ИЗ СТАРОГО - Врач Дмитрий ТАРУСИН: Длиннопост про гангрену медицины (мар 2018)
или патологическая анатомия взаимного хамства
Времена, когда ВРАЧ БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ с Большой Буквы, безвозвратно канули в лета, и возврата в обозримом будущем не предвидится.
Ностальгические воспоминания об уважении к профессии, определении места врача в социуме следующим после Бога, времена, когда инспектор ГАИ, узнавая что за рулем врач, торопящийся на операцию, возвращал документы и просто говорил: «Аккуратнее, доктор» - остаются греть душу тем, кто начинал работать при СССР и совершенно непонятны тем, кто работает сегодня.
Я много читаю, и наверное в этом моя беда: то там избили врача, то там алкоголичка устроила сотрясение мозга фельдшеру тонометром, то тут распоясавшийся родственник превратил голову рентгенолога в сплошной цветущий синяк…
Представить себе что то подобное во времена СССР можно было только в отделениях психосоматики и «спецтравмы» - медицинском аналоге вытрезвителя, куда доставляли граждан в алкогольном опьянении с тем или иными травматическими повреждениями.
Но там существовали свои законы, свои порядки - не всегда человечные, но безумно эффективные с точки зрения безопасности и пациента и персонала.
Да, были «морковки» - скрученные с двух сторон конусом мокрые вафельные полотенца, не оставляющие следов на теле, но моментально вразумлявшие буйного гражданина. На 15 коек дежурили 2 фельдшера и один лаборант, забиравший кровь на алкоголь.
Как правило, в отделении находится еще довольно таки мощный гражданин санитар - слабых и вялых в отделение на работу не брали. Утром с зашитыми головами, повязкой-чепчиком и синяками граждане покидали спецтравму с уведомлением на работу о том, что произошел такой эпизод.
Это не засчитывалось прогулом, но разбиралось на собрании коллектива. Пострадавшие более серьезным образом, с шинами или гипсовыми лангетами переводились в общее отделение в состоянии глубокого похмелья для дальнейшего оказания профильной медицинской помощи.
Так была устроена система подавления и управления пьяным хамством и бесконтрольным поведением отдохнувших граждан в приснопамятном СССР. Не надо было охранников, не нужны были какие то специальные полномочия. А самое главное - никому не приходило в голову жаловаться на неадекватное оказание медицинской помощи.
Потом все умерло. Началась демократия и реформа здравоохранения..
Я много думаю, когда умер образ настоящего врача в глазах пациента?
Когда взяла низкий старт уничижительная, наплевательская парадигма, когда врач всем обязан, а ему никто и ничего, когда врач стал источником дохода скандальных граждан?
Когда родилась и как вызрела в буйной голове Главного Следкома России идея устроить разборки на лобном месте с широким освещением в прессе?
Есть в медицине такая наука «танатология». Это наука о смерти.
Как происходит умирание? Из чего складываются его этапы? Когда наступает точка невозврата?
Сегодня я танатолог. Сегодня я исследую этот вопрос.
Безумные 90-е годы, с умирающими принципами социальности и бесконтрольным взлетом криминального бизнеса на уровне от ларька до супермаркета и выше, разделили людей на тех, у кого есть деньги и тех, которые вынуждены жевать длинные сопли.
И тогда - не сразу, а года через 2-3 (медики-очень консервативная часть общества в те времена), появились первые предприимчивые люди, которые конвертировали свое имя, опыт и возможности в более или менее твердую валюту. Как это произошло?
С одной стороны, долго соплями сыт не будешь и детей не накормишь.
А с другой стороны, шальные 200-300 долларов, за очередь, за «особое отношение», за «отдельную палату», за «улыбку и доброе слово» оказывались очень кстати в семейном бюджете. Нужно было только научиться наступать на совесть, ранжировать людей по степени платежеспособности, оценивать конъюнктуру и … иногда делиться с вышестоящими.
Вот и вся схема выживания в те времена.
Поверье старому профессору, все было именно так.
Достаточно было иметь контакты регистратуры, носить туда немного денег и апельсины в пакетах, и вместо записи на очередь, бабушка из 6 окошка с удовольствием давала пациентам, алчущим операции побыстрее, твой домашний телефон.
Так формировались потоки внутри потоков.
Так начиналась эффективная частная практика в государственных стенах.
Так люди впервые подразделились на тех кто может и кто не может, тем кому дано больше и кому дано меньше.
Совсем недавно такое разделение было доступно только по партийно-номенклатурному принципу.
Естественно, это очень удобно. Невероятно удобно и эффективно.
Достаточно было взять по дежурству пару-тройку «ущемлённых» грыж - поделиться с анестезиологами и сестрами и - вуаля - три месячных зарплаты, за которые надо было отбатрачить 8 дежурств, бодро перекочевывали из карманов новоявленных бизнесменов в карман удачливого доктора. Ну не отлично ли?
