УКРАИНА - РОССИЯ - КРЫМ: Кирилл РОГОВ: Поворот исторических рек
Как россиян убеждали в необходимости иранизации России
История, которая разворачивается на наших глазах и имеет шансы стать настоящей исторической драмой, - это не история про имперский синдром и русский народ. Это скорее история про нефть, авторитаризм и «золотые батоны».
Имперская ностальгия никогда не была ключевым фактором внутренней российской политики. В 2000-е годы, отвечая на вопрос: «Что лучше, быть великой державой, которую побаиваются другие страны, или страной с высоким уровнем жизни, пусть и не одной из самых сильных?» - в пользу первого варианта устойчиво высказывалось около 40% граждан, в то время как в пользу второго - 60% (ежегодные опросы 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2010 годов). Для остова рухнувшей империи - это вполне нормальное, обнадеживающее распределение.
Во время кризиса вокруг Черноморского флота в 1995-м (три года после «развода») мнение, что Россия должна добиваться возвращения Крыма в состав России, высказывали 40%. Но в ходе первого приступа антиукраинской пропаганды в 2005 году 62% заявили, что интересам России соответствует сохранение целостности Украины, и лишь 18% высказались в пользу политики «автономизации» или даже отторжения от Украины «русских» областей (Крыма, Донбасса и др.). Крым не был темой. Правда, в 2002-м 80% заявили, что хотели бы, чтобы Крым добровольно и по собственному желанию присоединился к России. Но это тоже показательно: тоска по утратам (а Крым был чистой, и даже не имперской утратой) была, но имела принципиально неагрессивную форму.
Еще на второй неделе нынешнего марта, когда пропаганда работала уже в полную силу, экстренный опрос Левада-центра зафиксировал исключительно противоречивое мнение россиян об украинских событиях. С одной стороны, идея защиты с помощью российских войск подвергавшихся смертельной опасности русских в Украине уже захватила умы респондентов. С другой стороны, партия невмешательства и мирного решения проблемы с помощью международного посредничества была не менее сильна. В зависимости от формулировок и контекста вопроса доминировала одна или другая партия, или между ними наблюдалось равновесие (см. таблицы).
Какое мнение вам ближе?
1. Русским в Украине реально угрожают националисты и бандиты, и только российские войска могут защитить их от угрозы насилия 43,1%
2. В Украине существует проблема ущемления русскоязычного населения в правах, но решать ее надо политическими средствами и путем переговоров 28,1%
3. Угрозы для русских в Украине лишь предлог для того, чтобы создать проблемы для нынешней власти в Киеве и не допустить интеграции Украины с Евросоюзом 7,8%
4. Российскому руководству нужна «маленькая победоносная война», чтобы отвлечь население от внутренних проблем в стране (экономического кризиса, коррупции, массовых протестов и т.п.) 5,6%
5. Другое 2,7%
Какую позицию следует занять России?
1. Не вмешаться в развитие событий в Украине 17,1
2. Выступить в качестве одного из международных посредников политического урегулирования и международного гуманитарного контроля над ситуацией 37,2
3. Начать налаживать взаимодействие с созданным в Украине переходным правительством 11,8
4. Ввести свои войска для предотвращения столкновений и кровопролития в Крыму и на востоке Украины 21,1
9. Затрудняюсь ответить 12,8
Вы бы поддержали ввод войск на территорию Крыма и других регионов Украины?
1. Определенно да 19,8
2. Скорее да 38,4
3.Скорее нет 19,7
4. Определенно нет 5,6
9. Затрудняюсь ответить 16,4
В качестве оправдания своей геополитической комбинации Владимир Путин любит ссылаться на Косово. Адский трюк пропаганды в данном случае заключался в создании для россиян «виртуального Косово». Телевизионная картинка эксплуатировала сочувствие к столкнувшемуся с разгулом радикального национализма «меньшинству» и к его праву на самоопределение.
