"Быть несвободным проще всего". Лекция Леонида ГОЗМАНА (ноя 2018)
Почему у россиян плохо получается быть свободными
Леонид ГОЗМАН широко известен как участник политических ток-шоу, либеральный политик, соратник Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. Наряду с этим Леонид Яковлевич - выпускник психологического факультета МГУ, кандидат психологических наук. Именно с этой, психологической, вернее психотерапевтической, точки зрения Гозман прочитал в Ельцин Центре лекцию «Путь к свободе». «Можем ли мы быть свободными? Хотим ли? Чем готовы за это платить?» - так обозначил проблему докладчик. Znak.com записал наиболее яркие моменты выступления.
"Необходимое условие свободы - терпимость и любовь к разнообразию"
Подготовка к свободе - это не «уроки Конституции», не рассказ о том, как надо. Это повседневная жизнь. И прежде всего - жизнь ребенка: в детском саду, школе, где его готовят либо к тому, чтобы быть свободным, либо к тому, чтобы ему нравилось подчиняться, чтобы он подчинялся с радостью. Подчиняются все. Если подойдут с ножом и скажут: отдай кошелек - если не идиот, то отдашь, потому что жизнь дороже минутного унижения. Важно другое: нравится ли тебе подчиняться. Гитлер и Сталин правили людьми, которым нравилось подчиняться.
Потому что быть несвободным проще всего: так спокойнее, а свобода - против равновесия. Поэтому многие люди, отсидевшие 15-20 лет в тюрьме, когда у них заканчивается срок, не выходят оттуда, остаются там вольнонаемными, живут рядом с теми же стенами.
Кто-то из экзистенциалистов, Сартр или Камю, сказал: человеку лучше жить в тюрьме, из которой выпускают по воскресеньям. Все гарантировано, иногда можно даже сходить на дискотеку, в публичный дом или в кино.
Но даже при наличии внешней свободы, в соответствующих традициях, законах, институтах, можно оставаться несвободным - если не хочешь выбирать. Свобода - это всегда выбор. Поэтому несвободные люди есть и в самой свободной стране, и их много, если не большинство.
Уметь выбирать - это навык, это как играть на скрипке, если не тяжелее. Есть одно условие: чтобы хотеть выбирать и уметь выбирать, должно нравиться разнообразие. Свобода - это всегда разнообразие. А тебе далеко не всегда нравится разнообразие. Он взял и выкрасил волосы в зеленый цвет - «Какого хрена, что за маразм?» Или серьгу в нос вдел - «Ты что, баба, что ли? И почему в носу, а не в ухе? Будут останавливать и говорить: а ты чего так выглядишь?» Помните, генерал Евкуров, начальник Ингушетии, у какого-то мальчика срезал с шапочки помпончик: ты же мальчик, а не девочка, мальчик не должен быть в помпончике! А какое твое дело - в помпончике или не в помпончике? Зеленые волосы или розовые?
"Помните, генерал Евкуров, начальник Ингушетии, у какого-то мальчика срезал с шапочки помпончик?"
То есть свобода предполагает минимизацию требований к другим людям. Я могу требовать, чтобы мне не мешали, если, например, соседи врубают ночью музыку. Вплоть до обращения в полицию, потому что это - преступление общественного порядка. Но если ты раскрасился в зеленый цвет, хоть это может мне не нравиться и оскорбляет мои эстетические чувства, я ни в каком суде не докажу, что таким образом ущемляются мои права.
Только что прошел референдум в Ирландии, одной из самых католических стран мира, где порядка 85% населения относят себя к католикам. Но на референдуме подавляющим числом голосов они убрали из конституции статью о богохульстве, которая применялась всего один раз (в отношении британского актера и писателя Стивена Фрая, который в 2015 году, выступая на ирландском телевидении, назвал Бога «капризным, узко мыслящим и совершенно эгоистичным существом» - ред.). Прокуратура Ирландии два года искала человека, который бы посчитал себя оскорбленным и выступил истцом в суде. Ни один ирландец не согласился. А на референдуме ирландцы сказали, что «Бог поругаем не бывает» и любой человек может говорить о Боге что хочет, это его право. Вопрос не в том, что тебе нравится и не нравится, а в том, нравится ли тебе, что люди вокруг тебя - разные. Необходимым условием свободы является терпимость и даже любовь к разнообразию.
В Советском Союзе разнообразия не было. Хлеб десятилетиями стоил одинаково - 22 копейки. Когда я поступил в институт и мы в семье отмечали мое поступление, счастливый и захмелевший отец говорил, какая у меня впереди хорошая жизнь: через пять лет закончишь институт - пойдешь в инженеры, на такую-то зарплату, а еще через пять лет… И тут я, семнадцатилетний, понимаю, что моя жизнь расписана наперед до самой пенсии. Я даже знаю, какая зарплата у меня будет перед пенсией и какой будет пенсия. Отец, умнейший человек и выдающийся инженер, считал, что это хорошо. А меня тогда охватил ужас, я сразу протрезвел.
