!!!!! "Я молю русских людей о прощении..." (окончание)
Начало:
http://loxovo.livejournal.com/4432028.html
Отнюдь не все случаи смерти детей от перегрева похожи на описанные в этой статье озадачивающие провалы памяти во всех отношениях положительных родителей. В других случаях родители явно пренебрегали своими обязанностями на протяжении всей жизни ребёнка, а некоторые были алкоголиками или наркоманами. Были случаи, когда родитель оставлял ребёнка в машине преднамеренно, несмотря на очевидный риск. В одном вопиюще чудовищном случае мать использовала запертую машину в качестве дешёвой замены яслям. Во всех подобных ситуациях к смерти от гипертермии относятся как к преступлению, и родители оказываются в тюрьме.
Когда перед судом предстают люди, подобные Лин Балфур, процесс обычно заканчивается компромиссом: прошением о снятии некоторых обвинений, условным сроком, отложенным приговором, иногда общественными работами. Дело сравнительно редко доходит до суда.
То, что случилось с Балфур, было совсем уж редкостью. Её обвинили в преднамеренном убийстве второй степени, с возможным сроком тюремного заключения до 40 лет. И оставили на свободе только при условии, что она не будет оставаться одна с детьми, включая собственного сына, на тот момент уже тинэйджера.
Лин наняла Джона Зверлинга, одного из лучших адвокатов по уголовным делам. Это означало, что Джаретт Балфур, работавший в тот момент на компанию, обслуживающую армию, вынужден будет снова поехать в Ирак. За участие в военных сражениях солдатам платят дополнительно, и семье нужны были деньги для платы адвокатам. Лин Балфур должна будет вынести всё это в одиночку.
Постепенно боль, вина и парализующая неуверенность в себе перешли в чётко сфокусированную ярость.
Джон Зверлинг мог бы сойти за Ниро Вулфa - плотного, эксцентричного героя детективов Рекса Стаута. Офис Зверлинга занимает целый подъезд красивого дома в центре старого города в Александрии. Внутри кабинет адвоката украшен панелями из дерева грецкого ореха, и даже жалюзи на окнах сделаны из тёмного дерева. Но сам босс с бородой Деда Мороза сидит на кресле, обитом дырявой кожей, и одет в джинсы и клетчатую рубашку с пятном на груди и еле сдерживающими напор живота пуговицами.
Первой задачей Зверлинга было доказать нелепость обвинения Лин Балфур в преднамеренном убийстве при полном отсутствии даже намёка на злой умысел в её случае. Это оказалось несложно. На предварительном прослушивании приговор сразу сменили на непредумышленное убийство. Второй, куда более сложной, задачей Зерлинга была защита подсудимой в деле, которое преследовалось прокурором с театральным, почти эксцентричным остервенением.
Помощник прокурора Элизабет Килин описала присяжным случившееся следующим образом: «Жизнь этого маленького мальчика совсем не должна была заканчиваться подобным образом, на носилках. Он умер. Мёртв. Его жизнь теперь безвозвратно потеряна - навсегда».
Зверлингу нужно было принять ключевое решение. Обычно в криминальных случаях присяжные хотят услышать точку зрения обвиняемого - из его собственных уст. Зверлинг хорошо относился к Балфур и уважал её, но представлять её присяжным не торопился.
- Вы с ней встречались?
- Да.
- Тогда вы видели, в какой эмоциональный корсет она себя затягивает, каким панцирем защищается от мира. Она закрывается и становится солдатом. Это помогает ей выжить, но одновременно отталкивает тех, кто хочет видеть её раздавленной горем.
Зверлинг решил не рисковать.
- Я поставил её на кафедру свидетельских показаний, но другим способом, - говорит адвокат, - чтобы люди увидели истинную Лин - ранимую, искреннюю, совершенно лишённую коварства.
Зверлинг дал присяжным послушать две аудиокассеты. На одной запись допроса Балфур в больнице, примерно через час после смерти Брайса. Её ответы на вопросы полицейских наполнены невыразимой грустью; это полушепот, полустон: «Я убила моего малыша, - говорит Лин с дрожью в голосе. - О Господи, прости меня».
На второй кассете записан звонок в службу 911, сделанный случайной прохожей в первые несколько секунд после того, как Балфур обнаружила тело сына и стала умолять первого встречного помочь ей.
Зверлинг поворачивается лицом к компьютеру и нажимает на иконку аудиофайла.
- Хотите послушать?
***
Балфур идёт по коридору из комнаты 153А школы военных юристов по направлению к выходу и вспоминает события того дня. Где-то к вечеру она проверила сообщения на мобильнике и увидела, что пропустила утренний звонок от няни. Она перезвонила. Балфур дружила со своей няней, и они часто болтали о том, о сём. Лин оставила ей сообщение с просьбой перезвонить.
Няня перезвонила в тот момент, когда Балфур уже направлялась к парковке. Она стояла ровно там, где стоит сейчас, на просторном, выложенном камнями дворе школы. Так уж получилось, что прямо на ту точку направлено дуло огромной, времен гражданской войны, пушки. От этой горькой иронии становится не по себе.
Няня спросила Лин, где её сын. Балфур удивилась: «Ты о чём? Он же у тебя».
Оттуда до конца двора 60 футов (20 метров), потом 11 ступенек вниз, пару шагов до другой лестницы, ещё 12 ступенек, потом бордюр и рывок к машине. Балфур преодолела этот маршрут меньше, чем за полминуты. И поняла, что опоздала, увидев через стекло обмякшую ручку Брайса и его спокойное и чистое, но безжизненное лицо, блестевшее, говорит Лин, «как фарфоровая кукла».
