Что ждет мир в 2017 г.? (А.Колесников, Н.Петров, В.Гельман, Т.Ворожейкина, Г.Сатаров, А.Аслунд) (2)
Начало:
http://loxovo.livejournal.com/7643862.html
Социолог Татьяна ВОРОЖЕЙКИНА попыталась разобраться в проблеме устойчивости путинского режима, который от созданных им же народу невзгод закаляется в войнах в Сирии и в Украине и лишь крепчает.
.jpg)
Татьяна ВОРОЖЕЙКИНА: - Почему мы переоценили экономическую, социальную и политическую нестабильность? Она оказалась больше, чем мы предполагали, и в 15-м, и в 16-м году. Вот я третий год участвую в этом, и мы всегда... Хотя я должна сказать, чуть-чуть оправдаться. Поскольку я всегда свое выступление пишу из-за краткости отведенного мне времени, то я сделала вывод такой... Прогноз в условиях полной неопределенности (это год назад) звучал, с моей точки зрения, так: не будет ничего, то есть будет развиваться инерционный сценарий, на его фоне может быть все. Я не была слишком оптимистична, но в некоторых вещах... я очень хорошо помню, что экономический коллапс мне казался вероятным на 50%. Говорю я об этом не для того, чтобы оправдаться, а поскольку я действительно вот этим вопросом, будучи приглашенной сюда, занялась очень внимательно: почему мы ошибаемся?
И я хочу сказать об одном элементе, который мне кажется очень важным, и который у нас все время находится в "слепом пятне" - в "слепом пятне" у большинства аналитиков. Речь идет о роли насилия и становления функционирования российского авторитарного режима. Я позволю себе напомнить, что вторая чеченская война привела Путина к власти, и стала важнейшим фактором институциональной деградации страны в правовой, культурной и психологической сферах. Насилие, право сильного, с тех пор стало социально и политически одобряемым, и что особо важно - одобряемым сверху. В то же время чеченская война и ее последствия для государства и общества в России практически не обсуждались в 2000-е годы. Я могу здесь привести целый ряд примеров своих личных усилий, обернувшихся ничем - ни прессой, ни исследователями. За исключением отдельных людей, таких, как Политковская или Эстемирова, которые заплатили за это жизнью. Точно так же в "слепом пятне" оказалась война, развязанная Российской Федерацией в Украине.
И так же в "слепом пятне" оказываются катастрофические последствия российского военного вмешательства в гражданскую войну в Сирии на стороне режима Асада. Я хочу назвать вещи своими именами: уничтожение Алеппо российской авиацией, бомбардировки гражданского населения и гражданских объектов - все это стоит в том же ряду утверждения насилия в качестве основного структурообразующего фактора российской внешней и внутренней политики. И очевидно, что участие России в сирийской войне является функцией внутренней политики и направлено на укрепление авторитарного режима Путина в условиях экономического кризиса и эрозии социальной поддержки. Эта эрозия была. Но надо признать, что институализация насилия оказалась очень успешной для режима. Об этом несколько под другим углом зрения господин Аслунд говорил, но это речь о том же самом. А институализация насилия компенсировала большинству населения ухудшение экономического положения, падение доходов, нарастающее и повсеместное нарушение социальных прав.
Власть в России укрепилась за последние три года - именно за те годы, когда мы каждый год ожидали ее сначала экономического краха, а потом всякого рода экономических трудностей. Власть в России по-прежнему - здесь я хочу сослаться на Юрия Александровича Леваду - остается осевым общественным институтом. Он говорил, что с середины XIX века общественно-политические конфликты в России концентрируются вокруг вопроса о власти как о главном осевом общественном институте. По сравнению с ним все проблемы выяснения отношений между различными социальными группами, классами, формами, правовыми и идеологическими принципами непременно отходили на второй план. Вот мы остались, если действительно считать середину XIX века, как говорит Левада, в той же ситуации.
И надо признать, что экспертное сообщество в России также сосредоточено практически исключительно на власти, отношениях группировок и лиц внутри нее. С этим, как мне кажется, и связан слабый прогностический потенциал. То, что происходит внутри общества, по сути дела... Я тут процитирую Кирилла Серебренникова. Он в своем замечательном выступлении на "Эхо Москвы" говорил об отдельной от государства жизни. Вот все это остается в нашем "слепом пятне". Если провести контент-анализ передач "Эхо Москвы", о чем говорят гости и о чем их спрашивают журналисты, я рискну предположить, что 90% говорят о власти и об отношениях внутри власти. Очень мало мы стремимся даже понять. Это тоже очередное "слепое пятно". Поэтому мы не можем конкретизировать вот то ощущение общего неблагополучия и неустойчивости, которое разлито в обществе. Мы по инерции мышления связываем это с властью - и промахиваемся в наших прогнозах. Потому что мы все время говорим только о власти.
И с этим связана, мне кажется, очень важная вещь: риск упустить реально важные и разрушительные процессы. Я здесь позволю себе сравнение. Я каждый раз потрясаюсь: о чем думали, говорили и писали люди сто лет назад. Там нет ни малейшего ощущения надвигающейся катастрофы. Я не провожу никаких параллелей, но вот это ощущение... Я тут поддержу то, что сказал Георгий Александрович [Сатаров]. Мы не знаем, произошло или нет, и мы так устроили свою экспертную жизнь, что у нас нет инструментов, чтобы определить, это произошло или нет. И это тоже о том, о чем говорил господин Аслунд. Никто не готов бороться за изменения. Потому что мы, собственно, не знаем, где это.
И у меня есть еще один сюжет, по которому я тоже хочу высказаться. Это вопрос о том, что происходит в мире: коррекция институтов или тектонический сдвиг. Я думаю, что в 2016 году мы столкнулись с проявлением структурного кризиса. Я не говорю (внимание!) об общем кризисе капитализма, я говорю о структурном кризисе, о сломе долговременной тенденции, которая сложилась после Второй мировой войны в развитых странах, в центрах системы. Речь идет о том, что ускоренные технологические изменения, скорость глобализации породили мощную и нарастающую социальную реакцию в развитых странах. "Ржавый пояс" в США, который никогда до этого не голосовал за республиканцев, массово проголосовал за Трампа. Пол Кругман говорит, что это результат в первую очередь технологических изменений, а не результат глобализации. То есть если закрыть в Мексике все заводы Форда, положение людей в Rust Belt не изменится, оно останется таким же. Потому что это прежде всего технологические изменения.
И то же самое относится к той поддержке, которую Марин Ле Пен массово получает в парижских пригородах - тех самых, которые все послевоенные десятилетия были оплотом левых и социалистических сил. И предвестия этому уже были. Вот здесь был упомянут Сильвио Берлускони. Я считаю, что Берлускони - это архетип, это прототип политика, того правопопулистского лидера, повсеместное восхождение которых мы наблюдаем во всех странах. Здесь я не соглашусь с Володей Гельманом. Их проявление было подспудно подготовлено. Можно, конечно, разговаривать о том, что происходило в Голландии, в Австрии, в Венгрии и т. д. Тем не менее, прорыв произошел в 16-м году. Речь идет, если резюмировать черты Берлускони, о предпринимательском подходе к политике. Партия как предприятие. Об отрицании морали и этики как политической слабости. Об открытой апелляции к цинизму как основе политики. И ложь, как ее основа, - то, что сейчас получило модное название "post-truth politics".