Тогда наступило время, когда государственная работа стала становиться только прикрытием для ведения частного бизнеса на территории государственного учреждения.
Отношение к «лежащим просто так» менялось очень медленно, но неминуемо верно. И тут особую роль сыграла советская ментальность, вбитая в головы намертво с рождения идея равенства.
Равенство быстро превращалось в неравенство, и это становилось заметно по мерседесам, BMW и малиновым пиджакам.
У людей, покинувших пенаты государственных зарплат и пустого бюджета открывалось окно новых возможностей. Врачи тоже хотели возможностей и просто достаточно есть.
А те, кто оставался за бортом бизнес-процессов, открыли в себе копилку для зла на весь мир.
Процесс распада был запущен.
Ацидоз в медицинском организме начал расти.
МОЖНО ЛИ ВИНИТЬ В ЭТОМ ВРАЧЕЙ?
Не думаю, поскольку государство в своем развитии как всегда, впрочем, поставило медицину на одно из последних мест, отдав приоритет формированию воровских кланов и выстраиванию самой простой и беспроигрышной в тот момент «сырьевой» экономики.
Ассоциировавшись с новоявленными нуворишами из «бизнес-среды», наиболее продвинутые доктора стали организовывать медицинские центры.
Каждый первый этаж, более или менее свободный от магазинов, запестрил вывесками «медицинский центр», «Клиника», «Доступная стоматология (по недоступным ценам»)», Москва лидировала безусловно, в аренду отдавались отделения ведомственных больниц, отдельные площади в поликлиниках, кабинеты…
Торговля здоровьем и вниманием, которым в бизнес-формате не было избаловано население, шла бойко.
Растущий малый бизнес, лишённый контроля и налогов, брал высоты одну за другой.
Пара кусков «свежей зелени» в кармане бизнесмена никого уже не удивляла, это было время скрученных в трубочку 10 купюр $100, стоимость средней взятки и две стоимости простых или сложных - неважно - но операций. Именно тогда появилась расхожая фраза «Врачи не пьют конфет и не едят цветов».
Конфетно-цветочный период врачебно-пациентской любви уступил место хрустящим от новизны, вкусно пахнущим купюрам с изображениями иностранного президента.
В это же время часть наиболее востребованных врачей покинула лоно государственной медицины.
Реклама делала свое дело: прекрасные блестящие стоматологические машины и улыбающиеся во все 32 зуба стоматологии голосили с экранов дециметровых каналов и кабельного телевидения о безболезненных процедурах и отменных пломбировочных материалах. Непосвященные в финансовые изменения граждане посещая стоматологические поликлиники, оснащённые не микромоторами, а зубодробильней с ременной передачей начинали наполнять сосуд злости, открытый несколько лет назад.
Вместе с тем, старое поколение, которое еще работало и не принимало подобных изменений медицинской парадигмы, продолжало стойко получать копейки и привычно впахивать на уровне знаний 19-лохматого года издания.
Это поколение не умело вымещать злость на пациентах любого рода - как состоятельных, так и простых гражданах из загибающейся бюджетной сферы. Не было еще страхуевой медицины, ее гнилой плод только был зачат в недрах воспаленного мозга Великого Государства, тающего как снег весной.
Не было никаких ВМП - и старые доктора по прежнему делали сложнейшие операции «за просто так», за идею и веру. Но число их было мало, чтобы обеспечить всех нуждающихся и желающих.
Те, кто столкнулся с невозможностью адекватного лечения просто плакали, и искали знакомых в сфере здравоохранения, которые и действительно, могли «пристроить в хорошие руки». Не было в клиниках и поликлиниках тогда «книги жалоб и предложений».
Все выкручивались, но злость копилась, разъедая уважение и преклонение перед профессией врача. Упомянутый выше ГАец мог уже не стесняясь, сказать что то типа : «Ах, ты доктор?! Ну теперь я накажу тебя за то, чего даже не было: твои коллеги меня так раздели, когда я маму привез - мама не горюй».
ГАНГРЕНА НАЧАЛА СВОЁ ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ.
Приближались куранты со словами «Я устал, я ухожу».
Время шло вперед, подминая под себя ценности, внушенные живущим с момента одевания октябрятской звёздочки или пионерского галстука.
Перенимая богатый западный опыт, мы придумали свою, ничем не обеспеченную страховую медицину, которая стала опытным полигоном для всей постсоветской страны, привыкшей к централизации.
Это были времена давки в приемной министерства здравоохранения за заветным талоном «За счет бюджета», ночевок под дверями Комитета здравоохранения города Москвы за «розовым талоном», в очередях давились как граждане Подмосковья, так и жители бывшего союза.
От гангрены стала появляться едва заметная клостридиальная вонь.
