!!!!!! Елена МАСЮК - о жизни заключенных и сотрудников ФСИН (РЕПОРТАЖ) (окончание)
Начало:
http://loxovo.livejournal.com/7165696.html
Смотрящий
В СИЗО-4, как и в других СИЗО Москвы, есть смотрящий. В четвертом изоляторе последние месяцев семь - это Женя Рожок (Евгений Рожков). Сидит по 209-й статье, бандитизм. Как полагается смотрящему, у Жени особые условия в камере. Это местный «Кремль».
Все кровати плотно завешаны шторками, мини-портьеры даже на небольших окнах, которые находятся почти под потолком. Эдакие ламбрекены. Причем все тканевые аксессуары выполнены в одном стиле - из атласной пейзажной ткани, на которой солнце, море, пальмы и песок… Посередине камеры - иконостас, а над ним нарисованная на стене большая серая птица. Мне она показалась орлом. Но Женя считает, что это голубь - символ свободы. Ему оно, конечно, видней. В камере смотрящего восемь человек. Все мужчины серьезные, суровые, некоторые хорошо накачаны.
Как рассказали мне на условиях анонимности несколько заключенных, которые побывали в последнее время в четвертом изоляторе, человека «затянуть» (затащить) в камеру ничего не стоит. «Затянуть» для того, чтобы выбить деньги. Выбранную жертву сажают в так называемую «котловую» камеру, где быстро объясняют, что сейчас будут «в пол вбивать», «иголки в голову вставлять», если бабки не даст.
Выбивают здесь в среднем от 500 тысяч рублей до полутора миллионов. Как уверяют заключенные, все это проходит под контролем смотрящего, который вместе со своей свитой спокойно может передвигаться по изолятору и зайти в любую камеру, правда, в сопровождении сотрудников. Видимо, у определенных сотрудников изолятора здесь свой интерес.
Но смотрящий подходящую жертву может «затянуть» и к себе в камеру. Как говорят заключенные, попавшие в «хату» к смотрящему, выдержать его психологический натиск почти невозможно. Некоторые сами себя режут только для того, чтобы перевестись из этой камеры.
1 декабря смотрящий «затянул» к себе в камеру Петра, осужденного по ст. 228.1 ч. 5 (незаконное производство, сбыт наркотиков в крупном размере). Требовал от него полмиллиона рублей. Петр сказал, что таких денег нет. «Брат присылает мне ежемесячно по восемь тысяч, из них пять я отдаю «на озеленение Луны», то есть в общий котел. Больше у меня нет», - рассказывает Петр. Но смотрящий в это не поверил и поставил условие: «Или 500 тысяч, или пойдешь в камеру для «петухов».
«Петушиные» камеры есть в каждом изоляторе, и не обязательно, чтобы попасть в такую камеру, нужно быть гомосексуалистом или изнасилованным. Достаточно, чтобы смотрящий просто назвал человека «петухом». С этим клеймом заключенный пойдет и на зону. С этой категорией людей другие осужденные не имеют права разговаривать, в столовой они сидят за отдельным столом, к их вещам нельзя прикасаться. В общем, изгои…
Возвращаясь к истории с Петром. По словам Петра, до того, как его перевели в камеру к Жене Рожку, смотрящий сам неоднократно наведывался в его многоместную камеру. Происходит это обычно так: сотрудники сопровождают смотрящего до нужной камеры, открывают ее, смотрящий (один или со свитой) заходит в камеру, дверь закрывается, при этом сами сотрудники изолятора остаются за дверью - ждут, пока смотрящий порешает дела.
Петр рассказывает, что в первый раз Рожок требовал с него 200 тысяч, во второй раз - уже 300 тысяч. Ну а в камере смотрящего сумма возросла до 500 тысяч.
Чтобы не оставаться в камере смотрящего, Петр в первую же ночь порезал себе шею. В городской больнице ему наложили швы, чуть подлечили и перевели в психбольницу Бутырки (поскольку была попытка суицида).
Петр порезал себе шею в ночь с 1-го на 2 декабря. Прошло почти полтора месяца. Никаких проверок, никаких уголовных дел по ст. 110 УК (доведение до самоубийства) - ничего этого сделано не было.
