Маша ТРАУБ
ПОЛОВИНКА
Встречи, у которых нет будущего
Женька сидела в баре на открытой террасе и смотрела на дорогу бездумным взглядом. Оля шла мимо с коляской, увидела Женьку и решила пройти мимо - сделать вид, что не заметила. Оглянулась и поймала Женькин взгляд - та смотрела сквозь Олю, куда-то ей за спину. Глаза были огромные, от черноты на веках казались накрашенными. Оля развернула коляску и подошла.
- Привет, - сказала она.
- Это ты? - удивилась Женька, с усилием очнувшись.
- Ты чего такая? - спросила Оля, засовывая в рот дочери печенье, чтобы та не раскричалась.
- Какая? Я? Что, прости?
- Что с тобой происходит? - напрямую спросила Оля.
Утром на пляже она заметила на бедре Женьки синяк. Огромную гематому. Женька упала. На пляже она роняла вещи, сигареты, билась об лежак, спотыкалась на ровном месте.
- Что мне делать? - спросила Женька.
- В каком смысле? Ты много выпила?
- Я пью мохито. Безалкогольный, - тихо и спокойно ответила Женька.
- Что с тобой?
- Я его люблю. Понимаешь? Так не бывает. Чтобы так всё совпадало, - наклонилась к столу Женька и зашептала, - всё, абсолютно всё. Я могу с ним не говорить, он читает мысли. Он…Он родной. До истерики. Мне страшно становится.
- Кто - он? - Оля доставала из сумки бутылочку с компотом, мысленно подсчитывая, сколько времени дочь ещё просидит спокойно.
- Ты же его видела! - ахнула Женька, - он вчера ко мне подходил на пляже.
- Прости, я не помню, - ответила Оля.
- Ну как ты не помнишь? Я с ним сидела кофе пила. Как ты могла его не заметить? - почти кричала Женька.
Женька, которая знала всех и вся, сидела за столиком кафе часами и пила со всеми знакомыми, которые подходили, уходили, приходили снова… Опознать в этой череде ЕГО было решительно невозможно.
- И чего ты страдаешь? - спросила Оля, беря дочку на руки и отвлекая её трубочкой из Женькиного мохито.
- Мы никогда не будем вместе. У нас нет будущего. Всё закончится. Или уже закончилось. Я не знаю.
Про Женьку знали тоже все. Дома её ждал муж, некогда успешный, известный. Но в последние годы переживающий кризис сразу всего. И среднего возраста, и творчества, и самоопределения. Женька забрала сына и уехала на юг, к морю, к знакомым, после того как муж уехал изучать буддизм с 18-летней буддисткой. Денег будущий буддист ей не оставил. Вернуться домой у Женьки не было никаких сил. Уже второй месяц она мыкалась по знакомым. За возможность пожить в доме платила щедро: накрывала не столы - поляны. Готовила она не просто хорошо. Виртуозно. Невероятно вкусно. Была незаменима на вечерних посиделках, рассказывая байки и «держа» стол. Умела льстить, не переходя грани, умела слушать, была лёгкая на подъём. Она совсем не была идиоткой. Точнее, была совсем не идиоткой. Кто-то её жалел. Кто-то пользовался. Кому-то было просто скучно.
- Жень, тебе это только кажется, - сказала Оля, играя с дочкой в «ладушки». Она хотела уйти и не могла. Дочка уже измаялась, но Олю держал Женькин взгляд. Она такой не была, когда приехала. Сейчас, хоть ей и было плохо, она горела изнутри. Её можно было подключать к лампочке - та загорелась бы. Приехала она потухшая, сгоревшая.
- И что? - спросила Оля, приговаривая: «По кочкам, по кочкам, по маленькой дорожке», подбрасывая дочку на коленках.
- Он не сказал, что меня любит. Понимаешь? Я боюсь, - ответила Женька, сверкая безумными глазами.
- Ты же понимаешь, что это только слова? - пыталась воззвать к её рассудку Оля. - Какое люблю, не люблю? Ты его совсем не знаешь…
- Нет, если бы он только сказал… - замахала руками Женька и опрокинула стакан, на что даже не обратила внимания. - Если бы он сказал, что любит. Я бы всё бросила.
- Так бы и бросила?
Все знали, что Женька никогда не бросит мужа. Потому что так устроена. Потому что он никогда её не отпустит. Потому что они связаны канатами. Потому что, наконец, есть сын, который отца боготворит.