Что чувствовали люди, которые приезжали в институт Бурденко, с детьми и опухолью головного мозга, сидящие в очереди и вытиравшие рвоту ребенка из Казахстана, из Туркмении, из Белорусии, когда им говорили «нет»?
Сколько сил и цинизма необходимо было иметь сотрудникам, раздающим право на жизнь, чтобы сказать слово «Нет?».
Чаша зла и ненависти, спроецированной с устройства системы на конкретное учреждение и личность, начала выливаться в СМИ, жаждущие «горячих пирожков» на своих страницах.
Тогда это была еще читающая страна. Живущих без болезней брал страх и оторопь…
Чаша зла пошатывалась, наполняясь помимо зла еще и каплями страха за себя и свои семьи. Интернет был доступен по пищащему модему с названием DialUp..
А ЧТО ЖЕ ВРАЧИ?
В этот момент как раз происходит упорядочивание системы, сегодня приведшее к ее деградации и кадровому апокалипсису. Но….
Тогда это было только начало.
Появилось лицензирование медицинской деятельности и попытка современного образования не по желанию врача - каким был всегда ЦОЛИУВ (ныне Академия последипломного образования врачей).
Появилась - мать ее - сертификация - глупейшее изобретение с условием ее покупаемости и выдачи на экзамен эталонов ответов.
Никто не понимал, зачем отрывать людей от работы по глупому поводу раз в пять лет. Проекция новшества прожила с 1995 года по настоящее время. И только последние 2-3 года в этой системе появился какой то смысл.
А КАК ЖЕ ПАЦИЕНТЫ?
В этот момент дефицит врачебных и сестринских кадров продолжил возрастать.
Кто-то, не выдерживая прессинга коммерции, уходил в вольное плавание.
Кто-то досрочно отправлялся на пенсию.
Кто-то уходил в педагогику.
Кто-то просто уезжал, понимая и предвидя коллапс отрасли с таким трендом развития.
В результате очереди на запись к специалисту с 5 утра около закрытых дверей поликлиники стала нормой для большей части населения Усталой Страны. Не нужно, наверное, специально анализировать эмоции и их выдачу для тех граждан, кому не хватало талонов на прием.
Братоубийственная война началась не потом.
Она началась именно тогда, когда кто-то из тех, кто не мог себе купить прием врача, получал заветный талон, а большей части он просто не доставался. 20 человек в смену. Плюс 10 диспансерных больных.
ВСЁ.
После этого доктор должен был бежать зарабатывать деньги.
Я лично знаю тех, кто не вписался. Тех, кто утром грузил вагоны, а потом работал доктором.
Я знаю таких как минимум 10-12 человек - таксист-реаниматолог, грузчик - офтальмолог, барыжащий джинсой и варёнками отличный хирург, уролог, в свободное время подрабатывавший ремонтом сантехники.
Знал и других - продающих справки и больничные, считавших меньшим злом продать документ, чем продать свои медицинские знания.
Тем временем, медицина охромела на полноги - гангрена добралась до колена и уже довольно прилично воняла. Но, токсический шок еще был впереди. Это было еще не его время.
Так в общественное сознание пробралась и пустила корни идея всеобщего воровства: у государства, друг у друга, у друга и соседа.
Именно в это время проявила себя страннейшая, на мой взгляд, тенденция: готовность заплатить за лечение собаки и за свой болящий зуб, но не за лечение и консультацию своего ребенка.
Это было то смутное время, когда в каждом кабинете страны лежали брошюрки и листовки фармакологических компаний, номерные листы частных лабораторий, направления в ортопедические салоны с персональным указанием фамилии направившего.
Это было время, когда направляя пациента к определённому хирургу на операцию, ты мог - как направивший - рассчитывать на «откат» в размере 10% от суммы операции, и направление направления - простите за тавтологию - определялось не качеством врача, а количеством оплаченных направлений.
Людям казалось, им мнилось, что вот хороший доктор направил тебя к другому хорошему доктору «по знакомству».
Недолго это мнилось народу.
Гной уже не капал, он просто лился в чашу злости с гниющей до средней трети бедра опорной медицинской ноги.
Удачная история Российской бензоколонки, когда страна начала свои активные преобразования наравне с повальным воровством отовсюду - из фонда ОМС, из пенсионного фонда, из фонда ДЛО, из гуманитарной помощи, из бюджета - совпало с немереными вливаниями в здравоохранение. Доселе невиданный поток бабла просто обрушился на гниющую ногу, как мощнейший антибиотик.
В вену здравоохранения, развивающего уже начальную фазу токсического шока, воткнули кардиопрессор.
Эта инъекция денег должна была задержать падение, что она и сделала - под бравурные возгласы о модернизации здравоохранения.
Килотоннами отмывались деньги на поставках оборудования и расходки, образовывались и прекрасно функционировали фармакологические картельные сговоры, стало очень выгодно финансировать здравоохранение, поскольку коррупционная емкость и социальность проекта зашкаливали.
