К 25-летию августовского путча - Политолог Владимир ГЕЛЬМАН: Бегство от свободы
Почему через четверть века после провала путча Россия не стала демократией
Сразу после подавления путча власть отказалась от политических реформ. На фото: Борис Ельцин выступает у здания Совета министров РСФСР 19 августа 1991 г.
Четверть века после августовского путча 1991 г. - грустный юбилей для сторонников демократии: за 25 лет Россия не только не приблизилась к политической свободе, но все больше от нее отдаляется. По данным Freedom House, если сразу после распада СССР Россия была «частично свободной» страной со средним показателем 3,5 по шкалам политических и гражданских свобод (1 - уровень Финляндии, 7 - уровень Северной Кореи), то по итогам 2015 г. страна характеризовалась как консолидированный авторитарный режим со средним показателем 6,0. Возврат к старым добрым временам «хорошего Советского Союза» (политико-экономического порядка, напоминающего советский, но лишенного присущих ему неустранимых дефектов) становится лозунгом дня для российского правящего класса и общества в целом. Казалось бы, падение коммунистического режима открывало России шансы для движения по пути демократизации. Но почему эти шансы оказались упущенными?
От диктатуры к диктатуре
Опыт посткоммунистических 25 лет - в России и не только - учит, что падение авторитаризма само по себе не ведет к демократии «по умолчанию». Альтернативой «историям успеха» служит переход от одних авторитарных режимов к другим - американский политолог Барбара Геддес подсчитала, что такое развитие событий случается гораздо чаще, нежели демократизация. Чаще всего неудачи демократизации принято объяснять структурными причинами, такими, как низкий уровень социально-экономического развития или сильная этнорелигиозная фрагментация. Но порой «на обломках самовластья» происходит захват власти наиболее умелыми и циничными политиками, стремящимися к максимизации своего господства. Смена режима часто сопровождается немалыми потрясениями, и приходящая ему на смену стабилизация оборачивается в пользу потенциальных кандидатов в новые диктаторы: как отмечал Адам Пшеворский, «поскольку любой порядок лучше любого хаоса, любой порядок и устанавливается».
Однако в одних случаях новым автократам удается добиться своих целей, а в других - нет. Демократия возникает лишь если и тогда, когда политики сталкиваются с непреодолимыми барьерами, вынуждающими их играть по правилам, предполагающим потерю власти в результате поражения на выборах. Эти барьеры, в свою очередь, становятся побочным эффектом других явлений - неустранимого конфликта элит, противостояния различных социальных групп (включая классовые конфликты), влияния на поставторитарные страны со стороны Запада и/или идейных предпочтений политических лидеров. Там, где срабатывал один или несколько такого рода факторов - от Восточной Европы до Латинской Америки, - демократиям, хотя и не сразу, удавалось укорениться. Но в России и ряде других постсоветских государств события приняли иной оборот.
Россия: строительство авторитаризма
В недавней книге Authoritarian Russia: Analyzing Post-Soviet Regime Changes я писал о том, что Россия после 1991 г. может служить едва ли не идеальным случаем успешного строительства авторитаризма. Объективные условия отнюдь не обрекали Россию на авторитарную траекторию: уровень социально-экономического развития страны и масштабы ее фрагментации по международным меркам рассматриваются как вполне достаточные для успешной демократизации. Но никаких барьеров, препятствующих становлению нового авторитаризма, в России не возникло. В самом деле, все конфликты элит (между российскими и союзными властями в 1991 г., между президентом и парламентом в 1993 г., между различными группировками, претендовавшими на то, чтобы сменить Ельцина в 1999 г.) разрешались по принципу «игры с нулевой суммой»: победители полностью уничтожали и/или поглощали своих противников. Массовая политика (за исключением краткого всплеска протестов 2011-2012 гг.) после распада СССР играла второстепенную роль: в лучшем случае российские граждане выступали инструментами в руках боровшихся за власть элит, в худшем были пассивными зрителями. Влияние Запада на внутриполитические процессы в России было незначительным все постсоветские четверть века и со временем лишь снижалось. Наконец, любые политические идеи после распада СССР носили явно подчиненный характер по отношению к корыстным интересам прагматичных политиков, что сильно отличало нашу страну от многих поставторитарных стран начиная от Франции конца XIX в. и заканчивая Веймарской Германией.
