Дмитрий ТРАВИН о жизни по беспределу и по понятиям (экскурс в историю)

Jun 09, 2018 22:10

Дмитрий ТРАВИН - политолог, экономист и публицист, исследователь политических процессов современной России. К. э. н.
Окончил экономический факультет ЛГУ (1983). Учился на одном курсе с Андреем Илларионовым и Алексеем Кудриным.
В 1991 г. работал в Комитете по экономической реформе Ленгорисполкома. Затем преподавал на факультете менеджмента и факультете международных отношений СПбГУ, в Высшей школе экономики. Доцент факультета журналистики СПбГУ. С 2008 г. - профессор факультета экономики, научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Участник исследования российской переходной экономики, изучения опыта реформ и модернизации в других странах. Автор книги (в соавторстве с М.Дмитриевым) "Российские банки на исходе золотого века". Исследователь пенсионной реформы в России. Редактор книги "Пенсионная реформа в России: причины, содержание, перспективы".
Обозреватель ряда СМИ Санкт-Петербурга. Автор многочисленных аналитических публикаций в ведущих российских СМИ, учебных пособий.
Лауреат Международной Леонтьевской медали "За вклад в реформирование экономики" (2008).
https://ru.wikipedia.org/wiki/Травин,_Дмитрий_Яковлевич
http://www.baltpp.ru/a/2013/08/15/Dmitrij_JAkovlevich_Travin/


Всемирная история: по беспределу, по понятиям и по закону
Беспредельщики везде и во все времена действуют примерно по одной схеме