Народной радости, навеваемой телевизионными сказками о качестве доселе небывалом, не было предела.
Только вот - если бы не традиционный русский пофигизм, полная и абсолютная бесхозяйственность.
Вялые попытки контролировать национальный проект «Здравоохранение» приводили только к тому, что руководители здравоохранения научились лучше прятаться, изобретать более сложные схемы, а на деле в областях и весях России до сих пор можно найти закупленные впопыхах компьютерные томографы без трубок, наркозные аппараты без испарителей, лапароскопические стойки без мониторов…
Есть прекрасные места, где это оборудование до сих пор не введено в эксплуатацию. А почему? Потому, что действия несинхронны, как инвертированный пубертат.
Сначала волосы на лобке, а потом прирост объема яичек. Продолжая аналогию - сначала оборудование, а - потом - может быть - кадры.
А вот как раз с кадрами то и наступил окончательный и бесповоротный каюк.
А что же пациенты, зазомбированные рассказами о передовом Российском здравоохранении?
Тот кто мог- ездит лечиться за рубеж, кто не может - отдается не месте. Понимая риски и глобальное отставание в технологии и лекарствах.
Но - когда карман пуст - как и 20 лет назад - выбирать не приходится.
Как принято в верхах говорить «Амбициозные планы накрылись». Чем? Догадайтесь с трех раз.
Рухнувший рубль и свалившаяся в даунтаун нефть в одночасье превратила терапию гангрены в историю. Волшебный антибиотик иссяк, шприцевой насос с прессором пуст.
И вот уже развивающаяся гангрена спровоцировала восходящий артериальный тромбоз.
Воющее население нужно было зазомбировать вновь. Причем плотно, грубо, нагло и бесповоротно. Не стесняясь в выражениях, не взирая на реалии.
И … ТОГДА…
Они придумали волшебное слово «ДОСТУПНОСТЬ».
Еще несколько лет назад, только на старте этой провальной стратегии, я писал, что «доступной бывает проститутка», а настоящая женщина себя уважает. И чтобы настоящая женщина стала доступной, нужно немало усилий. Купить проститутку не на что - бюджет зверски пуст. По сусекам скрести уже не получится - проскребли и резервный фонд, и фонд национального благосостояния. Поэтому нужно ее - женщину - просто нагнуть. Силой.
И тогда - одновременно с зомбированием - Медицину - Женщину - ставят раком.
КАК ЭТО ПРОИСХОДИТ?
Путем навязывания невыносимых условий труда одновременно с контролем качества, который активизирован до уголовки только последнее время.
Не потому что это проблема, а потому что больше выходов из положения нет.
Зазомбированное население начинает откусывать куски гангренозно измененной ноги. Потому, что кушать очень хочется.
Нет-нет, население не злое.
Оно просто оболваненное и внушаемое.
Телевизор - ведь это наше все. Верно?
В это время медицина уже не чувствует укусов, потому что от токсического управленческого шока давление - как и ее рефлексы - стремятся к абсолютному нулю.
Но - нельзя не реанимировать практически труп. Тем более, что его размеры за время оптимизации уменьшились очень значительно. Понятное дело - токсический шок и гангрена не способствуют набору массы тела.
И тогда - во славу зомби - нас решили подвергнуть дефибрилляции. Такими ударами в грудную стенку разглашающегося трупа служат громкие дела врачей, которыми последнее время пестрит новостное пространство.
Кто то же должен расплатиться за несвоевременно проведение лечение Медицины, за ошибку в стратегии выбора методов и способов лечения, за молчание запуганных ягнят, наконец.
И конечно же - это будет не непогрешимая власть.
Это будем мы.
Единственное, о чем мне хочется напомнить перед тем, как приступить к написанию посмертного эпикриза коллегам, стоящим у руля - дефибрилляция - как и любые иные медицинские манипуляции - имеют свои строгие показания.
И даже если труп содрогнется сегодня, завтра он работать не пойдет.
За сиим позволю себе откланяться. Еще есть задачи по просвещению оставшихся в стране профессионалов. И именно этому я думаю посвятить время на приближающейся неумолимо пенсии.
Если Вы - напоследок - спросите меня о рецепте для лечения трупа - я скажу, что РЕЦЕПТА У МЕНЯ НЕТ. Раньше был.
Теперь нет.
Берегите себя.
Носите защитное белье.
Защитные очки.
Противочумный костюм.
Клостридиальная инфекция очень опасна.
Берегите от гангрены свои души, коллеги, оставшиеся в строю.
*
автор Дмитрий ТАРУСИН - врач уролог-андролог, детский хирург, пластический хирург, педиатр, специалист по УЗД (Морозовская Детская городская Клиническая больница, Москва)
Его страница на ФБ https://www.facebook.com/tarusindi
ФБ, 12.03.2018
https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1465098213598814&set=a.481321111976534&type=3&theater
Времена, когда ВРАЧ БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ с Большой Буквы, безвозвратно канули в лета, и возврата в обозримом будущем не предвидится.