Виктор Орбан и Владимир Путин - политики того же типа. И Трамп (я здесь абсолютно согласна с господином Аслундом) мне видится в том же ряду. В 16-м году неожиданно выяснилось, что те, кого считали маргиналами, условно говоря - Орбан и Путин, они на самом деле возглавляют мейнстрим.
Михаил Соколов: - Географ и политолог Дмитрий ОРЕШКИН продолжил тему, найдя для новой ситуации в мире новое понятие - вождество.
Дмитрий ОРЕШКИН: - Что происходит в мире? Я думаю, что тектонический сдвиг. Он обусловлен рядом причин: демографических - пришло новое поколение, информационных - все сидят в Интернете, их будит Интернет. Одновременно при этом произошла стандартизация потребления - все примерно пользуются одними и теми же машинами, гаджетами и т. д. И при этом острая нужда в идентификации, в личном, национальном ощущении. Так что это естественно.
Глобальные изменения заключаются в том, что мы вошли во время вождей и, соответственно, популизма. В этом смысле абсолютно утрачена актуальность идей про холодильник и про экономику. Потому что, в общем, экономика примерно одинакова у всех. Не актуально. Актуален романтизм, актуальна идея, актуальны лидеры. Абсолютно неважно - левые популисты или правые популисты. Вожди консолидируют массы, они консолидируют их на основе лозунгов. Могут быть лозунги трамповские, могут быть лозунги берлускониевские, может быть СИРИЗА в Греции - все как угодно. Мы свои слова произносим впустую, потому что их не слышат, они не актуальны.
Что касается наших ошибок. Мы не в тех терминах описываем ситуацию. Это первое. Мы выполнили свою функцию. Мы - либералы гайдаровского типа. Страна получила нормальную рыночную экономику, нормальную конвертируемую валюту и нормальный уровень потребления. Эта проблема решена. Ну, в той или иной степени - псевдорыночная, околорыночная, монополистски рыночная - страна существует. Эти проблемы решены. И то, о чем мы сейчас толкуем, людей не возбуждает. Молодые люди уходят из этой аудитории. Им неинтересно, потому что мы для них пустословы или профессора с кафедры. А им нужна консолидирующая идея, которая может их возбудить, консолидировать.
Поэтому я думаю, что нам сейчас надо говорить не о государстве и не о кризисе государства, а о качественно новом явлении, которое применительно к России я бы назвал "вождеством". Разница в том, что государство - это прежде всего законы. Соответственно, в государстве есть выборы, которые идут по закону. Соответственно, в государстве есть оппозиция. А в вождестве есть вождь и сплоченный вокруг него народ. При этом синкретическое понятие народа объединяется с вождем. Он - символ народа. Оппозиции не может быть по определению. Могут быть только юродивые, которые вождю заявляют правду. То есть оппозиция деградировала до советского статуса "диссидентура". Ее специально до этого низвели, и она там оказалась. Она может заявлять какую-то вождю правду, говорить, что "мясо-то ты в пост напрасно ешь", но претендовать на власть она не может. И может быть, это правильно, а может быть, и неправильно, вопрос другой. Так что мы просто имеем сейчас другую реальность. Холодильник против вождя бессилен, потому что вождь объединяет нацию, он ведет ее в великий поход, он побеждает каких-то врагов. Он по определению подразумевает племя. Он по определению подразумевает движение. Он не стоит на месте, он куда-то ведет.
Так вот, теперь возвращаясь к последнему. Никогда раньше страна не была так подспудно внутри расколота. Выборы 16-го года это показали удивительно ярко. Самую высокую поддержку "Единой России" от доли не голосующего, а списочного электората, от общего списка избирателей показала Чеченская Республика - 91,4% всех избирателей республики как бы проголосовали за "Единую Россию". На втором месте Дагестан - там 78% от всего списочного состава. Третья - Кабардино-Балкария, потом Тува и прочие республики. И среди них единственная область, Кемеровская, которая тоже, по существу, является султанатом имени Амана Тулеева, вождя местного.
- А Самарская?
Дмитрий ОРЕШКИН: - Самарская - там 60%. Там был фальсификат, но это другая история.
Леонид Гозман: - Там всего 60%. О чем вы говорите?!..
Дмитрий ОРЕШКИН: - Всего 60% от голосующих. Потому что явка была невысокая. А здесь и явка как бы супервысокая, и показатель высокий.
А другая противоположность оси - это Петербург - 13% от списочного состава избирателей за "Единую Россию", Москва - 13,3%, Новосибирская область - 13,3%. То есть, скажем так, европеизированная часть страны спит и не поддерживает власть, а условный восток с невероятной консолидированностью поддерживает все инициативы, которые реализует центр.
Ситуация до деталей напоминает результаты голосования на референдуме 90-го года, когда 6 республик западного фланга вообще не участвовали в референдуме - три прибалтийских, Молдавия, Грузия и Армения. Плюс две республики промежуточного статуса - Казахстан и Украина - участвовали в этом референдуме с изменением вопроса. То есть они вставили туда такой термин, как "государственный суверенитет", в отличие от советских республик, суверенитет которых был непонятен, в этот референдум. Наоборот, 5 восточных республик, на первом месте Туркмения - 98%, и до Узбекистана - 93%, точно так же, как сейчас Чечня, Тува, Калмыкия и Кабардино-Балкария с Карачаево-Черкесией, поддержали Советский Союз.
Вот эта внутренняя скрытая диссимметрия (или асимметрия) между востоком и западом сегодня, как никогда, сильна. Москва и лидирующие регионы испытывают не фрустрацию пока еще, а когнитивный диссонанс. Они легли в спячку, они не понимают, что происходит. Им не нравится то, что происходит, но они не собираются его ниспровергать.
Внутри нарастает разница системы ценностей. Восточные республики идут по вождистскому пути. Чеченский пример - самый яркий. А европеизированная часть смотрит в другую сторону. Я не говорю, что у нас страна развалится. Ни в коей мере! Я говорю, что нарастают, и будут нарастать, внутренние скрытые, явно пока еще не проявляющиеся тенденции к разным системным ценностям, к дивергенции. Одна часть идет, условно, на восток, вторая часть неосознанно тянется к западу. При этом все большую роль играет восток, потому что при их супер организованной явке и консолидированности голосования депутатов, скажем, в Думе непропорционально много от условных электоральных султанатов. Это опасно.
Я не хочу сказать, что это завтра грохнется. Нет, ни в коей мере! Но точно так же, как во времена "застоя", накапливаются внутренние проблемы, которые... Когда появится какой-то вождь альтернативный, с новым языком, с новыми призывами, романтический, который пообещает, что он все переменит, - как только такой человек появляется, так вся эта система, кажущаяся нам очень устойчивой, инерционной и т. д., оказывается удивительно слабой.