Эпоха, которая для одних стран - далекое прошлое, для других - печальное настоящее
С тех пор, как рухнула марксистская схема развития человечества, которую даже в советские времена полупрезрительно называли пятичленкой (первобытный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и коммунистический строй), меня все время спрашивают: можно ли кратко изложить логику движения общества? Вообще-то современная историческая социология, понимающая, что дьявол кроется в деталях, примитивных схем не любит. Они способствуют запоминанию, но препятствуют глубокому пониманию сути. Тем не менее, без упрощений не обойтись, и даже выдающиеся ученые прибегают к ним, когда хотят, чтобы их труды читали широкие массы.
Однако при этом ученые стремятся сохранить репутацию среди коллег - и дают простым схемам сложные названия. Так появились естественное государство, порядки ограниченного и открытого доступа у классиков институционализма Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Вейнгаста, или экстрактивные и инклюзивные институты у популярных сегодня Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона. А создатель мирсистемного анализа Иммануил Валлерстайн разделил мир-систему на центр, периферию и внешнюю сферу.
Не надо запоминать всю эту терминологию. Я объясню проще, хоть и рискую выпасть из науки по причине отсутствия сложных формулировок. История человечества делится на три этапа: по беспределу, по понятиям и по закону. Это не шутка. Я совершенно серьезен, хоть и прибегаю к терминам из криминальной среды, которые не принято воспринимать всерьез.
Обычному человеку трудно уподобить историю человечества истории преступного мира, поскольку со школьной скамьи нам внушают мысли о великих карлах, святых владимирах, лоренцо великолепных и фридрихах мудрых. Волей-неволей мы при таком подходе впадаем в анахронизм и начинаем видеть героев прошедших эпох как современных людей. Дела давно минувших дней нам кажутся сплошь героическими, причем даже массовые убийства выглядят благородно в обрамлении рыцарской этики или ренессансного гуманизма.
Но стоит позаниматься всерьез всемирной историей каких-нибудь лет 20-30, прочесть тысчонку-другую статей и книжек, как начинаешь понимать, насколько минувшие эпохи отличаются от современности. Или, точнее, эти эпохи отличаются от европейской современности, но их запросто можно найти сегодня в отстающих частях мира, которые пока еще догоняют Европу.
По беспределу
Эпоха беспредела - это когда кочевники, живущие набегами и грабежами, сильнее, чем оседлые народы, живущие полями и огородами, ремесленными и торговыми городами. В мировой истории подобный беспредел встречался повсеместно. Орды разного рода приходили издалека, захватывали скромные очаги цивилизации и совершали четыре стандартных дела. Для пользы и для удовольствия. Первое - грабили все, что можно унести. Второе - сжигали то, что унести нельзя. Третье - убивали мужчин, чтобы ослабить сопротивление. Четвертое - насиловали женщин, чтобы… ну, понятно для чего. В зависимости от того, существовал ли в данном месте в данное время развитой рынок работорговли, число убитых могло сокращаться ради увеличения числа пленников, предлагаемых на продажу. Но это уже частности.
Разграбив один город, беспредельщики переходили к другому, затем к третьему, осваивая большую кормовую территорию. А когда детишки изнасилованных женщин подрастали и хозяйство разоренных регионов худо-бедно налаживалось, бандиты возвращались и вновь сочетали приятное с полезным на старом месте.
Подробное изложение истории беспредела может занять многие тома, поэтому для краткости замечу лишь, что последняя эпоха подобного рода в Европе относится к VIII-X векам н. э., когда цивилизацию атаковали с трех сторон викинги, сарацины и мадьяры. Эти предки весьма уважаемых ныне скандинавов, арабов и венгров в давние времена вели себя, прямо скажем, отвратительно. Грабили, сжигали… и далее по списку.
