Философ Виталий КУРЕННОЙ: “Есть люди, имеющие советский опыт. И есть все остальные” (ИНТЕРВЬЮ)
О том, чем поколения в России отличаются от западных поколений, о мире, где люди "перестали взрослеть", и о причинах участия российских школьников в недавних протестных акциях рассказал в беседе с Anews философ и культуролог Виталий КУРЕННОЙ.
Виталий Куренной - профессор, руководитель Школы культурологии и Лаборатории исследований культуры НИУ ВШЭ, научный редактор журнала "Логос".
"Поколение - это не возраст, а пережитый совместно опыт"
Реклама 29
- Кто такие "миллениалы" и почему все о них говорят? Чем это поколение отличается от прочих?
- Миллениалы - это понятие, обозначающее смену тысячелетий; речь идет о поколении, родившемся в 1982-2002 годах. Его придумали американцы Уильям Штраус и Нил Хоув в работе "Поколения: история американского будущего" и развернули в целую доктрину циклической смены четырех поколений. Но для меня эти построения американских исследователей выглядят довольно проблематично. Уверенность в том, что существуют четкие поколенческие циклы, - это довольно наивный схематизм, в чем-то это похоже на натуралистическую теорию пассионарности Льва Гумилева.
- "Наши" миллениалы росли в условиях 90-х годов. Чем они в результате отличаются от благополучных западных и чем они похожи?
- В классической теории поколений, сформулированной социологом Карлом Мангеймом на фоне масштабных катаклизмов ХХ века, поколение - это отнюдь не хронологический феномен. Поколенческая общность - не возраст, а пережитый совместно опыт - опыт участия в общей "исторической судьбе", в масштабных общественных катаклизмах. Например, Вторая Мировая война сформировала такой опыт как для участвовавшего в ней, так и для последующего послевоенного поколения.
Американская же теория миллениалов завязана не на масштабные исторические катаклизмы, а на изменение рынка, системы медиа-коммуникаций и т. д. Но считать, что этот опыт обладает таким же размахом, единством и тотальностью, как, например, мировые войны, - явное преувеличение.
Другое дело, если мы говорим о России. Здесь совершенно очевидно произошло Событие - крушение советской системы. Если и говорить о поколениях в нашем контексте, то рубеж проходит именно здесь. Есть люди, имеющие осознанный опыт перехода из советского в постсоветское общество, - и все остальные. Первые в каком-то смысле являются носителями травматического опыта - как и все свидетели больших исторических катаклизмов.
Теория поколений не случайно кристаллизуется в период между двумя мировыми войнами - это, действительно, результат массовых драматических событий ХХ века. И хочется надеяться, что подобный опыт не повторится: общность исторической судьбы - это довольно жестокая вещь.
- А что особенного в следующем за миллениалами поколении - в сегодняшних тинейджерах? И как ученые называют их?
- В той же американской научной публицистике давно фигурируют поколения X, Y, Z. Тинейджеры - все же старый термин. Видно, что в стремлении к сенсационному поиску каких-то еще более новых поколений исчерпан уже весь алфавит. Поэтому довольно проблематично найти термин для нынешних школьников - пора заходить на новый круг в поиске новых поколенческих сенсаций.
Но условия для жесткого разделения поколений исчезли. Наша жизнь теперь слишком дифференцирована для того, чтобы формировать единый опыт исторической судьбы. Но у современных молодых людей существует потребность в самоидентификации. Отсюда такой спрос на разные концепты - бобо, хипстеры и т. д. Говорить об этих группах как о поколениях - преувеличение. Различия формируются здесь прежде всего стилистически - как различия в образе жизни, и даже еще проще - в моде и стандартах потребления. Важнее другая важная для культуры тема - взросление.
"Конструкции “детство”, “молодость”, “взрослость” уже начинают размываться"
- Если взросление - это полное постижение правил окружающего мира, то получается, что в современном сверхдинамичном мире взросление не наступает? Взрослых больше нет?
- Детство - относительно недавняя культурная конструкция, возникшая стараниями литераторов и философов в ходе формирования общества модерна. Вспомним романтическую идею Руссо, что цивилизация портит природу человека, поэтому ребенок вводится здесь как культурный образ неиспорченного начала.
В русской культуре яркий представитель этой точки зрения - Лев Николаевич Толстой в свой ранний период: испорченные взрослые не должны воспитывать - то есть портить - детей. В итоге со временем ребенок перестал быть просто маленьким взрослым: возникла детская психология, детская литература, педагогика свободного воспитания. Позже, во второй половине XX века, появилась особая возрастная страта - молодежь.