- Не знаю. Мне хотелось это услышать. Понимаешь? Просто услышать. Почувствовать, что я ещё могу… Заслуживаю того, чтобы меня любили. Пусть бы он соврал. Пусть бы это было на несколько дней.
- Жень, пойдём домой, а? Мы тебя проводим, - предложила Оля.
- Да, пойдем, - согласилась Женька, на автомате хватая сразу и Олины пакеты, и коляску, чтобы помочь.
- Жень, всё будет хорошо, - сказала Оля по дороге, понимая, что говорит банальность.
Женька посмотрела на неё как на больную.
- Да, всё будет хорошо, - кивнула она, - муж бросит свою буддистку и вернётся. Мы будем жить как раньше. А я буду вспоминать, как встретила человека, который совпадал со мной не просто как родной. Как половинка. Как будто он - это я. Ты не понимаешь, о чём я. У тебя такого никогда не было, - вдруг рассердилась Женька.
- Жень, посмотри на это по-другому. Тебе сейчас непросто…
- Замолчи, пожалуйста, я знаю всё, что ты скажешь, - оборвала Олю Женька, - замолчи. Не хочу. Только не сейчас. Я и сама всё знаю.
Женькин муж бросил буддистку и приехал за ней и сыном. Говорили, валялся в ногах. Говорили, что Женька его простила. Они переехали к очередным знакомым, и Оля её не видела некоторое время. Увидела опять на террасе того же кафе. Женька сидела с мужем и сыном. Смеялась. Оля решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила. И только обернувшись, поймала Женькин взгляд - та смотрела на дорогу, бездумно, безумно. Как будто искала в толпе знакомую походку. Знакомую рубашку, лицо, сумку. Взгляд загорался в надежде и потухал, когда оказывалось, что он - не тот. Не он.
"Частный корреспондент", 06/08/2010
http://www.chaskor.ru/article/polovinka_18989
ТОШНОТА
Она не спала уже несколько дней
На открытой веранде кафе было душно. Света боролась с тошнотой и улыбалась, как делают приличные барышни. Пожилая пара рассказывала, как сын рисовал, играл в шахматы и читал стихи, сидя на горшке. Когда в ресторан вошёл Лёва, Свету вырвало в тарелку.
Света уже два дня пребывала в трансе. Скорее, это был амок. Утром она с трудом отрывала голову от подушки, мокрой от пота. Волосы липли к шее, лицу…Её тошнило от запаха собственного пота. Холодного душа хватало ненадолго. После кофе Света опять сидела в испарине. В чашку капнула капелька пота. С носа. Она подумала, что капля большая и мутная. А ещё подумала, вылить кофе или допить. Решила допить - двигаться не было никаких сил. Света всё списывала на жару и недосып. Она не спала уже несколько дней, проваливалась в истеричную дремоту, следя за часами, которые положила под подушку. Десять минут. «Расслабить подбородок», - приказывала себе она, услышав где-то в телевизоре такую рекомендацию борьбы с бессонницей.
Дышать утром можно было на балконе. Света выползала, садилась на бетонный пол и закуривала сигарету. Было муторно, гадко и противно, но она упорно курила. На соседнем балконе стоял сосед, тоже с утренней сигаретой. Лёва. У Светы с ним был короткий бессмысленный балконный флирт. «Амок, амок», - повторяла про себя Света, ложась плашмя на пол, который давал хоть какое-то ощущение прохлады.
- Обещают дождь, - сказал Лёва, глядя в небо, - ты как думаешь?
- Я не думаю, - прошептала Света.
- Может, на пляж съездим? Нудистский. Мне тут знакомые рассказывали. Они в восторге, - продолжал Лёва.
- Я не люблю нудистские пляжи. Стесняюсь, - ответила Света, сцепив зубы, чтоб не нахамить.
Лёва был художником. Известным. Ну, в меру известным. Ещё неделю назад её привлекли его руки, пальцы, брутальная внешность, чувство юмора на грани хамства.
- Да что там стесняться? - воскликнул Лёва, - это же природа, естество!
Света приподнялась на локте. Она посмотрела на Лёву, который продолжал рассказывать про нудистский пляж. Руки - женские, пальцы - женские. Манерные. Как у кокетливой барышни. Тонкие, нежные, с длинными необстриженными ногтями. Она посмотрела на его ноги: под ногтями на больших пальцах была грязь. Подкатила тошнота. То ли от сигареты, то ли от жары, то ли от Лёвы.