Плыть по течению, «как есть, так и есть» - свойство несвободного человека. На такого человека и опирались большевики. Очень простая картина мира, вся сложность сводится к двум-трем координатам: «бедные против богатых», «мы против американского империализма и израильского сионизма». И в этой простой картине мира - такой же простой образ нас как сообщества, народа: мы самые хорошие, самые добрые, мы несем только свет, нам все должны быть благодарны, а кто не благодарен - те сволочи…
"Советская империя могла существовать еще лет 5-10, если бы не выбор Горбачева"
Советская империя могла плыть и дальше. Я спрашивал у Егора Гайдара [написавшего книгу «Гибель империи»]: «Могла ли она существовать еще пять лет?» - «Могла. И десять могла. Были бы карточки, лагеря, но продолжать существовать - могла». В том, что всего этого не произошло, был выбор Горбачева, Ельцина, Гайдара, многих людей: либо гарантированная медленная смерть - либо совершить прорыв. Выбор был сделан не в пользу рыночной экономики, свободы внешней торговли или отмены 6-й статьи [советской Конституции о «руководящей и направляющей» роли КПСС]. Выбор был сделан в пользу выбора, в пользу того, что страна пойдет не по течению. И с этого момента начались постоянные развилки, кризисы. Это и есть жизнь - когда постоянно выбираешь и результат не гарантирован.
"Реализация свободы - это проверка границ, и это связано с риском"
У свободы есть границы, которые очерчиваются законами, традициями, здравым смыслом: в аэропорту нужно снимать ремень и проходить через рамки, нельзя ездить по городу быстрее 60 километров в час, являться на похороны в шортах - неправильно. Можно принять границы и не пытаться их переходить, а можно пытаться перейти.
Дозволено ли критиковать генерального секретаря ЦК КПСС? Нельзя: он же бог во плоти. И вот - 1989 год, Съезд народных депутатов СССР, в зале 2250 человек, все рвутся на трибуну. И вдруг [заместитель председателя Верховного Совета СССР] Анатолий Иванович Лукьянов предоставляет слово никому не известной ткачихе из Грозного Сажи Умалатовой. Сажи Умалатова выходит на трибуну и предлагает генеральному секретарю Михаилу Горбачеву, сидящему здесь же, в президиуме, подать в отставку, поскольку он не оправдывает доверие коммунистов. Вот ни хрена себе заявление! Но люстры не упали, Сажи Умалатова спокойно вернулась домой, а на следующий день снова пришла на съезд и села на свое место. А как она слово получила, как вы думаете? Да Анатолий Иванович, умный человек, проверял границу - уже можно или еще нельзя (через два года Лукьянов поддержит ГКЧП, устроивший попытку физической изоляции Горбачева и государственного переворота - ред.). Взял ту, которую не жалко. Ну, попала бы она в Кащенко (известная московская психиатрическая больница - ред.) или бы ее сбила машина - ничего не поделаешь, «лес рубят»… После этого вся свора на Михаила Сергеевича-то и набросилась - потому что Анатолий Иванович проверил границу, и казалось, что нельзя, а оказалось, что можно.
Леонид Гозман
Я тоже проверял границу. Два с половиной года назад, на 99-летие Февральской революции и отречение государя, я написал открытое письмо Владимиру Владимировичу Путину, очень вежливое (я обращался к нему «ваше высокопревосходительство»), где проводил аналогии с событиями 1916-1917 годов и призывал президента Российской Федерации не повторять ошибки Николая II, не доводить до такой же трагедии и уйти самому. Написав письмо, я пошел его публиковать. Прихожу в одно либеральное место, в другое, а никто не публикует. «Ты перешел границу, - сказали мне, - это печатать нельзя». В конце концов я нашел место здесь, в России, где это напечатали. И… ничего не произошло. Никто ко мне не пришел, я стою перед вами живой. То есть представление либеральных людей, руководителей либеральных СМИ о границах было преувеличенным, этой границы нет.
Они с той стороны тоже проверяют границу. Снова сошлюсь на личный опыт. Года полтора назад звонит мне одна журналистка. «Как, - говорит, - вы относитесь к тому, что ваше имя используется рядом с именами Гитлера и Геббельса?» - «Чего?» - « А вы, - говорит, - не знаете?» - «Первый раз слышу». Оказывается, Военно-историческое общество, которым руководит [министр культуры Владимир] Мединский, устроило выставку в Манеже, главном выставочном зале страны, «Мифы о войне». Фактически это была выставка по книжке Мединского. И там от гардероба к выставочному залу - стрелочки на полу. Три стрелочки: на одной было написано «Гитлер», на второй - «Геббельс», на третьей - «Гозман». Я не поверил, пошел, обалдел, сфотографировал. Спросил у работников, благо они меня не узнали, а зачем это написано? «А это, - говорят, - чтобы люди попирали ногами имена врагов народа».
Я пошел в кафе через дорогу и написал письмо господам Мединскому и Рогозину, который является членом там чего-то в этом Военно-историческом обществе. Письмо было очень жестким (цитата: «Вы, представители высшей исполнительной власти России, члены правительства страны делаете сейчас ровно то, что восемьдесят лет назад делали руководители Третьего Рейха, готовя Холокост». - Ред.). А заканчивалось и вовсе «неполиткорректно». Я, опять же проводя аналогии между ними и некоторыми политическими деятелями XX века, написал: «Некоторые из таких, как мы, которых преследовали такие, как вы, выжили. А вот таких, как вы, повесили». И знаете, что произошло? На следующий день они сняли мою фамилию. Причем я об этом не просил. Знаю, что было доложено на самый верх и оттуда было сказано: «Ребята, а вы, вообще, не оборзели? Это перебор». То есть они тоже проверили границу и поняли, что перешли (или пока перешли: не знаю, что будет дальше), и тут же отступили. Мы живем в условиях плавающих границ, и реализация свободы очень часто - проверка этих границ. И это связано с риском.