"Детство", "молодость", "взрослость" - конструкции, находящиеся в постоянном движении. В классической, восходящей к античности, модели взрослый - это человек, которому не надо больше учиться. Который овладел всеми своими способностями и теперь реализует себя во всей полноте своих сил. Но модерн с его чрезвычайно высокой и прогрессирующей динамикой изменений делает понятие взрослости - акмэ - проблематичным.
Традиционное аграрное общество обладает очень низкой динамикой изменений. Жизнь мало в нем меняется на протяжении многих поколений. Современное общество, общество модерна обнаруживает себя тогда, когда наша жизнь начинает существенно отличаться от жизни наших родителей. Семья больше не обеспечивает овладение навыками для жизни в обществе - она не справляется с этой задачей в силу возросшей скорости перемен. Возникновение современных образовательных институтов, система которых постоянно расширяется и усложняется, - реакция в том числе на эту новую ситуацию.
Сегодня эта проблема образования финализируется в концепте lifelong learning - образования на протяжении всей жизни. Это означает, что наш мир больше не дает вам возможности стабилизировать свою взрослость, вы всегда находитесь в позиции ученика. Немецкий философ Одо Марквард выразил это емким афоризмом - "Люди больше не взрослеют".
- И как с этим справляются разные поколения?
- Возникают стабилизирующие механизмы. Только культура модерна обладает историческим сознанием в разных проявлениях - от исторических гуманитарных наук до развитой системы музеев и памятников. Напряженный интерес к истории - следствие высокой динамики модерна и в то же время форма ее компенсации. Мы стремимся зафиксировать прошлое, так как слишком быстро меняется привычный мир настоящего.
C другой стороны, инфантилизация фиксируется в индустрии моды и на рынке образов жизни. Повсеместно развивается стремление выглядеть молодым.
"Законодатели загоняют детство на хорошо отгороженную от взрослых проблем территорию"
- В недавних протестных акциях в городах России неожиданно приняли участие совсем молодые люди - школьники и студенты младших курсов. С чем связана такая политическая активность?
- В современной культуре под угрозой находится модель "акмэ", взрослого человека. Но на ситуацию переопределения возрастных границ можно взглянуть и иначе. Нейл Постман сформулировал это так - в современной медийной культуре исчезает детство. Взрослые отличаются от детей тем, что у них есть секреты: детям закрыт доступ к некоторым аспектам жизни взрослых. В классической европейской культуре границы этого мира связаны, в частности, с книгой. Чтобы стать взрослым, нужно было овладеть искусством чтения и понимания сложных текстов.
Но сегодня мы живем в мире, где господствует визуальная культура - в нее погружена масса людей, участвующих в современных коммуникациях. В отличие от текста, визуальный образ самоочевиден и самопонятен. В современной цифровой среде эти образы распространяются моментально и всегда доступны. И взрослым все труднее сохранять свои секреты, по крайней мере - в части поверхностного знакомства с ними. Но они, конечно, стараются это делать.
Законодатели на нормативном уровне много лет стремятся зафиксировать детство в его особых границах, все ожесточеннее вводя возрастные ограничения. Загоняют детство на хорошо отгороженную от взрослых проблем территорию.
Но плотину все равно где-то постоянно прорывает. Появляется бодрый политический ролик, исполненный обличительного пафоса, и вдруг подростки оказываются на политической прогулке на улице. Они вдруг оказываются как бы в курсе актуальной политической повести дня.
Но является ли такая осведомленность политической активностью? По гамбургскому счету - едва ли, скорее этой обычный для цивилизации модерна романтический протест против "системы", то есть скучного мира взрослых. Но это не означает, что романтический протест не может иметь политических последствий.
Полицейский снимает с фонарного столба двух школьников на митинге против коррупции в Москве 26 марта 2017 года
"Автозак выполняет функцию экстремального туризма"
- СССР исчез, потому что, в частности, этому обществу не удалось решить проблему цивилизационной динамики. Все-таки суть цивилизации модерна - высокая скорость изменений. Советский застой - это невыполнение этого базового условия.
В современных доминирующих общественных настроениях основной нерв - желание "стабильности". Они имеют множество измерений, включая недовольство постоянной сменой "правил игры" - в бизнесе, сфере образования и т. д. Это требование является естественным следствием переживания неопределенности, невозможности зафиксировать правила подвижной реальности.