- Ну так что? Поедем? - услышала она.
- Нет. У меня врождённые уродства. На самом деле я мальчик. Трансвестит, - ответила Света.
Лёва замер, открыв рот. Через пару секунд рассмеялся. Как-то тоже по-женски. Истерично и надрывно.
Она не видела его глаз - он всё время выходил на балкон в тёмных очках. И это тоже, с одной стороны, раздражало, с другой - интриговало. Ей нужно было видеть глаза.
Света опять легла, тяжело бухнувшись головой об пол. «Амок, амок», - повторяла она себе. В предрассветном полубреду, после десятиминутной дрёмы ей хотелось изменить всё: себя, свою жизнь. Она придумывала, что скажет на работе, как будет объясняться с мамой. Которая, кстати, звонила ровно в восемь. Ровно в те десять минут, когда Свете удавалось заснуть.
- Мама, как ты?
- Плохо, конечно же… - отвечала мама.
- Мне тоже плохо, - говорила Света.
- Тебе-то чего? Молодая, здоровая, как кобыла! - возмущалась мама, - как у тебя с Лёвой?
Света пожалела, что в одном из разговоров упомянула про балконного поклонника.
- Никак, - ответила Света.
- Что значит никак? - удивилась мама, - как ты собираешься жить дальше?
Дальше следовал мамин беспрерывный монолог, который заканчивался всегда одним.
- Вот бабушка твоя покойная правильно говорила, когда я беременная ходила. Рожай мальчика, нам блядей не нужно.
Света аккуратно опускала трубку на базу, отключая и маму, и свой мозг.
У Лёвы на балконе стояла сушилка для белья. В одно из утр Света подумала, что на сушилке никогда не видела выстиранных трусов. Полотенца, футболки, шорты. Всё, кроме трусов.
Она лежала на бетонном полу и курила, привычно борясь с тошнотой. Лёва вышел, спрятав глаза за очками. Она видела, как он близоруко протирал стёкла. Глаза были маленькие, слезливые, как у крота.
На шортах впереди у Лёвы расплылось мокрое пятно - от мочи. Свету вырвало в пепельницу. Жёлчью, она забыла, когда ела в последний раз.
- Ты где спишь, у стенки или с краю? - спросила она.
- У стенки, - ответил Лёва.
- Голый?
- Голый, конечно же, - радостно ответил он.
- А ты моешь посуду?
- Ты задаёшь такие вопросы, что я начинаю рассчитывать на взаимность, - хохотнул по-женски Лёва.
- Ты моешь посуду? - повторила она вопрос.
- Ну если ты меня предупредишь заранее, то я, конечно же, помою, - ответил он и распрямил плечи.
Света только сейчас обратила внимание на то, что он стоял ссутулившись. Не просто склонив плечи, как подросток, а как мужчина, на спине явно образовывался горбик.
Света открыла кран, она мыла посуду горячей водой. Кипятком. Из крана полилась холодная.
- Лёва, у тебя вода горячая есть? - крикнула она, выйдя на балкон.
- М-м-м-м, не знаю, - ответил он из квартиры.
- Посмотри, пожалуйста, - попросила она.
- Свет, ты можешь сейчас не приставать? - огрызнулся он.
Она подумала, что он работает - пишет картину. И только когда привычно легла на бетонный пол, увидела, что его балкон заставлен пустыми бутылками.
- Ты работаешь? - крикнула она.
- Света! Ты можешь помолчать? - рявкнул он.
- Пиши, пиши, прости, пожалуйста, - сказала она.
- Ну что, совсем без меня не можешь жить? - вышел он на балкон, нацепив очочки перед дверью. Она видела этот жест - подростковый, суетливый. Она сама точно таким же жестом подворачивала юбку в лифте перед школой и красила губы блеском. Она посмотрела на его шорты: пятно от мочи осталось.
…Она была на выставке, где познакомилась с чудесной пожилой парой. Они смеялись, шутили, рассказывали про сына-таланта, умницу, красавца. Требовали, чтобы Света немедленно с ним познакомилась, потому что она тоже умница и красавица. Удивительное совпадение.
…На открытой веранде кафе было душно. Света боролась с тошнотой и улыбалась, как делают приличные барышни. Пожилая пара рассказывала, как сын рисовал, играл в шахматы и читал стихи, сидя на горшке. Когда в ресторан вошёл Лёва, Свету вырвало в тарелку.