После того, как Петр рассказал нам о своей истории, его сокамерники по психушке «выломали» (выгнали) его из камеры. Мол, нечего рассказывать членам ОНК. А сотрудники ФСИН по-прежнему молчат, как будто ничего не слышат. А ведь речь идет о безопасности и жизни заключенного.
Понятно, что «затягивания» в камеру, которые регулярно случаются в СИЗО-4, не могут происходить в изоляторе без согласия надзирателей. Надо сказать, что те заключенные, кто был в четвертом СИЗО и с кем я разговаривала, очень боятся возвращаться обратно в этот изолятор. Они опасаются за свою жизнь. Ведь здесь в конце прошлого года за полтора месяца умерло четверо заключенных, один совершил суицид, у другого была попытка суицида, но, к счастью, быстро приехала «скорая» (речь идет о Петре).
Надо сказать, что все смерти в изоляторе очень странные. Как рассказывают сокамерники умерших (в разных камерах, но на двух соседних этажах), они легли спать, а потом вдруг раз и умерли. У одного была сердечная недостаточность, у другого - гайморит, и он задохнулся во сне. У третьего вообще ничего не болело, но он упал со второго яруса. «Днем дело было. Лежал. Упал. Ударился головой о соседние металлические нары. Потом ударился головой о пол. Вызвали дежурного. Забрали. Сейчас на его месте другой заключенный. У нас так», - рассказывают сокамерники погибшего.
Ну а тот, который суицид совершил, повесился на решетке вентиляционной вытяжки в туалете, которая находится, надо сказать, не очень высоко. Думаю, повеситься там было непросто…
Тетка-«наседка»
Заходим в камеру к Варе Карауловой в «Лефортове» (обвиняется по ч. 2 ст. 205.5 УК РФ, участие в деятельности террористической организации). Камера метров семь. Нас три члена ОНК, и еще в камеру набивается человек 5-6 сотрудников (все мужчины). Спрашиваю Варю, что ей нужно, чтобы передали родственники. Варвара говорит, что, может быть, фрукты. Где-то там, из-за плеча высокого (по росту) сотрудника, появляется голова сотрудника пониже (ростом) и говорит:
- А вы что, почтальон, чтобы передавать, что нужно? Вы вообще кто? Вот пусть она скажет следователю, что ей нужны фрукты, и следователь передаст это ее родителям.
- Мне бы еще было хорошо теплые брюки передать, - тихим голосом просит Варя.
- А что, у вас на складе нет теплых брюк? - с недоумением спрашивает Караулову уже другой сотрудник изолятора. (Здесь необходимо пояснить, что «Лефортово» - это единственный изолятор в Москве, где личные вещи заключенного находятся не в камере, а на складе. Например, арестанту нужна расческа… Чтобы ее заполучить, заключенный должен написать заявление на имя начальника: «Прошу выдать из моих личных вещей мою расческу». Или понадобились сменные трусы. Опять заявление пиши.)
- Нету, - отвечает Караулова.
- Тогда скажите об этом следователю, он свяжется с вашими родственниками, - продолжает давать наставления сотрудник «Лефортова».
Варвара Караулова в Лефортовском суде
Интересуюсь у Вари, есть ли у нее гигиенические средства, или нужно, чтоб передали. В этот момент, расталкивая своих коллег, целый подполковник внутренней службы (высокий, плотный), по должности ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора), прорывается сквозь своих коллег со словами: «О чем это они там говорят? Дайте мне послушать!»
Надо сказать, что до того, как зайти в камеру к Карауловой, этот подполковник, отказавшийся назвать членам ОНК свою фамилию, мол, хватит вам моего имени и отчества - Александр Александрович, в процессе обхода камер уже устроил ОНК пару истерик, а в какой-то момент просто остановил проверку и куда-то убежал. Бегал минут тридцать, потом вернулся, при этом даже не извинился. Одним словом, вел себя «достойно», по-мужски, в соответствии с пониманием своих звездочек на погонах.
