Константин ГААЗЕ: Конец головокружения: Путин меняет курс? (мар 2016)
В недавней президентской фразе про головокружение от успехов («Много нерешенных проблем и вопросов, очень много… не до “головокружения от успехов” ни в коем случае») есть доля шутки. Но, как показали последние дни, только доля. Процитировав Сталина - то ли подсознательно, то ли совершенно осознанно, - Владимир Путин поставил себе в марте 2016 года исторический репер, точно как Сталин, который сделал это в марте 1930 года в одноименной статье в «Правде».
То головокружение имело для Сталина и его партии значение конкретного водораздела. Или советская деревня пойдет по пути коммуны, где нет ни приусадебных участков, ни собственных домов, ни своей птицы и мелкого скота, ни орудий в индивидуальном владении. Или партия разрешит артель, то есть быт деревни в привычном для нас понимании этого слова: с гусями, резными палисадами, квашеной капустой и самогоном. Сталин решил, что всё это можно оставить. В Постановлении ЦК, опубликованном спустя две недели после его письма, смягчение курса объяснили рисками распространения «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников». Сторонников коммуны в партийном руководстве обвинили в левом уклоне, некоторых потом посадили.
Статья Сталина не спасла СССР от катастрофы - спустя два года на Украине, в Белоруссии, на Кавказе, на Волге, Урале, в Западной Сибири и Северном Казахстане начался голод, который унес несколько миллионов жизней. Так что хребет у деревни все-таки сломался. Вопрос, хотел ли этого Сталин с самого начала, остается открытым. Какое значение имеет для Владимира Путина и страны нынешнее головокружение, нам только предстоит выяснить.
Конец реакции
Фраза президента в узком контексте, кажется, не имеет смысла. Путин произнес ее во время церемонии награждения, когда написанные слова закончились и ему пришлось говорить что-то, импровизируя.
С другой стороны, в широком контексте фраза вдруг становится осмысленной. От назначения Памфиловой в ЦИК, упрямства Кремля в вопросе личной встречи президента с главой Чечни до ночного совещания по экономике и вечерней встречи с Шойгу и Лавровым, где было объявлено о завершении активной фазы операции ВКС РФ в Сирии, кажется, можно провести относительно прямую черту, а не загогулину.
Понятно, что «чтение» политики всегда рискует скатиться в психоанализ или гадание на внутренностях птиц. Но, с другой стороны, Путин, говоря про головокружение, уже знал, что на следующей неделе у него будет армейская госприемка, заседание Совбеза в бункере Минобороны и затем встреча с Шойгу и Лавровым. И с этой точки зрения его политика - это текст: текст президентского графика, который некоторые могут читать до, а не после того, как пункт из графика стал новостным поводом. Говоря про одно, главный герой этого текста неизбежно держит в уме другое: не важно, пошутил он, проговорился или оговорился.
Кажется, что, уходя из Сирии, отправляя относительно честного человека в ЦИК, взбадривая экономическую дискуссию, и все это на фоне «головокружения», Путин хочет обозначить некоторую «смену вех» и предупреждает тех, у кого кружится голова от успехов, о своих намерениях. Формулируя общо, можно сказать, что президент отказывается от своего реакционного политического проекта, запущенного в 2012 году, и дрейфует в более тихие воды. Реакция провалилась, и президенту сегодня нужен новый политический план.
Володинский централ
Самое точное название старого курса - словосочетание «консервативная революция». То есть своеобразный, но не новый синтез двух идей: об избранности, особой миссии окруженного врагами народа, и крепком и заботливом государстве во главе с вождем (обязательно с вождем!), который делает жизнь этого особого народа посреди глобального кошмара возможной и даже сносной. «Нет Путина - нет России» - так звучит эта реакционно-революционная максима, которая подарила российской политике забытый привкус тотальности. Тотальность означает именно тотальность: общество имени кого-то не нуждается в кусках самоописания «мы лесорубы», «мы учителя», «мы интеллигенция» и так далее. Вместе - мы русские, потому что Путин - наш лидер, вперед.