"Частный корреспондент", 30/07/2010
http://www.chaskor.ru/article/toshnota_18824
Встречи, у которых нет будущего
Женька сидела в баре на открытой террасе и смотрела на дорогу бездумным взглядом. Оля шла мимо с коляской, увидела Женьку и решила пройти мимо - сделать вид, что не заметила. Оглянулась и поймала Женькин взгляд - та смотрела сквозь Олю, куда-то ей за спину. Глаза были огромные, от черноты на веках казались накрашенными. Оля развернула коляску и подошла.
- Привет, - сказала она.
- Это ты? - удивилась Женька, с усилием очнувшись.
- Ты чего такая? - спросила Оля, засовывая в рот дочери печенье, чтобы та не раскричалась.
- Какая? Я? Что, прости?
- Что с тобой происходит? - напрямую спросила Оля.
Утром на пляже она заметила на бедре Женьки синяк. Огромную гематому. Женька упала. На пляже она роняла вещи, сигареты, билась об лежак, спотыкалась на ровном месте.
- Что мне делать? - спросила Женька.
- В каком смысле? Ты много выпила?
- Я пью мохито. Безалкогольный, - тихо и спокойно ответила Женька.
- Что с тобой?
- Я его люблю. Понимаешь? Так не бывает. Чтобы так всё совпадало, - наклонилась к столу Женька и зашептала, - всё, абсолютно всё. Я могу с ним не говорить, он читает мысли. Он…Он родной. До истерики. Мне страшно становится.
- Кто - он? - Оля доставала из сумки бутылочку с компотом, мысленно подсчитывая, сколько времени дочь ещё просидит спокойно.
- Ты же его видела! - ахнула Женька, - он вчера ко мне подходил на пляже.
- Прости, я не помню, - ответила Оля.
- Ну как ты не помнишь? Я с ним сидела кофе пила. Как ты могла его не заметить? - почти кричала Женька.
Женька, которая знала всех и вся, сидела за столиком кафе часами и пила со всеми знакомыми, которые подходили, уходили, приходили снова… Опознать в этой череде ЕГО было решительно невозможно.
- И чего ты страдаешь? - спросила Оля, беря дочку на руки и отвлекая её трубочкой из Женькиного мохито.
- Мы никогда не будем вместе. У нас нет будущего. Всё закончится. Или уже закончилось. Я не знаю.
Про Женьку знали тоже все. Дома её ждал муж, некогда успешный, известный. Но в последние годы переживающий кризис сразу всего. И среднего возраста, и творчества, и самоопределения. Женька забрала сына и уехала на юг, к морю, к знакомым, после того как муж уехал изучать буддизм с 18-летней буддисткой. Денег будущий буддист ей не оставил. Вернуться домой у Женьки не было никаких сил. Уже второй месяц она мыкалась по знакомым. За возможность пожить в доме платила щедро: накрывала не столы - поляны. Готовила она не просто хорошо. Виртуозно. Невероятно вкусно. Была незаменима на вечерних посиделках, рассказывая байки и «держа» стол. Умела льстить, не переходя грани, умела слушать, была лёгкая на подъём. Она совсем не была идиоткой. Точнее, была совсем не идиоткой. Кто-то её жалел. Кто-то пользовался. Кому-то было просто скучно.
- Жень, тебе это только кажется, - сказала Оля, играя с дочкой в «ладушки». Она хотела уйти и не могла. Дочка уже измаялась, но Олю держал Женькин взгляд. Она такой не была, когда приехала. Сейчас, хоть ей и было плохо, она горела изнутри. Её можно было подключать к лампочке - та загорелась бы. Приехала она потухшая, сгоревшая.
- И что? - спросила Оля, приговаривая: «По кочкам, по кочкам, по маленькой дорожке», подбрасывая дочку на коленках.
- Он не сказал, что меня любит. Понимаешь? Я боюсь, - ответила Женька, сверкая безумными глазами.
- Ты же понимаешь, что это только слова? - пыталась воззвать к её рассудку Оля. - Какое люблю, не люблю? Ты его совсем не знаешь…
- Нет, если бы он только сказал… - замахала руками Женька и опрокинула стакан, на что даже не обратила внимания. - Если бы он сказал, что любит. Я бы всё бросила.
- Так бы и бросила?
Все знали, что Женька никогда не бросит мужа. Потому что так устроена. Потому что он никогда её не отпустит. Потому что они связаны канатами. Потому что, наконец, есть сын, который отца боготворит.