Ностальгические воспоминания об уважении к профессии, определении места врача в социуме следующим после Бога, времена, когда инспектор ГАИ, узнавая что за рулем врач, торопящийся на операцию, возвращал документы и просто говорил: «Аккуратнее, доктор» - остаются греть душу тем, кто начинал работать при СССР и совершенно непонятны тем, кто работает сегодня.
Я много читаю, и наверное в этом моя беда: то там избили врача, то там алкоголичка устроила сотрясение мозга фельдшеру тонометром, то тут распоясавшийся родственник превратил голову рентгенолога в сплошной цветущий синяк…
Представить себе что то подобное во времена СССР можно было только в отделениях психосоматики и «спецтравмы» - медицинском аналоге вытрезвителя, куда доставляли граждан в алкогольном опьянении с тем или иными травматическими повреждениями.
Но там существовали свои законы, свои порядки - не всегда человечные, но безумно эффективные с точки зрения безопасности и пациента и персонала.
Да, были «морковки» - скрученные с двух сторон конусом мокрые вафельные полотенца, не оставляющие следов на теле, но моментально вразумлявшие буйного гражданина. На 15 коек дежурили 2 фельдшера и один лаборант, забиравший кровь на алкоголь.
Как правило, в отделении находится еще довольно таки мощный гражданин санитар - слабых и вялых в отделение на работу не брали. Утром с зашитыми головами, повязкой-чепчиком и синяками граждане покидали спецтравму с уведомлением на работу о том, что произошел такой эпизод.
Это не засчитывалось прогулом, но разбиралось на собрании коллектива. Пострадавшие более серьезным образом, с шинами или гипсовыми лангетами переводились в общее отделение в состоянии глубокого похмелья для дальнейшего оказания профильной медицинской помощи.
Так была устроена система подавления и управления пьяным хамством и бесконтрольным поведением отдохнувших граждан в приснопамятном СССР. Не надо было охранников, не нужны были какие то специальные полномочия. А самое главное - никому не приходило в голову жаловаться на неадекватное оказание медицинской помощи.
Потом все умерло. Началась демократия и реформа здравоохранения..
Я много думаю, когда умер образ настоящего врача в глазах пациента?
Когда взяла низкий старт уничижительная, наплевательская парадигма, когда врач всем обязан, а ему никто и ничего, когда врач стал источником дохода скандальных граждан?
Когда родилась и как вызрела в буйной голове Главного Следкома России идея устроить разборки на лобном месте с широким освещением в прессе?
Есть в медицине такая наука «танатология». Это наука о смерти.
Как происходит умирание? Из чего складываются его этапы? Когда наступает точка невозврата?
Сегодня я танатолог. Сегодня я исследую этот вопрос.
Безумные 90-е годы, с умирающими принципами социальности и бесконтрольным взлетом криминального бизнеса на уровне от ларька до супермаркета и выше, разделили людей на тех, у кого есть деньги и тех, которые вынуждены жевать длинные сопли.
И тогда - не сразу, а года через 2-3 (медики-очень консервативная часть общества в те времена), появились первые предприимчивые люди, которые конвертировали свое имя, опыт и возможности в более или менее твердую валюту. Как это произошло?
С одной стороны, долго соплями сыт не будешь и детей не накормишь.
А с другой стороны, шальные 200-300 долларов, за очередь, за «особое отношение», за «отдельную палату», за «улыбку и доброе слово» оказывались очень кстати в семейном бюджете. Нужно было только научиться наступать на совесть, ранжировать людей по степени платежеспособности, оценивать конъюнктуру и … иногда делиться с вышестоящими.
Вот и вся схема выживания в те времена.
Поверье старому профессору, все было именно так.
Достаточно было иметь контакты регистратуры, носить туда немного денег и апельсины в пакетах, и вместо записи на очередь, бабушка из 6 окошка с удовольствием давала пациентам, алчущим операции побыстрее, твой домашний телефон.
Так формировались потоки внутри потоков.
Так начиналась эффективная частная практика в государственных стенах.
Так люди впервые подразделились на тех кто может и кто не может, тем кому дано больше и кому дано меньше.
Совсем недавно такое разделение было доступно только по партийно-номенклатурному принципу.
Естественно, это очень удобно. Невероятно удобно и эффективно.
Достаточно было взять по дежурству пару-тройку «ущемлённых» грыж - поделиться с анестезиологами и сестрами и - вуаля - три месячных зарплаты, за которые надо было отбатрачить 8 дежурств, бодро перекочевывали из карманов новоявленных бизнесменов в карман удачливого доктора. Ну не отлично ли?
