами, кофе в кафе, путешествиями на море, а бреду, существующему в мелкой темной голове человека, пришедшего к власти. Не могла случиться война между Россией и Украиной, но случилась. Не могли люди снова прийти на холм, где 70 лет назад происходил кровавый кошмар, чтобы устроить в том же месте новый кровавый кошмар, но пришли и устроили. И мемориал, поставленный на месте прошлой войны, стал местом действия нынешней.
Как быстро реликвии той войны стали антуражем этой. В музее, размещавшемся в основании обелиска, прятались от обстрелов сепаратисты. Украинский танк всадил снаряд прямо над дверью в музей, и человек, искавший спасения среди фотографий бойцов 1943 года, погиб.
Мемориал разрушали все участвующие в войне стороны. Снаряды украинских танков пробивали обелиск насквозь. «Грады» сепаратистов, пригнанные из России, корчевали бетонные пилоны и раскалывали их. Лица и фигуры пехотинцев, танкистов, артиллеристов и летчиков на пилонах покрыты ржавыми оспинами, следами пуль.
Героев той войны изрешетили герои этой. Российская артиллерия била через границу по украинцам, била в издевательском сознании собственной неуязвимости, потому что украинцы не могли отвечать, не могли стрелять через границу в ответ.
Нет никакой возможности пересчитать все эти сотни и тысячи выстрелов и определить, какой из них нанес какой именно ущерб; мемориал Саур-Могилы разрушался, калечился, корежился сотнями стволов со всех сторон.
И посреди всего этого ада, когда опять горела трава и рушился бетон, полз по склону вверх раненый украинский доброволец с перебитыми руками и срезанным с лица носом, полз, оставляя за собой кровавый след, полз к своим.


Посеченный осколками новой войны мемориал войны предыдущей
Девятиметровый чугунный солдат Красной армии с раздутой ветром плащ-палаткой далеко виден сверху на запад и восток. С востока шла война. Война шла из России колоннами военной техники, крытыми грузовиками, война шла эшелонами к границе, война шла танкистами-бурятами и десантниками-псковичами. Война шла потоками лжи и мерзостью ненависти, изливавшейся в эти дни и продолжающей изливаться до сих пор из поганой глотки телевизора. Война шла и жила подлой ложью о том, что «нас там нет». Война шла валом пропаганды об «украх», «карателях», «хунте». И в результате этой войны солдат Красной армии лишился правой ноги. Инвалид стоял на вершине Саур-Могилы в ослепительном солнечном блеске, в сиянии синего неба, видный всем участникам безумия, которые в лихорадочном возбуждении бегали, прыгали, ползали, ездили вокруг огромного, словно расползающегося от жары степного холма.
А может, он расползался от крови, от литров и гекалитров старой и новой крови, которой он был пропитан. И мертвецы бронзового века в своих подземных камерах, скрытых в глубине Саур-Могилы, наконец открывали глаза.
Потом солдат рухнул. И среди серых бетонных развалин долго торчал его огромный сапог.
Война, прежде чем начаться, должна возникнуть в мозгу человека, наделенного властью принимать решения. Если его власть не ограничена законом, парламентом, обществом, то ему может прийти в голову все что угодно. Война должна возникнуть в темном, плохо понимающем мир сознании, лишенном сочувствия к людям и не ценящим их жизнь, в сознании, видящем весь мир как арену игры подлецов, циников и воров. Такое сознание просто больно войной.
Но прежде чем война станет реальностью, решение о ее начале должны поддержать люди, собравшиеся вокруг диктатора. Среди них не оказывается ни одного, способного встать и сказать: «Нет, мы этого не будем делать. Мы этого не можем делать! Не может быть войны между Россией и Украиной!» Но этих слов в ближнем кругу диктатора не скажет никто. Они готовы принять все что угодно. И войну тоже.
Но и тут война еще не начинается. Для того чтобы она началась, должны драть горло на каждом телевизионном углу вальяжные, покрытые жиром сладкой жизни пропагандисты. Их цель - ​одурманить и обмануть, создать психоз и разжечь ненависть. Без этого нет войны.
Но и тут еще война не начинается. Для того, чтобы она началась, нужны миллионы усталых, замороченных, живущих на гроши людей с серыми лицами, которые от своих родителей, а те от своих впитали знание о том, что нельзя протестовать, надо молчать, никуда не лезть, что с властью лучше не связываться, что это страшно и опасно. Истории дедов и отцов, соседей и знакомых свидетельствуют об этом. Нужны слепые, дезориентированные люди, не способные отличить гэбэшной разводки от отечественной войны.
И вот только тогда в этой молчащей, не способной отличить правду от лжи стране начинается война. И идет через границу ракетная установка. И мертвые люди падают с неба вперемешку с чемоданами и игрушками.
Каин убил Авеля. А когда это было? Мы не знаем. Каин убил Авеля из зависти - ​не мог стерпеть, что жертвы Авеля оказались угодны Богу, а жертвы Каина нет. «И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?»
Каин был древний, наивный, допотопный убийца, убивший одного человека. Что за мелочь для современного Каина. Современный Каин убивает десять тысяч. Древний Каин был земледельцем и нигде не учился, а современный Каин обучен приемам психологической войны, вербовки, обмана, провокации и лжи. И поэтому он, убив Авеля и продолжая убивать его, по-прежнему говорит о том, что он един с Авелем, своим братом. Мы ведь братские народы.
Каин, где 10 тысяч украинцев, убитых тобой на войне? Отвечает Каин: «Не знаю; разве я сторож брату своему? Это они сами себя убивают».

"Новая газета" № 49 от 8 мая 2019
https://www.novayagazeta.ru/articles/2019/05/08/80448-golosa-saur-mogily

ПОПУЛЯРНЫЕ КОММЕНТАРИИ
Иван Помнящий
7 мая 2019, 18:29
Была, помнится, такая брошюрка в СССР - пособие по гражданской обороне - называлась "Это должен знать каждый". Вот мне кажется, название той книжицы было бы отличным подзаголовком для этой статьи. эту статью надо перепечатать во всех газетах, читать вслух по радио и по телевизору. Пока до этих серолицых, наконец-то, не дойдет хоть что-то.
Анатолий Прокопьев
8 мая 2019, 10:41
Сильная вещь. Жаль, что это не прочитают те, кто развязал эту войну, а если прочитают, то не поймут, а если поймут, то не так. И автор прав - для войны мало безумного и сказочного вошьдя, для войны мало килотонн тротила, для войны мало миллионов орудий для убийства, для войны мало омерзительных пропагандистов, для войны ещё нужно безумное население, та почва, на которую так хорошо укладываются все эти удобрения для роста этих ядовитых растений. Жду, когда народ проснется и поймет, что их жизнь и жизнь их детей дороже всех этих вошьдей и их безумных амбиций. 

памятник, безумие, Великая Отечественная война, потери, Донбасс, война, память, Украина, гибель

Previous post Next post
Up