Через несколько секунд прохожая набирала 911.
***
Слушать эту запись невозможно. На первом плане женский голос, напряжённо, но чётко объясняющий полицейским, что она видит перед собой. Сначала на кассете больше ничего не слышно. Потом Балфур воет со всей мочи: «О, Господи, НЕЕЕЕЕЕТ!»
Несколько секунд тишины.
Потом оглушающий вопль: «Пожалуйста, Боже, умоляю, НЕЕЕЕТ!»
Балфур делает сыну искусственное дыхание. В тот момент, вспоминает она, в её теле жили два человека: чёткая и расторопная Лин, обученная спасать людей на поле боя, и некомпетентная мамаша Лин, которая никогда уже не узнает счастья. Выдох, нажим, выдох, нажим. Когда она выпрямлялась, чтобы набрать воздух, она полностью теряла над собой контроль. Потом возвращалась к пациенту.
Прослушав кассету, присяжные заседали 90 минут, включая перерыв на ланч. И единогласно признали Лин невиновной.
***
- Мне кажется, против неё вообще не должны были возбуждать дело, - говорит присяжный Колин Россе, администратор радиопрограммы, вышедший на пенсию. - Возможно, это была небрежность, но это явно случайность, ошибка.
Старший присяжный, Джеймс Шлофауэр, инспектор при правительстве графства, не винит прокурора. Случай Балфур был довольно сложным, считает он, и факты нужно было предоставить в суд. Но предоставленные факты, говорит он, сделали приговор неоспоримым. То был «проклятый несчастный случай», по мнению Шлофауэра, «и такое может случиться со всяким».
- Со всяким?
Шлофауэр задумывается.
- Ну, это случилось со мной.
Ошибка не превратилась в катастрофу, но ситуация была похожей. Забеганные и замученные стрессом Шлофауэры перепутали свои расписания и обязанности, и ни один из них не забрал дочку из ясель вечером.
- Мы приехали домой, посмотрели друг на друга и ... типа... а где Лиля? Я думал, ты её забрал! А я думал, ты её забрала!
А если бы это произошло не в конце дня, а в начале?
- Я же говорю, со всяким, - говорит Шлофауэр.
***
Джанет Феннел
Центра обмена информацией по детской смертности от гипертермии не существует. Ни одно государственное учреждение не собирает данные и не следит за статистикой. Но некое подобие такого центра можно найти в подвале уютного дома в пригороде Канзас-Сити, откуда вышедшая на пенсию бывшая директор продаж и маркетинга местной компании Джанет Феннел управляет своей компанией под названием «Дети и Машины». Организация не ставит своей целью извлечение прибыли и занимается тем, что пробивает в правительстве различные законодательства по увеличению безопасности детей в автомобилях. Джанет Феннел заведует одной из самых грустных баз данных в Америке.
Она сидит на софе, поджав под себя босые ноги, и листает файлы. Амбер, её помощница-студентка, заходит в комнату и хлопает листками только что пришедшего факса по столу.
- "Перёдка", - сообщает Амбер, - парковка, Северная Каролина.
В этом бизнесе своя жуткая терминология. «Назадка» случается, когда ты смотришь в зеркало заднего вида и не замечаешь ребёнка, стоящего за машиной, - или вообще не смотришь в зеркало. «Перёдки» происходят с водителями пикапов и SUV, сидящими слишком высоко, чтобы заметить малыша под колёсами. Есть «удушения автоматическими окнами», «автомобили, заведённые детьми» и, наконец, «гипертермия».
На стене комнаты висит коллаж - десятки фотографий малышей; некоторые гордо отгибают пальчики, как будто говорят «мне 2!» или «мне уже 3!» Фотографии, как правило, сделаны на их последний день рождения.
Феннел встречалась и разговаривала со многими родителями, у которых дети умерли от гипертермии; некоторые из них до сих пор с ней сотрудничают. Она не выискивает их. Они сами находят её, иногда поздно ночью, блуждая по интернету в поисках людей, переживших те же адские муки. «О них существует много ошибочных представлений, - говорит Феннел, - а ведь это, как правило, безумно любящие своих детей люди, как раз те, кто покупает детские замки и калитки». Это случаи, уверяет Феннел, провалов памяти, а не любви.
Лицо Феннел имеет особенность полу-улыбаться, полу-морщиться. Она делает это часто.
- Некоторые думают: «Окей, я понимаю, можно забыть ребёнка на две минуты, но не на восемь же часов!»' Они совершенно не понимают, что в голове родителя существует чёткое осознание того, что они отвезли ребёнка в ясли или садик - они уверены, что ребёнок счастлив и окружён заботой. Когда твой мозг так считает, он не беспокоится и не норовит проверить, где же ребёнок - до конца дня.
Феннел свято верит, что обвинять этих родителей в преступлении не только жестоко, но и глупо. Можно подумать, боязнь тюремного срока удержит их от таких поступков.
Решение вопроса, считает Феннел, заключается в усилении мер безопасности и в образовании населения: люди должны знать, что такое может случиться с каждым и что результаты мгновенного провала в памяти могут быть чудовищными.
А какой случай был самым чудовищным?
- Я бы не хотела... - говорит она.
Она смотрит в сторону. Не выдерживает взгляда, говоря об этом.
- Девочка вырвала себе все волосы перед смертью.
