График года. Почему план Путина по ускорению экономики проваливается?
Президент требует темпов роста ВВП выше мировых, но не получает их. Россия все больше отстает
Обращаясь к Федеральному Собранию в декабре 2016 года, президент настаивал: экономика России к 2019 году должна расти быстрее мировой. «Задача непростая. Но это не благое пожелание, а базовое условие для прорыва», - заявил Владимир Путин уже весной этого года, предложив считать достижение плановых темпов «ключевым ориентиром для нового правительства».
Что делает задачу «непростой»? Волатильность нефти и геополитическая напряженность. Но вечно так не будет. Если не на словах, то на деле власть ожидает стабилизации цен на сырье, продолжая считать экспорт энергоресурсов важнейшим горючим для национальной экономики, ее главной движущей силой. Что касается санкций, то создается впечатление, будто Кремль так всерьез и не принял идею о долгосрочных последствиях, которые те могут иметь для страны. «Наша экономика, уже много раз об этом сказано, адаптировалась к этим внешним ограничениям», - повторил Путин на минувшей неделе. Следовательно, даже в существующих условиях можно и нужно добиваться того, чтобы российский ВВП рос быстрее - намного быстрее.
Что не так в подобных допущениях? Всё.
Во-первых, начнем с самого ускользающего ориентира - глобального ВВП. В отличие от российской, мировая экономика за последние два года ускорилась, продемонстрировав темпы, которых не ожидали рынки. Прошлогодний рост на 0,4 п.п. превысил консенсус-прогноз Bloomberg, сделанный под занавес 2016 года. По итогам уходящего года они, согласно предсказаниям МВФ и Всемирного банка, должны быть еще выше. Преодолеть отставание России не помог даже эффект низкой базы: истощение восстановительного роста в стране экономисты констатировали еще позапрошлой осенью.
Во-вторых, при почти советской интенсивности добычи нефть уже не разогревает экономику. Вклад повышения нефтяных цен в рост ВВП ограничен 15%, подсчитал ЦБ. В этом смысле, как однажды заметила профессор ВШЭ Наталья Волчкова, на нефтяной игле скорее сидит российское правительство, чем экономика.
Цены на сырье в то же время больше и не могут служить убедительным объяснением вялой динамики ВВП. Экономику подтачивают санкции, что доказывает, например, работа эстонских экономистов Константина Холодилина и Алексея Нецунаева, посчитавших их эффект значительным, «если перевести его в потери экономического роста». Ущерб в Центре макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования оценили в 1,5 п.п. роста ВВП. И, похоже, это не предел. Ведь санкционное давление в 2019 году будет возрастать, ожидают в Российском совете по международным делам.
В-третьих, в посткрымский кризис экономика России вошла уже ослабленной. Ресурсный потенциал путинской экономической модели был исчерпан до того, как нефть устремилась вниз, а правительства 37 государств наложили на РФ свои санкции.
Достигнув по итогам 2000-х определенного уровня благосостояния, Россия вскоре угодила в так называемую ловушку среднего дохода. В период подъема страна не успела создать качественную среду для инвестиций и роста производительности, сформировать средний класс как устойчивый источник внутреннего спроса и диверсифицировать экспорт. То есть застряла в состоянии, при котором «невыгодно производить ничего, кроме услуг, которые не экспортируются, и сырья», пояснял ректор РАНХиГС Владимир Мау. Ситуация также известна среди экономистов как «ловушка 2%»: низкие темпы роста фактически не позволяют государству развиваться и лишь консервируют его отсталость. «Устойчивая стагнация», «застойная яма» - эти депрессивные слова звучат теперь все чаще в устах экспертов, рассуждающих о будущем российской экономики.
Владимир Путин известен легкостью в постановке амбициозных целей, реализация которых впоследствии его мало заботит. О необходимости вхождения в пятерку крупнейших экономик мира президент за минувшие 11 лет заявлял не менее пяти раз. А в 2012 году, еще до задачи превзойти глобальную экономику по темпам, требовал «ежегодного роста не менее 5-6% ВВП в ближайшее десятилетие».
Альберт Эйнштейн считал безумием повторение одних и тех же ошибок в надежде на новый результат. В отсутствие воли к структурным реформам призывы Кремля и правительства к резкому ускорению ВВП, который за последние 25 лет в среднем прибавлял 0,5% в год, неловко анализировать. Но сама по себе борьба за экономический рост - не прихоть, а «базовое условие». С Путиным здесь не поспоришь.
Профессор Чикагского университета и ВШЭ Константин Сонин любит демонстрировать график, составленный главным экономистом ЕБРР Сергеем Гуриевым и профессором Парижской школы экономики Екатериной Журавской. На нем - две расходящиеся кривые, берущие начало в общей точке: темпы роста ВВП Швеции и Аргентины. В 1900 году обе страны имели приблизительно равный уровень благосостояния. Однако первая росла чуть быстрее второй - среднегодовые темпы роста различались на 1 п.п. Необратимые последствия этой разницы по прошествии более 100 лет отчетливо видны любому, кому, как и мне, доводилось гулять по улицам Стокгольма и Буэнос-Айреса.
Если что-то по-настоящему угрожает будущему России, полагает Сонин, так это перспектива оказаться Аргентиной XXI века, перемежающей мимолетные периоды благополучия длинными циклами застоя и деградации. Впереди у страны еще есть время, чтобы свернуть с пути, ведущего в тупик. Но конкретно 2018 год, увы, не открыл тут новых возможностей и по большому счету был потерян для экономики.
Евгений КАРАСЮК
Republic (бывший Slon), 25.12.2018
https://republic.ru/posts/92760
Примечание: все выделения в тексте - мои.