Так что в ближайшем будущем ничего ждать не приходится. От нас, как идеологов условного либерализма, ждать ничего не приходится. Мы - отработанный материал. Мы свое дело сделали. Теперь другие люди будут говорить другие слова о том же самом, но на другом языке. А то, что в перспективе цельность Российской Федерации, которая сейчас гарантируется одним человеком и любовью, связанной с тем, что он ведет нас к новым и новым свершениям, в частности, за счет военных событий, где не очень-то хорошо все получается, так вот, внутренняя устойчивость этой системы сводится к этому человеку, как к гвоздю, на котором все висит. Как только с этим "гвоздем" что-то происходит - у нас в вождестве получается вакуум власти и ожидаемый кризис, в том числе, возможно, с военными конфликтами и с разделением страны по базовым, идейным, ценностным ориентациям.
Михаил Соколов: - Такой неутешительный прогноз дал политолог и географ Дмитрий Орешкин.
Политолог Андрей КОЛЕСНИКОВ - твердый сторонник инерционного сценария. Он уверен, что внутри путинского авторитаризма сегодня складывается брежневская ситуация.
Андрей КОЛЕСНИКОВ: - Никогда, например, не считал, что идет битва холодильника и телевизора. Всегда считал, что холодильник на стороне телевизора, а телевизор на стороне холодильника. Когда вы открываете холодильник - там телевизор, а в телевизоре показывают холодильник. И это принципиальное отличие от советской власти. У нас рыночная экономика, у нас есть еда, и она не исчезает, несмотря на наступление государства на экономику и всяких госкомпаний.
Был советский анекдот следующего содержания: Ленин показал, что кухарка может управлять государством, Сталин показал, что один человек может управлять государством, Хрущев показал, что дурак может управлять государством, а Брежнев показал, что можно не управлять государством вообще.
Мы привыкли думать о том, что мы живем при авторитарном режиме. На мой взгляд, это правда. Детали начинаются тогда, когда мы обсуждаем - гибридный это авторитаризм, персоналистский режим, нелиберальная демократия. Но я бы сказал, что на самом деле парадоксальным образом внутри этого авторитаризма складывается брежневская ситуация. Каждый занят сам собой. Ровно в этом безразличии народа к власти, власти к народу и кроется причина того, что ничего не взрывается. Некогда взрывать. Логика негативной адаптации к кризису - это "лишь бы не было хуже". Идти протестовать против власти, поскольку тебе меньше корма задают? Люди будут ждать, что им зададут корм с помощью бюджетов разных уровней - от власти, ни от кого-нибудь, поэтому они голосуют за власть.
Был чей-то ответ, по-моему, даже кто-то коммунистам ответил, когда коммунисты спросили на каком-то собрании у людей: "Вы же недовольны властью. Почему за нас не голосуете?". А ответ был: "Вот когда вы станете властью, тогда мы за вас будем голосовать". Это совершенно рациональное поведение. Да, это плохое равновесие. Так называемое "равновесие Нэша", когда никто не рискует двинуться первым, потому что тогда он ухудшает свое состояние. Власть не рискует двигаться, элиты не рискуют двигаться, даже если они либеральные, люди не рискуют шевелиться: уж лучше так, чем иначе. Да, это плохая инерция, между прочим. Мы живем внутри инерционного сценария, но инерция нехорошая. А она ведет к другому советскому анекдоту. Когда собирается очередной съезд правящей партии, диктор объявляет: "Всем встать! Политбюро внести!". Ведь несмотря на омоложение приближенного кадрового состава, этим все и может закончиться.
Кстати говоря, я совершенно не считаю, что тенденции дистанцирования ближнего круга от Путина методом омоложения, внедрения в этот ближний круг бюрократов без взглядов, технократов без взглядов, спецслужбистов, которые просто верные охранники, - это что-то новое, и вообще что-то новое привносят в эту систему. Природа режима не меняется, он остается тем же самым.
Скажите, пожалуйста, Кириенко может что-то изменить в этой системе? Ответ - нет. Может Кириенко отменить закон об "иностранных агентах"? Даже и пытаться не будет. Может Кириенко отменить "закон Димы Яковлева"? Даже пытаться не будет. Тогда почему кто-то говорит, что это либерализация какая-то. Ничего этого не будет.
Да, основа режима заложена 30 с лишним репрессивными законами, которые приняты с 2012 года. Новой Думе уже даже принимать законы не надо. Тем не менее, Дума, так называемые элиты, министерства, ведомства придумывают новые законы, наступая на уже как бы частные права людей. Курить уже нельзя нигде, в принципе. Вот они придумали антитабачную концепцию: люди, родившиеся в 15-м году, вообще не будут курить. Кто-то в Интернете написал: "Давайте сало отменим, потому что там холестерин. Правительство заботится о нас". Вот до такой степени. Передача церкви Исаакия - это из той же оперы. Им уже заняться нечем, вот они теперь этими мелочами займутся. Что там еще было? Лишение людей единственной жилплощади за долги.
Идет дальнейшее вторжение в те сферы, куда государство вообще никогда в жизни не вторгалось. И это инерционное движение, эта инерция будет продолжаться. Взорвется это или не взорвется? Я не знаю. Когда взорвется, взорвется ли в принципе. Ресурсы этого режима оказались гораздо большими, чем мы могли предполагать два-три года назад, пять лет назад.
Консолидация народа - тоже плохая консолидация, потому что нация де-факто находится в состоянии войны. Эта консолидация вокруг флага. Rally around the flag. У нас есть из Вашингтона товарищи, они поймут, что вот это ралли сильно мобилизует население. И Путин - это уже не человек, это - символ, флаг, и вокруг него устраивается постоянное ралли. При этом эта модель сейчас будет подвергнута эрозии, если действительно Трамп начнет с нами дружить, если с нами будут дружить Фийон или Ле Пен. У нас исчезает постепенно внешний враг. И вокруг чего устраивать ралли - не очень понятно. Сирия уже начинает немножко утомлять и рутинизироваться, хотя эффект ее еще остается. Придется менять модели управления. А отсюда базовый вывод, что после 18-го года нас ждет в еще большей степени неопределенность, несмотря на кажущуюся стабильность этого инерционного сценария. И повторюсь, у меня нет ответа. Может быть, все будет продолжаться как сейчас после 18-го года, даже с тем же премьер-министром. Мы все гадаем: заменят Медведева или не заменят? "Какая разница!", - справедливо замечает Дмитрий Орешкин.
И я скажу, что важно. Не важны, например, выборы в парламент. Не важны выборы президента, потому что президент будет тем же самым. И это вообще не выборы, это референдум насчет одобрения деятельности или неодобрения деятельности Путина. Одобрит население деятельность Путина. Ближайшие важные выборы в нашей стране - это муниципальные выборы осенью этого года.
Михаил Соколов: - Говорил научный сотрудник Фонда Карнеги Андрей Колесников.
По просьбе ведущего Леонида Гозмана участники "круглого стола" перешли к прогнозам. Начал писатель Денис ДРАГУНСКИЙ.
Леонид Гозман: - От одного до трех важных событий, которые случатся в 17-м году.