В течение многих лет Феннел лоббировала Конгресс просьбами принять закон, требующий установку сенсоров на задних сидениях машин - сенсоров, которые заверещат в случае, если вес ребёнка в креслице останется неизменным после того, как в машине выключили двигатель. В прошлом году её усилия почти увенчались успехом. Закон Камерона Гулбрансена 2008-го года о безопасной перевозке детей, который приписывает увеличение безопасности автоматических окон и улучшение заднего обзора, изначально включал и требование устанавливать сенсоры на задних сиденьях. Но мера не прошла последней редакции законопроекта; спонсоры отказались от сенсоров, испугавшись, что сильное лобби автомобилестроителей завалит из-за этого весь закон.
На рынке существует несколько устройств, которые сигналят, если ребёнок остаётся в выключенной машине. Продаются они плохо. Скорее всего, их изготовители столкнулись с теми же проблемами, что и инженеры НАСА несколько лет назад.
В 2000-м году Крис Эдвардс, Терри Мак и Эдвард Модин начали разрабатывать подобный сенсор после того, как их сотрудник, Кевин Шелтон, случайно оставил своего 9-месячного сына умирать на парковке одной из исследовательских лабораторий НАСА в Вирджинии. Они запатентовали устройство с сенсорами веса и сигнализацией на брeлке ключа от машины. Прибор был основан на технологиях, использовавшихся в космосе, прост в употреблении, сравнительно недорог и, главное, практически безотказен.
Джанет Феннел очень расчитывала на это устройство. Ей казалось, что трагическая история его создания и тот факт, что сигнализацию изобрели в НАСА, приведёт к широкому освещению изобретения в прессе и к принятию продукта населением.
Это было 5 лет назад. Прибор до сих пор не появился на полках магазинов. Изобретатели не могли найти коммерческого партнёра, согласившегося бы изготовлять их продукт. Одной из основных проблем стала юридическая ответственность. Если ты изготовил такое устройство, а оно почему-то не сработало, то судебные издержки в случае смерти ребёнка были бы чудовищными. Но основная проблема была психологической: специалисты по маркетингу провели опросы и выяснили, что никто не захочет такой прибор покупать.
Это просто объяснить: люди думают, что подобное никогда не случится с ними.
- Я сам таким был. Читал все эти истории и думал: «Что у этих родителей в голове?»
Майк Терри - строитель из Мэйперла, штат Техас. Это крупный мужчина с добрыми глазами. В тот момент, когда он сообразил, что сделал, Майк находился в кабине грузовика, а его 6-месячная дочка Майка сидела в запертой на парковке машине на испепеляющем техасском солнце в 40 милях оттуда. Последовал безумный спринт назад к автомобилю - Майк гнал 30-футовый грузовик с низким прицепом, нагруженный тоннами брёвен, каждое из которых было размером с телеграфный столб, по автостраде со скоростью 100 миль (160 км) в час.
Незадолго до того дня в июне 2005-го года Терри потерял работу и в качестве временной подработки подрядился на один день строить стену в конференц-зале местной католической церкви. В результате дочку надо было везти в другие ясли, не по привычному маршруту, и, пока Майк туда ехал, ему позвонили и предложили новую постоянную работу. Это отвлекло его. Роковая ошибка. Fatal distraction.
Терри не подвергся уголовным преследованиям. Кара оказалась куда более изощрённой.
Семья Терри - южные баптисты. До смерти Майки, рассказывает Майк Терри, церковь целиком поглощала все их воскресенья, целый день, от утреннего изучения Библии и до вечерней трапезы. Теперь он и его жена, Мишель, редко ходят туда. Всё слишком сложно, говорит он.
- Я чувствую себя виноватым, когда в церкви начинают обсуждать наши благословения. Благодать покинула меня. Мне кажется, Бог причинил мне зло. А я причинил зло ему. И я не знаю, как жить с этим.
Сегодня, четыре года спустя, он по-прежнему не может даже близко подойти к той католической церкви, где в тот день работал. Пока его дочь умирала снаружи, он находился внутри, строя стену, на которую должны были повесить огромное распятие.
***
«Это случай вопиющей, злостной небрежности - худшей из возможных... Он заслужил смерть».
«Интересно, может, это был его способ продемонстрировать жене, что он на самом деле не хотел ребёнка?»
«Он был слишком занят погоней за прибылью. Вот вам прекрасная иллюстрация моральной коррумпированности наших агентов по продаже недвижимости».
Читатели оставили эти комментарии на вебсайте Washington Post после того, как в июле 2008-го года газета сообщила о подробностях смерти сына Майлза Харрисона. Такие комментарии типичны и прекрасно иллюстрируют то, что происходит снова и снова, год за годом, в разных городах, где случаются подобные происшествия. Реакцию огромного процента населения нельзя даже назвать злостью - это травля.
Эд Хиклин считает, что знает причину подобной реакции людей. Хиклин - медицинский психолог из Албани, штат Нью Йорк, изучающий последствия трагедий на дорогах для выживших водителей. Он говорит, что общественное мнение судит водителей сурово и несправедливо, даже когда происшедшее - очевидный несчастный случай, даже когда это явно не их вина.
В человеке, говорит Хиклин, заложена фундаментальная потребность создавать и поддерживать версию мироздания, в которой вселенная не бессердечна и неумолима, а страшные вещи не происходят случайно, и если ты внимателен и ответственен, то катастрофу можно избежать.
В случаях с гипертермией, считает он, родителей очерняют по той же причине. «Мы все уязвимы, но никто не хочет, чтобы ему об этом напоминали. Мы хотим верить в понятный, контролируемый, не угрожающий мир, где всё будет 'окей' постольку поскольку ты играешь по правилам. Поэтому когда нечто подобное случается с другими, нам необходимо отделить их от себя. Мы не хотим иметь с ними ничего общего, и тот факт, что мы можем быть в чём-то на них похожи, приводит нас в ужас. Поэтому мы делаем из них монстров».