Тогда наступило время, когда государственная работа стала становиться только прикрытием для ведения частного бизнеса на территории государственного учреждения.
Отношение к «лежащим просто так» менялось очень медленно, но неминуемо верно. И тут особую роль сыграла советская ментальность, вбитая в головы намертво с рождения идея равенства.
Равенство быстро превращалось в неравенство, и это становилось заметно по мерседесам, BMW и малиновым пиджакам.
У людей, покинувших пенаты государственных зарплат и пустого бюджета открывалось окно новых возможностей. Врачи тоже хотели возможностей и просто достаточно есть.
А те, кто оставался за бортом бизнес-процессов, открыли в себе копилку для зла на весь мир.
Процесс распада был запущен.
Ацидоз в медицинском организме начал расти.
МОЖНО ЛИ ВИНИТЬ В ЭТОМ ВРАЧЕЙ?
Не думаю, поскольку государство в своем развитии как всегда, впрочем, поставило медицину на одно из последних мест, отдав приоритет формированию воровских кланов и выстраиванию самой простой и беспроигрышной в тот момент «сырьевой» экономики.
Ассоциировавшись с новоявленными нуворишами из «бизнес-среды», наиболее продвинутые доктора стали организовывать медицинские центры.
Каждый первый этаж, более или менее свободный от магазинов, запестрил вывесками «медицинский центр», «Клиника», «Доступная стоматология (по недоступным ценам»)», Москва лидировала безусловно, в аренду отдавались отделения ведомственных больниц, отдельные площади в поликлиниках, кабинеты…
Торговля здоровьем и вниманием, которым в бизнес-формате не было избаловано население, шла бойко.
Растущий малый бизнес, лишённый контроля и налогов, брал высоты одну за другой.
Пара кусков «свежей зелени» в кармане бизнесмена никого уже не удивляла, это было время скрученных в трубочку 10 купюр $100, стоимость средней взятки и две стоимости простых или сложных - неважно - но операций. Именно тогда появилась расхожая фраза «Врачи не пьют конфет и не едят цветов».
Конфетно-цветочный период врачебно-пациентской любви уступил место хрустящим от новизны, вкусно пахнущим купюрам с изображениями иностранного президента.
В это же время часть наиболее востребованных врачей покинула лоно государственной медицины.
Реклама делала свое дело: прекрасные блестящие стоматологические машины и улыбающиеся во все 32 зуба стоматологии голосили с экранов дециметровых каналов и кабельного телевидения о безболезненных процедурах и отменных пломбировочных материалах. Непосвященные в финансовые изменения граждане посещая стоматологические поликлиники, оснащённые не микромоторами, а зубодробильней с ременной передачей начинали наполнять сосуд злости, открытый несколько лет назад.
Вместе с тем, старое поколение, которое еще работало и не принимало подобных изменений медицинской парадигмы, продолжало стойко получать копейки и привычно впахивать на уровне знаний 19-лохматого года издания.
Это поколение не умело вымещать злость на пациентах любого рода - как состоятельных, так и простых гражданах из загибающейся бюджетной сферы. Не было еще страхуевой медицины, ее гнилой плод только был зачат в недрах воспаленного мозга Великого Государства, тающего как снег весной.
Не было никаких ВМП - и старые доктора по прежнему делали сложнейшие операции «за просто так», за идею и веру. Но число их было мало, чтобы обеспечить всех нуждающихся и желающих.
Те, кто столкнулся с невозможностью адекватного лечения просто плакали, и искали знакомых в сфере здравоохранения, которые и действительно, могли «пристроить в хорошие руки». Не было в клиниках и поликлиниках тогда «книги жалоб и предложений».
Все выкручивались, но злость копилась, разъедая уважение и преклонение перед профессией врача. Упомянутый выше ГАец мог уже не стесняясь, сказать что то типа : «Ах, ты доктор?! Ну теперь я накажу тебя за то, чего даже не было: твои коллеги меня так раздели, когда я маму привез - мама не горюй».
ГАНГРЕНА НАЧАЛА СВОЁ ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ.
Приближались куранты со словами «Я устал, я ухожу».
Время шло вперед, подминая под себя ценности, внушенные живущим с момента одевания октябрятской звёздочки или пионерского галстука.
Перенимая богатый западный опыт, мы придумали свою, ничем не обеспеченную страховую медицину, которая стала опытным полигоном для всей постсоветской страны, привыкшей к централизации.
Это были времена давки в приемной министерства здравоохранения за заветным талоном «За счет бюджета», ночевок под дверями Комитета здравоохранения города Москвы за «розовым талоном», в очередях давились как граждане Подмосковья, так и жители бывшего союза.
От гангрены стала появляться едва заметная клостридиальная вонь.
Что чувствовали люди, которые приезжали в институт Бурденко, с детьми и опухолью головного мозга, сидящие в очереди и вытиравшие рвоту ребенка из Казахстана, из Туркмении, из Белорусии, когда им говорили «нет»?
