Григорий ГОЛОСОВ о тенденции к персонализации политики
Дело не в сроке. Путин у власти почти 18 лет, но это не главная проблема
Авторитарные лидеры любят править долго. Демократические тоже
Владимир Путин произносит присягу на инаугурации, 2000
Владимир Путин находится у власти уже более 17 лет. Но это, конечно, не предел. Поль Бийя в Камеруне правит уже 42 года, а Жозе душ Сантуш в Анголе - 37. Конечно, Камерун и Ангола вполне традиционные тирании, стартовавшие в 70-е годы, когда чрезвычайно длительное правление диктаторов было скорее нормой, чем исключением. Да и вообще, среди 19 стран, избранные лидеры которых на данный момент обгоняют Путина по длительности правления, нет ни одной демократии.
Значит ли это, что демократия несовместима с длительным пребыванием у власти? Нет, не значит. Можно привести пример Франклина Рузвельта в США, который продержался более трех сроков. Правда, после этого такая возможность была исключена американской Конституцией. Были премьеры-долгожители в парламентских системах: в Австралии, в Канаде, в скандинавских странах. Современные случаи крайне немногочисленны, но все же следует упомянуть, что Ангела Меркель правит в Германии уже 12 лет. Уходить она пока не намерена. Совсем немного отстает от Путина премьер-министр крохотного государства Сент-Винсент и Гренадины Ральф Гонсалвеш, пришедший к власти в 2001 году. Так что фундаментального различия между демократией и диктатурой мы по этому признаку провести не можем.
По большому счету, дело тут не в цифрах. Если говорить по существу, то у сторонников несменяемости власти - будь то в демократиях или в диктатурах - есть один сильный аргумент. Это опыт. Находясь у власти, человек приобретает массу полезных и даже необходимых навыков, и все это богатство накопленного опыта пропадает зря, если он утрачивает власть в силу формальных ограничений. Такое случалось. Скажем, Дзюнъитиро Коидзуми ушел в отставку с поста премьер-министра Японии после пяти лет правления, оставаясь на пике политической формы и популярности. При этом он просто следовал правилам Либерально-демократической партии, которые предполагают ротацию лидеров. К власти он так и не вернулся. Многие японцы жалели об этом, потому что дела в стране после ухода Коидзуми пошли хуже.
Более того, можно утверждать, что современная демократия существует в условиях, которые располагают к длительному правлению даже больше, чем в прежние времена. Главное из таких условий - персонализация политики. Чтобы победить на современных выборах, надо добиться узнаваемости среди избирателей, то есть телезрителей. У них формируется личное отношение к политикам, которое не сводится к политическим программам и предвыборным обещаниям. И если отношение положительное или хотя бы нейтральное, то это дает ключ к победе на выборах. Понятно, что действующему правителю добиться пристального внимания избирателей легче, чем новичку. Причина проста: действующий лидер не сходит с телеэкранов в силу служебного положения, а оппозиционерам приходится прилагать к этому особые усилия.
Отсюда такое любопытное явление современной политики, как политические династии. Подчеркну, что для демократий это явление совершенно новое. Оно не имеет ничего общего ни с традиционными монархиями, ни с современными девиациями вроде Северной Кореи, которой семейство Кимов правит с момента основания государства. В таких режимах династическое правление органично. Саудовская Аравия и КНДР так устроены, что править там могут только члены известных семейств. Но Соединенные Штаты устроены иначе. Тем не менее, мы уже видели президентов Буша-старшего и Буша-младшего и чуть было не увидели в президентском кресле супругу Билла Клинтона, Хиллари. Причина та же самая, что и в предыдущем случае. Если известный политик уже не может участвовать в выборах, то на раскрутку его родственника потребуется меньше денег и усилий, чем на продвижение малоизвестного нового кандидата.