И вот на эти его слова - о чем там говорят две женщины - я на всю камеру ему громко отвечаю: «О тампаксах и прокладках». И тут сокамерница Вари, женщина лет 65+, вмешивается в разговор и говорит:
- Всё есть. Здесь всё выдают.
- Что выдают? Десять прокладок, которых не хватает?! А вы видели эти прокладки? - спрашиваю соседку Вари.
- Так еще можно попросить. Еще дадут. Что, я не видела эти прокладки?! Я ж не первый год сижу, - поджав губу, сообщает сокамерница Карауловой. (В качестве ремарки хочу заметить, что женские прокладки, в особенности на зоне, - это дефицит, а значит, способ шантажа со стороны сотрудников учреждений.)
Соседка Вари, которую зовут Татьяна, ненадолго замолкает, а потом с новой силой вмешивается в разговор и не дает Варе ответить ни на один вопрос. Главный посыл ее возгласов такой: как хорошо сидеть в «Лефортове»! Как уютно! Как комфортно!
Сотрудники изолятора тоже вошли в роль - не позволяют ни о чем спрашивать, постоянно перебивают, причем уже друг друга.
«Варя, к вам приходил адвокат по соглашению?» - спрашиваю Караулову. «Вы не имеете права об этом спрашивать», - кричат сотрудники изолятора. Ну как же не имеем права?! Имеем. Это право на защиту. Ведь к 19-летней Варе Карауловой в течение полутора месяцев не допускали адвоката по соглашению. Для сотрудников «Лефортова» постановление Конституционного суда о беспрепятственном допуске в СИЗО адвокатов по соглашению - не закон. Нарушение права на защиту? Да по фигу!
Варя сидит на кровати, поджав под себя ноги, с ужасом смотрит на происходящее в камере. Видно, что боится говорить даже о погоде, не говоря уже об условиях содержания. Еще бы! В камеру набилась куча народа, и запрещают говорить обо всем, даже об апельсинах с яблоками.
К слову, то, что сегодня сотрудники «Лефортова» творят во время посещений изолятора с членами ОНК, может стать нормой. Минюст внес на рассмотрение в Госдуму законопроект, в котором работникам ФСИН дается право прерывать беседу членов ОНК с заключенными, если тема разговора не относится к соблюдению прав заключенных. А трактовка этих прав в каждом учреждении ФСИН своя. Например, в том же «Лефортове» сотрудники изолятора запрещают нам выслушивать жалобы арестантов на пытки. Мотивация следующая: пытали заключенного не в «Лефортове», а при задержании. Значит, говорить об этом в «Лефортове» нельзя.
Теперь более подробно о соседке Карауловой.
Эта дама - «наседка». Ее в начале прошлого года подсаживали к Светлане Давыдовой (многодетной матери, которую пытались обвинить в госизмене). Теперь к Карауловой. Такая «наседка» обычно подселяется в камеру, чтобы выпытывать подробности жизни, а главное - регулярно настоятельно советовать сокамерницам во всем признаться.
Подобные тетки очень хорошо заметны в многоместных камерах женского изолятора. Вот заходишь в камеру, спрашиваешь о проблемах, жалобах. И тут выскакивает возрастная прожженная тетя и заявляет: «У нас все хорошо. Проблем нет. Мы всем довольны». А если кто-то из женщин начинает на что-то жаловаться, тетя злобно пресекает разговор. Не для того ее сотрудники изолятора поставили в камеру старшей - смотрящей, чтобы она позволяла выносить сор из избы. Единственный способ заставить ее замолчать - это жестко поставить на место. После этого такие тетки обычно замолкают.
Но в «Лефортове» помимо орущей тетки-«наседки» есть еще орущие сотрудники. Вместе они - сила.
Жизнь под лавкой
Виктория Павленко в зале Гагаринского суда
Виктория Павленко - зоозащитница. Летом прошлого года она якобы украла собаку у уличной певицы Юлии Дьяковой. История была шумной. Поиском лабрадора занялся Следственный комитет. Собаку нашли, а Павленко на 3,5 месяца посадили под домашний арест. У самой Виктории дома три собаки, с которыми нужно как минимум два раза в сутки гулять. Павленко была вынуждена нанять человека для выгула своих питомцев. Лишь спустя 2,5 месяца Гагаринский суд проявил гуманность и разрешил Виктории самой выводить своих собак на улицу (не более двух часов в сутки).