Олицетворением этого нового курса, призванного склеить все разбитые сердца в стране, стала «володинская пропаганда» - полуистеричный культ поклонения национальному лидеру, то робкий, то наглый, пробующий разные формы вождизм. Машина обслуживания этого вождизма оказалась настолько циничной, что воспользовалась даже историей с «Бессмертным полком» в своих целях, на уровне картинки отождествив лояльность Владимиру Путину с лояльностью всей русской истории 9 мая 1945 года. Такой способ формирования национального большинства под лозунгом «Нет России без Путина» неизбежно превращал политическую машину в конвейер по уничтожению социальной сложности как таковой.
Предложения по вариантам дизайна конвейера стали поступать в Кремль, иногда в виде черных меток и один раз даже в виде заказного убийства. Тотальность как политическая схема и тотальность как политическая практика смешивались, порождая бред, психозы, амбиции и кровь - и все это от имени национального лидера. Между игроками стала пропадать сословная дистанция: одним из неизбежных следствий тотальности оказалось панибратство, развязность, проблемы с пониманием своих мест.
Вместе с социальной сложностью стала исчезать управляемость: несмотря на 86%, конкретные выборы «здесь и сейчас» превратились в проблему. Гладкая работа пропагандистской машины дала иллюзию контакта с обществом. Но реальный контакт оказался сложен в обслуживании, дорог и не победоносен. Получилось, что без социальной сложности Кремль не может управлять Россией. Потому что без карты не бывает территории. Ему попросту нечем больше управлять, кроме сложности.
После сентября
Поворот системы лицом к вождю требует от вождя поворота к каким-то сильным и внушающим эстетическое доверие ценностям. Не похоже, что у Путина такой поворот в действительности произошел. Во время традиционной валдайской встречи с советологами и прочими экспертами в 2012 году он, как будто накручивая себя, очень долго и путано отвечал на вопрос о «деле Pussy Riot». Ближе к концу встречи его спросили о «судьбе двух молодых женщин», намеренно устранившись от политики и переведя дело в гуманитарную плоскость. Он же в ответ говорил обо всем: об убитых священниках, о групповом сексе («может быть, кому-то нравится заниматься групповым сексом в музее, я не знаю»), о красных линиях, за которыми «наступает разрушение нашего общества». Но не был похож на настоящего, убежденного в своей правоте традиционалиста и консерватора. Слишком много аргументов «за» из разных областей он тогда привел, чтобы мы могли говорить о каком-то новом цельно-металлическом Путине.
Тотальность не торгуется и не учитывает сложности и различия. Она сносит головы тем, кто стоит у нее на пути. На снос голов у системы, которая ворует космодромами, нет сил. И у Путина тоже нет на это сил: ни убежденности в своей правоте, ни готовности проливать кровь, ни азарта. Поэтому Путин, кажется, и меняет курс. Назначает Памфилову в ЦИК, делает жест на выход из Сирии, учреждает правый партийный проект, не выдвигает блок одномандатников из ОНФ единым списком.
Он уходит в сторону от повышения градуса тотальности. Предупреждая об этом тех, у кого от трехлетки консервативной революции кружатся головы. Вместо харизматичных рабочих Путин назначает губернаторами своего охранника и прожженного бюрократа из глубокого запаса. Либералов и «пятую колонну» собирают в Красноярске на смотр перед принимающими парад министрами и вице-премьерами. Революционные матросы из отдела мнений «Известий» культурно разогнаны в рамках смены приоритетов работы медиахолдинга.
Образ будущего пока не определен. На кону судьба Рамзана Кадырова, статус Памфиловой в Центризбиркоме, восток Украины, стиль предвыборной кампании, который еще можно сменить на «окопный», и т. д. Но если в ближайшие две-три недели «оттепельных» новостей будет больше, чем «консервативных», значит, чаша весов все-таки склоняется в пользу старого доброго realpolitik: и в экономике, и во внутренней политике, и в вопросах войны и мира.
Это не либерализация, но это разворот в сторону от консервативной революции. Оставшиеся до выборов президента в марте 2018-го два года - небольшой срок. Это дает некоторую надежду, что этот новый поворот - предвыборная программа кандидата Путина или последняя в его карьере политическая операция.
Константин ГААЗЕ - журналист, политический обозреватель Slon, колумнист Forbes. Закончил факультет госуправления МГУ. Работал пиарщиком делового центра "Москва-Сити" и правительства Москвы. Занимался рекламным бизнесом. С 2006 по 2008 - советник министра сельского хозяйства РФ. С 2008 - корреспондент отдела "Страна" журнала "Русский Newsweek". В Slon.ru с марта 2009 г.