- Не знаю. Мне хотелось это услышать. Понимаешь? Просто услышать. Почувствовать, что я ещё могу… Заслуживаю того, чтобы меня любили. Пусть бы он соврал. Пусть бы это было на несколько дней.
- Жень, пойдём домой, а? Мы тебя проводим, - предложила Оля.
- Да, пойдем, - согласилась Женька, на автомате хватая сразу и Олины пакеты, и коляску, чтобы помочь.
- Жень, всё будет хорошо, - сказала Оля по дороге, понимая, что говорит банальность.
Женька посмотрела на неё как на больную.
- Да, всё будет хорошо, - кивнула она, - муж бросит свою буддистку и вернётся. Мы будем жить как раньше. А я буду вспоминать, как встретила человека, который совпадал со мной не просто как родной. Как половинка. Как будто он - это я. Ты не понимаешь, о чём я. У тебя такого никогда не было, - вдруг рассердилась Женька.
- Жень, посмотри на это по-другому. Тебе сейчас непросто…
- Замолчи, пожалуйста, я знаю всё, что ты скажешь, - оборвала Олю Женька, - замолчи. Не хочу. Только не сейчас. Я и сама всё знаю.
Женькин муж бросил буддистку и приехал за ней и сыном. Говорили, валялся в ногах. Говорили, что Женька его простила. Они переехали к очередным знакомым, и Оля её не видела некоторое время. Увидела опять на террасе того же кафе. Женька сидела с мужем и сыном. Смеялась. Оля решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила. И только обернувшись, поймала Женькин взгляд - та смотрела на дорогу, бездумно, безумно. Как будто искала в толпе знакомую походку. Знакомую рубашку, лицо, сумку. Взгляд загорался в надежде и потухал, когда оказывалось, что он - не тот. Не он.
"Частный корреспондент", 06/08/2010
http://www.chaskor.ru/article/polovinka_18989
ТОШНОТА
Она не спала уже несколько дней
На открытой веранде кафе было душно. Света боролась с тошнотой и улыбалась, как делают приличные барышни. Пожилая пара рассказывала, как сын рисовал, играл в шахматы и читал стихи, сидя на горшке. Когда в ресторан вошёл Лёва, Свету вырвало в тарелку.
Света уже два дня пребывала в трансе. Скорее, это был амок. Утром она с трудом отрывала голову от подушки, мокрой от пота. Волосы липли к шее, лицу…Её тошнило от запаха собственного пота. Холодного душа хватало ненадолго. После кофе Света опять сидела в испарине. В чашку капнула капелька пота. С носа. Она подумала, что капля большая и мутная. А ещё подумала, вылить кофе или допить. Решила допить - двигаться не было никаких сил. Света всё списывала на жару и недосып. Она не спала уже несколько дней, проваливалась в истеричную дремоту, следя за часами, которые положила под подушку. Десять минут. «Расслабить подбородок», - приказывала себе она, услышав где-то в телевизоре такую рекомендацию борьбы с бессонницей.
Дышать утром можно было на балконе. Света выползала, садилась на бетонный пол и закуривала сигарету. Было муторно, гадко и противно, но она упорно курила. На соседнем балконе стоял сосед, тоже с утренней сигаретой. Лёва. У Светы с ним был короткий бессмысленный балконный флирт. «Амок, амок», - повторяла про себя Света, ложась плашмя на пол, который давал хоть какое-то ощущение прохлады.
- Обещают дождь, - сказал Лёва, глядя в небо, - ты как думаешь?
- Я не думаю, - прошептала Света.
- Может, на пляж съездим? Нудистский. Мне тут знакомые рассказывали. Они в восторге, - продолжал Лёва.
- Я не люблю нудистские пляжи. Стесняюсь, - ответила Света, сцепив зубы, чтоб не нахамить.
Лёва был художником. Известным. Ну, в меру известным. Ещё неделю назад её привлекли его руки, пальцы, брутальная внешность, чувство юмора на грани хамства.
- Да что там стесняться? - воскликнул Лёва, - это же природа, естество!
Света приподнялась на локте. Она посмотрела на Лёву, который продолжал рассказывать про нудистский пляж. Руки - женские, пальцы - женские. Манерные. Как у кокетливой барышни. Тонкие, нежные, с длинными необстриженными ногтями. Она посмотрела на его ноги: под ногтями на больших пальцах была грязь. Подкатила тошнота. То ли от сигареты, то ли от жары, то ли от Лёвы.
- Ну так что? Поедем? - услышала она.
