Олег КАШИН: Вернется ли из Америки в Россию мода на снос памятников?

Aug 16, 2017 09:30

В нынешней практике ставить монументы всем подряд запрограммирован неизбежный конфликт


Монтаж 16-метрового памятника князю Владимиру
Сто лет назад, летом 1917 года, на обложке «Нового Сатирикона» появилась характерная для того революционного времени карикатура «Как снимают памятники у них и у нас», простенький каламбур со словом «снимают» - «у них» вокруг какой-то конной статуи столпились люди с фотоаппаратами, «у нас» такую же конную статую, обвязав веревками, валят с постамента на землю. Век спустя географические пояснения можно менять местами - памятники сносят теперь у них, а не у нас. Волнения в Шарлоттсвилле начались из-за планов городских властей снести памятник генералу Ли, а жутковатое видео из Северной Каролины, где толпа свергает с пьедестала памятник солдатам (даже не генералам!) Конфедерации, если смотреть это видео русскими глазами, производит самое парадоксальное впечатление, как будто режиссер неправильно понял сценарий и ошибся с местом и временем действия. Снос памятников - это наше, фирменное, и даже если американцы снесут еще сто монументов, они все равно не догонят Россию, пережившую за сто лет три большие волны «деструктивного монументализма».
У нас сначала сносили памятники, как велел Ленин, «царям и их слугам», потом, в начале 60-х, площади очищали от каменных и бронзовых Сталиных, а спустя еще 30 лет, когда закончилась советская власть, начали сносить коммунистические памятники, и, наверное, это было критерием, по которому настоящую революцию можно отличить от номенклатурной имитации - кампания по сносу памятников, бодро начавшаяся с лубянского Дзержинского, захлебнулась в считанные часы, то есть от Калинина на Воздвиженке и от Свердлова на Театральной площади Москва избавиться успела, а Ленина на Калужской никто не тронул, потому что в середине 80-х его установкой руководил Владимир Ресин, ставший к августу 1991 года одним из руководителей города и сумевший защитить его от сноса под предлогом даже не исторической или художественной, а архитектурной ценности (в своих мемуарах Ресин пишет, что когда мэр Гавриил Попов предложил снести Ленина, он ответил, что «если уберем памятник, испохабим площадь, оставим ее без доминанты. Ленин вписан в пространство площади по законам архитектуры»).
В последующие годы памятники Ленину и другим большевистским вождям в России практически не трогали, а если трогали, то речь никогда не шла о сносе памятника в результате стихийного творчества масс - редких демонтированных Лениных в регионах обычно переносят в какое-нибудь менее статусное место, а не уничтожают. Большинство актов неорганизованного вандализма по отношению к памятникам описывается в том духе, что кто-нибудь пьяный залез на Ленина, и Ленин не выдержал, а если говорить о знаковых атаках на памятники, то чемпионом в этом смысле стоит назвать не Ленина, а Николая II работы Вячеслава Клыкова в подмосковном Тайнинском, которого левые радикалы в конце 90-х дважды взрывали до основания, но каждый раз памятник восстанавливали, и он стоит до сих пор, как, впрочем, и взорванный в 2009 году Ленин у Финляндского вокзала в Петербурге, которому неизвестные бомбисты проделали дыру в полах пальто, а городские власти, бережно восстановив памятник, спустя год после взрыва вернули его на место.
Иными словами, постсоветская Россия представляет собой практически идеальный образец государства, дорожащего монументальным наследием прошлых эпох. Памятники Ленину берегут, но при этом регулярно восстанавливают и те памятники, которые уничтожила советская власть - стоит выделить Александра II рядом с Храмом Христа Спасителя и памятник генералу Скобелеву, установленный на юго-западе Москвы и, пусть и вольно, воспроизводящий статую Скобелева, стоявшую перед зданием нынешней мэрии Москвы и снесенную большевиками. С начала XXI века в Москве появилось больше памятников, чем за всю ее прошлую историю - как будто выполняя кармический долг за все прошлые акты государственного вандализма, нынешняя власть увековечивает вообще всех, кто только приходит ей в голову, от Твардовского и Гамзатова на бульварах до мало кому известного академика Пилюгина на улице его имени или Калашникова в Оружейном переулке. Есть герои фильма «Офицеры» перед Министерством обороны, есть Жеглов и Шарапов на Петровке, 38, и там же стоит возвращенный на прежнее место бюст Дзержинского, убранный в 1991 году. Главной фигурой новой монументальной пропаганды в какой-то момент стал князь Владимир, увековеченный Салаватом Щербаковым у стен Кремля и явно подразумевающий не столько святого крестителя Руси, сколько его нынешнего верховного тезку.