В самом деле - даже за последние годы мы пережили глубокие сдвиги, затрагивающие широкие слои населения. Но у некоторых групп молодежи, тем не менее, возникает ощущение дефицита изменений. Отсюда выдвижение романтического требования, которое давно выразила группа "Кино": "Перемен! - требуют наши сердца".
Это означает, что человек воспринимает свою жизнь как повторяющуюся рутину, в которой не видно просвета. Можно считать это требование инфантильным, но это не отменяет его динамических последствий. Мораторий на рутину может реализоваться разными способами, но в любом случае нужна сильная эмоциональная встряска.
Это в значительной степени объясняет Болотную площадь или недавние шествия. Общая прогулка, мемчики, веселое нерутинное общение с элементом риска. Такое приключение для одних может закончиться в автозаке, для других - общением с новыми друзьями в баре. В ряде случаев автозак здесь выполняет функцию экстремального туризма. Но государство все же не вполне безобидный аттракцион - для некоторых эта встряска завершается, как мы знаем, драматически.
В любом случае запрос на перемены имеет место для определенных слоев - прежде всего, молодежи. Государственная культурная политика в этой сфере, мне кажется, сейчас не разрешает, а усугубляет эту проблему. Неотрадиционализм, акцент на "традиционных ценностях" - это не лучшее лекарство для удовлетворения живого запроса на перемены, на цивилизационную динамику.
Задержание на митинге в Москве 26 марта 2017 года
"Мы все ели в столовках одни и те же котлеты"
- Попытки привить молодежи некую мораль и идеологию сверху обычно терпят неудачу. Что сейчас может послужить альтернативой "Моральному кодексу строителя коммунизма"?
- Любое тоталитарное общество - это общество, отрицающее традиционную мораль и апеллирующее к моральным сверхценностям: освободить из оков эксплуататоров класс, которому "нечего терять, кроме своих цепей"; спасти жизнь своей расы; установить общество всеобщей справедливости. Сверхморальные цели ведут к отрицанию традиционной и религиозной морали, которая клеймится как обывательская, мещанская, филистерская. Повседневному здравому смыслу мещанина - буржуа и горожанина - противопоставляется сверхчеловек, сверхценность утопии: "Безумству храбрых поем мы песню!" Самые жестокие режимы возникали тогда, когда какие-то группы людей уполномочивали себя изменять современность во имя прекрасного будущего.
Когда такой сверхморальный режим перестает действовать или ослабляет свою хватку, происходит откат к нормам традиционной морали. "Моральный кодекс строителя коммунизма" формулируется тогда, когда советский режим переходит в свою вегетарианскую фазу. Причем есть сведения, что его создатели осознанно включили туда ряд норм, созвучных библейским, хотя и оставили обрамление в виде убийственных коммунистических формул, вроде "нетерпимости к врагам коммунизма", которые в застойный период окончательно превратились в пустые церемониальные формулы. Поэтому когда патриарх Кирилл недавно сказал, что в СССР мораль "в целом оставалась христианской", - он в каком-то смысле прав.
Восстановление обычной морали, которая имеет более или менее общее содержание во всех традиционных религиях и основных философско-этических доктринах, представляло собой компенсаторное восстановление. То есть оно представляет собой движение, компенсирующее предшествующую целенаправленную политику искоренения этой морали. Религиозный или около-религиозный ренессанс, которые продолжает разворачиваться после полного исчезновения советской нормативной идеологической рамки, продолжает эту тенденцию нормализации морального состояния общества. Это своего рода органической процесс в жизнеспособных обществах.
Что касается молодежи, то, по моим наблюдениям, она морально даже более консервативна, чем люди, имевшие советский опыт двоемыслия. Это хорошо видно на Кавказе, где проводниками неорелигиозной морали часто становятся именно молодые люди. Важно, конечно, видеть риски этого процесса: рискованные сверхморальные установки могут возникать не только на секуляризованной, но и на религиозной почве.
- Молодые ценят совсем не те книги, фильмы и песни, которые им предлагают и которые ценились раньше. Почему?