После того, как Лин Балфур оправдали, на вебсайте местной газеты появился следующий комментарий:
«Если она так занята, то пусть скрестит ножки и не рожает детей. Её надо запереть в машине в жаркий день - посмотрим, что с ней будет».
***
Дом Лин Балфур пахнет пряностями и лёгкой сентиментальностью. Это кич, но кич приятный. Брэйден весело скачет в детском креслице, принадлежавшем раньше Брайсу, и ползает по лоскутному одеялу, тоже брайсовому. Лин Балфур посылает смску Джаретту в Ирак и одновременно проверяет подгузник Брэйдена, делая, как всегда, несколько вещей одновременно.
- Люди считают, что я сильная женщина, - говорит Балфур, - но я так не думаю. Просто я своё горе горюю в одиночестве...
У Брэйдена изо рта падает соска. Балфур моет её и даёт малышу обратно.
- ...потому что в глубине души я считаю, что не имею права горевать на людях...
Балфур говорит, что намеренно «создала» лицо, которое демонстрирует миру.
- Я бы очень хотела исчезнуть, уехать куда-нибудь, где никто не знает, кто я такая и что я сделала. Я бы сделала это хоть сию секунду, но не могу. Я должна всем говорить своё имя. Я женщина, которая убила своего сына, и я должна быть этой женщиной, потому что я обещала Брайсу.
Она дала это обещание, когда держала на руках тело своего сына в больнице. «Я поцеловала его в последний раз, извинилась перед ним, и обещала, что сделаю всё возможное, чтобы это никогда не случилось с другим ребёнком».
Балфур выполняет это обещание в привычном для себя ключе - она превратилась в современную женскую версию Летучего Голландца, периодически всплывая перед случайными людьми в общественных местах типа супермаркета Сэмс Клаб и заводя с ними разговоры о детях, дабы поведать, что она сделала с одним из своих. Вызывающее предостережение.
В отличие от большинства родителей, с которыми случилось подобное, Балфур никогда не отказывает журналистам в интервью. Она работает с организацией «Дети и Машины» и пересказывает свою историю снова и снова. Её точка зрения неизменна; она говорит уверенно, иногда жёстко, и всегда с оттенком злости и самооправдания в голосе. Это может случиться со всяким. Это ошибка, а не преступление, и в суд такие дела попадать не должны. В машинах должны быть установлены сенсоры, чтобы предотвратить подобное. Она редко выглядит сомневающейся или страдающей. Никто не видит её плачущей.
- Если честно, - говорит она, - эта боль никогда не уменьшается. Никогда не притупляется. Я её просто откладываю в сторону до тех пор, пока не остаюсь наедине с собой.
Балфур не хочет думать о последних часах жизни Брайса. Один добренький доктор сказал ей как-то, что ребёнок, скорее всего, почти не страдал, и она изо всех сил держится за эту идею. В её сознании Брайс умер без боли и страха, окружённый ласковыми ангелами. Та Высшая Сила, в которую верит Балфур, любит нас безоговорочно и принимает непосредственное участие в нашей жизни. Эта вера успокаивает её и одновременно заставляет сомневаться.
- Когда мне было 16, и я училась в школе, - говорит она, - меня изнасиловал парень, с которым я пошла на свидание. После этого я сделала аборт. И никому про это не рассказывала - ни друзьям, ни маме. И пока я там лежала, во время аборта, я молилась Богу и просила, чтобы он взял этого ребёнка и хранил для меня, а потом отдал мне, попозже, когда я смогу за ним ухаживать.
- И....?
- Ну и... иногда я думаю... - она утирает слезу, - где-то в глубине моего сознания живёт мысль, что то, что произошло со мной, было божьим наказанием. Я убила одного ребёнка, а потом из моих рук вырвали другого, как раз когда я была на пике своего счастья.
Сидящий на полу Брэйден поглощён игрушечным Элмо.
- Иногда, - говорит Балфур, - я жалею, что не умерла во время родов Брэйдена...
Она плачет. Сейчас в ней не осталось ничего от солдата.
- ... тогда Джаретту достался бы Брэйден, а я могла бы быть с Брайсом.
***
Майлз Харрисон сидит в Старбаксе города Лисбурга (Вирджиния) и вытягивает из коробки салфетку за салфеткой, чтобы вытереть глаза.
- Я причинил столько боли своей жене, - говорит он, - и по какой-то удивительной доброте душевной она меня простила. И от этого мне ещё хуже. Потому что сам себя я простить не могу.
Публичные страдания Харрисона не закончились оправдательным приговором, а продолжались ещё несколько месяцев. Его лицо вновь появилось на страницах газет после того, как российское Министерство иностранных дел выразило официальный протест по поводу приговора и пригрозило закрыть российскую программу усыновления детей для американских граждан. Это был уже международный инцидент.
В течение нескольких месяцев Харрисон отказывался от интервью для этой статьи, но в начале февраля сказал, что готов.
- Я молю русских людей о прощении, - сказал он. - В нашей стране много хороших людей, которые заслужили иметь детей, а в России много детей, которым нужны родители. Пожалуйста, не наказывайте никого за мою ошибку.
Харрисон - католик. Через несколько недель после смерти Чейза он вернулся в местную церковь, где священник и прихожане по большей части оставили его горевать в одиночестве. Но после очередной службы священник подошёл к нему, обнял и прошептал на ухо: «Если вам что-то нужно, я здесь».
