Политолог Александр МОРОЗОВ о политическом пути Е.Евтушенко
Вне компромисса: каким был политический путь Евгения Евтушенко
Если построенная в России политическая система просуществует долго, то цена жизненного опыта таких людей, как Евтушенко, будет только расти
«Рамки свободы»
Чем был его путь, лежащий между советским идеализмом и диссидентством? Это не такой простой вопрос, как кажется. И именно он оказался в центре большинства некрологов. Тот способ «бытования» и проживания своей жизни, который нашел Евтушенко, нельзя описать через слово «компромисс», поскольку очевидно, что Евтушенко ни в каком компромиссе ни с чем не находился. Находясь внутри замкнутой системы, он действовал и чувствовал себя как «гражданин мира». Живя в системе идеологического контроля и - что важно - не опровергая его в целом, он реагировал на события в каждый момент, исходя из собственного представления об ответственности. Он был, несомненно, убежден, что только литература в России противостоит «мерзостям бытия». Он, несомненно, опирался на убежденность в том, что поэт должен быть «вольнодумцем». Принято писать, что поэтически он ориентировался на Маяковского. Его поэзия была публицистичной, социальной. Причем в его стихотворениях - там, где он обсуждает и досоветскую и советскую историю, все очень жестко. Он вполне открыто выражал свое понимание насилия, жестокости и унижения человека, которыми сопровождалась революция, а затем и сталинский термидор. При этом он был «советским человеком». И, как показал в своем знаменитом исследовании о советской повседневности историк Алексей Юрчак, он плавал как рыба в воде - в мире советских институций, оборачивая их по возможности в свою пользу.
Советский институциональный мир был таков, что его ограничительные рамки одновременно были и «рамками свободы». Если человек осваивал эти рамки, то они позволяли ему с помощью этих же институций реализовывать свою творческую свободу, разворачивая «рамки диктата» в свою пользу. Собственно, социализм восточного блока стоял после Сталина не на рамках террора, а на рамках, грубо говоря, «комсомольской творческой инициативы». И Евтушенко был идеальной фигурой этого периода - он был «инициативным комсомольцем», помноженным на драматическое пастернаковское переживание «потока истории».
Советский континуум социального поведения «людей слова» был устроен так. На одном краю располагался «административный тип лояльности», созданный еще Фадеевым, а затем унаследованный писателями-чиновниками, поднявшимися в советской системе за счет «партии». На другом краю находились писатели-диссиденты разной степени решительности. Одни после «проработок» выбрали путь эмиграции, другие были лишены права публиковаться и занимались переводами, сценариями и прочим трудом, не позволявшим капитализировать «имя». Между двумя этими полюсами находилось несколько типов активного нелояльного, но и не диссидентского социального поведения. При этом все они были результатом выработки осознанного отношения к опыту сталинизма и неудаче «оттепели». Все они были на грани риска. Риск заключался в том, чтобы уйти то ли в одну, то ли в другую крайность. Сохранить себя в такой системе - это значит найти внутренние обоснования проживать трагическую судьбу трех поколений - отцов, своего поколения и поколения детей, никуда «не убегая» и даже наоборот - уверенно оставаясь в самом центре этой вселенной, там, где плавится магма, там, где очень высокие температуры.
«Обживание системы»
Если путинской системе удастся продержаться долго, а она, несомненно, является попыткой создать некий не позднесоветский, но типологически близкий ему специфический мир, то цена жизненного опыта таких людей, как Евтушенко, будет расти. Видно, что путинизм уже прошел свой период «оттепели» и уже больше трех лет находится в периоде «нормализации», то есть попытки сохранить «систему». И уже сейчас видно, что формируются те же самые матрицы социального поведения - от бескомпромиссного антипутинизма (Каспаров) до карьерного лоялизма (Володин), между которыми залегают и позиция «возвышения голоса» (как у Сокурова), системного реформизма (как у Кудрина), «ложной ответственности за систему» (как у Павловского), мрачного признания необоримости «колеи истории» (как у Кончаловского). Каждой такой позиции можно найти аналог в позднесоветском мире.
Безусловно, это нежизнеспособный мир. Когда эпоха кончается и делается исторически герметичной, то все формы «обживания» человеком системы - за исключением оголтелого карьеризма бездарных подонков - начинают восприниматься - с исторической дистанции - как важный опыт утверждения человеком свободы в тех рамках, которые были не просто непреодолимы, а воспринимались им самим как онтология, как «такой мир, другого нет». Огромным достоинством его теперь уже завершенной биографии является то, что вскоре после крушения восточного блока он - будучи левым по взглядам - отказался участвовать в каких-либо «плясках ресентимента», как многие его коллеги по советскому литературному цеху. Просто уехал.