Денис ДРАГУНСКИЙ: - В 17-м году случится одно событие - случится какая-то большая финансовая неприятность, в результате которой правительство будет поставлено в такую же ситуацию, в которую было оно поставлено при Ельцине в конце 91-го года. И премьер-министром или, возможно, первым вице-премьером с большими полномочиями, чтобы не нарушать сложившееся инерционное благолепие, станет Кудрин, или человек типа Кудрина, который начнет делать весьма авторитарную, жесткую финансово-экономическую реформу.
Михаил Соколов: - Говорит профессор Николай ПЕТРОВ.
Николай ПЕТРОВ: - Я настаиваю "на самолете в штопоре", но с той разницей, что сценарий "команда меняет пилота" уже невозможен. Поэтому, мне кажется, в 17-м году будет резкий маневр, если не случится "черный лебедь". А возможности две. Одна - действительно, либеральные экономические реформы при "закручивании гаек" в политической сфере. Другая - это движение в сторону еще большего авторитаризма. Все будет зависеть, в том числе, от того, как будут развиваться события на внешней арене, в частности, получится ли тот "медовый месяц" с Трампом, на который сейчас многие рассчитывают.
Андерс Аслунд: - Первое. Я думаю, что будет саммит Трампа и Путина. Я думаю, что это будет очень важно. Второе. Я думаю, что очень вероятно, что Трамп сломает одну или несколько международных организаций, и это большая трагедия. И третье - это проблема Кремля, что нет внешнего врага.
Леонид Гозман: - То есть случится то, что не будет внешнего врага?
Андерс Аслунд: - Да. Это очень сложно для Кремля.
Георгий Сатаров: - Во-первых, ничего не будет. Такое ощущение, что все-таки в 17-м году не будет выборов президентских, а они пройдут вовремя. Отсюда следует, что Путин будет соблюдать максимальную стабильность и очень плавно подводить страну к выборам, чтобы ничего не трясло и т. д. В том числе это означает, что все будет брошено на поддержание финансовой стабильности, продовольственной стабильности и кадровой стабильности, по большому счету.
Если говорить о возможных каких-то серьезных изменениях, то они будут, безусловно, неким образом связаны с президентскими выборами, обещаниями на них и действиями после этих выборов, и т. д.
А вот что будет - это будет связано именно с необходимостью поддержания стабильности. И тут это может замыкаться как раз на сценарий романа между Путиным и Трампом. Потому что Трампу очень трудно будет делать резкие маневры и отказываться совсем от некой пророссийской, пропутинской политики. А сделать это можно будет, только очень сильно продав свой роман с Путиным. Например, продав за некую победу путинской политики - и внешней, и внутренней. А это возможно, только если будет финансовый кризис или некое усугубление - цены на энергоносители будут опять сильно неблагоприятными, что создаст внутренние проблемы. И Трамп может пообещать некую существенную помощь, которая может, с одной стороны, аранжироваться всякими играми с санкциями, а с другой стороны, встречным изменением со стороны Путина внешней и внутренней политики.
Андрей КОЛЕСНИКОВ: - Я думаю, что расширится зона "трампизации" в западном мире. Безусловно, во Франции победит кандидат в президенты, более-менее лояльно относящийся к Путину. Это может чуть-чуть изменить картинку, но не радикально. Мы не можем предсказать степень дружбы и взаимной лояльности Путина и западных troublemakers. И еще немножко рановато предсказывать тренд на сближение такого Запада и Путина.
И в этом смысле, конечно, главное событие 17-го года - это отсутствие событий. Потому что это будет год подготовки к событиям, которые будут происходить в 18-м году. Это будет год подготовки к президентским выборам, безусловно, с достаточной степенью нервозности. Но, мне кажется, и власть себя будет немножко сдерживать. А массы будут ждать 18-го года. И в этом, скорее, опасность 18-го года, а не 17-го.
Дмитрий ОРЕШКИН: - Поскольку ситуация в России будет абсолютно управляемой, на силовые ресурсы, на телевидение денег хватит по-любому, внутренние проблемы нам не угрожают в течение этого года. Но эта система радикальным образом зависит от внешних трудностей. И она в них отчасти даже нуждается, чтобы мобилизовать поддержку.
Поэтому "черный лебедь" прилетает извне. А поскольку в мире слишком много вождей сейчас, и вожди, чисто по статистическим причинам, если их два десятка, то из них найдется хоть один, который учудит какую-нибудь свою версию "великого похода". Это будет либо Турция, либо Филиппины, либо Белоруссия, либо Марин Ле Пен. Европейские не так страшны. Но я думаю, что могут начаться внешнеполитические кризисные ситуации, может быть, из-за Китая и островов Спратли. А может быть, из-за такого вождя, как господин Лукашенко, который будет лоб в лоб биться с Путиным. Так что, я думаю, что-то произойдет.
Россия будет вынуждена втянуться необязательно в военные, но в конфронтационные отношения с какими-то соседями либо на востоке, либо на западе, просто потому, что таких лихих ребят вокруг стало слишком много. А Путин, как лихой парень, вынужден будет лихо отвечать. И вот эта ситуация, пожалуй, самая опасная.
Внутри не наблюдаю никаких тревог. При том, что инерционный сценарий означает постепенное замыкание России в себе, что вполне хватит лет на 10 жизни. А вот абсолютная беззащитность, непонятность, как реагировать на жесткие действия таких же лихих деятелей из-за рубежа, мне представляется очень опасной. Я всерьез опасаюсь трудностей с Белоруссией. Я думаю, что могут возникнуть трудности в Калининградской области. Я думаю, что проблемы с экономикой вообще на десятом месте. Денег хватит. А толкание локтями или коленками будет усиливаться. Оно-то и покажет не очень большую устойчивость этой модели.
Татьяна Ворожейкина: - Мне кажется, самая серьезная ситуация по периметру российской границы - это Турция. Кризис в Турции между исламским авторитаризмом Эрдогана и нарастающим сопротивлением секулярной части населения далек от разрешения. Даже имитация или попытка государственного переворота, которую Эрдоган использовал, не разрешила ситуацию. Это будет нарастать. Это фактически пограничная страна, от которой очень сильно зависит то, что происходит в Сирии, и соответственно, российская роль в Сирии. Я думаю, что в Турции в следующем году случатся какие-то события, которые заденут Российскую Федерацию прямо или косвенно. Я не хочу быть плохим пророком, но, я думаю, то нарастание террористических актов, которое происходит в Турции, может не миновать и нас.
Владимир Гельман: - В России, похоже, нет сегодня внутриполитических предпосылок для каких-то радикальных изменений именно в 2017 году. Но любое ухудшение глобальной ситуации - будь то Турция, будь то какие-то другие части света - безусловно, отразится на России в негативную сторону. И действительно, может стать триггером каких-то потрясений внутри страны. Но мне кажется, что если эти потрясения и произойдут, они не произойдут в 2017 году. А то, какие потрясения произойдут в 18-м, я надеюсь, мы обсудим на следующем Гайдаровском форуме. Спасибо!
Михаил Соколов: - Остается только подождать, ошибутся ли аналитики, как в прошлый раз. И есть вопрос: не окажется ли для России 2017 год действительно 17-м годом?