Церковь Майлза названа в честь Святого Франциска Сальского и находится в Пёрселлвилле, штат Вирджиния. Священника звали отец Майкл Келли. В ночь на Новый год, когда отец Майкл остановился на незащищённой от ветра улице после сильного дождя, чтобы подвинуть упавшее на дорогу дерево, он был убит другим падающим деревом.
Харрисон не знает, как интерпретировать это событие; в его жизни в последнее время разваливается всё, кроме, к его изумлению, его брака.
Детская комната Чейза в доме Кэрол и Майлза Харрисона остаётся нетронутой. Вокруг много фотографий ребёнка.
- Иногда мы смотрим вместе на его фотографии, - говорит Харрисон, - и я вижу, что она плачет. Она старается, чтобы я этого не заметил, но я вижу, и испытываю такую боль, такое чувство вины...
Харрисон знает, что им вряд ли разрешат усыновить другого ребёнка.
Он наклоняется вперёд и его голос вновь срывается на всхлипывающий фальцет, как тогда, в суде, в худший момент его стыда.
- Я лишил её материнства.
Посетители Старбакса поворачивают головы.
- Она была бы лучшей матерью на свете…
***
В первый раз кто-то берёт трубку, но ничего не говорит. На заднем плане слишком громко гудит телевизор.Через какое-то время раздаётся щелчок - повесили трубку. Через несколько дней он отвечает на звонок, но не приглушает телевизор. Перезвоните попозже, говорит. И только на третий раз соглашается говорить.
- Вы в порядке?
- Я даже не знаю. Как-то живу, день за днём.
У Эндрю Калпеппера безжизненно-монотонный голос, будто он находится в трансе. Он говорит короткими, обрывистыми предложениями. Это тот самый электрик отдела санитарии из города Портсмута, которому повезло. Ему, в отличие от Майлза Харрисона, не предъявили официальных обвинений. У него не возникло никаких проблем с законом.
- Вы сейчас один?
- Ага.
- Она от вас ушла?
- Ага. Она страдает и вообще... Справляется с этим как умеет, я думаю.
- Вы благодарны за то, что вас не привлекли к суду?
Молчание.
- Эндрю?
- Разве что из-за родителей. Мне всё равно, что сделают со мной. Ничего такого, что я сам с собой не делаю - каждый день.
- Вы уверены, что вы в порядке?
- Я стараюсь об этом не думать. Когда я об этом думаю, я становлюсь...
- Каким?
Он очень долго молчит.
- Ну вот как сейчас.
***
Следуя своему плану по упрощению собственной жизни, Лин Балфур уволилась с работы. Скоро всё станет немного сложнее: она вновь беременна. То искусственное оплодотворение в октябре было успешным. Ребёнок должен родиться в июле.
Адвокаты Балфур подали в суд петицию о закрытии её дела и изъятии всех документов из общественного доступа. Когда подсудимого оправдывают, такие петиции обычно не встречают сопротивления - все понимают, что официально невиновный человек имеет право начать жизнь с юридически чистого листа. Но в данном случае прокурор штата Дэйв Чапман не только возражал против подобной меры, но, что довольно необычно, лично полез в эту сравнительно мелкую юридическую битву.
На ступеньках здания суда Чапман объяснил журналистам: «Да, мы редко выступаем против 'очистки' личного дела. Но в данном случае мы поступаем именно так, потому что эти документы - единственное официальное упоминание о причине смерти абсолютно беззащитного, беспомощного ребёнка.»
Потратив пол дня на прослушивание точек зрения обеих сторон, судья согласился с прокурором, заявив, что Балфур не смогла доказать, что свободный доступ населения к её делу является «очевидным отказом в правосудии».
После этого Балфур спокойно отвечала на вопросы журналистов - как всегда. Она говорила толково, бесстрастно, не извиняющимся голосом. Она подаст на апелляцию. Она будет продолжать выступать перед публикой и образовывать людей, объясняя опасность оставления детей одних в машинах. И, как всегда, её голос звучал слегка холодно.
Джаретт Балфур вернулся, наконец, домой после 18 месяцев в Ираке, где он анализировал изъятую у бунтовщиков взрывчатку, чтобы определить, с помощью каких технологий и где она изготавливалась. Он два раза продлевал срок своей службы в Ираке, потому что счета от адвокатов продолжали расти. Джаретту 30 лет. Это высокий, стройный и поразительно красивый мужчина с рыжеватыми, зачёсанными назад волосами. Он похож на человека, идущего против сильного ветра.
Сначала, когда он только приехал, рассказывает Джаретт, всё было как-то неловко, и их отношения периодически давали сбои. Он мог сказать что-то совершенно невинное про нечто, связанное с Брэйденом, а Лин принимала это слишком близко к сердцу и реагировала так, будто он сомневался в её материнских качествах. Сейчас отношения улучшаются.
Брэйдену 9,5 месяцев - ровно столько, сколько было Брайсу, когда он погиб. Лин снова страдает от ночных кошмаров.
Прямо перед той трагедией ей приснились два страшных сна, которые сегодня кажутся предзнаменованиями. В одном из них она случайно утопила Брайса; в другом он умер в огне. Балфур верит, что эти сны были посланы ей Богом, чтобы приготовить к тому, что должно было произойти.
Недавно ей приснилось, что она упустила коляску Брэйдена, и та выкатилась на забитую машинами улицу. Нет, она не считает, что это то же самое, повторение тех событий.
- Я бы второй раз этого не вынес, - тихо говорит Джаретт.