Писатель Михаил Берг в некрологе «Евтушенко как батька» сравнил его жизненную стилистику и стратегию с Лукашенко, который маневрирует между Россией и Европой, изображая в одну сторону одно, в другую - другое. Но мне кажется, это сравнение неточное. Скорее уж Твардовский был таким «батькой». А вот Евтушенко пытался ставить себя как «советский академик»-вольнодумец. Он считал, что в позднесоветском периоде есть такие заслуженные «люди своего цеха», в отношении которых не может быть репрессий. А такими были только академики. И создание «антологии русской поэзии» - это и был жест, обозначающий себя таким «академиком». Он хотел мыслить себя создателем литературной водородной бомбы, которому поэтому позволено больше внутри системы, чем другим. Это была не «лояльность», а сложно выстроенный «иммунитет». И у него это получилось.
Александр МОРОЗОВ - журналист, политолог. С 2010 г. - директор Центра медиаисследований Института истории культур УНИК, с 2011 г. - шеф-редактор "Русского журнала".
Окончил факультет журналистики и философский факультет МГУ им. Ломоносова.
Журналистскую карьеру начал в клубе "Алый парус" при "Комсомольской правде". После чего сотрудничал в "Учительской газете", "Пионерской правде", издавал эссеистский журнал "Параграф" и принимал участие в демдвижении. В середине 1990-х создал первое независимое агентство религиозных новостей "Метафразис". Публиковался в Slon.ru, Colta.ru, Forbes, OpenSpace.ru, журнале The New Times, а также в "Газете.ру", "Ведомостях" и "Русском журнале".
В разные периоды работал корреспондентом газеты, редактором издательства, редактором (продюсером) телепрограммы, спичрайтером, главным редактором интернет-журнала, сотрудником PR-агентства.
Номинант конкурса «Политпросвет» 2014 г. В 2014-2015 - приглашенный преподаватель Рурского университета г. Бохума (Германия). В 2015-2016 - сотрудник медиакомпании Deutsche Welle (Бонн, Германия). Как эксперт по российской внутренней политике выступал на конференциях и круглых столах в Берлине, Праге, Брюсселе, Вильнюсе и др.
Проживал в Праге, с 2015 г. живет в Германии.
ЖЖ: http://amoro1959.livejournal.com/.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Морозов,_Александр_Олегович
РБК, 03.04.2017
http://www.rbc.ru/opinions/politics/03/04/2017/58e200aa9a7947d041bb0508
Примечание: все выделения в тексте - мои.
Если построенная в России политическая система просуществует долго, то цена жизненного опыта таких людей, как Евтушенко, будет только расти
«Рамки свободы»
Чем был его путь, лежащий между советским идеализмом и диссидентством? Это не такой простой вопрос, как кажется. И именно он оказался в центре большинства некрологов. Тот способ «бытования» и проживания своей жизни, который нашел Евтушенко, нельзя описать через слово «компромисс», поскольку очевидно, что Евтушенко ни в каком компромиссе ни с чем не находился. Находясь внутри замкнутой системы, он действовал и чувствовал себя как «гражданин мира». Живя в системе идеологического контроля и - что важно - не опровергая его в целом, он реагировал на события в каждый момент, исходя из собственного представления об ответственности. Он был, несомненно, убежден, что только литература в России противостоит «мерзостям бытия». Он, несомненно, опирался на убежденность в том, что поэт должен быть «вольнодумцем». Принято писать, что поэтически он ориентировался на Маяковского. Его поэзия была публицистичной, социальной. Причем в его стихотворениях - там, где он обсуждает и досоветскую и советскую историю, все очень жестко. Он вполне открыто выражал свое понимание насилия, жестокости и унижения человека, которыми сопровождалась революция, а затем и сталинский термидор. При этом он был «советским человеком». И, как показал в своем знаменитом исследовании о советской повседневности историк Алексей Юрчак, он плавал как рыба в воде - в мире советских институций, оборачивая их по возможности в свою пользу.
Советский институциональный мир был таков, что его ограничительные рамки одновременно были и «рамками свободы». Если человек осваивал эти рамки, то они позволяли ему с помощью этих же институций реализовывать свою творческую свободу, разворачивая «рамки диктата» в свою пользу. Собственно, социализм восточного блока стоял после Сталина не на рамках террора, а на рамках, грубо говоря, «комсомольской творческой инициативы». И Евтушенко был идеальной фигурой этого периода - он был «инициативным комсомольцем», помноженным на драматическое пастернаковское переживание «потока истории».
