ИТОГИ ГОДА - Кирилл РОГОВ: "Рендж Ровер" идет "На Берлин!" (дек 2014)
2014 год стал для России первым годом кризисного периода, который, видимо, растянется на несколько лет и будет проходить несколько стадий
На первый взгляд именно аннексия Крыма в марте 2014 года подвела черту под предыдущей эпохой, обозначила окончание постсоветского периода российской истории и начало нового - постпостсоветского. Однако если раздвинуть рамку исторического времени чуть шире, то можно увидеть обратную последовательность.
Если 1990-е годы стали периодом формирования и глубокого трансформационного кризиса новых постсоветских стран, то 2000-е оказались для них периодом интенсивного экономического восстановления и консолидации постсоветских режимов. В этих режимах, при всех отличиях, было много общего. Прежде всего - базовый, гибридный принцип их экономического и социального уклада. При том, что относительно свободные цены делали этот уклад более или менее похожим на рыночный, доступ к рынкам оставался в этих странах несвободным. А следовательно, несправедливым оставалось и распределение рыночных доходов, приносимого рынком богатства.
В свою очередь, следствием этой несправедливости было то, что права собственности в рамках такого уклада не укоренены в общественном договоре, а в большей степени основаны на силе и принуждении. Сохранение контроля над собственностью неотделимо от политической власти, дающей ключи к структурам государственного насилия. Иными словами, свойственные рынку горизонтальные отношения соседствуют в таких обществах с традиционными иерархическими структурами.
Период быстрого экономического восстановления после ямы 90-х, рост экономик и доходов позволял стабилизировать эту переходную, гибридную форму. Но период легкого роста закончился на рубеже 2000-х и 2010-х. Восстановительный период был завершен, закончилась и эйфория глобализации в мировой экономике. Наконец, еще одним фактором стала все более ясная перспектива смены поколений. С одной стороны, перед бенефициарами прежнего цикла во весь размах встал вопрос о передаче своих полномочий-собственности собственным детям. С другой стороны, московские протесты 2011-2012 гг. и второй киевский Майдан продемонстрировали политические претензии европеизированной части нового поколения, его запросы и повадки.
Так или иначе, новое поколение - в отличие от предыдущего, для которого восстановительный период стал долгожданным благом, - устремлено к некой новой, поствосстановительной повестке, контуры которой, впрочем, еще не вполне ясны. Как уже приходилось писать, те люди, которые вешали на свои "Тойоты" и "Киа" георгиевские ленточки весной 2014 года, по своим поведенческим навыкам не так уж сильно отличаются от тех, которые вешали на свои "Форды" белые ленточки за два года перед тем. Но и те и другие разительно далеки от господствующего духа предыдущего десятилетия, когда иметь политические пристрастия и их публично демонстрировать не приходило в голову.
Собственно, то, что мы увидели с конца 2011 по конец 2014 года, стало первой решительной схваткой за новую поколенческую, или постпостсоветскую, повестку. Схваткой за древко, на котором вывешен флаг с главными символами новой эпохи.
На первый взгляд эта схватка закончилась полной победой сторонников иерархического порядка. Патриотическая эйфория и пресловутый рейтинг Путина на какое-то время совершенно убедили нас в этом. Но у этой, казалось бы, безоговорочной победы есть два слабых места.
Во-первых, идеологическая зыбкость. В принципе, смесь имперского ресентимента (по выражению социолога Льва Гудкова), поп-патриотизма и нового антизападничества (ходового политического товара в гибридных обществах по всему миру) - это вполне качественный настой. Однако добиться консолидации и доминирования этой повестки в России удалось не только посредством мобилизации пропагандистской медиамашины, но также с помощью настоящей войны и прямого обмана - фейкового сюжета о фашистах-бандеровцах, якобы захвативших Украину. Несмотря на ошеломительный успех этой технологии, ее вряд ли можно считать надежной и долгоиграющей. По сути, она продуцирует перманентный кризис, выпутаться из которого очень трудно.
Вторая фундаментальная слабость одержанной победы - исключительная зыбкость ее экономического фундамента. В сущности, Владимир Путин был удивительно искренен в своей последней пресс-конференции, когда на все экономические вопросы отвечал: уверен, что максимум в течение двух лет цены на нефть опять начнут расти. Другого рецепта, действительно, просто нет. Патриотическая консолидация образца 2014 года, видимо, неотделима от нефти.
Общие доходы России от экспорта за 2011-2013 гг. и 10 месяцев 2014 года составили баснословные почти 2 трлн долларов. Это, например, больше, чем доходы от экспорта за все девять (!) предкризисных лет (с 2000 по 2008 г.). При этом экономический рост в эпоху столь невероятного благоденствия затухал и почти прекратился. Что это значит в экономическом смысле? Это значит, что система государственного распределения ресурсов приносила больше дохода, а рынок - меньше. Если в бюджетном секторе зарплаты росли темпами около 10% в год, то в остальной экономике - лишь на 3-4%. Это, собственно, и стало экономическим фундаментом "неоимперского патриотизма" образца 2014 года.