"Ясность - условие свободы, и поэтому диктаторы врут"
В нашей стране, да и не только в нашей, люди попадают в ситуацию крайней несвободы: тюрьма, психиатрическая больница. Есть ли свобода там? Великий австрийский психотерапевт Виктор Франкл говорил (а он знал, что говорил, поскольку был узником Освенцима и там придумал свою очень оптимистическую психотерапевтическую теорию), что даже в лагере есть последняя свобода - свобода отношения к происходящему, и ее нельзя отнять.
Виктор Франкл на своем опыте доказал, что даже в концлагере у человека сохраняется свобода выбора
Насколько можно манипулировать, управлять человеком, кроме случаев прямого принуждения, когда «шаг в сторону - побег» и «конвой стреляет без предупреждения»? В 1970-е годы американские нейрофизиологи нашли центр агрессии, при возбуждении которого в коре головного мозга человек испытывает ярость. Они давали пациентам сигналы на центр ярости. Был пациент, который руками разломал стул. Но был и такой результат: пациент сидел перед врачом, а на столе лежали пачка чистой бумаги и рукопись, пациент в приступе ярости хватал чистую бумагу, рвал ее на мелкие кусочки, но ни один пациент не бросился на врача и не разорвал рукопись: ведь это чья-то работа, кто-то трудился.
Примерно треть людей, не больше, может быть погружена в состояние гипноза. С таким человеком проводили эксперимент: ему говорят, что в углу напротив сидит человек. «Видишь?» - «Вижу» - «Вот ружье». Ему дают палку - он думает, что это ружье. «Заряжай» - он заряжает. «Прицеливайся» - он прицеливается. «Стреляй!» - он теряет сознание. Он не может выстрелить, невозможно заставить. Только если стрелять в ответ. Поэтому Мандельштам говорил:
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен.
На самом деле можно отнять и эту свободу. Знаете как? Надо солгать, сфальсифицировать историю, сделать мир непонятным. Ясность - условие свободы, и поэтому диктаторы врут - чтобы и эту, последнюю свободу люди использовать не могли.
Мы не вспоминаем 19 февраля, когда государь император [Александр II] освободил рабов (по современному календарю - 3 марта. - Ред.). Ничего себе дата? А кто ее отмечает? Когда было 150-летие отмены крепостного права, я имел несчастье быть сопредседателем партии «Правое дело» (несчастье - потому что это был безнадежный проект, в который мы вошли по требованию Гайдара, и он же заставил меня стать сопредседателем, а Гайдару никто из нас отказать не мог). Тогда я хотел повесить в Москве перетяжки с цитатой из императора: «Крепостное право надо отменить сверху, пока оно само не отменилось снизу». Но ни одна [рекламная] компания не согласилась ее повесить. Это, убеждал я, сказал не Лимонов, не я, а «сильный, державный царь православный». А мне один парень из этого бизнеса говорит: «Ты мне мозг не компостируй, все же понимают, что ты хочешь сказать. И я понимаю, и ты понимаешь. Поэтому это висеть не будет». Нам даже не дали возложить цветы к памятнику Александру II.
Почему День народного единства не 19 февраля? Ведь народ стал народом, когда не стало рабов. Почему не 12 апреля? Мы никого не убили 12 апреля, не захватили чужой земли, мы открыли человечеству космическую эру. Причем люди празднуют 12 апреля. Мы можем вспоминать войну, а можем мир, можем жестокость и преступления, свои или чужие, а можем - проявления гуманности и справедливости, можем победы, а можем и поражения.
"Мы не вспоминаем 19 февраля, когда государь император [Александр II] освободил рабов"
«Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает». Вы знаете, что на самом деле моряки подписали обязательство не воевать против Японии (сначала крейсер «Варяг» предпринял попытку вырваться из блокированной японцами бухты Чемульпо, принял морской бой, но, будучи атакованным и получив повреждения, был затоплен; команда потеряла порядка 30 человек, большинство офицеров и матросов беспрепятственно вернулись в Россию. - Ред.). Во время Русско-Японской войны были реальные подвиги, но о них не помнит никто. Как у нас вообще не помнят Первую мировую войну. В мире ее называют «великой войной», а у нас ее как будто бы не было, мы про нее забыли. Мы выбираем то, что нам выгодно помнить.
И у страны, и у каждого из нас есть в жизни события, поступки, которые мы вспоминаем со стыдом: как я так мог поступить, причинить зло и боль близкому человеку? Кто не грешен - бросьте в меня камень. Но одно дело, если я отодвинул это на периферию сознания, если это оправдал - потому что «время такое было», потому что «так случайно получилось, и другие так делают». А если я про это помню, у меня есть шанс это не повторять. Перед человеком стоит очень сложная задача - помнить о своих грехах и при этом относиться к себе с уважением. Я в зеркале должен видеть в общем достойного человека, а иначе я не смогу жить. Достижение целостности - задача каждого человека. И задача страны. Мы выбираем прошлое и так выбираем себя.