Советский континуум социального поведения «людей слова» был устроен так. На одном краю располагался «административный тип лояльности», созданный еще Фадеевым, а затем унаследованный писателями-чиновниками, поднявшимися в советской системе за счет «партии». На другом краю находились писатели-диссиденты разной степени решительности. Одни после «проработок» выбрали путь эмиграции, другие были лишены права публиковаться и занимались переводами, сценариями и прочим трудом, не позволявшим капитализировать «имя». Между двумя этими полюсами находилось несколько типов активного нелояльного, но и не диссидентского социального поведения. При этом все они были результатом выработки осознанного отношения к опыту сталинизма и неудаче «оттепели». Все они были на грани риска. Риск заключался в том, чтобы уйти то ли в одну, то ли в другую крайность. Сохранить себя в такой системе - это значит найти внутренние обоснования проживать трагическую судьбу трех поколений - отцов, своего поколения и поколения детей, никуда «не убегая» и даже наоборот - уверенно оставаясь в самом центре этой вселенной, там, где плавится магма, там, где очень высокие температуры.
«Обживание системы»
Если путинской системе удастся продержаться долго, а она, несомненно, является попыткой создать некий не позднесоветский, но типологически близкий ему специфический мир, то цена жизненного опыта таких людей, как Евтушенко, будет расти. Видно, что путинизм уже прошел свой период «оттепели» и уже больше трех лет находится в периоде «нормализации», то есть попытки сохранить «систему». И уже сейчас видно, что формируются те же самые матрицы социального поведения - от бескомпромиссного антипутинизма (Каспаров) до карьерного лоялизма (Володин), между которыми залегают и позиция «возвышения голоса» (как у Сокурова), системного реформизма (как у Кудрина), «ложной ответственности за систему» (как у Павловского), мрачного признания необоримости «колеи истории» (как у Кончаловского). Каждой такой позиции можно найти аналог в позднесоветском мире.
Безусловно, это нежизнеспособный мир. Когда эпоха кончается и делается исторически герметичной, то все формы «обживания» человеком системы - за исключением оголтелого карьеризма бездарных подонков - начинают восприниматься - с исторической дистанции - как важный опыт утверждения человеком свободы в тех рамках, которые были не просто непреодолимы, а воспринимались им самим как онтология, как «такой мир, другого нет». Огромным достоинством его теперь уже завершенной биографии является то, что вскоре после крушения восточного блока он - будучи левым по взглядам - отказался участвовать в каких-либо «плясках ресентимента», как многие его коллеги по советскому литературному цеху. Просто уехал.
Писатель Михаил Берг в некрологе «Евтушенко как батька» сравнил его жизненную стилистику и стратегию с Лукашенко, который маневрирует между Россией и Европой, изображая в одну сторону одно, в другую - другое. Но мне кажется, это сравнение неточное. Скорее уж Твардовский был таким «батькой». А вот Евтушенко пытался ставить себя как «советский академик»-вольнодумец. Он считал, что в позднесоветском периоде есть такие заслуженные «люди своего цеха», в отношении которых не может быть репрессий. А такими были только академики. И создание «антологии русской поэзии» - это и был жест, обозначающий себя таким «академиком». Он хотел мыслить себя создателем литературной водородной бомбы, которому поэтому позволено больше внутри системы, чем другим. Это была не «лояльность», а сложно выстроенный «иммунитет». И у него это получилось.
Александр МОРОЗОВ - журналист, политолог. С 2010 г. - директор Центра медиаисследований Института истории культур УНИК, с 2011 г. - шеф-редактор "Русского журнала".
Окончил факультет журналистики и философский факультет МГУ им. Ломоносова.
Журналистскую карьеру начал в клубе "Алый парус" при "Комсомольской правде". После чего сотрудничал в "Учительской газете", "Пионерской правде", издавал эссеистский журнал "Параграф" и принимал участие в демдвижении. В середине 1990-х создал первое независимое агентство религиозных новостей "Метафразис". Публиковался в Slon.ru, Colta.ru, Forbes, OpenSpace.ru, журнале The New Times, а также в "Газете.ру", "Ведомостях" и "Русском журнале".
В разные периоды работал корреспондентом газеты, редактором издательства, редактором (продюсером) телепрограммы, спичрайтером, главным редактором интернет-журнала, сотрудником PR-агентства.
Номинант конкурса «Политпросвет» 2014 г. В 2014-2015 - приглашенный преподаватель Рурского университета г. Бохума (Германия). В 2015-2016 - сотрудник медиакомпании Deutsche Welle (Бонн, Германия). Как эксперт по российской внутренней политике выступал на конференциях и круглых столах в Берлине, Праге, Брюсселе, Вильнюсе и др.
Проживал в Праге, с 2015 г. живет в Германии.
ЖЖ: http://amoro1959.livejournal.com/.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Морозов,_Александр_Олегович
РБК, 03.04.2017
http://www.rbc.ru/opinions/politics/03/04/2017/58e200aa9a7947d041bb0508
Примечание: все выделения в тексте - мои.