Радио Свобода, 16.01.2017
http://www.svoboda.org/a/28236373.html
ВИДЕО: https://www.youtube.com/watch?v=D-vpn2vsA54
Примечание: все выделения в тексте - мои.
http://loxovo.livejournal.com/7643862.html
Социолог Татьяна ВОРОЖЕЙКИНА попыталась разобраться в проблеме устойчивости путинского режима, который от созданных им же народу невзгод закаляется в войнах в Сирии и в Украине и лишь крепчает.
Татьяна ВОРОЖЕЙКИНА: - Почему мы переоценили экономическую, социальную и политическую нестабильность? Она оказалась больше, чем мы предполагали, и в 15-м, и в 16-м году. Вот я третий год участвую в этом, и мы всегда... Хотя я должна сказать, чуть-чуть оправдаться. Поскольку я всегда свое выступление пишу из-за краткости отведенного мне времени, то я сделала вывод такой... Прогноз в условиях полной неопределенности (это год назад) звучал, с моей точки зрения, так: не будет ничего, то есть будет развиваться инерционный сценарий, на его фоне может быть все. Я не была слишком оптимистична, но в некоторых вещах... я очень хорошо помню, что экономический коллапс мне казался вероятным на 50%. Говорю я об этом не для того, чтобы оправдаться, а поскольку я действительно вот этим вопросом, будучи приглашенной сюда, занялась очень внимательно: почему мы ошибаемся?
И я хочу сказать об одном элементе, который мне кажется очень важным, и который у нас все время находится в "слепом пятне" - в "слепом пятне" у большинства аналитиков. Речь идет о роли насилия и становления функционирования российского авторитарного режима. Я позволю себе напомнить, что вторая чеченская война привела Путина к власти, и стала важнейшим фактором институциональной деградации страны в правовой, культурной и психологической сферах. Насилие, право сильного, с тех пор стало социально и политически одобряемым, и что особо важно - одобряемым сверху. В то же время чеченская война и ее последствия для государства и общества в России практически не обсуждались в 2000-е годы. Я могу здесь привести целый ряд примеров своих личных усилий, обернувшихся ничем - ни прессой, ни исследователями. За исключением отдельных людей, таких, как Политковская или Эстемирова, которые заплатили за это жизнью. Точно так же в "слепом пятне" оказалась война, развязанная Российской Федерацией в Украине.
И так же в "слепом пятне" оказываются катастрофические последствия российского военного вмешательства в гражданскую войну в Сирии на стороне режима Асада. Я хочу назвать вещи своими именами: уничтожение Алеппо российской авиацией, бомбардировки гражданского населения и гражданских объектов - все это стоит в том же ряду утверждения насилия в качестве основного структурообразующего фактора российской внешней и внутренней политики. И очевидно, что участие России в сирийской войне является функцией внутренней политики и направлено на укрепление авторитарного режима Путина в условиях экономического кризиса и эрозии социальной поддержки. Эта эрозия была. Но надо признать, что институализация насилия оказалась очень успешной для режима. Об этом несколько под другим углом зрения господин Аслунд говорил, но это речь о том же самом. А институализация насилия компенсировала большинству населения ухудшение экономического положения, падение доходов, нарастающее и повсеместное нарушение социальных прав.
Власть в России укрепилась за последние три года - именно за те годы, когда мы каждый год ожидали ее сначала экономического краха, а потом всякого рода экономических трудностей. Власть в России по-прежнему - здесь я хочу сослаться на Юрия Александровича Леваду - остается осевым общественным институтом. Он говорил, что с середины XIX века общественно-политические конфликты в России концентрируются вокруг вопроса о власти как о главном осевом общественном институте. По сравнению с ним все проблемы выяснения отношений между различными социальными группами, классами, формами, правовыми и идеологическими принципами непременно отходили на второй план. Вот мы остались, если действительно считать середину XIX века, как говорит Левада, в той же ситуации.
И надо признать, что экспертное сообщество в России также сосредоточено практически исключительно на власти, отношениях группировок и лиц внутри нее. С этим, как мне кажется, и связан слабый прогностический потенциал. То, что происходит внутри общества, по сути дела... Я тут процитирую Кирилла Серебренникова. Он в своем замечательном выступлении на "Эхо Москвы" говорил об отдельной от государства жизни. Вот все это остается в нашем "слепом пятне". Если провести контент-анализ передач "Эхо Москвы", о чем говорят гости и о чем их спрашивают журналисты, я рискну предположить, что 90% говорят о власти и об отношениях внутри власти. Очень мало мы стремимся даже понять. Это тоже очередное "слепое пятно". Поэтому мы не можем конкретизировать вот то ощущение общего неблагополучия и неустойчивости, которое разлито в обществе. Мы по инерции мышления связываем это с властью - и промахиваемся в наших прогнозах. Потому что мы все время говорим только о власти.
И с этим связана, мне кажется, очень важная вещь: риск упустить реально важные и разрушительные процессы. Я здесь позволю себе сравнение. Я каждый раз потрясаюсь: о чем думали, говорили и писали люди сто лет назад. Там нет ни малейшего ощущения надвигающейся катастрофы. Я не провожу никаких параллелей, но вот это ощущение... Я тут поддержу то, что сказал Георгий Александрович [Сатаров]. Мы не знаем, произошло или нет, и мы так устроили свою экспертную жизнь, что у нас нет инструментов, чтобы определить, это произошло или нет. И это тоже о том, о чем говорил господин Аслунд. Никто не готов бороться за изменения. Потому что мы, собственно, не знаем, где это.
И у меня есть еще один сюжет, по которому я тоже хочу высказаться. Это вопрос о том, что происходит в мире: коррекция институтов или тектонический сдвиг. Я думаю, что в 2016 году мы столкнулись с проявлением структурного кризиса. Я не говорю (внимание!) об общем кризисе капитализма, я говорю о структурном кризисе, о сломе долговременной тенденции, которая сложилась после Второй мировой войны в развитых странах, в центрах системы. Речь идет о том, что ускоренные технологические изменения, скорость глобализации породили мощную и нарастающую социальную реакцию в развитых странах. "Ржавый пояс" в США, который никогда до этого не голосовал за республиканцев, массово проголосовал за Трампа. Пол Кругман говорит, что это результат в первую очередь технологических изменений, а не результат глобализации. То есть если закрыть в Мексике все заводы Форда, положение людей в Rust Belt не изменится, оно останется таким же. Потому что это прежде всего технологические изменения.
И то же самое относится к той поддержке, которую Марин Ле Пен массово получает в парижских пригородах - тех самых, которые все послевоенные десятилетия были оплотом левых и социалистических сил. И предвестия этому уже были. Вот здесь был упомянут Сильвио Берлускони. Я считаю, что Берлускони - это архетип, это прототип политика, того правопопулистского лидера, повсеместное восхождение которых мы наблюдаем во всех странах. Здесь я не соглашусь с Володей Гельманом. Их проявление было подспудно подготовлено. Можно, конечно, разговаривать о том, что происходило в Голландии, в Австрии, в Венгрии и т. д. Тем не менее, прорыв произошел в 16-м году. Речь идет, если резюмировать черты Берлускони, о предпринимательском подходе к политике. Партия как предприятие. Об отрицании морали и этики как политической слабости. Об открытой апелляции к цинизму как основе политики. И ложь, как ее основа, - то, что сейчас получило модное название "post-truth politics".