А 23 ноября тот же самый суд приговорил Павленко к полутора годам колонии.
Из суда Викторию отправили в единственный на всю Москву женский изолятор - СИЗО-6. В камере, в которой она оказалась, 42 спальных места, но находится здесь 51 женщина. Вопрос: где спят девять женщин, у которых нет кроватей? Ответ: под лавками на кухне.
На кухне (примерно 12 кв. м) два прямоугольных стола и четыре лавки. Виктория рассказывает, что когда ее поместили в камеру, то старшая по камере указала ей место для сна - между двумя лавками. Расстояние там сантиметров 40, не больше. Павленко говорит, что вначале вообще не поняла, как там можно поместиться. Но соседка по «подлавке» расстелила матрас и сказала: «Ложись».
В шесть утра в СИЗО подъем. Днем Виктории негде ни прилечь, ни присесть, если только кто-то из женщин не разрешит отдохнуть на ее кровати.
Если и дальше в Москве будут сажать в таких масштабах, то арестованным женщинам скоро придется спать в туалете. Кстати, на 51 женщину в камере всего два унитаза…
Изначально в женском СИЗО стояли одноярусные кровати. Но в последние несколько лет, с усилением тенденции всех «закрыть», в изоляторе стали наваривать второй ярус. Сейчас в 6-м СИЗО «перелимит» на 60%, в «Матросской Тишине» еще больше - на 80%, а в Бутырке начальник собирается наваривать уже третий ярус кроватей. Руководители СИЗО не имеют права не принять заключенного, даже если у них будет «перелимит» 100%.
Ни следователей, ни прокуроров, ни судей не интересует вопрос, что в российских тюрьмах уже давно нет свободных мест. И это несмотря на принятый еще в 1995 году 103-й закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», который предусматривает, что заключенным создаются бытовые условия, отвечающие требованиям гигиены и санитарии; помещенным под стражу предоставляются индивидуальное спальное место, постельное белье, посуда и средства гигиены; каждый заключенный должен располагать не менее чем 4 кв. м личного пространства в камере… А на деле заключенный сегодня оказывается под лавкой на кухне, и личная шконка уже воспринимается за счастье.
Из-за переполненности московских изоляторов заключенных нечасто вывозят в суд по вопросу продления содержания. Вроде как конвоев не хватает. Вместо личного присутствия в суде устраивают так называемые видеоконференции. В каждом изоляторе есть небольшая клетка, куда помещают заключенного. Из этой клетки заключенный и общается с судьей. В последнее время клетки тоже переполнены. Туда набивают по несколько арестантов. Якобы это происходит из-за загруженности сотрудников СИЗО. Один заключенный отвечает на вопросы судьи по видеотрансляции, в то время как остальные буквально нависают над его спиной, ждут своей очереди - своего суда. Тюремный конвейер…
Сразу четверо арестованных ждут решения суда по видеосвязи из СИЗО. Суд рассмотрит их дела по очереди
P.S. 27 декабря 2015 года члены ОНК Москвы сообщили о ставших им известными фактах истязаний и вымогательства денег в СИЗО-4 г. Москвы первому замдиректору ФСИН РФ, а также руководителю службы собственной безопасности ФСИН РФ. Реакции не последовало. Зато среагировал смотрящий СИЗО-4 Женя Рожок. Он «заморозил» камеры изолятора: запретил заключенным пускать в камеры сотрудников ФСИН (!) и членов ОНК.
P.P.S. По всей стране членам ОНК регулярно приходят сообщения об издевательствах, вымогательствах и убийствах в учреждениях ФСИН России. Обращаюсь ко всем членам региональных ОНК: присылайте мне эти материалы! Давайте сделаем эти истории публичными. Только так можно остановить ГУЛАГ 2.0.