"Свободный человек не подчиняется тому, что о нем говорят"
Каждый из нас индивид, но каждый принадлежит к десяткам разных групп - по этническому, религиозному принципу (или по принципу отвержения религии), по месту проживания и так далее. И большая часть этих групп не имеет субъектности. Я еврей. Кто может говорить от моего имени как российского еврея? Кто может сказать: «Мы, российские евреи…»? [Главный раввин России] Берл Лазар? Нет, я его не уполномочивал: я не иудей, я не принадлежу никакой вере, он не может говорить от моего имени. Точно так же патриарх Кирилл не может говорить от имени всех православных, даже воцерковленных. Среди моих друзей есть люди глубоко православные, которые о патриархе Кирилле отзываются хуже меня и никак не признают его право говорить от их имени.
Я знаком с писателем Александром Андреевичем Прохановым, мы с ним друг друга уважаем, потому что он один из немногих, кто верит в то, что говорит, и я верю в то, что говорю. Так вот, он мне как-то говорит: «Для русского человека государство важнее жизни». Я спрашиваю: «Александр Андреевич, ты всех русских опросил?» - «Нет, но я знаю». - «Слушай, у меня жена русская, и для нее государство не важнее жизни, и вообще она к этому государству относится плохо». Он говорит: «Понимаешь, ну какая она русская, если она за тебя замуж вышла? Русская не может выйти замуж за еврея. Я не антисемит, ты знаешь. Просто ты не поймешь: государство важнее жизни».
То же самое - среди евреев. Однажды группа евреев убеждала меня в том, что я не еврей - потому что я не хожу в синагогу, не знаю иврита, не соблюдаю субботу, а еще я женат на русской. «Ну какой же ты еврей, ты не еврей». Ребята, а не пойти бы вам лесом? Я себя считаю евреем. У меня в советском паспорте было записано, что я еврей. И вообще не вам решать, это мое дело. А вот про себя решайте сами.
Получается, что, когда нет субъектности, возникает диктатура людей, которые откуда-то берут право утверждать, каким надо быть, каким ты должен быть - русским, евреем, татарином, христианином, мусульманином и так далее.
Люди не сами выбирают, какими быть, им приказывают: ты должен быть вот таким, а кто не такой - тот неправильный. Исламские террористы убили мусульман гораздо больше, чем кого-либо еще. Они в основном мусульман и убивают - тех, кто «не идет по пути Пророка». Этот сукин сын берет на себя право решать, кто идет по пути Пророка, а кто нет, кто имеет право жить, а кого надо убить. Вот к чему это приводит.
У Александра Галича, столетие которого сейчас отмечается, есть песня о свободе, и там прекрасные слова:
Я выбираю свободу, но не из боя, а в бой.
Я выбираю свободу быть просто самим собой.
Надо обладать смелостью, чтобы выбрать свободу быть самим собой: я такой, каким я хочу быть. Я считаю, что быть русским значит вот это, а быть евреем для меня, еврея, - вот это. Быть гражданином России - значит вот это. Свободный человек не подчиняется тому, что кто-то о нем говорит. В результате получается, что свободные люди находятся в постоянном противоречии с теми, кто объявляет кого-то или себя настоящими.
«Есть примеры, когда целые народы меняют свой путь. Например, Япония»
Наконец о выборе будущего. Можем ли мы его выбирать или оно предопределено? На индивидуальном уровне это очень большая проблема. Ты родился в бедной семье, папа - алкоголик, мама - проститутка. И ты обречен: кормили тебя плохо, образование у тебя плохое. И кем ты будешь? А черт его знает. Это во многом зависит от тебя.
То же самое - на уровне гражданской нации. Есть примеры, когда целые народы меняют свой путь. Например, Япония. После войны она была отсталой и в основном сельскохозяйственной страной, производила рыбу, рис и самураев, больше ничего (переход от самурайской системы управления страной к прямому императорскому правлению произошел в последней трети XIX века, тогда же, во время многогранных реформ императора Муцухито, Япония вышла из самоизоляции и осуществила программу вестернизации, технологической и культурной модернизации, успешность которой была подтверждена результатами Русско-Японской войны. - Ред.). Сейчас мы переплачиваем за бренд «сделано в Японии». Это было достигнуто за два-три поколения. Может быть, это иллюзия, может, корейские автомобили нисколько не хуже, но мы все равно платим за бренд. Поставьте бренд «сделано в России» - возрастет цена или упадет?
Еще пример: мы всегда считали, что грузинские менты самые коррумпированные в Советском Союзе. Сейчас грузинские менты взяток не берут. И даже противники Михаила Саакашвили, на которого заведено уголовное дело, признают: что Мишико действительно сделал, так это то, что взяток грузинская полиция не берет. Ситуация там практически американская: если попытаешься дать взятку полицейскому, он сначала не поймет, потом арестует. Как отрезало.
Германия, преодолевшая нацизм. Испания, где при Франко считали, что любой товар, сделанный за границей - французский, итальянский, - лучше испанского. Сегодня испанские товары занимают ведущие позиции на мировом рынке, они смогли это сделать.
Ну а мы? У меня нет ответа на этот вопрос. Свобода - это еще и непредсказуемость. Когда мы делаем свободный выбор, мы никогда не знаем, чем он завершится. Я, конечно, верю, что тренд человечества - это свобода, а поскольку мы часть человечества, с нами будет то же самое. Но если мыслить в масштабах не тысячелетия, а человеческой жизни, например ближайших десяти лет, то я понятия не имею, что с нами будет. И что будет с планетой, потому что мировая война стала явно ближе, чем несколько лет назад.