Виктор Орбан и Владимир Путин - политики того же типа. И Трамп (я здесь абсолютно согласна с господином Аслундом) мне видится в том же ряду. В 16-м году неожиданно выяснилось, что те, кого считали маргиналами, условно говоря - Орбан и Путин, они на самом деле возглавляют мейнстрим.
Михаил Соколов: - Географ и политолог Дмитрий ОРЕШКИН продолжил тему, найдя для новой ситуации в мире новое понятие - вождество.
Дмитрий ОРЕШКИН: - Что происходит в мире? Я думаю, что тектонический сдвиг. Он обусловлен рядом причин: демографических - пришло новое поколение, информационных - все сидят в Интернете, их будит Интернет. Одновременно при этом произошла стандартизация потребления - все примерно пользуются одними и теми же машинами, гаджетами и т. д. И при этом острая нужда в идентификации, в личном, национальном ощущении. Так что это естественно.
Глобальные изменения заключаются в том, что мы вошли во время вождей и, соответственно, популизма. В этом смысле абсолютно утрачена актуальность идей про холодильник и про экономику. Потому что, в общем, экономика примерно одинакова у всех. Не актуально. Актуален романтизм, актуальна идея, актуальны лидеры. Абсолютно неважно - левые популисты или правые популисты. Вожди консолидируют массы, они консолидируют их на основе лозунгов. Могут быть лозунги трамповские, могут быть лозунги берлускониевские, может быть СИРИЗА в Греции - все как угодно. Мы свои слова произносим впустую, потому что их не слышат, они не актуальны.
Что касается наших ошибок. Мы не в тех терминах описываем ситуацию. Это первое. Мы выполнили свою функцию. Мы - либералы гайдаровского типа. Страна получила нормальную рыночную экономику, нормальную конвертируемую валюту и нормальный уровень потребления. Эта проблема решена. Ну, в той или иной степени - псевдорыночная, околорыночная, монополистски рыночная - страна существует. Эти проблемы решены. И то, о чем мы сейчас толкуем, людей не возбуждает. Молодые люди уходят из этой аудитории. Им неинтересно, потому что мы для них пустословы или профессора с кафедры. А им нужна консолидирующая идея, которая может их возбудить, консолидировать.
Поэтому я думаю, что нам сейчас надо говорить не о государстве и не о кризисе государства, а о качественно новом явлении, которое применительно к России я бы назвал "вождеством". Разница в том, что государство - это прежде всего законы. Соответственно, в государстве есть выборы, которые идут по закону. Соответственно, в государстве есть оппозиция. А в вождестве есть вождь и сплоченный вокруг него народ. При этом синкретическое понятие народа объединяется с вождем. Он - символ народа. Оппозиции не может быть по определению. Могут быть только юродивые, которые вождю заявляют правду. То есть оппозиция деградировала до советского статуса "диссидентура". Ее специально до этого низвели, и она там оказалась. Она может заявлять какую-то вождю правду, говорить, что "мясо-то ты в пост напрасно ешь", но претендовать на власть она не может. И может быть, это правильно, а может быть, и неправильно, вопрос другой. Так что мы просто имеем сейчас другую реальность. Холодильник против вождя бессилен, потому что вождь объединяет нацию, он ведет ее в великий поход, он побеждает каких-то врагов. Он по определению подразумевает племя. Он по определению подразумевает движение. Он не стоит на месте, он куда-то ведет.
Так вот, теперь возвращаясь к последнему. Никогда раньше страна не была так подспудно внутри расколота. Выборы 16-го года это показали удивительно ярко. Самую высокую поддержку "Единой России" от доли не голосующего, а списочного электората, от общего списка избирателей показала Чеченская Республика - 91,4% всех избирателей республики как бы проголосовали за "Единую Россию". На втором месте Дагестан - там 78% от всего списочного состава. Третья - Кабардино-Балкария, потом Тува и прочие республики. И среди них единственная область, Кемеровская, которая тоже, по существу, является султанатом имени Амана Тулеева, вождя местного.
- А Самарская?
Дмитрий ОРЕШКИН: - Самарская - там 60%. Там был фальсификат, но это другая история.
Леонид Гозман: - Там всего 60%. О чем вы говорите?!..
Дмитрий ОРЕШКИН: - Всего 60% от голосующих. Потому что явка была невысокая. А здесь и явка как бы супервысокая, и показатель высокий.
А другая противоположность оси - это Петербург - 13% от списочного состава избирателей за "Единую Россию", Москва - 13,3%, Новосибирская область - 13,3%. То есть, скажем так, европеизированная часть страны спит и не поддерживает власть, а условный восток с невероятной консолидированностью поддерживает все инициативы, которые реализует центр.
Ситуация до деталей напоминает результаты голосования на референдуме 90-го года, когда 6 республик западного фланга вообще не участвовали в референдуме - три прибалтийских, Молдавия, Грузия и Армения. Плюс две республики промежуточного статуса - Казахстан и Украина - участвовали в этом референдуме с изменением вопроса. То есть они вставили туда такой термин, как "государственный суверенитет", в отличие от советских республик, суверенитет которых был непонятен, в этот референдум. Наоборот, 5 восточных республик, на первом месте Туркмения - 98%, и до Узбекистана - 93%, точно так же, как сейчас Чечня, Тува, Калмыкия и Кабардино-Балкария с Карачаево-Черкесией, поддержали Советский Союз.
Вот эта внутренняя скрытая диссимметрия (или асимметрия) между востоком и западом сегодня, как никогда, сильна. Москва и лидирующие регионы испытывают не фрустрацию пока еще, а когнитивный диссонанс. Они легли в спячку, они не понимают, что происходит. Им не нравится то, что происходит, но они не собираются его ниспровергать.
Внутри нарастает разница системы ценностей. Восточные республики идут по вождистскому пути. Чеченский пример - самый яркий. А европеизированная часть смотрит в другую сторону. Я не говорю, что у нас страна развалится. Ни в коей мере! Я говорю, что нарастают, и будут нарастать, внутренние скрытые, явно пока еще не проявляющиеся тенденции к разным системным ценностям, к дивергенции. Одна часть идет, условно, на восток, вторая часть неосознанно тянется к западу. При этом все большую роль играет восток, потому что при их супер организованной явке и консолидированности голосования депутатов, скажем, в Думе непропорционально много от условных электоральных султанатов. Это опасно.
Я не хочу сказать, что это завтра грохнется. Нет, ни в коей мере! Но точно так же, как во времена "застоя", накапливаются внутренние проблемы, которые... Когда появится какой-то вождь альтернативный, с новым языком, с новыми призывами, романтический, который пообещает, что он все переменит, - как только такой человек появляется, так вся эта система, кажущаяся нам очень устойчивой, инерционной и т. д., оказывается удивительно слабой.