Основная коллизия 2014-го и начала 2010-х годов в целом разворачивалась не между "патриотизмом" и "западничеством", как принято считать, а скорее - между разными интерпретациями "патриотизма", или, лучше сказать, между разными пониманиями источника "общего блага". В первом случае в качестве такового выступает государство. Только оно способно "возвращать территории", "демонстрировать силу", "противостоять врагу", а следовательно, именно оно обладает эксклюзивными правами и на распределение богатства. И георгиевские ленточки демонстрируют вовсе не приверженность России, а приверженность государству. Во втором случае "сила государства" мыслится не как источник богатства, а как его результат, а источником богатства выступает рынок.
Конец 2014 года, который вышел не менее ярким, чем его начало, нанес мощный удар по идеалам "нефтяного реваншизма". По представлению, что мы "не хуже, хотя и не умеем, как они, но нам это и не надо". По коалиции жулика, бюджетника и силовика, складывавшейся в предыдущем периоде. По стикеру с танком и надписью "На Берлин!", наклеенному на заднее стекло "Рендж Ровера". Потому что стикер этот (если вы замечали) неубедительно смотрится на "Ладе" или даже "Нексии". Настоящий смысл его именно в "Рендж Ровере". И в целом - нанес удар по вере в то, что благоденствие приносит сильное государство, а не рынок.
Так что кризис постсоветскости, первыми знаками которого стали и Болотная площадь, и аннексия Крыма, продолжается и еще, видимо, далек от разрешения. Этот кризис и есть главный сюжет нынешнего десятилетия.
Кирилл РОГОВ - политический обозреватель, ведущий научный сотрудник Института экономической политики (бывш. Интститут экономики переходного периода) (Институт Гайдара). Окончил филфак МГУ и надолго посвятил себя филологии. С 1998 г. - один из создателей и главный редактор "Полит.ру". Позже был начальником отдела "Комментарии" Газеты.ру, зам. главного редактора газеты "Коммерсант". С 2007 г. работает в ИЭП.
"Новая газета" № 146 от 26 декабря 2014
http://www.novayagazeta.ru/politics/66698.html
Примечание: выделение болдом и красным болдом - моё.
На первый взгляд именно аннексия Крыма в марте 2014 года подвела черту под предыдущей эпохой, обозначила окончание постсоветского периода российской истории и начало нового - постпостсоветского. Однако если раздвинуть рамку исторического времени чуть шире, то можно увидеть обратную последовательность.
Если 1990-е годы стали периодом формирования и глубокого трансформационного кризиса новых постсоветских стран, то 2000-е оказались для них периодом интенсивного экономического восстановления и консолидации постсоветских режимов. В этих режимах, при всех отличиях, было много общего. Прежде всего - базовый, гибридный принцип их экономического и социального уклада. При том, что относительно свободные цены делали этот уклад более или менее похожим на рыночный, доступ к рынкам оставался в этих странах несвободным. А следовательно, несправедливым оставалось и распределение рыночных доходов, приносимого рынком богатства.
В свою очередь, следствием этой несправедливости было то, что права собственности в рамках такого уклада не укоренены в общественном договоре, а в большей степени основаны на силе и принуждении. Сохранение контроля над собственностью неотделимо от политической власти, дающей ключи к структурам государственного насилия. Иными словами, свойственные рынку горизонтальные отношения соседствуют в таких обществах с традиционными иерархическими структурами.
Период быстрого экономического восстановления после ямы 90-х, рост экономик и доходов позволял стабилизировать эту переходную, гибридную форму. Но период легкого роста закончился на рубеже 2000-х и 2010-х. Восстановительный период был завершен, закончилась и эйфория глобализации в мировой экономике. Наконец, еще одним фактором стала все более ясная перспектива смены поколений. С одной стороны, перед бенефициарами прежнего цикла во весь размах встал вопрос о передаче своих полномочий-собственности собственным детям. С другой стороны, московские протесты 2011-2012 гг. и второй киевский Майдан продемонстрировали политические претензии европеизированной части нового поколения, его запросы и повадки.
Так или иначе, новое поколение - в отличие от предыдущего, для которого восстановительный период стал долгожданным благом, - устремлено к некой новой, поствосстановительной повестке, контуры которой, впрочем, еще не вполне ясны. Как уже приходилось писать, те люди, которые вешали на свои "Тойоты" и "Киа" георгиевские ленточки весной 2014 года, по своим поведенческим навыкам не так уж сильно отличаются от тех, которые вешали на свои "Форды" белые ленточки за два года перед тем. Но и те и другие разительно далеки от господствующего духа предыдущего десятилетия, когда иметь политические пристрастия и их публично демонстрировать не приходило в голову.