У персонализации политики есть еще одно последствие. Это нарастающее среди неискушенной публики представление о том, что власть в современном мире приобретает единоличный характер, осуществляется национальными лидерами без ограничений, в более или менее произвольном порядке. Применительно к авторитарным режимам это верно, но ничего нового тут нет. Так было всегда, с той только разницей, что сегодня диктатуры чуть более стыдливы, чем в прежние времена, и предпочитают прикидываться демократиями. Однако благодаря этой своей способности к мимикрии и титаническим пропагандистским усилиям современным диктаторам удается создать у многих людей ощущение, что и везде так. Кто правит в США? Конечно, Дональд Трамп. Остальное не важно.
Надо сказать, что и современные демократии вносят свой вклад в формирование этой массовой иллюзии. Если все дело в том, кто именно займет президентский пост, то наилучшие шансы занять его у того кандидата, который сможет доказать избирателям, что за его словами последуют дела. У меня есть программа, и я ее выполню вопреки всему. Никто меня не остановит. Без подобной риторики Трамп просто не смог бы выиграть выборы, да и другие кандидаты уже не могут без нее обойтись. Однако нынешнее бессилие Трампа достаточно красноречиво показывает, до какой степени эта риторика расходится с реальностью.
Тут мы подходим к действительно существенному различию между авторитаризмом и демократией. Дело не в длительности пребывания у власти, а в ее объеме. Тенденция к персонализации политики привнесла в нее много нового. Мы не можем исключить, что в обозримом будущем длительность пребывания у власти в демократиях вырастет. Правда, по этому параметру современный мир заметно отстает от того, что наблюдалось с 50-х до конца 80-х годов. Но условия налицо. Мы можем прогнозировать возникновение новых политических династий, хотя опыт Хиллари Клинтон не вдохновляет. И, конечно же, вера массовой публики во всесилие лидеров будет и дальше подогреваться как их собственными заявлениями, так и пропагандой авторитарных режимов.
Но все это не отменяет того обстоятельства, что демократически избранные лидеры действуют в условиях многочисленных, весьма эффективных ограничений, которые не позволяют им узурпировать власть. Именно поэтому демократия может позволить себе использовать опыт, накопленный индивидами вроде Ангелы Меркель, без особого риска скатиться в личную диктатуру. Если говорить о парламентской системе, которая и существует в Германии, то любые авторитарные тенденции Меркель были бы пресечены сначала внутри ее собственной партии, затем на уровне парламента, а в крайнем случае - на уровне судебной системы. Если говорить о президентской системе, то тут, как показывает пример Трампа, задействованы и эти механизмы, и базовый для этой системы механизм разделения властей.
Тенденция к персонализации политики естественна, и, как всякая стихийно пролагающая себе дорогу волна, она сопряжена со значительными рисками для существующего порядка. О том, что такие риски реальны, свидетельствует многое: скажем, недавняя авторитарная трансформация в Турции и нарастающие угрозы для демократии в Венгрии и Польше. Но тенденция есть тенденция, не больше и не меньше. В большинстве демократий мира ограничения пока срабатывают, причем таким образом, что если на одной чаше весов оказывается политический опыт, а на другой - угроза узурпации власти, то вторая чаша перевешивает. Именно поэтому чрезвычайно длительное правление остается свойством диктатур, а в демократиях встречается в редких и исключительных случаях.
Григорий ГОЛОСОВ - доктор политических наук. Директор петербургского проектного центра "Геликс", директор Межрегиональной электоральной сети поддержки, профессор сравнительной политологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Редактор журнала "Российское электоральное обозрение", член редакционных советов журналов Party Politics и Slavic Review, ассоциированный международный редактор журнала Europe-Asia Studies.
Автор монографий: "Российская партийная система и региональная политика", 1993-2003 СПб.; Изд-во" Европ. ун-та" в Санкт-Петербурге, 2006; Political Parties in the Regions of Russia: Democracy Unclaimed. Boulder, CO, and London: Lynne Rienner, 2004 (отмечена как Outstanding Academic Title Американской ассоциацией университетских библиотек); "Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика". М, "Весь Мир", 1999; учебник "Сравнительная политология" 3-е изд., перераб. и доп. СПб.; Изд-во "Европ. ун-та" в Санкт-Петербурге, 2001, и ряда других книг.