- Да, это обычные сетования нынешних старших поколений: как же так, ребенок не читал "Анну Каренину" или "Оливера Твиста"! Я не разделяю этого алармизма. Все же люди, вышедшие из советского прошлого, жили в очень гомогенной культуре. Массовые коммуникативные коды взрослого поколения - это цитаты из ограниченного числа советских фильмов. Условно говоря, мы все ели в столовках одни и те же котлеты, читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы. Конечно, не стоит упрощать советскую культуру, в ней было множество ниш и складок, но мы говорим здесь о доминирующем типе.
Сегодня иная культурная ситуация, иная медийная среда. Она намного богаче, намного более дифференцирована и сложна. Фрагментация является неизбежным следствием этой сложности: рост возможностей ведет к росту неоднородности. И все эти рассуждения, что молодежь ничего не читает, не слушает, не смотрит - полная ерунда. Они читают, слушают и смотрят, но, конечно, не одно и то же, и явно не то, что читали, слушали и смотрели представители взрослых поколений.
Но до какой-то степени и здесь есть общие интегрирующие механизмы: масскульт, блокбастеры. Когда последние "Пираты Карибского моря" - фильм невыдающийся в сравнении с первыми частями - дает в России рекордные сборы, это говорит о том, что он выполняет интегрирующую функцию по отношению к тому поколению, которое выросло на этом фильме.
"Хороший блокбастер и есть интеллектуальное кино"
- А чем замена интеллектуального кино на блокбастеры грозит нашему миру?
- Я бы не сказал, что существует такая проблема. В нормально отлаженной киноиндустрии все прекрасно понимают, что авторское кино, артхаус - необходимый для выживания эстетический эксперимент; за счет него только и могут обновляться сами блокбастеры, это питательная среда для развития массового, жанрового кинематографа. Но при этом хороший блокбастер и есть интеллектуальное кино, сложный продуманный продукт, выверенный с точки зрения ценностного месседжа и эстетических средств его реализации.
Но есть специфическая российская проблема: мы не умеем снимать блокбастеры, кино, которое с удовольствием смотрели бы множество людей не только в России, но и за рубежом. Все декларируемые много лет попытки снять будь то боевик, будь то "Спасти рядового Райана" оборачиваются неудачами.
Этому есть, видимо, две основные причины. Во-первых, отсутствие традиции. В советский период отсутствовало понятие блокбастера - фильма, ориентированного на максимизацию кассовых сборов. Были другие системы координат - идеологическая, творческая, но не рыночная. В постсоветский период кино сдвинулось в фестивальный, авторский спектр. В этом нет никакой проблемы, если принимать как нормальное состояние глобальное разделение культурного труда - национальные традиции занимают разные ниши. Но если современная российская культура заявляет глобальные амбиции, тут есть повод для сетований. Вторая причина - это, видимо, качество творческой элиты. Массовый блокбастер - это не бином Ньютона, но всё же для его создания требуется определенный художественный и интеллектуальный уровень.
Если творческая элита имеет замкнутый, клановый характер, не ротируется и не обновляется, то нельзя ожидать прорывов.
"Советское общество было чрезвычайно бедно в плане возможности отличить себя от других"
- Вместе с соответствующими кино и литературой уходит в прошлое и традиционная интеллигенция. Что это предвещает в будущем?
- Еще 10 лет назад я считал, что доставшаяся нам в наследство от советского периода фигура интеллигента в новых условиях размывается, и его место занимает интеллектуал, более функциональная фигура, играющая свою роль на стыке медиа и институтов знания.
Одна из тонких теорий, объясняющих феномен советской интеллигенции (она принадлежит Александру Кустареву), трактует ее как результат того, что советское общество было чрезвычайно бедно в плане возможности отличить себя от других. Возникал спрос на символические способы формирования таких различий: в частности, посредством отнесения себя к группе "интеллигенции" или "подлинной интеллигенции".
Сегодня возможностей для дифференциаций предостаточно, поэтому казалось, что и проблематика интеллигенции должна была утратить актуальность. Но эта теория, на мой взгляд, недооценивает значение организационных факторов, переоценивая значение символических. А именно, недооценивает инертность - или преемственность - традиционной интеллигенции, естественная среда воспроизводства которой - инфраструктура государственной культурной политики: музеи, библиотеки, театры. Причем эта группа умеет защищать себя и свою организационную среду.
Это не означает, что не возникает фигура интеллектуала. Но простой эволюции здесь не наблюдается. Впрочем, в этом нет ничего неожиданного для современной культурной ситуации: модерн - это одновременность разновременного. Собственно, это и делает нашу культурную жизнь сложной и интересной.