"Новая газета" № 1 от 11 января 2016
http://www.novayagazeta.ru/society/71378.html
Примечание: выделение красным - моё.
http://loxovo.livejournal.com/7165696.html
Смотрящий
В СИЗО-4, как и в других СИЗО Москвы, есть смотрящий. В четвертом изоляторе последние месяцев семь - это Женя Рожок (Евгений Рожков). Сидит по 209-й статье, бандитизм. Как полагается смотрящему, у Жени особые условия в камере. Это местный «Кремль».
Все кровати плотно завешаны шторками, мини-портьеры даже на небольших окнах, которые находятся почти под потолком. Эдакие ламбрекены. Причем все тканевые аксессуары выполнены в одном стиле - из атласной пейзажной ткани, на которой солнце, море, пальмы и песок… Посередине камеры - иконостас, а над ним нарисованная на стене большая серая птица. Мне она показалась орлом. Но Женя считает, что это голубь - символ свободы. Ему оно, конечно, видней. В камере смотрящего восемь человек. Все мужчины серьезные, суровые, некоторые хорошо накачаны.
Как рассказали мне на условиях анонимности несколько заключенных, которые побывали в последнее время в четвертом изоляторе, человека «затянуть» (затащить) в камеру ничего не стоит. «Затянуть» для того, чтобы выбить деньги. Выбранную жертву сажают в так называемую «котловую» камеру, где быстро объясняют, что сейчас будут «в пол вбивать», «иголки в голову вставлять», если бабки не даст.
Выбивают здесь в среднем от 500 тысяч рублей до полутора миллионов. Как уверяют заключенные, все это проходит под контролем смотрящего, который вместе со своей свитой спокойно может передвигаться по изолятору и зайти в любую камеру, правда, в сопровождении сотрудников. Видимо, у определенных сотрудников изолятора здесь свой интерес.
Но смотрящий подходящую жертву может «затянуть» и к себе в камеру. Как говорят заключенные, попавшие в «хату» к смотрящему, выдержать его психологический натиск почти невозможно. Некоторые сами себя режут только для того, чтобы перевестись из этой камеры.
1 декабря смотрящий «затянул» к себе в камеру Петра, осужденного по ст. 228.1 ч. 5 (незаконное производство, сбыт наркотиков в крупном размере). Требовал от него полмиллиона рублей. Петр сказал, что таких денег нет. «Брат присылает мне ежемесячно по восемь тысяч, из них пять я отдаю «на озеленение Луны», то есть в общий котел. Больше у меня нет», - рассказывает Петр. Но смотрящий в это не поверил и поставил условие: «Или 500 тысяч, или пойдешь в камеру для «петухов».
«Петушиные» камеры есть в каждом изоляторе, и не обязательно, чтобы попасть в такую камеру, нужно быть гомосексуалистом или изнасилованным. Достаточно, чтобы смотрящий просто назвал человека «петухом». С этим клеймом заключенный пойдет и на зону. С этой категорией людей другие осужденные не имеют права разговаривать, в столовой они сидят за отдельным столом, к их вещам нельзя прикасаться. В общем, изгои…
Возвращаясь к истории с Петром. По словам Петра, до того, как его перевели в камеру к Жене Рожку, смотрящий сам неоднократно наведывался в его многоместную камеру. Происходит это обычно так: сотрудники сопровождают смотрящего до нужной камеры, открывают ее, смотрящий (один или со свитой) заходит в камеру, дверь закрывается, при этом сами сотрудники изолятора остаются за дверью - ждут, пока смотрящий порешает дела.
Петр рассказывает, что в первый раз Рожок требовал с него 200 тысяч, во второй раз - уже 300 тысяч. Ну а в камере смотрящего сумма возросла до 500 тысяч.
Чтобы не оставаться в камере смотрящего, Петр в первую же ночь порезал себе шею. В городской больнице ему наложили швы, чуть подлечили и перевели в психбольницу Бутырки (поскольку была попытка суицида).
Петр порезал себе шею в ночь с 1-го на 2 декабря. Прошло почти полтора месяца. Никаких проверок, никаких уголовных дел по ст. 110 УК (доведение до самоубийства) - ничего этого сделано не было.