Знак, 01.11.2018
https://www.znak.com/2018-11-01/pochemu_u_rossiyan_ploho_poluchaetsya_byt_svobodnymi_lekciya_leonida_gozmana
Леонид ГОЗМАН широко известен как участник политических ток-шоу, либеральный политик, соратник Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. Наряду с этим Леонид Яковлевич - выпускник психологического факультета МГУ, кандидат психологических наук. Именно с этой, психологической, вернее психотерапевтической, точки зрения Гозман прочитал в Ельцин Центре лекцию «Путь к свободе». «Можем ли мы быть свободными? Хотим ли? Чем готовы за это платить?» - так обозначил проблему докладчик. Znak.com записал наиболее яркие моменты выступления.
"Необходимое условие свободы - терпимость и любовь к разнообразию"
Подготовка к свободе - это не «уроки Конституции», не рассказ о том, как надо. Это повседневная жизнь. И прежде всего - жизнь ребенка: в детском саду, школе, где его готовят либо к тому, чтобы быть свободным, либо к тому, чтобы ему нравилось подчиняться, чтобы он подчинялся с радостью. Подчиняются все. Если подойдут с ножом и скажут: отдай кошелек - если не идиот, то отдашь, потому что жизнь дороже минутного унижения. Важно другое: нравится ли тебе подчиняться. Гитлер и Сталин правили людьми, которым нравилось подчиняться.
Потому что быть несвободным проще всего: так спокойнее, а свобода - против равновесия. Поэтому многие люди, отсидевшие 15-20 лет в тюрьме, когда у них заканчивается срок, не выходят оттуда, остаются там вольнонаемными, живут рядом с теми же стенами.
Кто-то из экзистенциалистов, Сартр или Камю, сказал: человеку лучше жить в тюрьме, из которой выпускают по воскресеньям. Все гарантировано, иногда можно даже сходить на дискотеку, в публичный дом или в кино.
Но даже при наличии внешней свободы, в соответствующих традициях, законах, институтах, можно оставаться несвободным - если не хочешь выбирать. Свобода - это всегда выбор. Поэтому несвободные люди есть и в самой свободной стране, и их много, если не большинство.
Уметь выбирать - это навык, это как играть на скрипке, если не тяжелее. Есть одно условие: чтобы хотеть выбирать и уметь выбирать, должно нравиться разнообразие. Свобода - это всегда разнообразие. А тебе далеко не всегда нравится разнообразие. Он взял и выкрасил волосы в зеленый цвет - «Какого хрена, что за маразм?» Или серьгу в нос вдел - «Ты что, баба, что ли? И почему в носу, а не в ухе? Будут останавливать и говорить: а ты чего так выглядишь?» Помните, генерал Евкуров, начальник Ингушетии, у какого-то мальчика срезал с шапочки помпончик: ты же мальчик, а не девочка, мальчик не должен быть в помпончике! А какое твое дело - в помпончике или не в помпончике? Зеленые волосы или розовые?
"Помните, генерал Евкуров, начальник Ингушетии, у какого-то мальчика срезал с шапочки помпончик?"
То есть свобода предполагает минимизацию требований к другим людям. Я могу требовать, чтобы мне не мешали, если, например, соседи врубают ночью музыку. Вплоть до обращения в полицию, потому что это - преступление общественного порядка. Но если ты раскрасился в зеленый цвет, хоть это может мне не нравиться и оскорбляет мои эстетические чувства, я ни в каком суде не докажу, что таким образом ущемляются мои права.
Только что прошел референдум в Ирландии, одной из самых католических стран мира, где порядка 85% населения относят себя к католикам. Но на референдуме подавляющим числом голосов они убрали из конституции статью о богохульстве, которая применялась всего один раз (в отношении британского актера и писателя Стивена Фрая, который в 2015 году, выступая на ирландском телевидении, назвал Бога «капризным, узко мыслящим и совершенно эгоистичным существом» - ред.). Прокуратура Ирландии два года искала человека, который бы посчитал себя оскорбленным и выступил истцом в суде. Ни один ирландец не согласился. А на референдуме ирландцы сказали, что «Бог поругаем не бывает» и любой человек может говорить о Боге что хочет, это его право. Вопрос не в том, что тебе нравится и не нравится, а в том, нравится ли тебе, что люди вокруг тебя - разные. Необходимым условием свободы является терпимость и даже любовь к разнообразию.
В Советском Союзе разнообразия не было. Хлеб десятилетиями стоил одинаково - 22 копейки. Когда я поступил в институт и мы в семье отмечали мое поступление, счастливый и захмелевший отец говорил, какая у меня впереди хорошая жизнь: через пять лет закончишь институт - пойдешь в инженеры, на такую-то зарплату, а еще через пять лет… И тут я, семнадцатилетний, понимаю, что моя жизнь расписана наперед до самой пенсии. Я даже знаю, какая зарплата у меня будет перед пенсией и какой будет пенсия. Отец, умнейший человек и выдающийся инженер, считал, что это хорошо. А меня тогда охватил ужас, я сразу протрезвел.
