!! ГОРОД - Петр МИРОШНИК: Стихия и стихийное бедствие
Понятие «вандализм» возникло в обстоятельствах, понятных современным москвичам: в столицу империи пришли новые люди - они не разрушали город целенаправленно, они просто принесли с собой другой образ жизни
До шквалистого ветра (который повсеместно называют ураганом) в Москве 29 мая я часто задумывался, с какой целью в новостных лентах постоянно появляются сообщения об уровне погодной опасности очередного цвета, или о процентах месячной нормы осадков, выпавших в этот день.
Первое объяснение, приходящее в голову, - чтобы оправдать неспособность коммунальных служб чистить ливневую канализацию, когда идет дождь, убирать снег зимой и - дальше по списку. Конечно, спроектировать ливневую канализацию, соблюсти нормативы при вертикальной планировке улицы, а потом проконтролировать соответствие проекту того, что делает подрядчик - задача в наше время практически невыполнимая. А вот внести тему погоды с ее невероятными катаклизмами в число обязательных к освещению тем городских новостей - это очень просто, дешево и, на первый взгляд, даже похоже на заботу о жителях города. Правда, существует одно важное обстоятельство, о котором догадываются чиновники, распределяющие медиабюджеты: погода - это не городская тема, если речь не идет о значительных катаклизмах.
Город - соотношение природы и культуры
Сельский житель должен убрать хлеб до начала дождей, накрыть огурцы от заморозков - природа определяет его жизненные циклы. Город отличается от деревни не тем, что в домах много этажей. Город - это другое соотношение естественного и искусственного, природы и культуры. И если измерять это масштабом быта, главное отличие состоит в том, насколько человек в городе меньше зависит от погоды.
У горожанина - своя окружающая среда, в XXI веке он может прожить без теплой зимней одежды. Футляром, защищающим его тело от внешнего мира, служит целый город. Его греет метро или машина, а не шуба и шапка. Ему не нужны валенки зимой и сапоги весной, нога ступает только на отчищенный асфальт. От дождя защитит кафе, магазин, метро или автобусная остановка. Или не стоит упоминать автобусную остановку в городе, где остановки убивают людей?
Тогда лучше не упоминать и деревья. До XVIII века в городах не было деревьев. То есть, деревья были, но могли существовать только в двух статусах - плодоносящих в саду, или как признак запустения на заброшенном участке. Дерево в городе - не часть природной среды. Это такой же элемент городского дизайна, как фонтан на площади. А дерево, выросшее безнадзорно, может только помочь распространению пожара.
Огонь - еще одна стихия, поставленная городской жизнью в новые рамки. Специализированная профессиональная пожарная охрана - примета городской жизни, хотя и стала частью МЧС, которое «смотрит за всем». Мы понимаем и принимаем тот факт, что лесной пожар уничтожает лес на километры, но совершенно не готовы мириться с тем, что пожар в городе распространится на соседнее здание, а тем более, квартал. Стихии в городе подвластны человеку.
Реки в городе одеты в гранит, им запрещено выходить из берегов. А малые реки и ручьи вообще не показываются на поверхности, заключенные в подземные коллекторы. Правда, Москва только в 1930-е годы смогла усмирить реку, давшую имя городу, а многие российские города до сих пор живут с оглядкой на то, что весенний разлив прекратит на пару недель сообщение двух берегов. Но есть стихия, а есть стихийное бедствие.
Элементы городского пространства-убийцы
Я очень хорошо помню ураган 1998 года. Скорость ветра, по официальным данным, достигала тогда 31 метра в секунду. Здесь уже пора переходить к фактам. Ураганом в точном смысле этого слова считается ветер, скорость которого превышает 30 метров в секунду. 29 мая 2017 года ветер на уровне земли достигал скорости 20 метров в секунду.
Число жертв урагана 1998 года по разным сведениям составило от 8 до 11 человек. Разрушения были действительно серьезными. Сломанные зубцы кремлевских стен в количестве 12 штук, сдвинутые купола надвратной церкви Новодевичьего монастыря и поломанные кресты. Во многих районах были повалены все большие деревья. Я своими глазами видел упавшие балконы, а на улице, где я жил, завал из гигантских деревьев разбирали несколько дней. Википедия сообщает о 70 000 деревьев, упавших в тот день. Если вы не помните того урагана или не застали его, введите в поисковике запрос «ураган 1998». Фотографии впечатляют.