Anews, 05.06.2017
http://www.anews.com/p/70139273-est-lyudi-imeyushhie-sovetskij-opyt-i-est-vse-ostalnye/
Примечание: все выделения в тексте - мои.
Виталий Куренной - профессор, руководитель Школы культурологии и Лаборатории исследований культуры НИУ ВШЭ, научный редактор журнала "Логос".
"Поколение - это не возраст, а пережитый совместно опыт"
Реклама 29
- Кто такие "миллениалы" и почему все о них говорят? Чем это поколение отличается от прочих?
- Миллениалы - это понятие, обозначающее смену тысячелетий; речь идет о поколении, родившемся в 1982-2002 годах. Его придумали американцы Уильям Штраус и Нил Хоув в работе "Поколения: история американского будущего" и развернули в целую доктрину циклической смены четырех поколений. Но для меня эти построения американских исследователей выглядят довольно проблематично. Уверенность в том, что существуют четкие поколенческие циклы, - это довольно наивный схематизм, в чем-то это похоже на натуралистическую теорию пассионарности Льва Гумилева.
- "Наши" миллениалы росли в условиях 90-х годов. Чем они в результате отличаются от благополучных западных и чем они похожи?
- В классической теории поколений, сформулированной социологом Карлом Мангеймом на фоне масштабных катаклизмов ХХ века, поколение - это отнюдь не хронологический феномен. Поколенческая общность - не возраст, а пережитый совместно опыт - опыт участия в общей "исторической судьбе", в масштабных общественных катаклизмах. Например, Вторая Мировая война сформировала такой опыт как для участвовавшего в ней, так и для последующего послевоенного поколения.
Американская же теория миллениалов завязана не на масштабные исторические катаклизмы, а на изменение рынка, системы медиа-коммуникаций и т. д. Но считать, что этот опыт обладает таким же размахом, единством и тотальностью, как, например, мировые войны, - явное преувеличение.
Другое дело, если мы говорим о России. Здесь совершенно очевидно произошло Событие - крушение советской системы. Если и говорить о поколениях в нашем контексте, то рубеж проходит именно здесь. Есть люди, имеющие осознанный опыт перехода из советского в постсоветское общество, - и все остальные. Первые в каком-то смысле являются носителями травматического опыта - как и все свидетели больших исторических катаклизмов.
Теория поколений не случайно кристаллизуется в период между двумя мировыми войнами - это, действительно, результат массовых драматических событий ХХ века. И хочется надеяться, что подобный опыт не повторится: общность исторической судьбы - это довольно жестокая вещь.
- А что особенного в следующем за миллениалами поколении - в сегодняшних тинейджерах? И как ученые называют их?
- В той же американской научной публицистике давно фигурируют поколения X, Y, Z. Тинейджеры - все же старый термин. Видно, что в стремлении к сенсационному поиску каких-то еще более новых поколений исчерпан уже весь алфавит. Поэтому довольно проблематично найти термин для нынешних школьников - пора заходить на новый круг в поиске новых поколенческих сенсаций.
Но условия для жесткого разделения поколений исчезли. Наша жизнь теперь слишком дифференцирована для того, чтобы формировать единый опыт исторической судьбы. Но у современных молодых людей существует потребность в самоидентификации. Отсюда такой спрос на разные концепты - бобо, хипстеры и т. д. Говорить об этих группах как о поколениях - преувеличение. Различия формируются здесь прежде всего стилистически - как различия в образе жизни, и даже еще проще - в моде и стандартах потребления. Важнее другая важная для культуры тема - взросление.
"Конструкции “детство”, “молодость”, “взрослость” уже начинают размываться"
- Если взросление - это полное постижение правил окружающего мира, то получается, что в современном сверхдинамичном мире взросление не наступает? Взрослых больше нет?
- Детство - относительно недавняя культурная конструкция, возникшая стараниями литераторов и философов в ходе формирования общества модерна. Вспомним романтическую идею Руссо, что цивилизация портит природу человека, поэтому ребенок вводится здесь как культурный образ неиспорченного начала.
В русской культуре яркий представитель этой точки зрения - Лев Николаевич Толстой в свой ранний период: испорченные взрослые не должны воспитывать - то есть портить - детей. В итоге со временем ребенок перестал быть просто маленьким взрослым: возникла детская психология, детская литература, педагогика свободного воспитания. Позже, во второй половине XX века, появилась особая возрастная страта - молодежь.
