Дмитрий ГУБИН: "Золотой Петушок" и дети гастарбайтеров
Сильнейшим впечатлением 2012 года для меня стал «Золотой Петушок» в постановке Серебренникова в Большом театре. Это не премьера сезона, однако ж вещь свежа, ничуть не потускнела, голоса блестящи, а фантазия Серебренникова изощренна. Я такое прежде видел лишь в шоу Мадонны да в Cirque du Solei. И есть там один важный момент, который легко проморгать. Действие «Петушка» начинается в кремлевских хоромах, которые драят гастарбайтеры: треники, вьетнамки, белые носки, швабры, смуглая тетка в платке… Потом гастеров гонят прочь, и появляются толстомордые парни в костюмах с трубками в ушах и овчарками. Потом снайперы занимают места на верхотуре, и появляется русский царь… Либретто оперы - вариация сказки Пушкина. Царю Додону мудрец предлагает систему оповещения об опасности в лице Золотого Петушка. Царь воюет, кладет тьму народа, но сам оказывается покорен иноземной Шамаханской царицей. Затевается свадьба, и тут мудрец требует награду за Петушка - ту самую царицу. Старика, понятно, пинком вон, но Петушок в отместку клюет Додона в темечко до смерти. Словом, обычные любовь и коварство, основа любого оперного либретто, но Серебренников добавляет нюанс. Гастарбайтерша в прологе - это и есть Шамаханская царица из второго акта, а Золотой Петушок, от которого суждено принять смерть русскому царю, ее сын. Все понятно?
Ну, а теперь из театра на улицу.
Я снимаю в Москве траченную жизнью квартирку на Тверских-Ямских, близ центра «Медицина», известного широкой публике тем, что там умер пианист Николай Петров, а узкой - тем, что там по утрам при входе играет арфистка, что задает эстетику: мебель с гнутыми ножками и адовы цены (мне там как-то предложили удалить зуб мудрости за $500, но мудрости хватило отказаться). Тверские-Ямские - qui pro quo московской недвижимости; полуруины соседствуют с наглым железобетоном; здесь разворачивается московская часть «Журавлей и карликов» Юзефовича (роман недурно описывает Россию и Азию). На Тверских-Ямских живут и Зюганов, и Собчак, и вот я (в домишке времен раннего Брежнева). Ну, а кое-какие дореволюционные дома «Медицина» недавно присоединила к себе: выпотрошила, нашпиговала чем положено - любо-дорого смотреть, не стыдно принять ни еще одного Петрова, ни хоть Дениса Мацуева.
А потрошением и шпиговкой занимались, понятно, таджики-гастарбайтеры. Которые шумным табором занимали совсем уж руину в минуте ходьбы от управления закупок Администрации президента (можете представить, что это за контора…). И меня с соседями эти таджики все теплое время года ужасно доставали. Потому что с наступлением темноты мужчины высаживались вдоль 4-й Тверской-Ямской на корточках, как это принято только у гастарбайтеров и зэков, что, в общем, не красило район. А те, кто помоложе, ночь напролет вели громкие разговоры у меня под окнами. И мы с соседями и замечания делали, и жаловались участковому - все напрасно, потому что примерно ясно, на каких условиях взаимодействуют в России участковые с гастарбайтерами. Хотя я возмущался меньше всех, понимая: москвич не шумит во дворе потому, что у него есть деньги на кафе... В общем, я терпеливо ждал, когда арфистки рассядутся по новым корпусам и вдарят по струнам что-нибудь из «Садко» того же Римского-Корсакова, что написал и «Петушка», - тогда шумные черные соседи должны были, по идее, исчезнуть. Кто даст им долго жить в самом центре Москвы?
Им и не дали.
Было это в декабре, когда морозы даже в центре вдарили под -20.
Вот тогда у себя в подъезде я обнаружил какую-то смуглую тетку, смутно похожую на цыганку: юбки, платки, шали. И я бы, каюсь, потребовал от нее убираться на теплый Павелецкий вокзал, но тут увидел прижавшихся к батарее троих мал мала меньше детей. От четырех до шести лет, где-то так. И они молча глазели на меня. И я сказал «здрась…» - и прошел мимо.
А потом, когда снова вышел, тетки уже не было, перед полуруинами на 4-й Тверской-Ямской стояли полицейские машины, а рядом с машинами молча стояли таджики.
И до меня дошло.
Я кинулся искать ту, с детьми, не нашел, стал расспрашивать. Да, они живут и работают нелегально, но им же давали работу, и если бы предупредили, они бы исчезли сами, а полиция приехала без предупреждения в ночи, но они же никому не мешали! - А где дети, маленькие?! - Да вон, сидят. Троица малышей сидела на льду близ полицейской машины, прижавшись друг к другу, кое-как прикрытая одеялом. Ну, а полицейские выполняли обязанности, которые не могли не выполнять. А то, что обязанности можно выполнять, посадив детей внутрь машины, в тепло, им в голову не приходило, потому что, как мудро однажды заметил Никита Сергеевич Михалков, они русские, это многое объясняет.
Я дал денег самому пожилому таджику, объяснил, что через улицу азербайджанцы держат кофейню, там недорогой чай, детей надо туда, хотя бы согреть, вообще отдал все, что было, и вернулся домой. Меня трясло: вид чужого унижения меня сильно пробивает. Стал звонить, кому мог. Прямой телефон детского омбудсмена, обладателя роскошных розовых галстуков и «мигалки» Астахова не отвечал. Астахов в те холодные дни вообще не брал трубку, у него была горячая пора - требовалось оправдать «закон Димы Яковлева». Бросил через твиттер клич - привезти, у кого есть, термосы с чаем. Не знаю, привезли ли. Реагировали вяло. Кто-то поинтересовался, помнят ли таджики, как русские кувырком летели из Душанбе вместе со своими детьми.
А когда я снова вышел на улицу, пьеса была отыграна. Кто-то еще прятался по окрестным дворам из мужчин, но женщин и детей я уже не нашел. И чувствовал себя гаже некуда, как мелкая паскуда, пытающаяся деньгами купить ощущение приличного человека в нашем Третьем Риме, который все больше Третий Рейх.
Хотя я прекрасно понимаю, зачем я давал деньги.
Чтобы, когда - если режиссер Серебренников прав - таджикский, узбекский, восточный, исламский жареный петух все же начнет клевать в темечко, он, может, разок-другой и остановился.
Сноб, 25.12.2012
http://www.snob.ru/profile/26049/blog/56094