«Ураган» 29 мая и его последствия я наблюдал от начала до конца, находясь на улицах города. Больше всего меня поразили не поваленные деревья. Ветер валит деревья, это неизбежно. Грустно то, что большинство упавших деревьев, которые я видел, упали от того, что их корневая система была сильно повреждена «благоустройством».
Самым заметным признаком сильного ветра мне показались десятки дорожных знаков и светофоров, лежащих на земле. Не рекламные конструкции, не большие информационные щиты над трассами, а столь многочисленные дорожные знаки, надетые на трубы, торчащие вдоль московских улиц каждые несколько метров. Трубы эти, оказывается, были просто воткнуты в землю или асфальт на небольшую глубину. Иногда - всего на 20 сантиметров. Ровно так же была поставлена остановка, убившая людей.
По городским улицам летали заборы в бело-зеленую полоску и пластиковые ограждения. По двору - листы кровельного железа, оставленные рабочими, ремонтировавшими крышу. Все эти элементы городского пространства убивали и калечили людей. Официальная статистика сообщает о 16 погибших и около 170 раненых. При силе ветра значительно меньшей, чем в 1998 году, при несопоставимо меньших разрушениях и значительно меньшей длительности последнего катаклизма, жертвы оказались намного серьезней.
Самым простым было бы сейчас обвинить городское руководство в некомпетентности и даже халатности, приведшей к гибели людей. Действительно, любые из конструкций, сооружений и крыш - обязаны соответствовать нормативным для данной местности, ветровым и снеговым нагрузкам. И не низкоквалифицированные рабочие, реализующие грандиозные планы мэрии, должны знать, как глубоко в землю положено уходить ножкам остановки. На то есть огромный бюрократический аппарат, согласующий проектную документацию и контролирующий работы на соответствие проекту.
Но я не буду обвинять мэрию. Мне кажется, что когда обычный дождь или снег обозначаются как стихийное бедствие, а общество уверенно подхватывает эту мысль; когда дворники не знают, как колоть лед и убирать снег, когда в городе поливают асфальт и подметают траву, виноватых искать бесполезно. Полезней было бы разобраться в мировоззренческих причинах, заставляющих вменяемых, в основном, сограждан действовать, словно малые дети как перед лицом простых и решаемых задач, так и перед лицом настоящей опасности.
Дом сельского жителя - его крепость, для горожанина крепость - это город
В 2008 году в мире произошло символически важное событие - больше половины населения планеты оказались жителями городов. В России этот рубеж был формально преодолен в 1950-е. Я говорю «формально», потому что огромная часть сограждан имеет в паспорте местом прописки город такой-то, при этом повседневная жизнь этих людей от городской отличается принципиально.
Натуральное хозяйство и отсутствие стандартных для города бытовых удобств - это самая заметная часть проблемы. Есть масса незаметных повседневных практик, которые настолько глубоко сидят в людях, что даже десятилетия жизни в настоящем городе не делают их стопроцентными горожанами. Горожанин связан с пространством, в котором происходит его жизнь, намного более крепкими связями, чем прописка в паспорте или умение пользоваться лифтом и унитазом. Он еще и учит своего ребенка не путать эти два продукта технического прогресса. Как для города самым важным является четвертое измерение - его протяженность во времени, - так и степень, в которой человек является жителем города, проще всего измерять тем, какой временнóй дистанцией он определяет свою связь с этим местом. В идеале - это несколько поколений в прошлом, и хотя бы одно - в будущем. Дом сельского жителя - его крепость, для горожанина крепость - это целый город, любая брешь в этой твердыне делает незащищенными сразу всех жителей.
Понятие «устойчивость» - важнейшее определение не только для рекламной конструкции, дорожного знака или фонарного столба. Это понятие определяет суть города, и в определенном смысле оно синонимично понятию «недвижимость». «Устойчивое развитие», о котором нам рассказывают с телеэкранов ежедневно, - это не про экономику, понимаемую как движение денег. Это про институты и среду, про то, что завтра вы проснетесь в том же мире, в котором ложитесь спать сегодня. За ночь не сменится власть, а ваш дом не унесет ураганом.