Развития экономики в эпоху беспредела не было, поскольку регулярные «зачистки» позволяли оседлой части населения лишь прокормиться и обеспечить себя минимумом удобств до очередного нашествия. Более того, внутри «цивилизации» часто нравы были такими же, как вовне. Человек человеку - волк, викинг и сарацин. Если завтра к тебе все равно придут беспредельщики, то почему бы уже сегодня не стать беспредельщиком самому? Живем-то один раз, причем, с учетом неблагоприятных обстоятельств, лет до тридцати, не больше.
От кочующих бандитов к стационарным
В Западной Европе беспредел завершился в XI-XII веках. К этому времени случилось три важных события. Во-первых, феодальные армии дали налетчикам отпор. Во-вторых, значительная часть кочующих бандитов осела на захваченной земле и превратилась в так называемых бандитов стационарных (кормящихся не разбоем, а налогами с горожан и рентой с крестьян). В-третьих, внутри средневековых городов цивилизованные бюргеры навели относительный порядок, превратив огнем, мечом и удавкой собственных беспредельщиков в такую послушную «биомассу», из которой не возродился бы даже терминатор.
Проблема русских земель состояла в том, что у нас аналогичный результат был достигнут лишь примерно к XV-XVII векам, когда власть разобралась с монголами, опричниками, деятелями смуты, бунтующими казаками и прочими. Организованное поместное войско оказалось сильнее орды. Татарские царевичи интегрировались в русскую аристократию. В городах возникла возможность худо-бедно заниматься ремеслом и торговлей, не особо опасаясь разбоя. Но отставание от передовых европейских народов составило четыре-пять столетий, и с налета, понятно, его было уже не преодолеть.
Эпохи беспредела можно отыскать и в других цивилизациях, или в совсем древней истории Европы. Книга под названием «История беспредела как первой общественно-экономической формации» может быть очень толстой и увлекательной. Однако сейчас интереснее написать о другом. О том, что, в отличие от марксизма, где история все время движется вперед и никогда не возвращается к ранним стадиям, реальная жизнь в отдельных ситуациях пройденные этапы развития воспроизводит. Скажем, беспредел вновь появляется всюду, где иные формы организации жизни людей по каким-то причинам не срабатывают.
Во-первых, беспредел существует в криминальном мире, который по собственной инициативе уходит из-под контроля государства ради денег или вольной жизни.
Во-вторых, беспредел - это пиратство, долгое время существовавшее на дальних территориях, до которых руки даже самого сильного государства не дотягивались.
В-третьих, беспредел возникает на так называемом «диком Западе» (аналог может быть и на востоке, и на юге, и на севере), когда некоторые люди сознательно уходят из сферы действия государства, но не ради криминала, а для того, чтобы освоить труднодоступные ресурсы (вспахать землю, найти золото, добыть пушного зверя).
В-четвертых, беспредел часто становится следствием революций, когда общество уже не хочет терпеть старый режим, но еще неспособно построить новый, и в результате оказывается в ситуации, которая хуже «проклятого прошлого».
В-пятых, беспредел может стать следствием войны, то есть столкновения двух государств, которые так стремятся навредить друг другу, что разрушают вообще какой бы то ни было порядок на территории конфликта.
Как ни парадоксально это выглядит, но если мы хотим изучить беспредел далеких эпох, то вполне можем обратиться к анализу близких нам событий, связанных с революциями или военными конфликтами. И найдем много общего, поскольку люди в сходных ситуациях действуют схожим образом - даже столетия спустя. Остановить беспредел удается обычно, лишь введя в жизнь некие нормы поведения, которые еще не являются настоящими законами, принятыми легитимными парламентами, но худо-бедно соблюдаются теми, кто находится у власти и хочет пользоваться благами, которые она предоставляет. Разобраться в том, как это происходит, мы попробуем в следующей статье, посвященной жизни по понятиям.