В 1990-е гг. максимизации власти политическими лидерами препятствовали длительный и глубокий экономический спад и слабость российского государства после распада СССР. Борис Ельцин, афористично высказывавший свое ви́дение российской власти формулой «кто-то должен быть главным в стране: вот и все», в этих условиях вынужден был вести себя не как полновластный автократ, а как лавировавший между своими союзниками лидер довольно разношерстной правящей коалиции, в которую входили олигархи, федеральные и региональные бюрократы. В 2000-е гг., на фоне роста экономики и усиления силового аппарата, Владимир Путин смог заручиться поддержкой элит и масс и избавиться от ограничений времен «лихих 90-х». Благодаря переформатированию правящей коалиции и институциональным изменениям (включая отказ от выборов губернаторов и трансформацию партийной системы) ему удалось успешно консолидировать новый российский режим и заслужить «пятерку с плюсом» в глобальном колледже для автократов. Поэтому в каждый из «критических моментов» постсоветской политической истории Россия делала дальнейшие шаги, уводившие ее от свободы. Отказ от политических реформ сразу после подавления путча в 1991 г., роспуск Съезда народных депутатов в 1993-м, президентские выборы 1996 г., планомерное ограничение политической конкуренции в 2000-е гг. и репрессивная «политика страха» после 2012 г. стали основными вехами на пути российского авторитаризма. Спустя четверть века после краха коммунистического режима иллюзии демократизации в России оказались окончательно развеяны.
Сохранится ли авторитарное равновесие?
На первый взгляд сегодняшняя Россия представляет собой пример устойчивого равновесия персоналистского авторитарного режима. Ни политические протесты, ни международные конфликты и внешнеполитическая изоляция, ни экономический спад пока что не создали ему серьезных вызовов. Но и российскому авторитаризму присущи неустранимые риски. Во-первых, ему угрожают дворцовые и/или военные перевороты - именно они, а не восстания масс оказываются наиболее частой причиной падений такого рода режимов. Неудивительно, что смена состава правящей коалиции (включая перестановки в силовом аппарате) и выдвижение кадров по принципу личной лояльности призвана снизить эти риски. Во-вторых, и это гораздо важнее, срок существования персоналистских режимов обычно ограничен сроком жизни их лидеров. Нельзя исключить, что политическое статус-кво в России может сохраняться до тех пор, пока нынешнее поколение руководителей страны не уйдет в мир иной. Но вероятность того, что им удастся благополучно передать власть по наследству своим преемникам, статистически невелика, и это значит, что Россия, скорее всего, переживет новую смену режима - возможно, и не одну. Впрочем, эти изменения отнюдь не обязательно произойдут еще через четверть века. Ведь и советский режим длительное время казался незыблемым, и перспективы его краха, о неизбежности которого предупреждали прозорливые наблюдатели, долгие годы не воспринимались всерьез. Рано или поздно смена режима может (хотя и не обязательно должна) открыть новые шансы для демократизации России. Будущее покажет, удастся ли использовать эти шансы или они снова, как и 25 лет назад, окажутся упущены.
Владимир ГЕЛЬМАН - политолог, кандидат политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, приглашенный профессор Центрально-Европейского университета и Техасского университета в Остине, заслуженный профессор Финляндии (Finland Distinguished Professor) Алексантери-института Университета Хельсинки
Автор (редактор) 20 книг, автор более 150 научных статей по проблемам современной российской и постсоветской политики.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Гельман,_Владимир_Яковлевич
"Ведомости" № 4139 от 16.08.2016
http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/08/16/653157-begstvo-svobodi
Примечание: все выделения в тексте - мои.
СМ. ТАКЖЕ:
К 25-летию августовского путча - Политик Владимир МИЛОВ: почему у России не получилось
http://loxovo.livejournal.com/7468142.html
ИСТОРИЯ - ПУТЧ: Троллейбус 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7468927.html
Социологи: Россияне забывают о путче 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7474664.html
Россияне не до конца понимают, что произошло в августе 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7474798.html
К 25-летию августовского путча - Трудная память
http://loxovo.livejournal.com/7474998.html
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Путч. Август. 1991 год
18 августа 1991 года группа руководителей СССР прибыла в Форос к президенту Михаилу Горбачеву. На следующий день 19 августа в СССР было объявлено о переходе власти к Государственному комитету по чрезвычайному положению, вошедшему в историю под аббревиатурой ГКЧП. В Москву и другие крупные города России были переброшены войска. Так начался трехдневный путч, который привел к запрету КПСС и в конечном счете к прекращению существования СССР.