Так что в ближайшем будущем ничего ждать не приходится. От нас, как идеологов условного либерализма, ждать ничего не приходится. Мы - отработанный материал. Мы свое дело сделали. Теперь другие люди будут говорить другие слова о том же самом, но на другом языке. А то, что в перспективе цельность Российской Федерации, которая сейчас гарантируется одним человеком и любовью, связанной с тем, что он ведет нас к новым и новым свершениям, в частности, за счет военных событий, где не очень-то хорошо все получается, так вот, внутренняя устойчивость этой системы сводится к этому человеку, как к гвоздю, на котором все висит. Как только с этим "гвоздем" что-то происходит - у нас в вождестве получается вакуум власти и ожидаемый кризис, в том числе, возможно, с военными конфликтами и с разделением страны по базовым, идейным, ценностным ориентациям.
Михаил Соколов: - Такой неутешительный прогноз дал политолог и географ Дмитрий Орешкин.
Политолог Андрей КОЛЕСНИКОВ - твердый сторонник инерционного сценария. Он уверен, что внутри путинского авторитаризма сегодня складывается брежневская ситуация.
Андрей КОЛЕСНИКОВ: - Никогда, например, не считал, что идет битва холодильника и телевизора. Всегда считал, что холодильник на стороне телевизора, а телевизор на стороне холодильника. Когда вы открываете холодильник - там телевизор, а в телевизоре показывают холодильник. И это принципиальное отличие от советской власти. У нас рыночная экономика, у нас есть еда, и она не исчезает, несмотря на наступление государства на экономику и всяких госкомпаний.
Был советский анекдот следующего содержания: Ленин показал, что кухарка может управлять государством, Сталин показал, что один человек может управлять государством, Хрущев показал, что дурак может управлять государством, а Брежнев показал, что можно не управлять государством вообще.
Мы привыкли думать о том, что мы живем при авторитарном режиме. На мой взгляд, это правда. Детали начинаются тогда, когда мы обсуждаем - гибридный это авторитаризм, персоналистский режим, нелиберальная демократия. Но я бы сказал, что на самом деле парадоксальным образом внутри этого авторитаризма складывается брежневская ситуация. Каждый занят сам собой. Ровно в этом безразличии народа к власти, власти к народу и кроется причина того, что ничего не взрывается. Некогда взрывать. Логика негативной адаптации к кризису - это "лишь бы не было хуже". Идти протестовать против власти, поскольку тебе меньше корма задают? Люди будут ждать, что им зададут корм с помощью бюджетов разных уровней - от власти, ни от кого-нибудь, поэтому они голосуют за власть.
Был чей-то ответ, по-моему, даже кто-то коммунистам ответил, когда коммунисты спросили на каком-то собрании у людей: "Вы же недовольны властью. Почему за нас не голосуете?". А ответ был: "Вот когда вы станете властью, тогда мы за вас будем голосовать". Это совершенно рациональное поведение. Да, это плохое равновесие. Так называемое "равновесие Нэша", когда никто не рискует двинуться первым, потому что тогда он ухудшает свое состояние. Власть не рискует двигаться, элиты не рискуют двигаться, даже если они либеральные, люди не рискуют шевелиться: уж лучше так, чем иначе. Да, это плохая инерция, между прочим. Мы живем внутри инерционного сценария, но инерция нехорошая. А она ведет к другому советскому анекдоту. Когда собирается очередной съезд правящей партии, диктор объявляет: "Всем встать! Политбюро внести!". Ведь несмотря на омоложение приближенного кадрового состава, этим все и может закончиться.
Кстати говоря, я совершенно не считаю, что тенденции дистанцирования ближнего круга от Путина методом омоложения, внедрения в этот ближний круг бюрократов без взглядов, технократов без взглядов, спецслужбистов, которые просто верные охранники, - это что-то новое, и вообще что-то новое привносят в эту систему. Природа режима не меняется, он остается тем же самым.
Скажите, пожалуйста, Кириенко может что-то изменить в этой системе? Ответ - нет. Может Кириенко отменить закон об "иностранных агентах"? Даже и пытаться не будет. Может Кириенко отменить "закон Димы Яковлева"? Даже пытаться не будет. Тогда почему кто-то говорит, что это либерализация какая-то. Ничего этого не будет.
Да, основа режима заложена 30 с лишним репрессивными законами, которые приняты с 2012 года. Новой Думе уже даже принимать законы не надо. Тем не менее, Дума, так называемые элиты, министерства, ведомства придумывают новые законы, наступая на уже как бы частные права людей. Курить уже нельзя нигде, в принципе. Вот они придумали антитабачную концепцию: люди, родившиеся в 15-м году, вообще не будут курить. Кто-то в Интернете написал: "Давайте сало отменим, потому что там холестерин. Правительство заботится о нас". Вот до такой степени. Передача церкви Исаакия - это из той же оперы. Им уже заняться нечем, вот они теперь этими мелочами займутся. Что там еще было? Лишение людей единственной жилплощади за долги.
Идет дальнейшее вторжение в те сферы, куда государство вообще никогда в жизни не вторгалось. И это инерционное движение, эта инерция будет продолжаться. Взорвется это или не взорвется? Я не знаю. Когда взорвется, взорвется ли в принципе. Ресурсы этого режима оказались гораздо большими, чем мы могли предполагать два-три года назад, пять лет назад.
Консолидация народа - тоже плохая консолидация, потому что нация де-факто находится в состоянии войны. Эта консолидация вокруг флага. Rally around the flag. У нас есть из Вашингтона товарищи, они поймут, что вот это ралли сильно мобилизует население. И Путин - это уже не человек, это - символ, флаг, и вокруг него устраивается постоянное ралли. При этом эта модель сейчас будет подвергнута эрозии, если действительно Трамп начнет с нами дружить, если с нами будут дружить Фийон или Ле Пен. У нас исчезает постепенно внешний враг. И вокруг чего устраивать ралли - не очень понятно. Сирия уже начинает немножко утомлять и рутинизироваться, хотя эффект ее еще остается. Придется менять модели управления. А отсюда базовый вывод, что после 18-го года нас ждет в еще большей степени неопределенность, несмотря на кажущуюся стабильность этого инерционного сценария. И повторюсь, у меня нет ответа. Может быть, все будет продолжаться как сейчас после 18-го года, даже с тем же премьер-министром. Мы все гадаем: заменят Медведева или не заменят? "Какая разница!", - справедливо замечает Дмитрий Орешкин.
И я скажу, что важно. Не важны, например, выборы в парламент. Не важны выборы президента, потому что президент будет тем же самым. И это вообще не выборы, это референдум насчет одобрения деятельности или неодобрения деятельности Путина. Одобрит население деятельность Путина. Ближайшие важные выборы в нашей стране - это муниципальные выборы осенью этого года.
Михаил Соколов: - Говорил научный сотрудник Фонда Карнеги Андрей Колесников.
По просьбе ведущего Леонида Гозмана участники "круглого стола" перешли к прогнозам. Начал писатель Денис ДРАГУНСКИЙ.
Леонид Гозман: - От одного до трех важных событий, которые случатся в 17-м году.
Денис ДРАГУНСКИЙ: - В 17-м году случится одно событие - случится какая-то большая финансовая неприятность, в результате которой правительство будет поставлено в такую же ситуацию, в которую было оно поставлено при Ельцине в конце 91-го года. И премьер-министром или, возможно, первым вице-премьером с большими полномочиями, чтобы не нарушать сложившееся инерционное благолепие, станет Кудрин, или человек типа Кудрина, который начнет делать весьма авторитарную, жесткую финансово-экономическую реформу.