Росбалт, 16.05.2018
http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/05/16/1703174.html

Мир "по понятиям" в истории человечества
На смену кочующим бандитам приходят стационарные. Там, где народу не удалось заставить власть править по закону, возникают мафиозные государства


Если нет законных рамок, можно отнять и собственность, и человеческую жизнь
Мы привыкли к тому, что выражение «по понятиям» отражает реалии преступного мира. Но на самом деле человечество долгое время развивалось, основываясь именно на таком подходе к организации жизни. Мир прошел три стадии развития: по беспределу, по понятиям и по закону. Беспределу была посвящена предыдущая статья этого маленького цикла. Теперь же подробнее поговорим о «понятиях».
Беспредельщиками были кочующие бандиты, грабящие мирных тружеников и не думающие об организации производства. В какой-то момент эти кочевники стали оседлыми и пришли к мысли, что гораздо выгоднее придать грабежу цивилизованные формы, чтобы труженики кормили их сытно и постоянно. Система, работающая по понятиям, - это общество стационарных бандитов, которые продолжают разборки между собой, стремясь обрести больше имущества и славы, но при этом крышуют производителей, осознав, что целесообразнее забирать у них лишь часть добра, а не регулярно разорять полностью.
В европейских странах переход от кочующих к стационарным бандитам произошел примерно к XI-XII векам, когда прекратились набеги. Главных бандитов звали королями, тех, что пониже статусом - князьями, герцогами, маркизами, графами и т. д. Правители свободных и полунезависимых городов тоже вели себя как стационарные бандиты. А на верхушке этой пирамиды находились римский папа с императором, соперничавшие за Италию.
Каким же образом вся эта сложная система управлялась? Демократии современного типа, предписывающей нормы поведения, не было даже в «демократической» Флоренции и «олигархической» Венеции. Но при этом основные политические акторы хорошо понимали, что им делать разрешается, а что - нет. Разветвленную систему понятий можно свести к нескольким группам.
Что можно, а что нельзя
Первое: монарх всегда прав. Если он не прав, то называется не монархом, а деспотом. Герцоги, графы и даже простые рыцари знают, что деспотов можно свергать. Иногда это даже реально случается. Но поскольку сильного деспота скинуть почти невозможно, то выходит, что… монарх всегда прав. Даже если нарушает свои же законы. И потому в этом мире законы, в общем-то, являются понятиями.
Иногда думают, что парламенты ограничивали власть монархов. На самом деле они могли это сделать, только когда были достаточно сильны. А если силенок им не хватало, или если монарх не очень нуждался в налогах, парламенты можно было вообще не собирать - и править по тем понятиям, которые сам король считал правильными.
Второе: крестьянин, ремесленник и купец, т. е. всякий, кто не является силовиком, всегда не прав. У сильного, как известно, бессильный виноват. Работник существует для поживы стационарного бандита. Но поскольку силовик, живущий по понятиям, - не беспредельщик (этот этап Европа прошла до XI-XII веков), то дань с терпилы берется в разумных пределах, позволяющих ему существовать.
Иногда думают, что представительство горожан в парламентах было тогда сродни нынешнему. На самом деле их доля была невелика, набирались они туда совершенно недемократическим способом. А главное - нужны они были в парламентах лишь для переговоров с монархом о финансовой поддержке армии, а вовсе не для того, чтобы советоваться с ними об управлении страной в целом.
Третье: понятия формируются не по справедливости, а под воздействием международной конкуренции силовиков. Если сосед пришел к тебе конно, людно и оружно - и накостылял как следует, то надо выяснить, почему у него это самое «конно, людно и оружно» устроено лучше, чем у тебя. А выяснив, следует внедрить у себя хорошие институты, позаимствованные у соседа. То есть строить механизм поживы на работнике в соответствии с зарубежным опытом.