Slon, 15.03.2016
https://slon.ru/posts/65245
Примечание: все выделения в тексте - мои.
То головокружение имело для Сталина и его партии значение конкретного водораздела. Или советская деревня пойдет по пути коммуны, где нет ни приусадебных участков, ни собственных домов, ни своей птицы и мелкого скота, ни орудий в индивидуальном владении. Или партия разрешит артель, то есть быт деревни в привычном для нас понимании этого слова: с гусями, резными палисадами, квашеной капустой и самогоном. Сталин решил, что всё это можно оставить. В Постановлении ЦК, опубликованном спустя две недели после его письма, смягчение курса объяснили рисками распространения «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников». Сторонников коммуны в партийном руководстве обвинили в левом уклоне, некоторых потом посадили.
Статья Сталина не спасла СССР от катастрофы - спустя два года на Украине, в Белоруссии, на Кавказе, на Волге, Урале, в Западной Сибири и Северном Казахстане начался голод, который унес несколько миллионов жизней. Так что хребет у деревни все-таки сломался. Вопрос, хотел ли этого Сталин с самого начала, остается открытым. Какое значение имеет для Владимира Путина и страны нынешнее головокружение, нам только предстоит выяснить.
Конец реакции
Фраза президента в узком контексте, кажется, не имеет смысла. Путин произнес ее во время церемонии награждения, когда написанные слова закончились и ему пришлось говорить что-то, импровизируя.
С другой стороны, в широком контексте фраза вдруг становится осмысленной. От назначения Памфиловой в ЦИК, упрямства Кремля в вопросе личной встречи президента с главой Чечни до ночного совещания по экономике и вечерней встречи с Шойгу и Лавровым, где было объявлено о завершении активной фазы операции ВКС РФ в Сирии, кажется, можно провести относительно прямую черту, а не загогулину.
Понятно, что «чтение» политики всегда рискует скатиться в психоанализ или гадание на внутренностях птиц. Но, с другой стороны, Путин, говоря про головокружение, уже знал, что на следующей неделе у него будет армейская госприемка, заседание Совбеза в бункере Минобороны и затем встреча с Шойгу и Лавровым. И с этой точки зрения его политика - это текст: текст президентского графика, который некоторые могут читать до, а не после того, как пункт из графика стал новостным поводом. Говоря про одно, главный герой этого текста неизбежно держит в уме другое: не важно, пошутил он, проговорился или оговорился.
Кажется, что, уходя из Сирии, отправляя относительно честного человека в ЦИК, взбадривая экономическую дискуссию, и все это на фоне «головокружения», Путин хочет обозначить некоторую «смену вех» и предупреждает тех, у кого кружится голова от успехов, о своих намерениях. Формулируя общо, можно сказать, что президент отказывается от своего реакционного политического проекта, запущенного в 2012 году, и дрейфует в более тихие воды. Реакция провалилась, и президенту сегодня нужен новый политический план.
Володинский централ
Самое точное название старого курса - словосочетание «консервативная революция». То есть своеобразный, но не новый синтез двух идей: об избранности, особой миссии окруженного врагами народа, и крепком и заботливом государстве во главе с вождем (обязательно с вождем!), который делает жизнь этого особого народа посреди глобального кошмара возможной и даже сносной. «Нет Путина - нет России» - так звучит эта реакционно-революционная максима, которая подарила российской политике забытый привкус тотальности. Тотальность означает именно тотальность: общество имени кого-то не нуждается в кусках самоописания «мы лесорубы», «мы учителя», «мы интеллигенция» и так далее. Вместе - мы русские, потому что Путин - наш лидер, вперед.
Олицетворением этого нового курса, призванного склеить все разбитые сердца в стране, стала «володинская пропаганда» - полуистеричный культ поклонения национальному лидеру, то робкий, то наглый, пробующий разные формы вождизм. Машина обслуживания этого вождизма оказалась настолько циничной, что воспользовалась даже историей с «Бессмертным полком» в своих целях, на уровне картинки отождествив лояльность Владимиру Путину с лояльностью всей русской истории 9 мая 1945 года. Такой способ формирования национального большинства под лозунгом «Нет России без Путина» неизбежно превращал политическую машину в конвейер по уничтожению социальной сложности как таковой.