Когда в начале 2014 года украинцы в Киеве ломали на куски стоявший в центре города с послевоенных времен памятник Ленину, и когда новая украинская власть в рамках начатой ею антисоветской кампании стала повсеместно избавляться от советского монументального и топонимического наследия, это стало своеобразной гарантией сохранения советского наследия в путинской России - нынешнему Кремлю очень важно вести себя так, чтобы разница между революционной Украиной и консервативной Россией была как можно более наглядна, а что может быть нагляднее памятников? Протестующие украинцы вряд ли об этом задумывались, но, ломая своего Ленина, они продлевали жизнь всем Лениным в России - от главного, мумифицированного, лежащего в Мавзолее, до последнего облезлого гипсового где-нибудь в самой глухой провинции.
Монументальный консерватизм путинской России как-то сам собой стал одной из определяющих черт всего путинского правления. У нас памятники не сносят, у нас их ставят, предпочитая такие, которые можно было бы поставить и 50, и 100 лет назад. Все спорные и бесспорные фигуры, расставляемые на улицах и площадях российских городов, по факту превращаются в главное материальное свидетельство путинской эпохи. И орловский Иван Грозный, и регулярно увековечиваемый Сталин, и Столыпин у Белого дома, и цари, и герои обеих мировых войн (в 2014 году в России поставили несколько памятников в честь Первой мировой) - все они так или иначе символизируют и исторические амбиции, и историческую же растерянность нынешней российской власти, которая хочет придумать себе образ будущего, но запутывается в образе прошлого. Эклектичный путинский план монументальной пропаганды явно нацелен на всеобъемлющее национальное примирение, но в любом навязанном примирении запрограммирован неизбежный конфликт. Трудно представить себе памятник князю Владимиру в любой послепутинской России - когда исчезнет магия одноименности с первым лицом, выяснится, что этот истукан только портит вид на Кремль, и даже очередной путинский преемник при случае тихо его перенесет куда-нибудь в «Музеон», ну а если смена режима будет сопряжена с какими-нибудь общественными потрясениями в любом, мягком или жестком майданном формате, то толпа, свергающая путинский монумент у стен Кремля - это то, что напрашивается практически в любом сценарии.
В зоне риска не только князь Владимир. Недовоеванная в 90-е десоветизация, как любой неразрешенный вопрос, рано или поздно даст о себе знать, и тема сохранения памятников Ленину и другим большевикам, какой бы незначительной она ни казалась теперь, так или иначе еще выстрелит - или какие-нибудь будущие демократы, придя к власти, начнут играть в Восточную Европу, повторяя украинскую декоммунизацию, или циники путинского типа, когда им в очередной раз понадобится чем-нибудь занять общество, устроят похороны Ленина и обеспечат соответствующую общественную дискуссию на годы вперед. Туманны и перспективы памятников царям, поставленных в наше время - ни Николай II, ни тем более Иван Грозный, как ясно из споров о них, не могут и вряд ли когда-нибудь смогут претендовать на бесспорный статус в общественном сознании. Прямо сейчас в Новосибирске разворачивается конфликт вокруг пострадавшего от вандала памятника Николаю II - церковь обвиняет мэра города в том, что это его выступления против царя спровоцировали нападение на памятник. Очевидно, конфликты такого рода будут возникать и дальше.
Когда в Америке или даже на Украине толпа сносит очередной памятник, велик соблазн, глядя на это с высоты российского вандального опыта, сказать, что у нас такое невозможно. «Невозможно» - это вообще слишком неудачное слово для России, в которой возможно все. Очередной всплеск мировой моды на снос памятников заставляет в очередной раз присмотреться к нашим улицам и площадям, чтобы угадать, кого и когда снесут первым.
Олег КАШИН - независимый политический журналист и публицист.
В 2003 г. окончил Балтийскую государственную академию рыбопромыслового флота по специальности "судовождение на морских путях".
В прошлом - корреспондент "Коммерсанта", "Известий", обозреватель журнала "Эксперт"; работал в журнале "Русская жизнь". В качестве сотрудника "Коммерсанта" был назван "Молодой Гвардией Единой России" "предателем" и "врагом всего российского народа". В ноябре 2010 г. Олег Кашин был жестоко избит и покалечен (по версии самого Кашина, за этим стоял Василий Якеменко, лидер прокремлевских движений "Идущие вместе" и "Наши"; впоследствии Якеменко проиграл Кашину судебный процесс по защите чести и достоинства). Активный участник массовых акций протеста, в 2012 г. Кашин был избран в Координационный совет российской оппозиции (по слухам, это послужило причиной его увольнения из "Коммерсанта").
О.Кашин ведет собственный сайт kashin.guru, сотрудничает со многими ведущими СМИ в качестве обозревателя и колумниста, в том числе с популярным интернет-изданием "Спутник и Погром". Автор еженедельной колонки на Deutsche Welle.
В 2011 г. опубликовал фантастическую повесть "Роисся вперде".
https://ru.wikipedia.org/wiki/Кашин,_Олег_Владимирович
http://svpressa.ru/authors/1540/


Republic (бывший Slon), 16.08.2017
https://republic.ru/posts/85845
Примечание: все выделения в тексте - мои.

памятник, Кашин, история, режим

Previous post Next post
Up