Иногда думают, что парламенты и городское самоуправление существовали потому, что у европейцев склонность к свободе была в крови. На самом деле все свободы представляли собой лишь способ оптимизации управления. Стационарный бандит понимал, что так можно собрать больше денег. Когда же со временем выяснилось, что в изменившихся условиях можно собирать деньги, пресекая ряд свобод, настала эпоха абсолютизма и была выстроена вертикаль власти.
Четвертое: просто перенять зарубежный опыт обычно невозможно, поскольку у разных стран ресурсы разные. У одних имеются колонии с серебряными приисками (Испания). У других есть богатые города, пригодные для налогообложения (Франция). А у третьих - шиш в кармане и вошь на аркане (не будем показывать пальцем, у кого). Соответственно, те, кто с приисками, страдают от ресурсного проклятия. Те, кто с налогами, впадают в грех бюрократизации. Те, кто с вошью, налегают на крепостничество, чтобы хоть так прокормить помещика - основу армии.
Некоторые считают, что крепостничество было лишь в России. На самом деле такого рода системы использовались всюду, где показали себя более удобными для максимизации выгод стационарных бандитов - в Польше, Восточной Пруссии, большинстве габсбургских земель. Испанцы в колониях создали энкомьенду, похожую на крепостничество… В Бразилии и на юге США было рабство.
Пятое: получается, что производитель - уже не скотинка, идущая на мясо, как при беспределе, но и не полноправный член общества силовиков. Он - тварь, с которой шерстку состригают. И в свободное от стрижки время ему позволено жить и добро наживать почти как силовику. Но если ресурсов не хватает, стрижка учащается и производится с особым цинизмом, не исключающим унижения достоинства.
В России резкое учащение стрижки, усиление цинизма и унижение достоинства, невзирая на личность, было введено Петром, получившим за это прозвище Великий. Мобилизация ресурсов при отсутствии таковых прошла у нас весьма успешно и впоследствии неоднократно повторялась петровскими преемниками (вплоть до Сталина) для того, чтобы накостылять очередному супостату.
Мафия бессмертна
Нетрудно заметить, что организация жизни «по понятиям» применяется ныне всюду, где широкие народные массы неспособны контролировать стационарных бандитов.
Классический пример - мафия. На юге Италии она правила потому, что государство не дотягивалось до этого отдаленного региона. В США - потому, что государство не забиралось в ту «узкую щель», в которую забились некоторые переселенческие меньшинства: итальянские, еврейские, а позднее - выходцы с востока. Мафиози считают, что они спасают общество от беспредела в ситуации, когда официальная власть не хочет или не может наводить элементарный порядок.
Более близкий нам пример - мафиозное государство. Здесь властные структуры и мафия жестко не разделены. Правители выстраивают жизнь всего общества именно «по понятиям», поскольку, с одной стороны, беспредел им невыгоден, а с другой - нет таких сил (групп интересов), которые заставили бы государство править по закону. Или, точнее, такие силы обычно интегрируются в мафиозное государство, а система понятий усовершенствуется так, чтобы интересы этих групп тоже были соблюдены.
Внутри мафиозного государства отдельные сектора могут существовать, как в нормальном государстве, живущем по закону, а другие - по принципу мафии (даже если мафией в прямом смысле слова не являются). Например, Церковь. Там, где начинается Церковь, действие законов заканчивается. Там существует предпринимательство, но основанное на неконтролируемом извне наличном обороте. Там финансовые отношения между иерархами строятся как в Средневековье: деньги идут снизу вверх «по понятиям», а не в соответствии с законодательно установленными правилами.
«По понятиям» в мафиозном государстве формируется теневой бюджет, в который терпилы должны сдавать взносы, чтобы силовики их не нагибали. Соответственно, политические кампании тоже ведутся «по понятиям», поскольку деньги из теневого бюджета расходуются на разного рода акции без всякого демократического контроля. Подобным же образом строятся финансовые отношения с регионами государства, которые живут скорее по средневековым нормам, а не по современным. Да и человека в этих регионах при необходимости убирают не по закону, а «по понятиям» - то есть когда всем стационарным бандитам ясно, что человек мешает, но соответствующей статьи в кодексе для него не находится.

