Иван ДАВЫДОВ: Возвращение в нормальную жизнь, или Зачем читать имена у Соловецкого камня

Nov 01, 2018 18:20



Акция "Возвращение имен" в Москве, 29 октября 2018 г.
Очень важно это видеть - очередь на много часов, людей, готовых ждать, чтобы прочесть у Соловецкого камня имена невинно убиенных. Случайных, чужих, - и своих, потому что все они нам свои. Московская мэрия пыталась в этом году устроить вокруг «Возвращения имен» какие-то позорные пляски - и вовсе не ради того, думается, чтобы перед начальством выслужиться.
Просто не понимают они там у себя, не верят, что для кого-то это может быть по-настоящему важно: камень какой-то странный и чужие имена. Но даже и там устыдились в конце концов, на скандал не пошли.
У кого-то прочел (на самом деле помню, у кого, но человек хороший, и вовсе не со зла все это написал) о «тысячах и тысячах убитых из одной только политической необходимости». Грустно это читать, потому что это неправда. В нормальном мире не бывает необходимости массово истреблять людей. Но даже и в советском мире никакой такой необходимости не было. Человечки, под которыми мокнут простыни, стоит им подумать про таланты и стать рябого генералиссимуса, придумывают тысячи оправданий для тех зверств. Экономические задачи. Индустриализация. Подготовка к войне.
При этом давно доказано историками, что лагерная экономика - плохая, слабая экономика. Рабский труд эффективен умеренно, и про это еще Маркс догадался. Не случайно же, как только диктатор издох, подручные его кинулись сворачивать грандиозные стройки, где продолжали умирать заключенные. Потому что лучше прочих знали смысл слова «туфта». Не было там никаких рациональных оправданий. Одна только паранойя заказчика и сговорчивая подлость исполнителей. И бесконечные фабрики по производству смерти и унижения.
На самом деле - дико, наверное, звучит - прошедшим через эти фабрики тяжело сочувствовать. Попробую объясниться: думаю, «сочувствие» здесь - слишком самоуверенное слово. Сочувствие предполагает наличие сравнимого опыта, дающего возможность чужую беду примерить на себя. Вот мне ломали ребро. Это больно. Вполне могу посочувствовать человеку, которому сломали ребро. Примерно понимаю, каково ему. Но не могу по-настоящему сочувствовать человеку, который прошел через ад. Нет у меня такого опыта. Не имею я права на сочувствие. Тут какое-то другое нужно слово, в разы более страшное, которое подобрать не получается. Попытки размышлять об их судьбе загоняют в безысходный ужас.


Но и не думать о тех, кого убили, и о тех, кто выжил, не имею права, не могу. Вот они были. Старые, молодые. Талантливые и не особенно. Умные, глупые, обычные. Инженеры, писатели, художники, профессора, рабочие, крестьяне. В основном, конечно, крестьяне. Их просто было больше и погибло больше.
Они - это, пожалуй, еще к вопросу об оправданности террора - могли бы делать то, ради чего родились. Растить хлеб, писать книги, строить сложные машины. Жить, любить, детей рожать. А их взяли и вычеркнули из жизни. Они не вырастили ни детей, ни хлеба, не написали книг и ничего не построили. Просто исчезли, как будто и не было их. Наша русская Катастрофа.
И какого ты прагматика из себя ни корчи, в какие рассуждения о государственной пользе ни пускайся, а понятно ведь, что любому - даже античеловеческому советскому государству были бы полезнее их труд и их жизнь, чем их смерть. Это настолько очевидная мысль, что только дурак или вовсе законченный негодяй может ее игнорировать. Впрочем, одно другому не всегда мешает.
Казалось (мне всерьез казалось, честно), что болезненный опыт столкновения с собственной историей, пережитый страной еще в восьмидесятые, исключает саму возможность оправдания палаческих успехов. Или нет, не так. В свободной стране говорить и думать можно, разумеется, все, что угодно. Можно даже и палачей оправдывать. Но с теми, кто палачей оправдывает, нормальному человеку должно быть просто стыдно разговаривать. Это важная установка, веха, без которой дальше двигаться нельзя.
Иначе думать может только последовательный ненавистник России, ставший на сторону чистого, иномирного зла.


Но вышло все, конечно, не так. Читаешь, к примеру: «Еще раз: репрессии - это не „беспричинные расправы“. Репрессия (ре-пресс) - это ответное подавление. Государственные политические репрессии - это подавление государством сопротивления своей политике. То есть обязательная и сущностная функция государства. Дискредитация репрессий и лишение государства этой функции есть разрушение государства и подготовка к уничтожению страны. Страна, отказавшаяся от репрессий, обречена стать жертвой своих врагов и других стран». По-своему даже восхищаешься: с латынью у человека проблемы, зато широта взгляда необыкновенная. Сразу ведь и прошлое отмывает, и в будущем на новую кровушку надеется. А человек непростой - целый профессор из МГУ, основатель Изборского клуба, ультраконсервативный сторонник президента, член какого-то там совета при мединском министерстве. Сергей Черняховский зовут профессора.
И клуб непростой, сам, говорят, национальный лидер к тамошним мыслителям прислушивается, и министр культуры где-то рядом копошится, и Андрей Турчак, видный функционер партии власти, в бытность еще псковским губернатором, к созданию руку приложил. Цветник, в общем, лучшие все люди. И сколько еще таких профессоров по родине бедной ползает, усами шевеля, не сразу посчитаешь.


Но это, наверное, все ничего, пока другие, нормальные люди готовы на морозе часами в очереди стоять, чтобы прочесть чужие, случайные, свои, важные, имена. Пока про убитых помнят. Пока есть «Возвращение имен», есть и шанс на возвращение в нормальную жизнь.
И странная рифма напоследок. 29 октября проходит «Возвращение имен». И 29 же октября в этом году бывшие комсомольцы, выбившиеся теперь в большие люди, не без некоторого даже надрыва праздновали столетие ВЛКСМ. Концерт в Кремле, пафосные речи в ассортименте. «Опыт молодежной комсомольской организации, которая способствовала формированию личностей миллионов юношей и девушек в сложных условиях, бесценен для России, устремленной в будущее», - это Валентина Матвиенко, например, ныне спикер Совета Федерации, а прежде - секретарь Ленинградского областного комитета комсомола.
Читал я эти стыдные глупости, и думал - а вот вспомнит ли кто из ликующих о судьбе комсомольских вожаков в довоенные времена? Из семи первых руководителей ВЛКСМ шесть расстреляно, и один 16 лет отсидел. Такой вот бесценный опыт для России, устремленной в будущее. Но нет, никто, конечно, не вспомнил.
А 30 октября в России - День памяти жертв политических репрессий. Скорбный день, отмечать который пока почему-то не запретили.
Иван ДАВЫДОВ - журналист, литератор, медиаменеджер, политконсультант. Зам. главного редактора журнала The New Times, ранее - зам. главного редактора интернет-газеты Slon.ru. ранее - колумнист Lenta.ru, "Свободной прессы", Slon.ru, GQ. Был редактором интернет-проектов холдинга "Эксперт"; создатель газеты "Соль".
https://ru.wikipedia.org/wiki/Давыдов,_Иван_Фёдорович
http://www.snob.ru/profile/6051


МБХ Медиа, 29.10.2018
https://zen.yandex.ru/media/mbkhmedia/vozvrascenie-v-normalnuiu-jizn-ili-zachem-chitat-imena-u-soloveckogo-kamnia-5bd816781ea36b00aa3a342d

Давыдов, репрессии, ФСБ, Лубянка, сталинизм, государство, акция, имя, память

Previous post Next post
Up