Сколько сил и цинизма необходимо было иметь сотрудникам, раздающим право на жизнь, чтобы сказать слово «Нет?».
Чаша зла и ненависти, спроецированной с устройства системы на конкретное учреждение и личность, начала выливаться в СМИ, жаждущие «горячих пирожков» на своих страницах.
Тогда это была еще читающая страна. Живущих без болезней брал страх и оторопь…
Чаша зла пошатывалась, наполняясь помимо зла еще и каплями страха за себя и свои семьи. Интернет был доступен по пищащему модему с названием DialUp..
А ЧТО ЖЕ ВРАЧИ?
В этот момент как раз происходит упорядочивание системы, сегодня приведшее к ее деградации и кадровому апокалипсису. Но….
Тогда это было только начало.
Появилось лицензирование медицинской деятельности и попытка современного образования не по желанию врача - каким был всегда ЦОЛИУВ (ныне Академия последипломного образования врачей).
Появилась - мать ее - сертификация - глупейшее изобретение с условием ее покупаемости и выдачи на экзамен эталонов ответов.
Никто не понимал, зачем отрывать людей от работы по глупому поводу раз в пять лет. Проекция новшества прожила с 1995 года по настоящее время. И только последние 2-3 года в этой системе появился какой то смысл.
А КАК ЖЕ ПАЦИЕНТЫ?
В этот момент дефицит врачебных и сестринских кадров продолжил возрастать.
Кто-то, не выдерживая прессинга коммерции, уходил в вольное плавание.
Кто-то досрочно отправлялся на пенсию.
Кто-то уходил в педагогику.
Кто-то просто уезжал, понимая и предвидя коллапс отрасли с таким трендом развития.
В результате очереди на запись к специалисту с 5 утра около закрытых дверей поликлиники стала нормой для большей части населения Усталой Страны. Не нужно, наверное, специально анализировать эмоции и их выдачу для тех граждан, кому не хватало талонов на прием.
Братоубийственная война началась не потом.
Она началась именно тогда, когда кто-то из тех, кто не мог себе купить прием врача, получал заветный талон, а большей части он просто не доставался. 20 человек в смену. Плюс 10 диспансерных больных.
ВСЁ.
После этого доктор должен был бежать зарабатывать деньги.
Я лично знаю тех, кто не вписался. Тех, кто утром грузил вагоны, а потом работал доктором.
Я знаю таких как минимум 10-12 человек - таксист-реаниматолог, грузчик - офтальмолог, барыжащий джинсой и варёнками отличный хирург, уролог, в свободное время подрабатывавший ремонтом сантехники.
Знал и других - продающих справки и больничные, считавших меньшим злом продать документ, чем продать свои медицинские знания.
Тем временем, медицина охромела на полноги - гангрена добралась до колена и уже довольно прилично воняла. Но, токсический шок еще был впереди. Это было еще не его время.
Так в общественное сознание пробралась и пустила корни идея всеобщего воровства: у государства, друг у друга, у друга и соседа.
Именно в это время проявила себя страннейшая, на мой взгляд, тенденция: готовность заплатить за лечение собаки и за свой болящий зуб, но не за лечение и консультацию своего ребенка.
Это было то смутное время, когда в каждом кабинете страны лежали брошюрки и листовки фармакологических компаний, номерные листы частных лабораторий, направления в ортопедические салоны с персональным указанием фамилии направившего.
Это было время, когда направляя пациента к определённому хирургу на операцию, ты мог - как направивший - рассчитывать на «откат» в размере 10% от суммы операции, и направление направления - простите за тавтологию - определялось не качеством врача, а количеством оплаченных направлений.
Людям казалось, им мнилось, что вот хороший доктор направил тебя к другому хорошему доктору «по знакомству».
Недолго это мнилось народу.
Гной уже не капал, он просто лился в чашу злости с гниющей до средней трети бедра опорной медицинской ноги.
Удачная история Российской бензоколонки, когда страна начала свои активные преобразования наравне с повальным воровством отовсюду - из фонда ОМС, из пенсионного фонда, из фонда ДЛО, из гуманитарной помощи, из бюджета - совпало с немереными вливаниями в здравоохранение. Доселе невиданный поток бабла просто обрушился на гниющую ногу, как мощнейший антибиотик.
В вену здравоохранения, развивающего уже начальную фазу токсического шока, воткнули кардиопрессор.
Эта инъекция денег должна была задержать падение, что она и сделала - под бравурные возгласы о модернизации здравоохранения.
Килотоннами отмывались деньги на поставках оборудования и расходки, образовывались и прекрасно функционировали фармакологические картельные сговоры, стало очень выгодно финансировать здравоохранение, поскольку коррупционная емкость и социальность проекта зашкаливали.