После того, как Петр рассказал нам о своей истории, его сокамерники по психушке «выломали» (выгнали) его из камеры. Мол, нечего рассказывать членам ОНК. А сотрудники ФСИН по-прежнему молчат, как будто ничего не слышат. А ведь речь идет о безопасности и жизни заключенного.
Понятно, что «затягивания» в камеру, которые регулярно случаются в СИЗО-4, не могут происходить в изоляторе без согласия надзирателей. Надо сказать, что те заключенные, кто был в четвертом СИЗО и с кем я разговаривала, очень боятся возвращаться обратно в этот изолятор. Они опасаются за свою жизнь. Ведь здесь в конце прошлого года за полтора месяца умерло четверо заключенных, один совершил суицид, у другого была попытка суицида, но, к счастью, быстро приехала «скорая» (речь идет о Петре).
Надо сказать, что все смерти в изоляторе очень странные. Как рассказывают сокамерники умерших (в разных камерах, но на двух соседних этажах), они легли спать, а потом вдруг раз и умерли. У одного была сердечная недостаточность, у другого - гайморит, и он задохнулся во сне. У третьего вообще ничего не болело, но он упал со второго яруса. «Днем дело было. Лежал. Упал. Ударился головой о соседние металлические нары. Потом ударился головой о пол. Вызвали дежурного. Забрали. Сейчас на его месте другой заключенный. У нас так», - рассказывают сокамерники погибшего.
Ну а тот, который суицид совершил, повесился на решетке вентиляционной вытяжки в туалете, которая находится, надо сказать, не очень высоко. Думаю, повеситься там было непросто…
Тетка-«наседка»
Заходим в камеру к Варе Карауловой в «Лефортове» (обвиняется по ч. 2 ст. 205.5 УК РФ, участие в деятельности террористической организации). Камера метров семь. Нас три члена ОНК, и еще в камеру набивается человек 5-6 сотрудников (все мужчины). Спрашиваю Варю, что ей нужно, чтобы передали родственники. Варвара говорит, что, может быть, фрукты. Где-то там, из-за плеча высокого (по росту) сотрудника, появляется голова сотрудника пониже (ростом) и говорит:
- А вы что, почтальон, чтобы передавать, что нужно? Вы вообще кто? Вот пусть она скажет следователю, что ей нужны фрукты, и следователь передаст это ее родителям.
- Мне бы еще было хорошо теплые брюки передать, - тихим голосом просит Варя.
- А что, у вас на складе нет теплых брюк? - с недоумением спрашивает Караулову уже другой сотрудник изолятора. (Здесь необходимо пояснить, что «Лефортово» - это единственный изолятор в Москве, где личные вещи заключенного находятся не в камере, а на складе. Например, арестанту нужна расческа… Чтобы ее заполучить, заключенный должен написать заявление на имя начальника: «Прошу выдать из моих личных вещей мою расческу». Или понадобились сменные трусы. Опять заявление пиши.)
- Нету, - отвечает Караулова.
- Тогда скажите об этом следователю, он свяжется с вашими родственниками, - продолжает давать наставления сотрудник «Лефортова».
Варвара Караулова в Лефортовском суде
Интересуюсь у Вари, есть ли у нее гигиенические средства, или нужно, чтоб передали. В этот момент, расталкивая своих коллег, целый подполковник внутренней службы (высокий, плотный), по должности ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора), прорывается сквозь своих коллег со словами: «О чем это они там говорят? Дайте мне послушать!»
Надо сказать, что до того, как зайти в камеру к Карауловой, этот подполковник, отказавшийся назвать членам ОНК свою фамилию, мол, хватит вам моего имени и отчества - Александр Александрович, в процессе обхода камер уже устроил ОНК пару истерик, а в какой-то момент просто остановил проверку и куда-то убежал. Бегал минут тридцать, потом вернулся, при этом даже не извинился. Одним словом, вел себя «достойно», по-мужски, в соответствии с пониманием своих звездочек на погонах.