Михаил Соколов: - Говорит профессор Николай ПЕТРОВ.
Николай ПЕТРОВ: - Я настаиваю "на самолете в штопоре", но с той разницей, что сценарий "команда меняет пилота" уже невозможен. Поэтому, мне кажется, в 17-м году будет резкий маневр, если не случится "черный лебедь". А возможности две. Одна - действительно, либеральные экономические реформы при "закручивании гаек" в политической сфере. Другая - это движение в сторону еще большего авторитаризма. Все будет зависеть, в том числе, от того, как будут развиваться события на внешней арене, в частности, получится ли тот "медовый месяц" с Трампом, на который сейчас многие рассчитывают.
Андерс Аслунд: - Первое. Я думаю, что будет саммит Трампа и Путина. Я думаю, что это будет очень важно. Второе. Я думаю, что очень вероятно, что Трамп сломает одну или несколько международных организаций, и это большая трагедия. И третье - это проблема Кремля, что нет внешнего врага.
Леонид Гозман: - То есть случится то, что не будет внешнего врага?
Андерс Аслунд: - Да. Это очень сложно для Кремля.
Георгий Сатаров: - Во-первых, ничего не будет. Такое ощущение, что все-таки в 17-м году не будет выборов президентских, а они пройдут вовремя. Отсюда следует, что Путин будет соблюдать максимальную стабильность и очень плавно подводить страну к выборам, чтобы ничего не трясло и т. д. В том числе это означает, что все будет брошено на поддержание финансовой стабильности, продовольственной стабильности и кадровой стабильности, по большому счету.
Если говорить о возможных каких-то серьезных изменениях, то они будут, безусловно, неким образом связаны с президентскими выборами, обещаниями на них и действиями после этих выборов, и т. д.
А вот что будет - это будет связано именно с необходимостью поддержания стабильности. И тут это может замыкаться как раз на сценарий романа между Путиным и Трампом. Потому что Трампу очень трудно будет делать резкие маневры и отказываться совсем от некой пророссийской, пропутинской политики. А сделать это можно будет, только очень сильно продав свой роман с Путиным. Например, продав за некую победу путинской политики - и внешней, и внутренней. А это возможно, только если будет финансовый кризис или некое усугубление - цены на энергоносители будут опять сильно неблагоприятными, что создаст внутренние проблемы. И Трамп может пообещать некую существенную помощь, которая может, с одной стороны, аранжироваться всякими играми с санкциями, а с другой стороны, встречным изменением со стороны Путина внешней и внутренней политики.
Андрей КОЛЕСНИКОВ: - Я думаю, что расширится зона "трампизации" в западном мире. Безусловно, во Франции победит кандидат в президенты, более-менее лояльно относящийся к Путину. Это может чуть-чуть изменить картинку, но не радикально. Мы не можем предсказать степень дружбы и взаимной лояльности Путина и западных troublemakers. И еще немножко рановато предсказывать тренд на сближение такого Запада и Путина.
И в этом смысле, конечно, главное событие 17-го года - это отсутствие событий. Потому что это будет год подготовки к событиям, которые будут происходить в 18-м году. Это будет год подготовки к президентским выборам, безусловно, с достаточной степенью нервозности. Но, мне кажется, и власть себя будет немножко сдерживать. А массы будут ждать 18-го года. И в этом, скорее, опасность 18-го года, а не 17-го.
Дмитрий ОРЕШКИН: - Поскольку ситуация в России будет абсолютно управляемой, на силовые ресурсы, на телевидение денег хватит по-любому, внутренние проблемы нам не угрожают в течение этого года. Но эта система радикальным образом зависит от внешних трудностей. И она в них отчасти даже нуждается, чтобы мобилизовать поддержку.
Поэтому "черный лебедь" прилетает извне. А поскольку в мире слишком много вождей сейчас, и вожди, чисто по статистическим причинам, если их два десятка, то из них найдется хоть один, который учудит какую-нибудь свою версию "великого похода". Это будет либо Турция, либо Филиппины, либо Белоруссия, либо Марин Ле Пен. Европейские не так страшны. Но я думаю, что могут начаться внешнеполитические кризисные ситуации, может быть, из-за Китая и островов Спратли. А может быть, из-за такого вождя, как господин Лукашенко, который будет лоб в лоб биться с Путиным. Так что, я думаю, что-то произойдет.
Россия будет вынуждена втянуться необязательно в военные, но в конфронтационные отношения с какими-то соседями либо на востоке, либо на западе, просто потому, что таких лихих ребят вокруг стало слишком много. А Путин, как лихой парень, вынужден будет лихо отвечать. И вот эта ситуация, пожалуй, самая опасная.
Внутри не наблюдаю никаких тревог. При том, что инерционный сценарий означает постепенное замыкание России в себе, что вполне хватит лет на 10 жизни. А вот абсолютная беззащитность, непонятность, как реагировать на жесткие действия таких же лихих деятелей из-за рубежа, мне представляется очень опасной. Я всерьез опасаюсь трудностей с Белоруссией. Я думаю, что могут возникнуть трудности в Калининградской области. Я думаю, что проблемы с экономикой вообще на десятом месте. Денег хватит. А толкание локтями или коленками будет усиливаться. Оно-то и покажет не очень большую устойчивость этой модели.
Татьяна Ворожейкина: - Мне кажется, самая серьезная ситуация по периметру российской границы - это Турция. Кризис в Турции между исламским авторитаризмом Эрдогана и нарастающим сопротивлением секулярной части населения далек от разрешения. Даже имитация или попытка государственного переворота, которую Эрдоган использовал, не разрешила ситуацию. Это будет нарастать. Это фактически пограничная страна, от которой очень сильно зависит то, что происходит в Сирии, и соответственно, российская роль в Сирии. Я думаю, что в Турции в следующем году случатся какие-то события, которые заденут Российскую Федерацию прямо или косвенно. Я не хочу быть плохим пророком, но, я думаю, то нарастание террористических актов, которое происходит в Турции, может не миновать и нас.
Владимир Гельман: - В России, похоже, нет сегодня внутриполитических предпосылок для каких-то радикальных изменений именно в 2017 году. Но любое ухудшение глобальной ситуации - будь то Турция, будь то какие-то другие части света - безусловно, отразится на России в негативную сторону. И действительно, может стать триггером каких-то потрясений внутри страны. Но мне кажется, что если эти потрясения и произойдут, они не произойдут в 2017 году. А то, какие потрясения произойдут в 18-м, я надеюсь, мы обсудим на следующем Гайдаровском форуме. Спасибо!
Михаил Соколов: - Остается только подождать, ошибутся ли аналитики, как в прошлый раз. И есть вопрос: не окажется ли для России 2017 год действительно 17-м годом?
Радио Свобода, 16.01.2017
http://www.svoboda.org/a/28236373.html
ВИДЕО: https://www.youtube.com/watch?v=D-vpn2vsA54
Примечание: все выделения в тексте - мои.