Предложения по вариантам дизайна конвейера стали поступать в Кремль, иногда в виде черных меток и один раз даже в виде заказного убийства. Тотальность как политическая схема и тотальность как политическая практика смешивались, порождая бред, психозы, амбиции и кровь - и все это от имени национального лидера. Между игроками стала пропадать сословная дистанция: одним из неизбежных следствий тотальности оказалось панибратство, развязность, проблемы с пониманием своих мест.
Вместе с социальной сложностью стала исчезать управляемость: несмотря на 86%, конкретные выборы «здесь и сейчас» превратились в проблему. Гладкая работа пропагандистской машины дала иллюзию контакта с обществом. Но реальный контакт оказался сложен в обслуживании, дорог и не победоносен. Получилось, что без социальной сложности Кремль не может управлять Россией. Потому что без карты не бывает территории. Ему попросту нечем больше управлять, кроме сложности.
После сентября
Поворот системы лицом к вождю требует от вождя поворота к каким-то сильным и внушающим эстетическое доверие ценностям. Не похоже, что у Путина такой поворот в действительности произошел. Во время традиционной валдайской встречи с советологами и прочими экспертами в 2012 году он, как будто накручивая себя, очень долго и путано отвечал на вопрос о «деле Pussy Riot». Ближе к концу встречи его спросили о «судьбе двух молодых женщин», намеренно устранившись от политики и переведя дело в гуманитарную плоскость. Он же в ответ говорил обо всем: об убитых священниках, о групповом сексе («может быть, кому-то нравится заниматься групповым сексом в музее, я не знаю»), о красных линиях, за которыми «наступает разрушение нашего общества». Но не был похож на настоящего, убежденного в своей правоте традиционалиста и консерватора. Слишком много аргументов «за» из разных областей он тогда привел, чтобы мы могли говорить о каком-то новом цельно-металлическом Путине.
Тотальность не торгуется и не учитывает сложности и различия. Она сносит головы тем, кто стоит у нее на пути. На снос голов у системы, которая ворует космодромами, нет сил. И у Путина тоже нет на это сил: ни убежденности в своей правоте, ни готовности проливать кровь, ни азарта. Поэтому Путин, кажется, и меняет курс. Назначает Памфилову в ЦИК, делает жест на выход из Сирии, учреждает правый партийный проект, не выдвигает блок одномандатников из ОНФ единым списком.
Он уходит в сторону от повышения градуса тотальности. Предупреждая об этом тех, у кого от трехлетки консервативной революции кружатся головы. Вместо харизматичных рабочих Путин назначает губернаторами своего охранника и прожженного бюрократа из глубокого запаса. Либералов и «пятую колонну» собирают в Красноярске на смотр перед принимающими парад министрами и вице-премьерами. Революционные матросы из отдела мнений «Известий» культурно разогнаны в рамках смены приоритетов работы медиахолдинга.
Образ будущего пока не определен. На кону судьба Рамзана Кадырова, статус Памфиловой в Центризбиркоме, восток Украины, стиль предвыборной кампании, который еще можно сменить на «окопный», и т. д. Но если в ближайшие две-три недели «оттепельных» новостей будет больше, чем «консервативных», значит, чаша весов все-таки склоняется в пользу старого доброго realpolitik: и в экономике, и во внутренней политике, и в вопросах войны и мира.
Это не либерализация, но это разворот в сторону от консервативной революции. Оставшиеся до выборов президента в марте 2018-го два года - небольшой срок. Это дает некоторую надежду, что этот новый поворот - предвыборная программа кандидата Путина или последняя в его карьере политическая операция.
Константин ГААЗЕ - журналист, политический обозреватель Slon, колумнист Forbes. Закончил факультет госуправления МГУ. Работал пиарщиком делового центра "Москва-Сити" и правительства Москвы. Занимался рекламным бизнесом. С 2006 по 2008 - советник министра сельского хозяйства РФ. С 2008 - корреспондент отдела "Страна" журнала "Русский Newsweek". В Slon.ru с марта 2009 г.
Slon, 15.03.2016
https://slon.ru/posts/65245
Примечание: все выделения в тексте - мои.