И вот на эти его слова - о чем там говорят две женщины - я на всю камеру ему громко отвечаю: «О тампаксах и прокладках». И тут сокамерница Вари, женщина лет 65+, вмешивается в разговор и говорит:
- Всё есть. Здесь всё выдают.
- Что выдают? Десять прокладок, которых не хватает?! А вы видели эти прокладки? - спрашиваю соседку Вари.
- Так еще можно попросить. Еще дадут. Что, я не видела эти прокладки?! Я ж не первый год сижу, - поджав губу, сообщает сокамерница Карауловой. (В качестве ремарки хочу заметить, что женские прокладки, в особенности на зоне, - это дефицит, а значит, способ шантажа со стороны сотрудников учреждений.)
Соседка Вари, которую зовут Татьяна, ненадолго замолкает, а потом с новой силой вмешивается в разговор и не дает Варе ответить ни на один вопрос. Главный посыл ее возгласов такой: как хорошо сидеть в «Лефортове»! Как уютно! Как комфортно!
Сотрудники изолятора тоже вошли в роль - не позволяют ни о чем спрашивать, постоянно перебивают, причем уже друг друга.
«Варя, к вам приходил адвокат по соглашению?» - спрашиваю Караулову. «Вы не имеете права об этом спрашивать», - кричат сотрудники изолятора. Ну как же не имеем права?! Имеем. Это право на защиту. Ведь к 19-летней Варе Карауловой в течение полутора месяцев не допускали адвоката по соглашению. Для сотрудников «Лефортова» постановление Конституционного суда о беспрепятственном допуске в СИЗО адвокатов по соглашению - не закон. Нарушение права на защиту? Да по фигу!
Варя сидит на кровати, поджав под себя ноги, с ужасом смотрит на происходящее в камере. Видно, что боится говорить даже о погоде, не говоря уже об условиях содержания. Еще бы! В камеру набилась куча народа, и запрещают говорить обо всем, даже об апельсинах с яблоками.
К слову, то, что сегодня сотрудники «Лефортова» творят во время посещений изолятора с членами ОНК, может стать нормой. Минюст внес на рассмотрение в Госдуму законопроект, в котором работникам ФСИН дается право прерывать беседу членов ОНК с заключенными, если тема разговора не относится к соблюдению прав заключенных. А трактовка этих прав в каждом учреждении ФСИН своя. Например, в том же «Лефортове» сотрудники изолятора запрещают нам выслушивать жалобы арестантов на пытки. Мотивация следующая: пытали заключенного не в «Лефортове», а при задержании. Значит, говорить об этом в «Лефортове» нельзя.
Теперь более подробно о соседке Карауловой.
Эта дама - «наседка». Ее в начале прошлого года подсаживали к Светлане Давыдовой (многодетной матери, которую пытались обвинить в госизмене). Теперь к Карауловой. Такая «наседка» обычно подселяется в камеру, чтобы выпытывать подробности жизни, а главное - регулярно настоятельно советовать сокамерницам во всем признаться.
Подобные тетки очень хорошо заметны в многоместных камерах женского изолятора. Вот заходишь в камеру, спрашиваешь о проблемах, жалобах. И тут выскакивает возрастная прожженная тетя и заявляет: «У нас все хорошо. Проблем нет. Мы всем довольны». А если кто-то из женщин начинает на что-то жаловаться, тетя злобно пресекает разговор. Не для того ее сотрудники изолятора поставили в камеру старшей - смотрящей, чтобы она позволяла выносить сор из избы. Единственный способ заставить ее замолчать - это жестко поставить на место. После этого такие тетки обычно замолкают.
Но в «Лефортове» помимо орущей тетки-«наседки» есть еще орущие сотрудники. Вместе они - сила.
Жизнь под лавкой
Виктория Павленко в зале Гагаринского суда
Виктория Павленко - зоозащитница. Летом прошлого года она якобы украла собаку у уличной певицы Юлии Дьяковой. История была шумной. Поиском лабрадора занялся Следственный комитет. Собаку нашли, а Павленко на 3,5 месяца посадили под домашний арест. У самой Виктории дома три собаки, с которыми нужно как минимум два раза в сутки гулять. Павленко была вынуждена нанять человека для выгула своих питомцев. Лишь спустя 2,5 месяца Гагаринский суд проявил гуманность и разрешил Виктории самой выводить своих собак на улицу (не более двух часов в сутки).