Да, некоторая напряжённость в их отношениях присутствует. Но они над этим работают. Оба говорят, что уверены в том, что их брак выдержит.
После того, как Джаретт уходит на работу, Лин рассказывает, насколько присутствие Брэйдена помогло им выстоять. Она считает свою семью счастливой, поскольку они могут завести других детей.
- Вы можете себе представить, что такое потерять единственного ребёнка и не иметь никакой надежды завести других? Вы можете себе представить такую безысходность?
Поэтому, говорит Лин, она приняла решение. Она всё проверила, и это будет легально. Никакое официальное лицо не сможет её остановить, потому что это подпадёт под категорию частных усыновлений. Ей понадобятся донор спермы и донор яйцеклетки - она не хочет использовать свои яйцеклетки, это было бы уж слишком лично.
Что она, собственно, пытается сказать?
Майлз и Карол Харрисон заслужили ещё одного ребёнка, медленно объясняет Балфур. Они будут замечательными родителями.
Эта женщина либо нравится вам, либо нет, причём сразу. Она резковатая, волевая и, в зависимости от вашей точки зрения, освежающе открыта или грубовато прямолинейна. Прежде всего, она решительна.
Балфур говорит, что всё уже решила. Если Майлзу и Кэрол не дадут усыновить другого малыша, если они исчерпают все свои ресурсы и по-прежнему будут бездетны, то она предложит им выносить ребёнка, в качестве подарка.
Майлз и Карол Харрисон
Историческая правда, 13.01.2013
http://www.istpravda.ru/digest/1696/
Оригинал:
Washington Post: Fatal Distraction: Forgetting a Child in the Backseat of a Car Is a Horrifying Mistake. Is It a Crime?
http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2009/02/27/AR2009022701549.html
http://loxovo.livejournal.com/4432028.html
Отнюдь не все случаи смерти детей от перегрева похожи на описанные в этой статье озадачивающие провалы памяти во всех отношениях положительных родителей. В других случаях родители явно пренебрегали своими обязанностями на протяжении всей жизни ребёнка, а некоторые были алкоголиками или наркоманами. Были случаи, когда родитель оставлял ребёнка в машине преднамеренно, несмотря на очевидный риск. В одном вопиюще чудовищном случае мать использовала запертую машину в качестве дешёвой замены яслям. Во всех подобных ситуациях к смерти от гипертермии относятся как к преступлению, и родители оказываются в тюрьме.
Когда перед судом предстают люди, подобные Лин Балфур, процесс обычно заканчивается компромиссом: прошением о снятии некоторых обвинений, условным сроком, отложенным приговором, иногда общественными работами. Дело сравнительно редко доходит до суда.
То, что случилось с Балфур, было совсем уж редкостью. Её обвинили в преднамеренном убийстве второй степени, с возможным сроком тюремного заключения до 40 лет. И оставили на свободе только при условии, что она не будет оставаться одна с детьми, включая собственного сына, на тот момент уже тинэйджера.
Лин наняла Джона Зверлинга, одного из лучших адвокатов по уголовным делам. Это означало, что Джаретт Балфур, работавший в тот момент на компанию, обслуживающую армию, вынужден будет снова поехать в Ирак. За участие в военных сражениях солдатам платят дополнительно, и семье нужны были деньги для платы адвокатам. Лин Балфур должна будет вынести всё это в одиночку.
Постепенно боль, вина и парализующая неуверенность в себе перешли в чётко сфокусированную ярость.
Джон Зверлинг мог бы сойти за Ниро Вулфa - плотного, эксцентричного героя детективов Рекса Стаута. Офис Зверлинга занимает целый подъезд красивого дома в центре старого города в Александрии. Внутри кабинет адвоката украшен панелями из дерева грецкого ореха, и даже жалюзи на окнах сделаны из тёмного дерева. Но сам босс с бородой Деда Мороза сидит на кресле, обитом дырявой кожей, и одет в джинсы и клетчатую рубашку с пятном на груди и еле сдерживающими напор живота пуговицами.
Первой задачей Зверлинга было доказать нелепость обвинения Лин Балфур в преднамеренном убийстве при полном отсутствии даже намёка на злой умысел в её случае. Это оказалось несложно. На предварительном прослушивании приговор сразу сменили на непредумышленное убийство. Второй, куда более сложной, задачей Зерлинга была защита подсудимой в деле, которое преследовалось прокурором с театральным, почти эксцентричным остервенением.
Помощник прокурора Элизабет Килин описала присяжным случившееся следующим образом: «Жизнь этого маленького мальчика совсем не должна была заканчиваться подобным образом, на носилках. Он умер. Мёртв. Его жизнь теперь безвозвратно потеряна - навсегда».
Зверлингу нужно было принять ключевое решение. Обычно в криминальных случаях присяжные хотят услышать точку зрения обвиняемого - из его собственных уст. Зверлинг хорошо относился к Балфур и уважал её, но представлять её присяжным не торопился.
- Вы с ней встречались?
- Да.
- Тогда вы видели, в какой эмоциональный корсет она себя затягивает, каким панцирем защищается от мира. Она закрывается и становится солдатом. Это помогает ей выжить, но одновременно отталкивает тех, кто хочет видеть её раздавленной горем.
Зверлинг решил не рисковать.
- Я поставил её на кафедру свидетельских показаний, но другим способом, - говорит адвокат, - чтобы люди увидели истинную Лин - ранимую, искреннюю, совершенно лишённую коварства.