"Детство", "молодость", "взрослость" - конструкции, находящиеся в постоянном движении. В классической, восходящей к античности, модели взрослый - это человек, которому не надо больше учиться. Который овладел всеми своими способностями и теперь реализует себя во всей полноте своих сил. Но модерн с его чрезвычайно высокой и прогрессирующей динамикой изменений делает понятие взрослости - акмэ - проблематичным.
Традиционное аграрное общество обладает очень низкой динамикой изменений. Жизнь мало в нем меняется на протяжении многих поколений. Современное общество, общество модерна обнаруживает себя тогда, когда наша жизнь начинает существенно отличаться от жизни наших родителей. Семья больше не обеспечивает овладение навыками для жизни в обществе - она не справляется с этой задачей в силу возросшей скорости перемен. Возникновение современных образовательных институтов, система которых постоянно расширяется и усложняется, - реакция в том числе на эту новую ситуацию.
Сегодня эта проблема образования финализируется в концепте lifelong learning - образования на протяжении всей жизни. Это означает, что наш мир больше не дает вам возможности стабилизировать свою взрослость, вы всегда находитесь в позиции ученика. Немецкий философ Одо Марквард выразил это емким афоризмом - "Люди больше не взрослеют".
- И как с этим справляются разные поколения?
- Возникают стабилизирующие механизмы. Только культура модерна обладает историческим сознанием в разных проявлениях - от исторических гуманитарных наук до развитой системы музеев и памятников. Напряженный интерес к истории - следствие высокой динамики модерна и в то же время форма ее компенсации. Мы стремимся зафиксировать прошлое, так как слишком быстро меняется привычный мир настоящего.
C другой стороны, инфантилизация фиксируется в индустрии моды и на рынке образов жизни. Повсеместно развивается стремление выглядеть молодым.
"Законодатели загоняют детство на хорошо отгороженную от взрослых проблем территорию"
- В недавних протестных акциях в городах России неожиданно приняли участие совсем молодые люди - школьники и студенты младших курсов. С чем связана такая политическая активность?
- В современной культуре под угрозой находится модель "акмэ", взрослого человека. Но на ситуацию переопределения возрастных границ можно взглянуть и иначе. Нейл Постман сформулировал это так - в современной медийной культуре исчезает детство. Взрослые отличаются от детей тем, что у них есть секреты: детям закрыт доступ к некоторым аспектам жизни взрослых. В классической европейской культуре границы этого мира связаны, в частности, с книгой. Чтобы стать взрослым, нужно было овладеть искусством чтения и понимания сложных текстов.
Но сегодня мы живем в мире, где господствует визуальная культура - в нее погружена масса людей, участвующих в современных коммуникациях. В отличие от текста, визуальный образ самоочевиден и самопонятен. В современной цифровой среде эти образы распространяются моментально и всегда доступны. И взрослым все труднее сохранять свои секреты, по крайней мере - в части поверхностного знакомства с ними. Но они, конечно, стараются это делать.
Законодатели на нормативном уровне много лет стремятся зафиксировать детство в его особых границах, все ожесточеннее вводя возрастные ограничения. Загоняют детство на хорошо отгороженную от взрослых проблем территорию.
Но плотину все равно где-то постоянно прорывает. Появляется бодрый политический ролик, исполненный обличительного пафоса, и вдруг подростки оказываются на политической прогулке на улице. Они вдруг оказываются как бы в курсе актуальной политической повести дня.
Но является ли такая осведомленность политической активностью? По гамбургскому счету - едва ли, скорее этой обычный для цивилизации модерна романтический протест против "системы", то есть скучного мира взрослых. Но это не означает, что романтический протест не может иметь политических последствий.
Полицейский снимает с фонарного столба двух школьников на митинге против коррупции в Москве 26 марта 2017 года
"Автозак выполняет функцию экстремального туризма"
- СССР исчез, потому что, в частности, этому обществу не удалось решить проблему цивилизационной динамики. Все-таки суть цивилизации модерна - высокая скорость изменений. Советский застой - это невыполнение этого базового условия.
В современных доминирующих общественных настроениях основной нерв - желание "стабильности". Они имеют множество измерений, включая недовольство постоянной сменой "правил игры" - в бизнесе, сфере образования и т. д. Это требование является естественным следствием переживания неопределенности, невозможности зафиксировать правила подвижной реальности.