Плыть по течению, «как есть, так и есть» - свойство несвободного человека. На такого человека и опирались большевики. Очень простая картина мира, вся сложность сводится к двум-трем координатам: «бедные против богатых», «мы против американского империализма и израильского сионизма». И в этой простой картине мира - такой же простой образ нас как сообщества, народа: мы самые хорошие, самые добрые, мы несем только свет, нам все должны быть благодарны, а кто не благодарен - те сволочи…
"Советская империя могла существовать еще лет 5-10, если бы не выбор Горбачева"
Советская империя могла плыть и дальше. Я спрашивал у Егора Гайдара [написавшего книгу «Гибель империи»]: «Могла ли она существовать еще пять лет?» - «Могла. И десять могла. Были бы карточки, лагеря, но продолжать существовать - могла». В том, что всего этого не произошло, был выбор Горбачева, Ельцина, Гайдара, многих людей: либо гарантированная медленная смерть - либо совершить прорыв. Выбор был сделан не в пользу рыночной экономики, свободы внешней торговли или отмены 6-й статьи [советской Конституции о «руководящей и направляющей» роли КПСС]. Выбор был сделан в пользу выбора, в пользу того, что страна пойдет не по течению. И с этого момента начались постоянные развилки, кризисы. Это и есть жизнь - когда постоянно выбираешь и результат не гарантирован.
"Реализация свободы - это проверка границ, и это связано с риском"
У свободы есть границы, которые очерчиваются законами, традициями, здравым смыслом: в аэропорту нужно снимать ремень и проходить через рамки, нельзя ездить по городу быстрее 60 километров в час, являться на похороны в шортах - неправильно. Можно принять границы и не пытаться их переходить, а можно пытаться перейти.
Дозволено ли критиковать генерального секретаря ЦК КПСС? Нельзя: он же бог во плоти. И вот - 1989 год, Съезд народных депутатов СССР, в зале 2250 человек, все рвутся на трибуну. И вдруг [заместитель председателя Верховного Совета СССР] Анатолий Иванович Лукьянов предоставляет слово никому не известной ткачихе из Грозного Сажи Умалатовой. Сажи Умалатова выходит на трибуну и предлагает генеральному секретарю Михаилу Горбачеву, сидящему здесь же, в президиуме, подать в отставку, поскольку он не оправдывает доверие коммунистов. Вот ни хрена себе заявление! Но люстры не упали, Сажи Умалатова спокойно вернулась домой, а на следующий день снова пришла на съезд и села на свое место. А как она слово получила, как вы думаете? Да Анатолий Иванович, умный человек, проверял границу - уже можно или еще нельзя (через два года Лукьянов поддержит ГКЧП, устроивший попытку физической изоляции Горбачева и государственного переворота - ред.). Взял ту, которую не жалко. Ну, попала бы она в Кащенко (известная московская психиатрическая больница - ред.) или бы ее сбила машина - ничего не поделаешь, «лес рубят»… После этого вся свора на Михаила Сергеевича-то и набросилась - потому что Анатолий Иванович проверил границу, и казалось, что нельзя, а оказалось, что можно.
Леонид Гозман
Я тоже проверял границу. Два с половиной года назад, на 99-летие Февральской революции и отречение государя, я написал открытое письмо Владимиру Владимировичу Путину, очень вежливое (я обращался к нему «ваше высокопревосходительство»), где проводил аналогии с событиями 1916-1917 годов и призывал президента Российской Федерации не повторять ошибки Николая II, не доводить до такой же трагедии и уйти самому. Написав письмо, я пошел его публиковать. Прихожу в одно либеральное место, в другое, а никто не публикует. «Ты перешел границу, - сказали мне, - это печатать нельзя». В конце концов я нашел место здесь, в России, где это напечатали. И… ничего не произошло. Никто ко мне не пришел, я стою перед вами живой. То есть представление либеральных людей, руководителей либеральных СМИ о границах было преувеличенным, этой границы нет.
Они с той стороны тоже проверяют границу. Снова сошлюсь на личный опыт. Года полтора назад звонит мне одна журналистка. «Как, - говорит, - вы относитесь к тому, что ваше имя используется рядом с именами Гитлера и Геббельса?» - «Чего?» - « А вы, - говорит, - не знаете?» - «Первый раз слышу». Оказывается, Военно-историческое общество, которым руководит [министр культуры Владимир] Мединский, устроило выставку в Манеже, главном выставочном зале страны, «Мифы о войне». Фактически это была выставка по книжке Мединского. И там от гардероба к выставочному залу - стрелочки на полу. Три стрелочки: на одной было написано «Гитлер», на второй - «Геббельс», на третьей - «Гозман». Я не поверил, пошел, обалдел, сфотографировал. Спросил у работников, благо они меня не узнали, а зачем это написано? «А это, - говорят, - чтобы люди попирали ногами имена врагов народа».
Я пошел в кафе через дорогу и написал письмо господам Мединскому и Рогозину, который является членом там чего-то в этом Военно-историческом обществе. Письмо было очень жестким (цитата: «Вы, представители высшей исполнительной власти России, члены правительства страны делаете сейчас ровно то, что восемьдесят лет назад делали руководители Третьего Рейха, готовя Холокост». - Ред.). А заканчивалось и вовсе «неполиткорректно». Я, опять же проводя аналогии между ними и некоторыми политическими деятелями XX века, написал: «Некоторые из таких, как мы, которых преследовали такие, как вы, выжили. А вот таких, как вы, повесили». И знаете, что произошло? На следующий день они сняли мою фамилию. Причем я об этом не просил. Знаю, что было доложено на самый верх и оттуда было сказано: «Ребята, а вы, вообще, не оборзели? Это перебор». То есть они тоже проверили границу и поняли, что перешли (или пока перешли: не знаю, что будет дальше), и тут же отступили. Мы живем в условиях плавающих границ, и реализация свободы очень часто - проверка этих границ. И это связано с риском.