Народной радости, навеваемой телевизионными сказками о качестве доселе небывалом, не было предела.
Только вот - если бы не традиционный русский пофигизм, полная и абсолютная бесхозяйственность.
Вялые попытки контролировать национальный проект «Здравоохранение» приводили только к тому, что руководители здравоохранения научились лучше прятаться, изобретать более сложные схемы, а на деле в областях и весях России до сих пор можно найти закупленные впопыхах компьютерные томографы без трубок, наркозные аппараты без испарителей, лапароскопические стойки без мониторов…
Есть прекрасные места, где это оборудование до сих пор не введено в эксплуатацию. А почему? Потому, что действия несинхронны, как инвертированный пубертат.
Сначала волосы на лобке, а потом прирост объема яичек. Продолжая аналогию - сначала оборудование, а - потом - может быть - кадры.
А вот как раз с кадрами то и наступил окончательный и бесповоротный каюк.
А что же пациенты, зазомбированные рассказами о передовом Российском здравоохранении?
Тот кто мог- ездит лечиться за рубеж, кто не может - отдается не месте. Понимая риски и глобальное отставание в технологии и лекарствах.
Но - когда карман пуст - как и 20 лет назад - выбирать не приходится.
Как принято в верхах говорить «Амбициозные планы накрылись». Чем? Догадайтесь с трех раз.
Рухнувший рубль и свалившаяся в даунтаун нефть в одночасье превратила терапию гангрены в историю. Волшебный антибиотик иссяк, шприцевой насос с прессором пуст.
И вот уже развивающаяся гангрена спровоцировала восходящий артериальный тромбоз.
Воющее население нужно было зазомбировать вновь. Причем плотно, грубо, нагло и бесповоротно. Не стесняясь в выражениях, не взирая на реалии.
И … ТОГДА…
Они придумали волшебное слово «ДОСТУПНОСТЬ».
Еще несколько лет назад, только на старте этой провальной стратегии, я писал, что «доступной бывает проститутка», а настоящая женщина себя уважает. И чтобы настоящая женщина стала доступной, нужно немало усилий. Купить проститутку не на что - бюджет зверски пуст. По сусекам скрести уже не получится - проскребли и резервный фонд, и фонд национального благосостояния. Поэтому нужно ее - женщину - просто нагнуть. Силой.
И тогда - одновременно с зомбированием - Медицину - Женщину - ставят раком.
КАК ЭТО ПРОИСХОДИТ?
Путем навязывания невыносимых условий труда одновременно с контролем качества, который активизирован до уголовки только последнее время.
Не потому что это проблема, а потому что больше выходов из положения нет.
Зазомбированное население начинает откусывать куски гангренозно измененной ноги. Потому, что кушать очень хочется.
Нет-нет, население не злое.
Оно просто оболваненное и внушаемое.
Телевизор - ведь это наше все. Верно?
В это время медицина уже не чувствует укусов, потому что от токсического управленческого шока давление - как и ее рефлексы - стремятся к абсолютному нулю.
Но - нельзя не реанимировать практически труп. Тем более, что его размеры за время оптимизации уменьшились очень значительно. Понятное дело - токсический шок и гангрена не способствуют набору массы тела.
И тогда - во славу зомби - нас решили подвергнуть дефибрилляции. Такими ударами в грудную стенку разглашающегося трупа служат громкие дела врачей, которыми последнее время пестрит новостное пространство.
Кто то же должен расплатиться за несвоевременно проведение лечение Медицины, за ошибку в стратегии выбора методов и способов лечения, за молчание запуганных ягнят, наконец.
И конечно же - это будет не непогрешимая власть.
Это будем мы.
Единственное, о чем мне хочется напомнить перед тем, как приступить к написанию посмертного эпикриза коллегам, стоящим у руля - дефибрилляция - как и любые иные медицинские манипуляции - имеют свои строгие показания.
И даже если труп содрогнется сегодня, завтра он работать не пойдет.
За сиим позволю себе откланяться. Еще есть задачи по просвещению оставшихся в стране профессионалов. И именно этому я думаю посвятить время на приближающейся неумолимо пенсии.
Если Вы - напоследок - спросите меня о рецепте для лечения трупа - я скажу, что РЕЦЕПТА У МЕНЯ НЕТ. Раньше был.
Теперь нет.
Берегите себя.
Носите защитное белье.
Защитные очки.
Противочумный костюм.
Клостридиальная инфекция очень опасна.
Берегите от гангрены свои души, коллеги, оставшиеся в строю.
*
автор Дмитрий ТАРУСИН - врач уролог-андролог, детский хирург, пластический хирург, педиатр, специалист по УЗД (Морозовская Детская городская Клиническая больница, Москва)
Его страница на ФБ https://www.facebook.com/tarusindi
ФБ, 12.03.2018
https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1465098213598814&set=a.481321111976534&type=3&theater