В самом деле - даже за последние годы мы пережили глубокие сдвиги, затрагивающие широкие слои населения. Но у некоторых групп молодежи, тем не менее, возникает ощущение дефицита изменений. Отсюда выдвижение романтического требования, которое давно выразила группа "Кино": "Перемен! - требуют наши сердца".
Это означает, что человек воспринимает свою жизнь как повторяющуюся рутину, в которой не видно просвета. Можно считать это требование инфантильным, но это не отменяет его динамических последствий. Мораторий на рутину может реализоваться разными способами, но в любом случае нужна сильная эмоциональная встряска.
Это в значительной степени объясняет Болотную площадь или недавние шествия. Общая прогулка, мемчики, веселое нерутинное общение с элементом риска. Такое приключение для одних может закончиться в автозаке, для других - общением с новыми друзьями в баре. В ряде случаев автозак здесь выполняет функцию экстремального туризма. Но государство все же не вполне безобидный аттракцион - для некоторых эта встряска завершается, как мы знаем, драматически.
В любом случае запрос на перемены имеет место для определенных слоев - прежде всего, молодежи. Государственная культурная политика в этой сфере, мне кажется, сейчас не разрешает, а усугубляет эту проблему. Неотрадиционализм, акцент на "традиционных ценностях" - это не лучшее лекарство для удовлетворения живого запроса на перемены, на цивилизационную динамику.
Задержание на митинге в Москве 26 марта 2017 года
"Мы все ели в столовках одни и те же котлеты"
- Попытки привить молодежи некую мораль и идеологию сверху обычно терпят неудачу. Что сейчас может послужить альтернативой "Моральному кодексу строителя коммунизма"?
- Любое тоталитарное общество - это общество, отрицающее традиционную мораль и апеллирующее к моральным сверхценностям: освободить из оков эксплуататоров класс, которому "нечего терять, кроме своих цепей"; спасти жизнь своей расы; установить общество всеобщей справедливости. Сверхморальные цели ведут к отрицанию традиционной и религиозной морали, которая клеймится как обывательская, мещанская, филистерская. Повседневному здравому смыслу мещанина - буржуа и горожанина - противопоставляется сверхчеловек, сверхценность утопии: "Безумству храбрых поем мы песню!" Самые жестокие режимы возникали тогда, когда какие-то группы людей уполномочивали себя изменять современность во имя прекрасного будущего.
Когда такой сверхморальный режим перестает действовать или ослабляет свою хватку, происходит откат к нормам традиционной морали. "Моральный кодекс строителя коммунизма" формулируется тогда, когда советский режим переходит в свою вегетарианскую фазу. Причем есть сведения, что его создатели осознанно включили туда ряд норм, созвучных библейским, хотя и оставили обрамление в виде убийственных коммунистических формул, вроде "нетерпимости к врагам коммунизма", которые в застойный период окончательно превратились в пустые церемониальные формулы. Поэтому когда патриарх Кирилл недавно сказал, что в СССР мораль "в целом оставалась христианской", - он в каком-то смысле прав.
Восстановление обычной морали, которая имеет более или менее общее содержание во всех традиционных религиях и основных философско-этических доктринах, представляло собой компенсаторное восстановление. То есть оно представляет собой движение, компенсирующее предшествующую целенаправленную политику искоренения этой морали. Религиозный или около-религиозный ренессанс, которые продолжает разворачиваться после полного исчезновения советской нормативной идеологической рамки, продолжает эту тенденцию нормализации морального состояния общества. Это своего рода органической процесс в жизнеспособных обществах.
Что касается молодежи, то, по моим наблюдениям, она морально даже более консервативна, чем люди, имевшие советский опыт двоемыслия. Это хорошо видно на Кавказе, где проводниками неорелигиозной морали часто становятся именно молодые люди. Важно, конечно, видеть риски этого процесса: рискованные сверхморальные установки могут возникать не только на секуляризованной, но и на религиозной почве.
- Молодые ценят совсем не те книги, фильмы и песни, которые им предлагают и которые ценились раньше. Почему?
- Да, это обычные сетования нынешних старших поколений: как же так, ребенок не читал "Анну Каренину" или "Оливера Твиста"! Я не разделяю этого алармизма. Все же люди, вышедшие из советского прошлого, жили в очень гомогенной культуре. Массовые коммуникативные коды взрослого поколения - это цитаты из ограниченного числа советских фильмов. Условно говоря, мы все ели в столовках одни и те же котлеты, читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы. Конечно, не стоит упрощать советскую культуру, в ней было множество ниш и складок, но мы говорим здесь о доминирующем типе.