Обращаясь к Федеральному Собранию в декабре 2016 года, президент настаивал: экономика России к 2019 году должна расти быстрее мировой. «Задача непростая. Но это не благое пожелание, а базовое условие для прорыва», - заявил Владимир Путин уже весной этого года, предложив считать достижение плановых темпов «ключевым ориентиром для нового правительства».
Что делает задачу «непростой»? Волатильность нефти и геополитическая напряженность. Но вечно так не будет. Если не на словах, то на деле власть ожидает стабилизации цен на сырье, продолжая считать экспорт энергоресурсов важнейшим горючим для национальной экономики, ее главной движущей силой. Что касается санкций, то создается впечатление, будто Кремль так всерьез и не принял идею о долгосрочных последствиях, которые те могут иметь для страны. «Наша экономика, уже много раз об этом сказано, адаптировалась к этим внешним ограничениям», - повторил Путин на минувшей неделе. Следовательно, даже в существующих условиях можно и нужно добиваться того, чтобы российский ВВП рос быстрее - намного быстрее.
Что не так в подобных допущениях? Всё.
Во-первых, начнем с самого ускользающего ориентира - глобального ВВП. В отличие от российской, мировая экономика за последние два года ускорилась, продемонстрировав темпы, которых не ожидали рынки. Прошлогодний рост на 0,4 п.п. превысил консенсус-прогноз Bloomberg, сделанный под занавес 2016 года. По итогам уходящего года они, согласно предсказаниям МВФ и Всемирного банка, должны быть еще выше. Преодолеть отставание России не помог даже эффект низкой базы: истощение восстановительного роста в стране экономисты констатировали еще позапрошлой осенью.
Во-вторых, при почти советской интенсивности добычи нефть уже не разогревает экономику. Вклад повышения нефтяных цен в рост ВВП ограничен 15%, подсчитал ЦБ. В этом смысле, как однажды заметила профессор ВШЭ Наталья Волчкова, на нефтяной игле скорее сидит российское правительство, чем экономика.
Цены на сырье в то же время больше и не могут служить убедительным объяснением вялой динамики ВВП. Экономику подтачивают санкции, что доказывает, например, работа эстонских экономистов Константина Холодилина и Алексея Нецунаева, посчитавших их эффект значительным, «если перевести его в потери экономического роста». Ущерб в Центре макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования оценили в 1,5 п.п. роста ВВП. И, похоже, это не предел. Ведь санкционное давление в 2019 году будет возрастать, ожидают в Российском совете по международным делам.
В-третьих, в посткрымский кризис экономика России вошла уже ослабленной. Ресурсный потенциал путинской экономической модели был исчерпан до того, как нефть устремилась вниз, а правительства 37 государств наложили на РФ свои санкции.
Достигнув по итогам 2000-х определенного уровня благосостояния, Россия вскоре угодила в так называемую ловушку среднего дохода. В период подъема страна не успела создать качественную среду для инвестиций и роста производительности, сформировать средний класс как устойчивый источник внутреннего спроса и диверсифицировать экспорт. То есть застряла в состоянии, при котором «невыгодно производить ничего, кроме услуг, которые не экспортируются, и сырья», пояснял ректор РАНХиГС Владимир Мау. Ситуация также известна среди экономистов как «ловушка 2%»: низкие темпы роста фактически не позволяют государству развиваться и лишь консервируют его отсталость. «Устойчивая стагнация», «застойная яма» - эти депрессивные слова звучат теперь все чаще в устах экспертов, рассуждающих о будущем российской экономики.
Владимир Путин известен легкостью в постановке амбициозных целей, реализация которых впоследствии его мало заботит. О необходимости вхождения в пятерку крупнейших экономик мира президент за минувшие 11 лет заявлял не менее пяти раз. А в 2012 году, еще до задачи превзойти глобальную экономику по темпам, требовал «ежегодного роста не менее 5-6% ВВП в ближайшее десятилетие».
Альберт Эйнштейн считал безумием повторение одних и тех же ошибок в надежде на новый результат. В отсутствие воли к структурным реформам призывы Кремля и правительства к резкому ускорению ВВП, который за последние 25 лет в среднем прибавлял 0,5% в год, неловко анализировать. Но сама по себе борьба за экономический рост - не прихоть, а «базовое условие». С Путиным здесь не поспоришь.
Профессор Чикагского университета и ВШЭ Константин Сонин любит демонстрировать график, составленный главным экономистом ЕБРР Сергеем Гуриевым и профессором Парижской школы экономики Екатериной Журавской. На нем - две расходящиеся кривые, берущие начало в общей точке: темпы роста ВВП Швеции и Аргентины. В 1900 году обе страны имели приблизительно равный уровень благосостояния. Однако первая росла чуть быстрее второй - среднегодовые темпы роста различались на 1 п.п. Необратимые последствия этой разницы по прошествии более 100 лет отчетливо видны любому, кому, как и мне, доводилось гулять по улицам Стокгольма и Буэнос-Айреса.
Если что-то по-настоящему угрожает будущему России, полагает Сонин, так это перспектива оказаться Аргентиной XXI века, перемежающей мимолетные периоды благополучия длинными циклами застоя и деградации. Впереди у страны еще есть время, чтобы свернуть с пути, ведущего в тупик. Но конкретно 2018 год, увы, не открыл тут новых возможностей и по большому счету был потерян для экономики.
Евгений КАРАСЮК
Republic (бывший Slon), 25.12.2018
https://republic.ru/posts/92760
Примечание: все выделения в тексте - мои.