А 23 ноября тот же самый суд приговорил Павленко к полутора годам колонии.
Из суда Викторию отправили в единственный на всю Москву женский изолятор - СИЗО-6. В камере, в которой она оказалась, 42 спальных места, но находится здесь 51 женщина. Вопрос: где спят девять женщин, у которых нет кроватей? Ответ: под лавками на кухне.
На кухне (примерно 12 кв. м) два прямоугольных стола и четыре лавки. Виктория рассказывает, что когда ее поместили в камеру, то старшая по камере указала ей место для сна - между двумя лавками. Расстояние там сантиметров 40, не больше. Павленко говорит, что вначале вообще не поняла, как там можно поместиться. Но соседка по «подлавке» расстелила матрас и сказала: «Ложись».
В шесть утра в СИЗО подъем. Днем Виктории негде ни прилечь, ни присесть, если только кто-то из женщин не разрешит отдохнуть на ее кровати.
Если и дальше в Москве будут сажать в таких масштабах, то арестованным женщинам скоро придется спать в туалете. Кстати, на 51 женщину в камере всего два унитаза…
Изначально в женском СИЗО стояли одноярусные кровати. Но в последние несколько лет, с усилением тенденции всех «закрыть», в изоляторе стали наваривать второй ярус. Сейчас в 6-м СИЗО «перелимит» на 60%, в «Матросской Тишине» еще больше - на 80%, а в Бутырке начальник собирается наваривать уже третий ярус кроватей. Руководители СИЗО не имеют права не принять заключенного, даже если у них будет «перелимит» 100%.
Ни следователей, ни прокуроров, ни судей не интересует вопрос, что в российских тюрьмах уже давно нет свободных мест. И это несмотря на принятый еще в 1995 году 103-й закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», который предусматривает, что заключенным создаются бытовые условия, отвечающие требованиям гигиены и санитарии; помещенным под стражу предоставляются индивидуальное спальное место, постельное белье, посуда и средства гигиены; каждый заключенный должен располагать не менее чем 4 кв. м личного пространства в камере… А на деле заключенный сегодня оказывается под лавкой на кухне, и личная шконка уже воспринимается за счастье.
Из-за переполненности московских изоляторов заключенных нечасто вывозят в суд по вопросу продления содержания. Вроде как конвоев не хватает. Вместо личного присутствия в суде устраивают так называемые видеоконференции. В каждом изоляторе есть небольшая клетка, куда помещают заключенного. Из этой клетки заключенный и общается с судьей. В последнее время клетки тоже переполнены. Туда набивают по несколько арестантов. Якобы это происходит из-за загруженности сотрудников СИЗО. Один заключенный отвечает на вопросы судьи по видеотрансляции, в то время как остальные буквально нависают над его спиной, ждут своей очереди - своего суда. Тюремный конвейер…
Сразу четверо арестованных ждут решения суда по видеосвязи из СИЗО. Суд рассмотрит их дела по очереди
P.S. 27 декабря 2015 года члены ОНК Москвы сообщили о ставших им известными фактах истязаний и вымогательства денег в СИЗО-4 г. Москвы первому замдиректору ФСИН РФ, а также руководителю службы собственной безопасности ФСИН РФ. Реакции не последовало. Зато среагировал смотрящий СИЗО-4 Женя Рожок. Он «заморозил» камеры изолятора: запретил заключенным пускать в камеры сотрудников ФСИН (!) и членов ОНК.
P.P.S. По всей стране членам ОНК регулярно приходят сообщения об издевательствах, вымогательствах и убийствах в учреждениях ФСИН России. Обращаюсь ко всем членам региональных ОНК: присылайте мне эти материалы! Давайте сделаем эти истории публичными. Только так можно остановить ГУЛАГ 2.0.
"Новая газета" № 1 от 11 января 2016
http://www.novayagazeta.ru/society/71378.html
Примечание: выделение красным - моё.