Росбалт, 17.05.2018
http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/05/17/1703426.html

От жизни по понятиям к жизни по закону
Когда государство переходит к более цивилизованным принципам управления, его мощь возрастает


Если Россия действительно хочет быть великой, ей следует сделать ставку на закон
Путинская Россия - это мир, существующий не по закону, а по понятиям. В прошлой статье мы говорили, что такой мир - вовсе не исключение из правил, не наш национальный феномен, а стадия в развитии человечества, сменяющая стадию беспредела. Порядок лучше хаоса, а жизнь по понятиям (даже тем, что нам не очень нравятся) лучше жизни по беспределу. Но вот вопрос: когда же и при каких обстоятельствах начинается жизнь по закону?
Главенство закона - это выгодно
В XVII-XVIII веках на Западе, жившем по понятиям эпохи абсолютизма, стали происходить перемены. В науке их принято называть модернизацией. Сначала в Голландии, а затем и в Англии обнаружилась вдруг удивительная вещь: если производителя сделать не тварью дрожащей, а наделить такими же правами, какие имеют разнообразные силовики, ресурсы страны увеличиваются настолько, что она начинает доминировать в мире. При сильной экономике, больших налоговых поступлениях и эффективных механизмах формирования госдолга можно расширить армию и накостылять любому соседу. Такой подход к правам человека даже силовикам пришелся по нраву. Он породил то, что в науке принято именовать компромиссным соглашением различных групп интересов.
Произошли эти удивительные перемены потому, что бизнесмены, чья собственность была защищена от наезда, стали развивать свое производство, инвестировать прибыль в дело, строить заводы и фабрики, создавать рабочие места, платить большие налоги и предоставлять государству в долг столько, сколько нужно для сильной армии.
В системе, функционировавшей по понятиям, такой «идиллии» никогда достичь не удавалось. Конечно, и там каждый предприниматель стремился разбогатеть всеми доступными ему способами. Но, разбогатев, начинал вести себя совсем по-другому: он стремился вложить деньги в то, что даст защиту от произвола. Например, покупал землю и дворянство, чтобы жить на ренту. Или приобретал чиновничью должность, позволявшую, помимо прочего, разживаться взятками. В современной России многие предприниматели выводят деньги за рубеж, где вкладывают их пусть в менее доходный, чем на родине, но зато хорошо защищенный законом бизнес, гарантирующий владельцу спокойную старость и возможность передать наследство.
В общем, можно сказать, что любая система, функционирующая по понятиям, - воровская шайка, феодальная Англия, абсолютистская Франция, мафиозная Сицилия, путинская Россия - очень быстро достигает своего экономического потолка. Стабильность, если ведешь себя по понятиям, возможна (в отличие от эпохи беспредела), но развитие - нет.
Казалось бы, все ясно: от жизни по понятиям надо отказываться. Но как?
В старой системе права силовика обеспечивались в основном его собственной мощью, а также патронажем со стороны вышестоящих силовиков (монархов, князей, герцогов, крестных отцов, генералов спецслужб). А как наделить правами «слабовика», который производит богатство, но не имеет сил его защитить? По понятиям он - терпила, даже если в системном смысле признается барыгой, чрезвычайно важным для поддержания национального величия.
Обеспечить гарантии прав бизнеса и, соответственно, приток ресурсов в страну и укрепление национального величия можно лишь одним способом - переходом к правлению по закону, единому как для силовиков, так и для слабовиков. И созданием системы правоохранительных органов для обеспечения действия закона. А органы эти должны подчиняться государству, в котором монарх прав лишь тогда, когда сам действует по закону. Или же государству, в котором вообще монарха нет, а есть лишь закон, формулируемый и исполняемый представителями тех самых людей, от которых ресурсы и национальное величие зависят в первую очередь.
Англия создала подобную систему в XVIII веке. И тут ей такая «пруха пошла», что континент засмотрелся. А после наполеоновских войн континент стал британский опыт копировать. Причем в этот раз все страны начали именно заимствовать английские институты, обеспечивающие действие закона, а не колдовать над собственными возможностями сварганить нечто работоспособное на основе местных ресурсов. Сначала в погоню за англичанами устремились французы, бельгийцы, немцы. Затем - народы Южной и Восточной Европы, Скандинавия, Латинская Америка. Впоследствии ученые назвали этот процесс догоняющей модернизацией.
Компромисс или революция
Многие догнали лидеров. Многие, увы, нет. Некоторые так догоняли, что надорвались и присели отдохнуть. Это как раз наш случай. Нынешняя Россия не идет особым путем, как полагают люди, предпочитающие не знать зарубежной истории. Россия находится на стадии перехода от жизни по понятиям к жизни по закону. Формально весь антураж, необходимый для жизни по закону, был создан в «лихие девяностые». Но за всеобщими выборами, парламентом, судами и прочими импортированными с Запада институтами у нас стоят нормы жизни, при которых силовик стрижет шерстку с барыги. Причем не потому, что не понимает, насколько вредно для государства подобное поведение, а потому, что плевать ему на государство, на его ресурсную базу и даже на национальное величие. «После нас хоть потоп», - как сказал Людовик XV, король той эпохи, когда жизнь по понятиям во Франции уже рассыпалась и страна медленно катилась в сторону революции.
От жизни по беспределу общество переходит к жизни по понятиям тогда, когда большинству населения это становится выгодно. Так же и к жизни по закону оно переходит тогда, когда группы интересов осознают, что компромисс, прописанный в законе, удобнее системы, где каждый должен знать свое место и не высовываться.
Естественно, это не происходит автоматически. Группы могут договориться, а могут и нет. В истории есть как положительные примеры, так и отрицательные.
Скажем, наиболее близкий нам пример компромисса различных групп интересов, желавших выстроить жизнь общества по закону, - это бархатные революции 1989 г. в странах Центральной и Восточной Европы. Но можно привести и другие. Славная революция в Англии в 1688 г. произошла с минимум жертв. Почти никто не стал защищать старую королевскую династию Стюартов, и она вынуждена была уступить место не только новой династии, но и новому порядку вещей, при котором роль монарха оказалась ограниченной, а роль парламента, регулирующего отношения разных групп интересов, расширилась. Похожим образом обстояло дело в Испании при переходе от авторитарного режима Франко к демократии.
Если же доминирующие группы по-прежнему не хотят делиться властью и ресурсами с оппозицией и предпочитают сложившуюся систему понятий жизни по закону, равному для всех, то другие элитные группы переходят в оппозицию, смыкаются с недовольными народными массами и ждут момента, когда эти массы разочаруются во власти. Тогда происходит революция, распадается старый порядок и начинается новый поиск компромиссов различный групп интересов.
Как показывает нам, например, опыт Франции XIX века, революции могут случаться неоднократно, прежде чем будет достигнут компромисс, устраивающий всех или хотя бы большинство. После каждой революции к власти пробиваются новые группы интересов, но оппозиция их не поддерживает и ждет очередного окна политических возможностей. Когда оно появляется, власть рушится. Французам понадобилось четыре революции, чтобы ведущие группы интересов пришли, наконец, к компромиссу и сформировали общество, живущее не по понятиям, а по закону.

Росбалт, 19.05.2018
http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/05/19/1703527.html

Примечание: все выделения в тексте - мои.

монархия, история, беспредел, закон, государство, Травин, бандиты, норма, Европа

Previous post Next post
Up