Сегодня иная культурная ситуация, иная медийная среда. Она намного богаче, намного более дифференцирована и сложна. Фрагментация является неизбежным следствием этой сложности: рост возможностей ведет к росту неоднородности. И все эти рассуждения, что молодежь ничего не читает, не слушает, не смотрит - полная ерунда. Они читают, слушают и смотрят, но, конечно, не одно и то же, и явно не то, что читали, слушали и смотрели представители взрослых поколений.
Но до какой-то степени и здесь есть общие интегрирующие механизмы: масскульт, блокбастеры. Когда последние "Пираты Карибского моря" - фильм невыдающийся в сравнении с первыми частями - дает в России рекордные сборы, это говорит о том, что он выполняет интегрирующую функцию по отношению к тому поколению, которое выросло на этом фильме.
"Хороший блокбастер и есть интеллектуальное кино"
- А чем замена интеллектуального кино на блокбастеры грозит нашему миру?
- Я бы не сказал, что существует такая проблема. В нормально отлаженной киноиндустрии все прекрасно понимают, что авторское кино, артхаус - необходимый для выживания эстетический эксперимент; за счет него только и могут обновляться сами блокбастеры, это питательная среда для развития массового, жанрового кинематографа. Но при этом хороший блокбастер и есть интеллектуальное кино, сложный продуманный продукт, выверенный с точки зрения ценностного месседжа и эстетических средств его реализации.
Но есть специфическая российская проблема: мы не умеем снимать блокбастеры, кино, которое с удовольствием смотрели бы множество людей не только в России, но и за рубежом. Все декларируемые много лет попытки снять будь то боевик, будь то "Спасти рядового Райана" оборачиваются неудачами.
Этому есть, видимо, две основные причины. Во-первых, отсутствие традиции. В советский период отсутствовало понятие блокбастера - фильма, ориентированного на максимизацию кассовых сборов. Были другие системы координат - идеологическая, творческая, но не рыночная. В постсоветский период кино сдвинулось в фестивальный, авторский спектр. В этом нет никакой проблемы, если принимать как нормальное состояние глобальное разделение культурного труда - национальные традиции занимают разные ниши. Но если современная российская культура заявляет глобальные амбиции, тут есть повод для сетований. Вторая причина - это, видимо, качество творческой элиты. Массовый блокбастер - это не бином Ньютона, но всё же для его создания требуется определенный художественный и интеллектуальный уровень.
Если творческая элита имеет замкнутый, клановый характер, не ротируется и не обновляется, то нельзя ожидать прорывов.
"Советское общество было чрезвычайно бедно в плане возможности отличить себя от других"
- Вместе с соответствующими кино и литературой уходит в прошлое и традиционная интеллигенция. Что это предвещает в будущем?
- Еще 10 лет назад я считал, что доставшаяся нам в наследство от советского периода фигура интеллигента в новых условиях размывается, и его место занимает интеллектуал, более функциональная фигура, играющая свою роль на стыке медиа и институтов знания.
Одна из тонких теорий, объясняющих феномен советской интеллигенции (она принадлежит Александру Кустареву), трактует ее как результат того, что советское общество было чрезвычайно бедно в плане возможности отличить себя от других. Возникал спрос на символические способы формирования таких различий: в частности, посредством отнесения себя к группе "интеллигенции" или "подлинной интеллигенции".
Сегодня возможностей для дифференциаций предостаточно, поэтому казалось, что и проблематика интеллигенции должна была утратить актуальность. Но эта теория, на мой взгляд, недооценивает значение организационных факторов, переоценивая значение символических. А именно, недооценивает инертность - или преемственность - традиционной интеллигенции, естественная среда воспроизводства которой - инфраструктура государственной культурной политики: музеи, библиотеки, театры. Причем эта группа умеет защищать себя и свою организационную среду.
Это не означает, что не возникает фигура интеллектуала. Но простой эволюции здесь не наблюдается. Впрочем, в этом нет ничего неожиданного для современной культурной ситуации: модерн - это одновременность разновременного. Собственно, это и делает нашу культурную жизнь сложной и интересной.
Anews, 05.06.2017
http://www.anews.com/p/70139273-est-lyudi-imeyushhie-sovetskij-opyt-i-est-vse-ostalnye/
Примечание: все выделения в тексте - мои.