"Ясность - условие свободы, и поэтому диктаторы врут"
В нашей стране, да и не только в нашей, люди попадают в ситуацию крайней несвободы: тюрьма, психиатрическая больница. Есть ли свобода там? Великий австрийский психотерапевт Виктор Франкл говорил (а он знал, что говорил, поскольку был узником Освенцима и там придумал свою очень оптимистическую психотерапевтическую теорию), что даже в лагере есть последняя свобода - свобода отношения к происходящему, и ее нельзя отнять.
Виктор Франкл на своем опыте доказал, что даже в концлагере у человека сохраняется свобода выбора
Насколько можно манипулировать, управлять человеком, кроме случаев прямого принуждения, когда «шаг в сторону - побег» и «конвой стреляет без предупреждения»? В 1970-е годы американские нейрофизиологи нашли центр агрессии, при возбуждении которого в коре головного мозга человек испытывает ярость. Они давали пациентам сигналы на центр ярости. Был пациент, который руками разломал стул. Но был и такой результат: пациент сидел перед врачом, а на столе лежали пачка чистой бумаги и рукопись, пациент в приступе ярости хватал чистую бумагу, рвал ее на мелкие кусочки, но ни один пациент не бросился на врача и не разорвал рукопись: ведь это чья-то работа, кто-то трудился.
Примерно треть людей, не больше, может быть погружена в состояние гипноза. С таким человеком проводили эксперимент: ему говорят, что в углу напротив сидит человек. «Видишь?» - «Вижу» - «Вот ружье». Ему дают палку - он думает, что это ружье. «Заряжай» - он заряжает. «Прицеливайся» - он прицеливается. «Стреляй!» - он теряет сознание. Он не может выстрелить, невозможно заставить. Только если стрелять в ответ. Поэтому Мандельштам говорил:
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен.
На самом деле можно отнять и эту свободу. Знаете как? Надо солгать, сфальсифицировать историю, сделать мир непонятным. Ясность - условие свободы, и поэтому диктаторы врут - чтобы и эту, последнюю свободу люди использовать не могли.
Мы не вспоминаем 19 февраля, когда государь император [Александр II] освободил рабов (по современному календарю - 3 марта. - Ред.). Ничего себе дата? А кто ее отмечает? Когда было 150-летие отмены крепостного права, я имел несчастье быть сопредседателем партии «Правое дело» (несчастье - потому что это был безнадежный проект, в который мы вошли по требованию Гайдара, и он же заставил меня стать сопредседателем, а Гайдару никто из нас отказать не мог). Тогда я хотел повесить в Москве перетяжки с цитатой из императора: «Крепостное право надо отменить сверху, пока оно само не отменилось снизу». Но ни одна [рекламная] компания не согласилась ее повесить. Это, убеждал я, сказал не Лимонов, не я, а «сильный, державный царь православный». А мне один парень из этого бизнеса говорит: «Ты мне мозг не компостируй, все же понимают, что ты хочешь сказать. И я понимаю, и ты понимаешь. Поэтому это висеть не будет». Нам даже не дали возложить цветы к памятнику Александру II.
Почему День народного единства не 19 февраля? Ведь народ стал народом, когда не стало рабов. Почему не 12 апреля? Мы никого не убили 12 апреля, не захватили чужой земли, мы открыли человечеству космическую эру. Причем люди празднуют 12 апреля. Мы можем вспоминать войну, а можем мир, можем жестокость и преступления, свои или чужие, а можем - проявления гуманности и справедливости, можем победы, а можем и поражения.
"Мы не вспоминаем 19 февраля, когда государь император [Александр II] освободил рабов"
«Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает». Вы знаете, что на самом деле моряки подписали обязательство не воевать против Японии (сначала крейсер «Варяг» предпринял попытку вырваться из блокированной японцами бухты Чемульпо, принял морской бой, но, будучи атакованным и получив повреждения, был затоплен; команда потеряла порядка 30 человек, большинство офицеров и матросов беспрепятственно вернулись в Россию. - Ред.). Во время Русско-Японской войны были реальные подвиги, но о них не помнит никто. Как у нас вообще не помнят Первую мировую войну. В мире ее называют «великой войной», а у нас ее как будто бы не было, мы про нее забыли. Мы выбираем то, что нам выгодно помнить.
И у страны, и у каждого из нас есть в жизни события, поступки, которые мы вспоминаем со стыдом: как я так мог поступить, причинить зло и боль близкому человеку? Кто не грешен - бросьте в меня камень. Но одно дело, если я отодвинул это на периферию сознания, если это оправдал - потому что «время такое было», потому что «так случайно получилось, и другие так делают». А если я про это помню, у меня есть шанс это не повторять. Перед человеком стоит очень сложная задача - помнить о своих грехах и при этом относиться к себе с уважением. Я в зеркале должен видеть в общем достойного человека, а иначе я не смогу жить. Достижение целостности - задача каждого человека. И задача страны. Мы выбираем прошлое и так выбираем себя.
"Свободный человек не подчиняется тому, что о нем говорят"
Каждый из нас индивид, но каждый принадлежит к десяткам разных групп - по этническому, религиозному принципу (или по принципу отвержения религии), по месту проживания и так далее. И большая часть этих групп не имеет субъектности. Я еврей. Кто может говорить от моего имени как российского еврея? Кто может сказать: «Мы, российские евреи…»? [Главный раввин России] Берл Лазар? Нет, я его не уполномочивал: я не иудей, я не принадлежу никакой вере, он не может говорить от моего имени. Точно так же патриарх Кирилл не может говорить от имени всех православных, даже воцерковленных. Среди моих друзей есть люди глубоко православные, которые о патриархе Кирилле отзываются хуже меня и никак не признают его право говорить от их имени.