Те же пятиэтажки, о которых любят говорить как о временном - на 30-40 лет - решении квартирного вопроса, это обязательные три-четыре поколения представителей одной семьи, живущие здесь одновременно или по очереди, но составляющие единое социально-культурное целое вместе с этим ландшафтом. Город делают городом не дома и асфальт, а поколения людей, «укоренившихся» на этой земле. Корни придают людям устойчивость, они же предотвращают эрозию почвы.
Принцип кочевника и принцип лесного жителя - коллапс для города
Отечественная урбанистика внешне копирует множество прогрессивных принципов, происходящих из тысячелетней европейской традиции жизни в городах. При этом практическое приложение этих принципов на местности дает отличные от европейских результаты. Там газон стригут 300 лет, а у нас пару столетий после монгольского завоевания не могли построить ни одного крупного каменного сооружения.
Возможная причина состоит в том, что отечественной урбанистике свойственны два нетипичных для европейских городов наследственных признака. Первый принцип происходит из степи.
Принцип кочевника - найти новое пастбище, если старое вытоптано. Степь уходит за горизонт: сегодня мы здесь, а завтра от нас не останется и следа. Кочевник идет за стадами, стада сами находят себе новые тучные пастбища, кочевник берет все, что ему нужно в каждом новом ландшафте, и не помнит, что он оставил позади себя.
Второй - принцип лесного жителя. «Дерево горит и гниет». Если деревянный дом покосился, надо рубить новый. Если пашня истощилась - надо сводить лес под новую пашню. Экстенсивный принцип жизнедеятельности глубоко укоренен в российской ментальности. Это не только про углеводороды и ресурсы в традиционном смысле. Ресурсами для культуры является все: материальное, духовное и - сам человек. Мысль о том, что старый дом лучше снести, людей переселить в другое место, а участок застроить и продать новым людям - абсолютная калька с ресурсной экономики, помноженной на принцип роста потребления.
Автобусную остановку не имеет смысла намертво крепить к земле не потому, что наплевать на строительные нормативы, а потому, что завтра ее надо будет переносить на другое место, а послезавтра - менять на новую.
Кочевник и лесной житель находятся в парадигме, в которой не имеет смысла беречь свой маленький кусочек пространства. От любой возникшей проблемы они уходят на новое место. Горожанин - тот, кто тысячелетиями отстраивается заново на том же месте, несмотря на наводнения, чуму или нашествие варваров.
Встречаясь в городе, эти два принципа дают взрывоопасную смесь. Город коллапсирует в черную дыру, когда «устойчивым развитием» называют ежедневную попытку начать все с чистого листа. Город перестает существовать, на его месте остаются только зеленые заборы - как вывеска «смена экспозиции» на дверях картинной галереи.
Когда мэра называют «оленеводом», кроме оскорбительного смысла здесь содержится и глубокое понимание несоответствия на архетипическом уровне. Каркас чума оленевода уходит в землю не глубже, чем новые дорожные знаки и ножки той автобусной остановки. Завтра утром ему нужно быстро разобрать свое жилище и перевезти на новое место. В каком-то смысле шквалистый ветер для городского жителя - враг, а для кочевника и лесного жителя - друг. Ведь они заняты общим делом - моментальной сменой картинки за окном.
Мне, как жителю города, совершенно не важно, ветер ли повалил деревья и сорвал крышу, работники ЖКХ, или они сделали это вместе. Понятие «вандализм» возникло в обстоятельствах, понятных современным москвичам: в столицу империи пришли новые люди - они не разрушали город целенаправленно, они просто принесли с собой другой образ жизни. Разруха, как известно, не старуха с клюкой: она в головах. Городская культура недоступна градоначальнику, но точно так же она недоступна большинству жителей столицы, которые не владеют элементарными навыками городской жизни. Нормальная городская жизнь, или урбанистика, или устойчивое развитие - это не программа реновации, замена бордюров и праздник варенья. Главный принцип жизни в городе - сделать так, чтобы элементы городской среды никогда не срывались с места и не убивали горожан. «Стоять» - самый подходящий глагол для существительного «город». Город - это то, что стоит, а не летает, какой бы ветер не дул.
Culttrigger, 05.06.2017
https://medium.com/@culttrigger/стихия-и-стихийное-бедствие-baae5a3356c7
Примечание: все выделения в тексте - мои.