Репортажи, хроника, воспоминания участников и очевидцев, исторические свидетельства и современные оценки тех событий - в сюжете "Ъ-Online".
http://www.kommersant.ru/doc/1752872
Сразу после подавления путча власть отказалась от политических реформ. На фото: Борис Ельцин выступает у здания Совета министров РСФСР 19 августа 1991 г.
Четверть века после августовского путча 1991 г. - грустный юбилей для сторонников демократии: за 25 лет Россия не только не приблизилась к политической свободе, но все больше от нее отдаляется. По данным Freedom House, если сразу после распада СССР Россия была «частично свободной» страной со средним показателем 3,5 по шкалам политических и гражданских свобод (1 - уровень Финляндии, 7 - уровень Северной Кореи), то по итогам 2015 г. страна характеризовалась как консолидированный авторитарный режим со средним показателем 6,0. Возврат к старым добрым временам «хорошего Советского Союза» (политико-экономического порядка, напоминающего советский, но лишенного присущих ему неустранимых дефектов) становится лозунгом дня для российского правящего класса и общества в целом. Казалось бы, падение коммунистического режима открывало России шансы для движения по пути демократизации. Но почему эти шансы оказались упущенными?
От диктатуры к диктатуре
Опыт посткоммунистических 25 лет - в России и не только - учит, что падение авторитаризма само по себе не ведет к демократии «по умолчанию». Альтернативой «историям успеха» служит переход от одних авторитарных режимов к другим - американский политолог Барбара Геддес подсчитала, что такое развитие событий случается гораздо чаще, нежели демократизация. Чаще всего неудачи демократизации принято объяснять структурными причинами, такими, как низкий уровень социально-экономического развития или сильная этнорелигиозная фрагментация. Но порой «на обломках самовластья» происходит захват власти наиболее умелыми и циничными политиками, стремящимися к максимизации своего господства. Смена режима часто сопровождается немалыми потрясениями, и приходящая ему на смену стабилизация оборачивается в пользу потенциальных кандидатов в новые диктаторы: как отмечал Адам Пшеворский, «поскольку любой порядок лучше любого хаоса, любой порядок и устанавливается».
Однако в одних случаях новым автократам удается добиться своих целей, а в других - нет. Демократия возникает лишь если и тогда, когда политики сталкиваются с непреодолимыми барьерами, вынуждающими их играть по правилам, предполагающим потерю власти в результате поражения на выборах. Эти барьеры, в свою очередь, становятся побочным эффектом других явлений - неустранимого конфликта элит, противостояния различных социальных групп (включая классовые конфликты), влияния на поставторитарные страны со стороны Запада и/или идейных предпочтений политических лидеров. Там, где срабатывал один или несколько такого рода факторов - от Восточной Европы до Латинской Америки, - демократиям, хотя и не сразу, удавалось укорениться. Но в России и ряде других постсоветских государств события приняли иной оборот.
Россия: строительство авторитаризма
В недавней книге Authoritarian Russia: Analyzing Post-Soviet Regime Changes я писал о том, что Россия после 1991 г. может служить едва ли не идеальным случаем успешного строительства авторитаризма. Объективные условия отнюдь не обрекали Россию на авторитарную траекторию: уровень социально-экономического развития страны и масштабы ее фрагментации по международным меркам рассматриваются как вполне достаточные для успешной демократизации. Но никаких барьеров, препятствующих становлению нового авторитаризма, в России не возникло. В самом деле, все конфликты элит (между российскими и союзными властями в 1991 г., между президентом и парламентом в 1993 г., между различными группировками, претендовавшими на то, чтобы сменить Ельцина в 1999 г.) разрешались по принципу «игры с нулевой суммой»: победители полностью уничтожали и/или поглощали своих противников. Массовая политика (за исключением краткого всплеска протестов 2011-2012 гг.) после распада СССР играла второстепенную роль: в лучшем случае российские граждане выступали инструментами в руках боровшихся за власть элит, в худшем были пассивными зрителями. Влияние Запада на внутриполитические процессы в России было незначительным все постсоветские четверть века и со временем лишь снижалось. Наконец, любые политические идеи после распада СССР носили явно подчиненный характер по отношению к корыстным интересам прагматичных политиков, что сильно отличало нашу страну от многих поставторитарных стран начиная от Франции конца XIX в. и заканчивая Веймарской Германией.