Зверлинг дал присяжным послушать две аудиокассеты. На одной запись допроса Балфур в больнице, примерно через час после смерти Брайса. Её ответы на вопросы полицейских наполнены невыразимой грустью; это полушепот, полустон: «Я убила моего малыша, - говорит Лин с дрожью в голосе. - О Господи, прости меня».
На второй кассете записан звонок в службу 911, сделанный случайной прохожей в первые несколько секунд после того, как Балфур обнаружила тело сына и стала умолять первого встречного помочь ей.
Зверлинг поворачивается лицом к компьютеру и нажимает на иконку аудиофайла.
- Хотите послушать?
***
Балфур идёт по коридору из комнаты 153А школы военных юристов по направлению к выходу и вспоминает события того дня. Где-то к вечеру она проверила сообщения на мобильнике и увидела, что пропустила утренний звонок от няни. Она перезвонила. Балфур дружила со своей няней, и они часто болтали о том, о сём. Лин оставила ей сообщение с просьбой перезвонить.
Няня перезвонила в тот момент, когда Балфур уже направлялась к парковке. Она стояла ровно там, где стоит сейчас, на просторном, выложенном камнями дворе школы. Так уж получилось, что прямо на ту точку направлено дуло огромной, времен гражданской войны, пушки. От этой горькой иронии становится не по себе.
Няня спросила Лин, где её сын. Балфур удивилась: «Ты о чём? Он же у тебя».
Оттуда до конца двора 60 футов (20 метров), потом 11 ступенек вниз, пару шагов до другой лестницы, ещё 12 ступенек, потом бордюр и рывок к машине. Балфур преодолела этот маршрут меньше, чем за полминуты. И поняла, что опоздала, увидев через стекло обмякшую ручку Брайса и его спокойное и чистое, но безжизненное лицо, блестевшее, говорит Лин, «как фарфоровая кукла».
Через несколько секунд прохожая набирала 911.
***
Слушать эту запись невозможно. На первом плане женский голос, напряжённо, но чётко объясняющий полицейским, что она видит перед собой. Сначала на кассете больше ничего не слышно. Потом Балфур воет со всей мочи: «О, Господи, НЕЕЕЕЕЕТ!»
Несколько секунд тишины.
Потом оглушающий вопль: «Пожалуйста, Боже, умоляю, НЕЕЕЕТ!»
Балфур делает сыну искусственное дыхание. В тот момент, вспоминает она, в её теле жили два человека: чёткая и расторопная Лин, обученная спасать людей на поле боя, и некомпетентная мамаша Лин, которая никогда уже не узнает счастья. Выдох, нажим, выдох, нажим. Когда она выпрямлялась, чтобы набрать воздух, она полностью теряла над собой контроль. Потом возвращалась к пациенту.
Прослушав кассету, присяжные заседали 90 минут, включая перерыв на ланч. И единогласно признали Лин невиновной.
***
- Мне кажется, против неё вообще не должны были возбуждать дело, - говорит присяжный Колин Россе, администратор радиопрограммы, вышедший на пенсию. - Возможно, это была небрежность, но это явно случайность, ошибка.
Старший присяжный, Джеймс Шлофауэр, инспектор при правительстве графства, не винит прокурора. Случай Балфур был довольно сложным, считает он, и факты нужно было предоставить в суд. Но предоставленные факты, говорит он, сделали приговор неоспоримым. То был «проклятый несчастный случай», по мнению Шлофауэра, «и такое может случиться со всяким».
- Со всяким?
Шлофауэр задумывается.
- Ну, это случилось со мной.
Ошибка не превратилась в катастрофу, но ситуация была похожей. Забеганные и замученные стрессом Шлофауэры перепутали свои расписания и обязанности, и ни один из них не забрал дочку из ясель вечером.
- Мы приехали домой, посмотрели друг на друга и ... типа... а где Лиля? Я думал, ты её забрал! А я думал, ты её забрала!
А если бы это произошло не в конце дня, а в начале?
- Я же говорю, со всяким, - говорит Шлофауэр.
***
Джанет Феннел
Центра обмена информацией по детской смертности от гипертермии не существует. Ни одно государственное учреждение не собирает данные и не следит за статистикой. Но некое подобие такого центра можно найти в подвале уютного дома в пригороде Канзас-Сити, откуда вышедшая на пенсию бывшая директор продаж и маркетинга местной компании Джанет Феннел управляет своей компанией под названием «Дети и Машины». Организация не ставит своей целью извлечение прибыли и занимается тем, что пробивает в правительстве различные законодательства по увеличению безопасности детей в автомобилях. Джанет Феннел заведует одной из самых грустных баз данных в Америке.
Она сидит на софе, поджав под себя босые ноги, и листает файлы. Амбер, её помощница-студентка, заходит в комнату и хлопает листками только что пришедшего факса по столу.
- "Перёдка", - сообщает Амбер, - парковка, Северная Каролина.
В этом бизнесе своя жуткая терминология. «Назадка» случается, когда ты смотришь в зеркало заднего вида и не замечаешь ребёнка, стоящего за машиной, - или вообще не смотришь в зеркало. «Перёдки» происходят с водителями пикапов и SUV, сидящими слишком высоко, чтобы заметить малыша под колёсами. Есть «удушения автоматическими окнами», «автомобили, заведённые детьми» и, наконец, «гипертермия».
На стене комнаты висит коллаж - десятки фотографий малышей; некоторые гордо отгибают пальчики, как будто говорят «мне 2!» или «мне уже 3!» Фотографии, как правило, сделаны на их последний день рождения.