- Нет. У меня врождённые уродства. На самом деле я мальчик. Трансвестит, - ответила Света.
Лёва замер, открыв рот. Через пару секунд рассмеялся. Как-то тоже по-женски. Истерично и надрывно.
Она не видела его глаз - он всё время выходил на балкон в тёмных очках. И это тоже, с одной стороны, раздражало, с другой - интриговало. Ей нужно было видеть глаза.
Света опять легла, тяжело бухнувшись головой об пол. «Амок, амок», - повторяла она себе. В предрассветном полубреду, после десятиминутной дрёмы ей хотелось изменить всё: себя, свою жизнь. Она придумывала, что скажет на работе, как будет объясняться с мамой. Которая, кстати, звонила ровно в восемь. Ровно в те десять минут, когда Свете удавалось заснуть.
- Мама, как ты?
- Плохо, конечно же… - отвечала мама.
- Мне тоже плохо, - говорила Света.
- Тебе-то чего? Молодая, здоровая, как кобыла! - возмущалась мама, - как у тебя с Лёвой?
Света пожалела, что в одном из разговоров упомянула про балконного поклонника.
- Никак, - ответила Света.
- Что значит никак? - удивилась мама, - как ты собираешься жить дальше?
Дальше следовал мамин беспрерывный монолог, который заканчивался всегда одним.
- Вот бабушка твоя покойная правильно говорила, когда я беременная ходила. Рожай мальчика, нам блядей не нужно.
Света аккуратно опускала трубку на базу, отключая и маму, и свой мозг.
У Лёвы на балконе стояла сушилка для белья. В одно из утр Света подумала, что на сушилке никогда не видела выстиранных трусов. Полотенца, футболки, шорты. Всё, кроме трусов.
Она лежала на бетонном полу и курила, привычно борясь с тошнотой. Лёва вышел, спрятав глаза за очками. Она видела, как он близоруко протирал стёкла. Глаза были маленькие, слезливые, как у крота.
На шортах впереди у Лёвы расплылось мокрое пятно - от мочи. Свету вырвало в пепельницу. Жёлчью, она забыла, когда ела в последний раз.
- Ты где спишь, у стенки или с краю? - спросила она.
- У стенки, - ответил Лёва.
- Голый?
- Голый, конечно же, - радостно ответил он.
- А ты моешь посуду?
- Ты задаёшь такие вопросы, что я начинаю рассчитывать на взаимность, - хохотнул по-женски Лёва.
- Ты моешь посуду? - повторила она вопрос.
- Ну если ты меня предупредишь заранее, то я, конечно же, помою, - ответил он и распрямил плечи.
Света только сейчас обратила внимание на то, что он стоял ссутулившись. Не просто склонив плечи, как подросток, а как мужчина, на спине явно образовывался горбик.
Света открыла кран, она мыла посуду горячей водой. Кипятком. Из крана полилась холодная.
- Лёва, у тебя вода горячая есть? - крикнула она, выйдя на балкон.
- М-м-м-м, не знаю, - ответил он из квартиры.
- Посмотри, пожалуйста, - попросила она.
- Свет, ты можешь сейчас не приставать? - огрызнулся он.
Она подумала, что он работает - пишет картину. И только когда привычно легла на бетонный пол, увидела, что его балкон заставлен пустыми бутылками.
- Ты работаешь? - крикнула она.
- Света! Ты можешь помолчать? - рявкнул он.
- Пиши, пиши, прости, пожалуйста, - сказала она.
- Ну что, совсем без меня не можешь жить? - вышел он на балкон, нацепив очочки перед дверью. Она видела этот жест - подростковый, суетливый. Она сама точно таким же жестом подворачивала юбку в лифте перед школой и красила губы блеском. Она посмотрела на его шорты: пятно от мочи осталось.
…Она была на выставке, где познакомилась с чудесной пожилой парой. Они смеялись, шутили, рассказывали про сына-таланта, умницу, красавца. Требовали, чтобы Света немедленно с ним познакомилась, потому что она тоже умница и красавица. Удивительное совпадение.
…На открытой веранде кафе было душно. Света боролась с тошнотой и улыбалась, как делают приличные барышни. Пожилая пара рассказывала, как сын рисовал, играл в шахматы и читал стихи, сидя на горшке. Когда в ресторан вошёл Лёва, Свету вырвало в тарелку.
"Частный корреспондент", 30/07/2010
http://www.chaskor.ru/article/toshnota_18824