Автор публицистической книги "Демократия в России: инструкция по сборке".
Автор статей в сборниках научных трудов, отечественных и зарубежных журналах, в том числе: "Мировая экономика и международные отношения", "Общественные науки и современность", "Полис", Communist and Post-Communist Studies, Comparative Political Studies, Europe-Asia Studies, Government and Opposition, International Political Science Review, Journal of Communist Studies and Transition Politics, Party Politics, Political Studies, Pro et Contra, Revista Internacional de Estudos Politicos / International Journal of Political Studies, а также базы данных "Российская электоральная статистика".
Статья Electoral Systems and Party Formation in Russia получила приз Американской ассоциации политических наук Lawrence D. Longley Award как лучшая статья по проблемам политического представительства и избирательных систем, опубликованная в 2003 г.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Голосов,_Григорий_Васильевич
Republic (бывший Slon), 11.08.2017
https://republic.ru/posts/85779
Примечание: все выделения в тексте - мои.
ИЗ КОММЕНТАРИЕВ
Олег Мухаметдинов 5 дней назад 21:54
В сменяемости власти одно из самых главных достоинств - периодическое обнуление социальных противоречий. Три уровня антагонизма в любом социуме: несогласие, непринятие, ненависть.
У каждой власти есть свои противники, которые с чем-либо несогласны. Если власть со своими противниками не сотрудничает, не ищет компромисса, то рано или поздно сталкивается с непринятием - попытками осложнить власти жизнь. Протесты, митинги, демонстрации, ходы к царю и т.п. Если и дальше власть не слышит своих противников, то антагонизм может достигнуть такого уровня, что малейший повод родит толпу, объединенную ненавистью к власти. Бунты, восстания и революции происходят именно по такому сценарию.
Но чтобы несогласие вызрело в ненависть, всегда нужно время. Поэтому для развитого социума выгоднее пожертвовать пусть даже гениальным руководством, чем допустить риск накопления антагонизма.
Авторитарные лидеры любят править долго. Демократические тоже
Владимир Путин произносит присягу на инаугурации, 2000
Владимир Путин находится у власти уже более 17 лет. Но это, конечно, не предел. Поль Бийя в Камеруне правит уже 42 года, а Жозе душ Сантуш в Анголе - 37. Конечно, Камерун и Ангола вполне традиционные тирании, стартовавшие в 70-е годы, когда чрезвычайно длительное правление диктаторов было скорее нормой, чем исключением. Да и вообще, среди 19 стран, избранные лидеры которых на данный момент обгоняют Путина по длительности правления, нет ни одной демократии.
Значит ли это, что демократия несовместима с длительным пребыванием у власти? Нет, не значит. Можно привести пример Франклина Рузвельта в США, который продержался более трех сроков. Правда, после этого такая возможность была исключена американской Конституцией. Были премьеры-долгожители в парламентских системах: в Австралии, в Канаде, в скандинавских странах. Современные случаи крайне немногочисленны, но все же следует упомянуть, что Ангела Меркель правит в Германии уже 12 лет. Уходить она пока не намерена. Совсем немного отстает от Путина премьер-министр крохотного государства Сент-Винсент и Гренадины Ральф Гонсалвеш, пришедший к власти в 2001 году. Так что фундаментального различия между демократией и диктатурой мы по этому признаку провести не можем.
По большому счету, дело тут не в цифрах. Если говорить по существу, то у сторонников несменяемости власти - будь то в демократиях или в диктатурах - есть один сильный аргумент. Это опыт. Находясь у власти, человек приобретает массу полезных и даже необходимых навыков, и все это богатство накопленного опыта пропадает зря, если он утрачивает власть в силу формальных ограничений. Такое случалось. Скажем, Дзюнъитиро Коидзуми ушел в отставку с поста премьер-министра Японии после пяти лет правления, оставаясь на пике политической формы и популярности. При этом он просто следовал правилам Либерально-демократической партии, которые предполагают ротацию лидеров. К власти он так и не вернулся. Многие японцы жалели об этом, потому что дела в стране после ухода Коидзуми пошли хуже.