В 1990-е гг. максимизации власти политическими лидерами препятствовали длительный и глубокий экономический спад и слабость российского государства после распада СССР. Борис Ельцин, афористично высказывавший свое ви́дение российской власти формулой «кто-то должен быть главным в стране: вот и все», в этих условиях вынужден был вести себя не как полновластный автократ, а как лавировавший между своими союзниками лидер довольно разношерстной правящей коалиции, в которую входили олигархи, федеральные и региональные бюрократы. В 2000-е гг., на фоне роста экономики и усиления силового аппарата, Владимир Путин смог заручиться поддержкой элит и масс и избавиться от ограничений времен «лихих 90-х». Благодаря переформатированию правящей коалиции и институциональным изменениям (включая отказ от выборов губернаторов и трансформацию партийной системы) ему удалось успешно консолидировать новый российский режим и заслужить «пятерку с плюсом» в глобальном колледже для автократов. Поэтому в каждый из «критических моментов» постсоветской политической истории Россия делала дальнейшие шаги, уводившие ее от свободы. Отказ от политических реформ сразу после подавления путча в 1991 г., роспуск Съезда народных депутатов в 1993-м, президентские выборы 1996 г., планомерное ограничение политической конкуренции в 2000-е гг. и репрессивная «политика страха» после 2012 г. стали основными вехами на пути российского авторитаризма. Спустя четверть века после краха коммунистического режима иллюзии демократизации в России оказались окончательно развеяны.
Сохранится ли авторитарное равновесие?
На первый взгляд сегодняшняя Россия представляет собой пример устойчивого равновесия персоналистского авторитарного режима. Ни политические протесты, ни международные конфликты и внешнеполитическая изоляция, ни экономический спад пока что не создали ему серьезных вызовов. Но и российскому авторитаризму присущи неустранимые риски. Во-первых, ему угрожают дворцовые и/или военные перевороты - именно они, а не восстания масс оказываются наиболее частой причиной падений такого рода режимов. Неудивительно, что смена состава правящей коалиции (включая перестановки в силовом аппарате) и выдвижение кадров по принципу личной лояльности призвана снизить эти риски. Во-вторых, и это гораздо важнее, срок существования персоналистских режимов обычно ограничен сроком жизни их лидеров. Нельзя исключить, что политическое статус-кво в России может сохраняться до тех пор, пока нынешнее поколение руководителей страны не уйдет в мир иной. Но вероятность того, что им удастся благополучно передать власть по наследству своим преемникам, статистически невелика, и это значит, что Россия, скорее всего, переживет новую смену режима - возможно, и не одну. Впрочем, эти изменения отнюдь не обязательно произойдут еще через четверть века. Ведь и советский режим длительное время казался незыблемым, и перспективы его краха, о неизбежности которого предупреждали прозорливые наблюдатели, долгие годы не воспринимались всерьез. Рано или поздно смена режима может (хотя и не обязательно должна) открыть новые шансы для демократизации России. Будущее покажет, удастся ли использовать эти шансы или они снова, как и 25 лет назад, окажутся упущены.
Владимир ГЕЛЬМАН - политолог, кандидат политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, приглашенный профессор Центрально-Европейского университета и Техасского университета в Остине, заслуженный профессор Финляндии (Finland Distinguished Professor) Алексантери-института Университета Хельсинки
Автор (редактор) 20 книг, автор более 150 научных статей по проблемам современной российской и постсоветской политики.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Гельман,_Владимир_Яковлевич
"Ведомости" № 4139 от 16.08.2016
http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/08/16/653157-begstvo-svobodi
Примечание: все выделения в тексте - мои.
СМ. ТАКЖЕ:
К 25-летию августовского путча - Политик Владимир МИЛОВ: почему у России не получилось
http://loxovo.livejournal.com/7468142.html
ИСТОРИЯ - ПУТЧ: Троллейбус 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7468927.html
Социологи: Россияне забывают о путче 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7474664.html
Россияне не до конца понимают, что произошло в августе 1991 года
http://loxovo.livejournal.com/7474798.html
К 25-летию августовского путча - Трудная память
http://loxovo.livejournal.com/7474998.html
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Путч. Август. 1991 год
18 августа 1991 года группа руководителей СССР прибыла в Форос к президенту Михаилу Горбачеву. На следующий день 19 августа в СССР было объявлено о переходе власти к Государственному комитету по чрезвычайному положению, вошедшему в историю под аббревиатурой ГКЧП. В Москву и другие крупные города России были переброшены войска. Так начался трехдневный путч, который привел к запрету КПСС и в конечном счете к прекращению существования СССР.
Репортажи, хроника, воспоминания участников и очевидцев, исторические свидетельства и современные оценки тех событий - в сюжете "Ъ-Online".
http://www.kommersant.ru/doc/1752872