Адский трюк, собственно, заключался не столько в дезинформации, сколько в ее последствиях, в следующих итерациях ее отравляющего действия. Вполне объяснимые эмоции российского обывателя, наблюдающего «внутреннюю картинку», для наблюдателя внешнего, видевшего совсем другую картину, выглядят как свидетельство явной агрессивности. В свою очередь, для россиян реакция Запада кажется (на фоне «внутренней картинки») столь же очевидным актом враждебности и ярким проявлением «двойных стандартов». Этот конфликт непонимания должен создать пропасть между медианным российским обывателем, с одной стороны, и «внутренним» и «внешним» Западом, с другой. То есть вызвать решительное отторжение той суммы политических представлений, популяризация которых угрожает власти распорядителей нефтяной ренты.
Последствия этого конфликта, по замыслу Путина, должны быть исторически масштабны. Они должны развернуться в целую программу новой российской автаркии. В глобальный эксперимент с собственными глонассами, платежными системами, интернетом и даже сланцевым газом. Программу иранизации России и возвращения в тоталитаризм.
Исторический парадокс, однако, заключается в том, что этот проект иранизации является ответом на сдвиг общества в прямо противоположном направлении. И путинский украинский демарш, и проект новой автаркии, несмотря на свою брутальность, имеют причиной ощущение слабости, а не силы. Раньше Путину удавалось поддерживать внутреннюю консолидацию и вести более или менее успешные негоциации с Западом. Теперь ради внутренней консолидации отношениями с Западом приходится жертвовать.
Рейтинг Путина не просто снижался в последние годы. Спрос на перемены прорывался то в мертворожденной медведевской «модернизации», то в московском протестном движении, то в «националистических» бунтах, равно отражавших новую политическую субъектность населения. Беспроигрышные мантры 2000-х - «вертикаль», «централизация», «стабильность» - быстро девальвировались. В декабре 2013 года, отвечая на вопрос Левада-центра, «в чем больше нуждается Россия - в укреплении государственной власти или в том, чтобы власть была поставлена под контроль общества?» - 58% выбрали второй вариант, а 26% - первый. В то время как в 2000-е годы группы приверженцев того и другого ответов были равны.
В этой перспективе украинская революция была не просто проигрышем Путина на конкретной арене геополитического влияния, но ясным и тревожным намеком на системный кризис постсоветских режимов. Эти режимы - режимы «золотых батонов» - имеют слишком много общего, чтобы не понять этого намека. В предыдущем десятилетии их легитимность и устойчивость опирались на высокие темпы восстановительного роста (российский рост был ниже среднего по СНГ) и реставрацию иерархических порядков, которую они продавали под брендом «стабильности». Теперь, с окончанием быстрого роста, эти порядки оказываются в той или иной степени поставлены под сомнение.
Путинский проект «поворота исторических рек» искусно эксплуатирует фоновое, но достаточно глубокое недоверие, которое испытывает российское население к Западу, но сопряжен со слишком высокими издержками. Эйфория последних недель связана с тем, что пока эти издержки выглядят для населения минимальными (страхи по поводу конфликта с Западом, санкций, изоляции, экономических проблем и реальной войны в опросах резко пошли вниз). Кроме того, проект слишком радикален: претендуя на то, чтобы остановить дестабилизацию, он на самом деле расшатывает основы постсоветского мироустройства. Однако вызов, брошенный и России, и миру, выглядит вполне историческим - и эта история еще только началась.
Кирилл РОГОВ - политический обозреватель, ведущий научный сотрудник Института экономики переходного периода (Институт Гайдара). Окончил филфак МГУ и надолго посвятил себя филологии. С 1998 г. - один из создателей и главный редактор "Полит.ру". Позже был начальником отдела "Комментарии" Газеты.ру, зам. главного редактора газеты "Коммерсант". С 2007 г. работает в ИЭПП.
"Новая газета" 01.04.2014
http://www.novayagazeta.ru/politics/62968.html
Примечание: выделение болдом - моё.