Я знаком с писателем Александром Андреевичем Прохановым, мы с ним друг друга уважаем, потому что он один из немногих, кто верит в то, что говорит, и я верю в то, что говорю. Так вот, он мне как-то говорит: «Для русского человека государство важнее жизни». Я спрашиваю: «Александр Андреевич, ты всех русских опросил?» - «Нет, но я знаю». - «Слушай, у меня жена русская, и для нее государство не важнее жизни, и вообще она к этому государству относится плохо». Он говорит: «Понимаешь, ну какая она русская, если она за тебя замуж вышла? Русская не может выйти замуж за еврея. Я не антисемит, ты знаешь. Просто ты не поймешь: государство важнее жизни».
То же самое - среди евреев. Однажды группа евреев убеждала меня в том, что я не еврей - потому что я не хожу в синагогу, не знаю иврита, не соблюдаю субботу, а еще я женат на русской. «Ну какой же ты еврей, ты не еврей». Ребята, а не пойти бы вам лесом? Я себя считаю евреем. У меня в советском паспорте было записано, что я еврей. И вообще не вам решать, это мое дело. А вот про себя решайте сами.
Получается, что, когда нет субъектности, возникает диктатура людей, которые откуда-то берут право утверждать, каким надо быть, каким ты должен быть - русским, евреем, татарином, христианином, мусульманином и так далее.
Люди не сами выбирают, какими быть, им приказывают: ты должен быть вот таким, а кто не такой - тот неправильный. Исламские террористы убили мусульман гораздо больше, чем кого-либо еще. Они в основном мусульман и убивают - тех, кто «не идет по пути Пророка». Этот сукин сын берет на себя право решать, кто идет по пути Пророка, а кто нет, кто имеет право жить, а кого надо убить. Вот к чему это приводит.
У Александра Галича, столетие которого сейчас отмечается, есть песня о свободе, и там прекрасные слова:
Я выбираю свободу, но не из боя, а в бой.
Я выбираю свободу быть просто самим собой.
Надо обладать смелостью, чтобы выбрать свободу быть самим собой: я такой, каким я хочу быть. Я считаю, что быть русским значит вот это, а быть евреем для меня, еврея, - вот это. Быть гражданином России - значит вот это. Свободный человек не подчиняется тому, что кто-то о нем говорит. В результате получается, что свободные люди находятся в постоянном противоречии с теми, кто объявляет кого-то или себя настоящими.
«Есть примеры, когда целые народы меняют свой путь. Например, Япония»
Наконец о выборе будущего. Можем ли мы его выбирать или оно предопределено? На индивидуальном уровне это очень большая проблема. Ты родился в бедной семье, папа - алкоголик, мама - проститутка. И ты обречен: кормили тебя плохо, образование у тебя плохое. И кем ты будешь? А черт его знает. Это во многом зависит от тебя.
То же самое - на уровне гражданской нации. Есть примеры, когда целые народы меняют свой путь. Например, Япония. После войны она была отсталой и в основном сельскохозяйственной страной, производила рыбу, рис и самураев, больше ничего (переход от самурайской системы управления страной к прямому императорскому правлению произошел в последней трети XIX века, тогда же, во время многогранных реформ императора Муцухито, Япония вышла из самоизоляции и осуществила программу вестернизации, технологической и культурной модернизации, успешность которой была подтверждена результатами Русско-Японской войны. - Ред.). Сейчас мы переплачиваем за бренд «сделано в Японии». Это было достигнуто за два-три поколения. Может быть, это иллюзия, может, корейские автомобили нисколько не хуже, но мы все равно платим за бренд. Поставьте бренд «сделано в России» - возрастет цена или упадет?
Еще пример: мы всегда считали, что грузинские менты самые коррумпированные в Советском Союзе. Сейчас грузинские менты взяток не берут. И даже противники Михаила Саакашвили, на которого заведено уголовное дело, признают: что Мишико действительно сделал, так это то, что взяток грузинская полиция не берет. Ситуация там практически американская: если попытаешься дать взятку полицейскому, он сначала не поймет, потом арестует. Как отрезало.
Германия, преодолевшая нацизм. Испания, где при Франко считали, что любой товар, сделанный за границей - французский, итальянский, - лучше испанского. Сегодня испанские товары занимают ведущие позиции на мировом рынке, они смогли это сделать.
Ну а мы? У меня нет ответа на этот вопрос. Свобода - это еще и непредсказуемость. Когда мы делаем свободный выбор, мы никогда не знаем, чем он завершится. Я, конечно, верю, что тренд человечества - это свобода, а поскольку мы часть человечества, с нами будет то же самое. Но если мыслить в масштабах не тысячелетия, а человеческой жизни, например ближайших десяти лет, то я понятия не имею, что с нами будет. И что будет с планетой, потому что мировая война стала явно ближе, чем несколько лет назад.
Знак, 01.11.2018
https://www.znak.com/2018-11-01/pochemu_u_rossiyan_ploho_poluchaetsya_byt_svobodnymi_lekciya_leonida_gozmana