Собственно, то, что мы увидели с конца 2011 по конец 2014 года, стало первой решительной схваткой за новую поколенческую, или постпостсоветскую, повестку. Схваткой за древко, на котором вывешен флаг с главными символами новой эпохи.
На первый взгляд эта схватка закончилась полной победой сторонников иерархического порядка. Патриотическая эйфория и пресловутый рейтинг Путина на какое-то время совершенно убедили нас в этом. Но у этой, казалось бы, безоговорочной победы есть два слабых места.
Во-первых, идеологическая зыбкость. В принципе, смесь имперского ресентимента (по выражению социолога Льва Гудкова), поп-патриотизма и нового антизападничества (ходового политического товара в гибридных обществах по всему миру) - это вполне качественный настой. Однако добиться консолидации и доминирования этой повестки в России удалось не только посредством мобилизации пропагандистской медиамашины, но также с помощью настоящей войны и прямого обмана - фейкового сюжета о фашистах-бандеровцах, якобы захвативших Украину. Несмотря на ошеломительный успех этой технологии, ее вряд ли можно считать надежной и долгоиграющей. По сути, она продуцирует перманентный кризис, выпутаться из которого очень трудно.
Вторая фундаментальная слабость одержанной победы - исключительная зыбкость ее экономического фундамента. В сущности, Владимир Путин был удивительно искренен в своей последней пресс-конференции, когда на все экономические вопросы отвечал: уверен, что максимум в течение двух лет цены на нефть опять начнут расти. Другого рецепта, действительно, просто нет. Патриотическая консолидация образца 2014 года, видимо, неотделима от нефти.
Общие доходы России от экспорта за 2011-2013 гг. и 10 месяцев 2014 года составили баснословные почти 2 трлн долларов. Это, например, больше, чем доходы от экспорта за все девять (!) предкризисных лет (с 2000 по 2008 г.). При этом экономический рост в эпоху столь невероятного благоденствия затухал и почти прекратился. Что это значит в экономическом смысле? Это значит, что система государственного распределения ресурсов приносила больше дохода, а рынок - меньше. Если в бюджетном секторе зарплаты росли темпами около 10% в год, то в остальной экономике - лишь на 3-4%. Это, собственно, и стало экономическим фундаментом "неоимперского патриотизма" образца 2014 года.
Основная коллизия 2014-го и начала 2010-х годов в целом разворачивалась не между "патриотизмом" и "западничеством", как принято считать, а скорее - между разными интерпретациями "патриотизма", или, лучше сказать, между разными пониманиями источника "общего блага". В первом случае в качестве такового выступает государство. Только оно способно "возвращать территории", "демонстрировать силу", "противостоять врагу", а следовательно, именно оно обладает эксклюзивными правами и на распределение богатства. И георгиевские ленточки демонстрируют вовсе не приверженность России, а приверженность государству. Во втором случае "сила государства" мыслится не как источник богатства, а как его результат, а источником богатства выступает рынок.
Конец 2014 года, который вышел не менее ярким, чем его начало, нанес мощный удар по идеалам "нефтяного реваншизма". По представлению, что мы "не хуже, хотя и не умеем, как они, но нам это и не надо". По коалиции жулика, бюджетника и силовика, складывавшейся в предыдущем периоде. По стикеру с танком и надписью "На Берлин!", наклеенному на заднее стекло "Рендж Ровера". Потому что стикер этот (если вы замечали) неубедительно смотрится на "Ладе" или даже "Нексии". Настоящий смысл его именно в "Рендж Ровере". И в целом - нанес удар по вере в то, что благоденствие приносит сильное государство, а не рынок.
Так что кризис постсоветскости, первыми знаками которого стали и Болотная площадь, и аннексия Крыма, продолжается и еще, видимо, далек от разрешения. Этот кризис и есть главный сюжет нынешнего десятилетия.
Кирилл РОГОВ - политический обозреватель, ведущий научный сотрудник Института экономической политики (бывш. Интститут экономики переходного периода) (Институт Гайдара). Окончил филфак МГУ и надолго посвятил себя филологии. С 1998 г. - один из создателей и главный редактор "Полит.ру". Позже был начальником отдела "Комментарии" Газеты.ру, зам. главного редактора газеты "Коммерсант". С 2007 г. работает в ИЭП.
"Новая газета" № 146 от 26 декабря 2014
http://www.novayagazeta.ru/politics/66698.html
Примечание: выделение болдом и красным болдом - моё.