Более того, можно утверждать, что современная демократия существует в условиях, которые располагают к длительному правлению даже больше, чем в прежние времена. Главное из таких условий - персонализация политики. Чтобы победить на современных выборах, надо добиться узнаваемости среди избирателей, то есть телезрителей. У них формируется личное отношение к политикам, которое не сводится к политическим программам и предвыборным обещаниям. И если отношение положительное или хотя бы нейтральное, то это дает ключ к победе на выборах. Понятно, что действующему правителю добиться пристального внимания избирателей легче, чем новичку. Причина проста: действующий лидер не сходит с телеэкранов в силу служебного положения, а оппозиционерам приходится прилагать к этому особые усилия.
Отсюда такое любопытное явление современной политики, как политические династии. Подчеркну, что для демократий это явление совершенно новое. Оно не имеет ничего общего ни с традиционными монархиями, ни с современными девиациями вроде Северной Кореи, которой семейство Кимов правит с момента основания государства. В таких режимах династическое правление органично. Саудовская Аравия и КНДР так устроены, что править там могут только члены известных семейств. Но Соединенные Штаты устроены иначе. Тем не менее, мы уже видели президентов Буша-старшего и Буша-младшего и чуть было не увидели в президентском кресле супругу Билла Клинтона, Хиллари. Причина та же самая, что и в предыдущем случае. Если известный политик уже не может участвовать в выборах, то на раскрутку его родственника потребуется меньше денег и усилий, чем на продвижение малоизвестного нового кандидата.
У персонализации политики есть еще одно последствие. Это нарастающее среди неискушенной публики представление о том, что власть в современном мире приобретает единоличный характер, осуществляется национальными лидерами без ограничений, в более или менее произвольном порядке. Применительно к авторитарным режимам это верно, но ничего нового тут нет. Так было всегда, с той только разницей, что сегодня диктатуры чуть более стыдливы, чем в прежние времена, и предпочитают прикидываться демократиями. Однако благодаря этой своей способности к мимикрии и титаническим пропагандистским усилиям современным диктаторам удается создать у многих людей ощущение, что и везде так. Кто правит в США? Конечно, Дональд Трамп. Остальное не важно.
Надо сказать, что и современные демократии вносят свой вклад в формирование этой массовой иллюзии. Если все дело в том, кто именно займет президентский пост, то наилучшие шансы занять его у того кандидата, который сможет доказать избирателям, что за его словами последуют дела. У меня есть программа, и я ее выполню вопреки всему. Никто меня не остановит. Без подобной риторики Трамп просто не смог бы выиграть выборы, да и другие кандидаты уже не могут без нее обойтись. Однако нынешнее бессилие Трампа достаточно красноречиво показывает, до какой степени эта риторика расходится с реальностью.
Тут мы подходим к действительно существенному различию между авторитаризмом и демократией. Дело не в длительности пребывания у власти, а в ее объеме. Тенденция к персонализации политики привнесла в нее много нового. Мы не можем исключить, что в обозримом будущем длительность пребывания у власти в демократиях вырастет. Правда, по этому параметру современный мир заметно отстает от того, что наблюдалось с 50-х до конца 80-х годов. Но условия налицо. Мы можем прогнозировать возникновение новых политических династий, хотя опыт Хиллари Клинтон не вдохновляет. И, конечно же, вера массовой публики во всесилие лидеров будет и дальше подогреваться как их собственными заявлениями, так и пропагандой авторитарных режимов.
Но все это не отменяет того обстоятельства, что демократически избранные лидеры действуют в условиях многочисленных, весьма эффективных ограничений, которые не позволяют им узурпировать власть. Именно поэтому демократия может позволить себе использовать опыт, накопленный индивидами вроде Ангелы Меркель, без особого риска скатиться в личную диктатуру. Если говорить о парламентской системе, которая и существует в Германии, то любые авторитарные тенденции Меркель были бы пресечены сначала внутри ее собственной партии, затем на уровне парламента, а в крайнем случае - на уровне судебной системы. Если говорить о президентской системе, то тут, как показывает пример Трампа, задействованы и эти механизмы, и базовый для этой системы механизм разделения властей.
Тенденция к персонализации политики естественна, и, как всякая стихийно пролагающая себе дорогу волна, она сопряжена со значительными рисками для существующего порядка. О том, что такие риски реальны, свидетельствует многое: скажем, недавняя авторитарная трансформация в Турции и нарастающие угрозы для демократии в Венгрии и Польше. Но тенденция есть тенденция, не больше и не меньше. В большинстве демократий мира ограничения пока срабатывают, причем таким образом, что если на одной чаше весов оказывается политический опыт, а на другой - угроза узурпации власти, то вторая чаша перевешивает. Именно поэтому чрезвычайно длительное правление остается свойством диктатур, а в демократиях встречается в редких и исключительных случаях.
Григорий ГОЛОСОВ - доктор политических наук. Директор петербургского проектного центра "Геликс", директор Межрегиональной электоральной сети поддержки, профессор сравнительной политологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Редактор журнала "Российское электоральное обозрение", член редакционных советов журналов Party Politics и Slavic Review, ассоциированный международный редактор журнала Europe-Asia Studies.
Автор монографий: "Российская партийная система и региональная политика", 1993-2003 СПб.; Изд-во" Европ. ун-та" в Санкт-Петербурге, 2006; Political Parties in the Regions of Russia: Democracy Unclaimed. Boulder, CO, and London: Lynne Rienner, 2004 (отмечена как Outstanding Academic Title Американской ассоциацией университетских библиотек); "Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика". М, "Весь Мир", 1999; учебник "Сравнительная политология" 3-е изд., перераб. и доп. СПб.; Изд-во "Европ. ун-та" в Санкт-Петербурге, 2001, и ряда других книг.
Автор публицистической книги "Демократия в России: инструкция по сборке".
Автор статей в сборниках научных трудов, отечественных и зарубежных журналах, в том числе: "Мировая экономика и международные отношения", "Общественные науки и современность", "Полис", Communist and Post-Communist Studies, Comparative Political Studies, Europe-Asia Studies, Government and Opposition, International Political Science Review, Journal of Communist Studies and Transition Politics, Party Politics, Political Studies, Pro et Contra, Revista Internacional de Estudos Politicos / International Journal of Political Studies, а также базы данных "Российская электоральная статистика".
Статья Electoral Systems and Party Formation in Russia получила приз Американской ассоциации политических наук Lawrence D. Longley Award как лучшая статья по проблемам политического представительства и избирательных систем, опубликованная в 2003 г.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Голосов,_Григорий_Васильевич
Republic (бывший Slon), 11.08.2017
https://republic.ru/posts/85779
Примечание: все выделения в тексте - мои.
ИЗ КОММЕНТАРИЕВ
Олег Мухаметдинов 5 дней назад 21:54
В сменяемости власти одно из самых главных достоинств - периодическое обнуление социальных противоречий. Три уровня антагонизма в любом социуме: несогласие, непринятие, ненависть.
У каждой власти есть свои противники, которые с чем-либо несогласны. Если власть со своими противниками не сотрудничает, не ищет компромисса, то рано или поздно сталкивается с непринятием - попытками осложнить власти жизнь. Протесты, митинги, демонстрации, ходы к царю и т.п. Если и дальше власть не слышит своих противников, то антагонизм может достигнуть такого уровня, что малейший повод родит толпу, объединенную ненавистью к власти. Бунты, восстания и революции происходят именно по такому сценарию.
Но чтобы несогласие вызрело в ненависть, всегда нужно время. Поэтому для развитого социума выгоднее пожертвовать пусть даже гениальным руководством, чем допустить риск накопления антагонизма.