Феннел встречалась и разговаривала со многими родителями, у которых дети умерли от гипертермии; некоторые из них до сих пор с ней сотрудничают. Она не выискивает их. Они сами находят её, иногда поздно ночью, блуждая по интернету в поисках людей, переживших те же адские муки. «О них существует много ошибочных представлений, - говорит Феннел, - а ведь это, как правило, безумно любящие своих детей люди, как раз те, кто покупает детские замки и калитки». Это случаи, уверяет Феннел, провалов памяти, а не любви.
Лицо Феннел имеет особенность полу-улыбаться, полу-морщиться. Она делает это часто.
- Некоторые думают: «Окей, я понимаю, можно забыть ребёнка на две минуты, но не на восемь же часов!»' Они совершенно не понимают, что в голове родителя существует чёткое осознание того, что они отвезли ребёнка в ясли или садик - они уверены, что ребёнок счастлив и окружён заботой. Когда твой мозг так считает, он не беспокоится и не норовит проверить, где же ребёнок - до конца дня.
Феннел свято верит, что обвинять этих родителей в преступлении не только жестоко, но и глупо. Можно подумать, боязнь тюремного срока удержит их от таких поступков.
Решение вопроса, считает Феннел, заключается в усилении мер безопасности и в образовании населения: люди должны знать, что такое может случиться с каждым и что результаты мгновенного провала в памяти могут быть чудовищными.
А какой случай был самым чудовищным?
- Я бы не хотела... - говорит она.
Она смотрит в сторону. Не выдерживает взгляда, говоря об этом.
- Девочка вырвала себе все волосы перед смертью.
В течение многих лет Феннел лоббировала Конгресс просьбами принять закон, требующий установку сенсоров на задних сидениях машин - сенсоров, которые заверещат в случае, если вес ребёнка в креслице останется неизменным после того, как в машине выключили двигатель. В прошлом году её усилия почти увенчались успехом. Закон Камерона Гулбрансена 2008-го года о безопасной перевозке детей, который приписывает увеличение безопасности автоматических окон и улучшение заднего обзора, изначально включал и требование устанавливать сенсоры на задних сиденьях. Но мера не прошла последней редакции законопроекта; спонсоры отказались от сенсоров, испугавшись, что сильное лобби автомобилестроителей завалит из-за этого весь закон.
На рынке существует несколько устройств, которые сигналят, если ребёнок остаётся в выключенной машине. Продаются они плохо. Скорее всего, их изготовители столкнулись с теми же проблемами, что и инженеры НАСА несколько лет назад.
В 2000-м году Крис Эдвардс, Терри Мак и Эдвард Модин начали разрабатывать подобный сенсор после того, как их сотрудник, Кевин Шелтон, случайно оставил своего 9-месячного сына умирать на парковке одной из исследовательских лабораторий НАСА в Вирджинии. Они запатентовали устройство с сенсорами веса и сигнализацией на брeлке ключа от машины. Прибор был основан на технологиях, использовавшихся в космосе, прост в употреблении, сравнительно недорог и, главное, практически безотказен.
Джанет Феннел очень расчитывала на это устройство. Ей казалось, что трагическая история его создания и тот факт, что сигнализацию изобрели в НАСА, приведёт к широкому освещению изобретения в прессе и к принятию продукта населением.
Это было 5 лет назад. Прибор до сих пор не появился на полках магазинов. Изобретатели не могли найти коммерческого партнёра, согласившегося бы изготовлять их продукт. Одной из основных проблем стала юридическая ответственность. Если ты изготовил такое устройство, а оно почему-то не сработало, то судебные издержки в случае смерти ребёнка были бы чудовищными. Но основная проблема была психологической: специалисты по маркетингу провели опросы и выяснили, что никто не захочет такой прибор покупать.
Это просто объяснить: люди думают, что подобное никогда не случится с ними.
- Я сам таким был. Читал все эти истории и думал: «Что у этих родителей в голове?»
Майк Терри - строитель из Мэйперла, штат Техас. Это крупный мужчина с добрыми глазами. В тот момент, когда он сообразил, что сделал, Майк находился в кабине грузовика, а его 6-месячная дочка Майка сидела в запертой на парковке машине на испепеляющем техасском солнце в 40 милях оттуда. Последовал безумный спринт назад к автомобилю - Майк гнал 30-футовый грузовик с низким прицепом, нагруженный тоннами брёвен, каждое из которых было размером с телеграфный столб, по автостраде со скоростью 100 миль (160 км) в час.
Незадолго до того дня в июне 2005-го года Терри потерял работу и в качестве временной подработки подрядился на один день строить стену в конференц-зале местной католической церкви. В результате дочку надо было везти в другие ясли, не по привычному маршруту, и, пока Майк туда ехал, ему позвонили и предложили новую постоянную работу. Это отвлекло его. Роковая ошибка. Fatal distraction.
Терри не подвергся уголовным преследованиям. Кара оказалась куда более изощрённой.
Семья Терри - южные баптисты. До смерти Майки, рассказывает Майк Терри, церковь целиком поглощала все их воскресенья, целый день, от утреннего изучения Библии и до вечерней трапезы. Теперь он и его жена, Мишель, редко ходят туда. Всё слишком сложно, говорит он.
- Я чувствую себя виноватым, когда в церкви начинают обсуждать наши благословения. Благодать покинула меня. Мне кажется, Бог причинил мне зло. А я причинил зло ему. И я не знаю, как жить с этим.
Сегодня, четыре года спустя, он по-прежнему не может даже близко подойти к той католической церкви, где в тот день работал. Пока его дочь умирала снаружи, он находился внутри, строя стену, на которую должны были повесить огромное распятие.
***
«Это случай вопиющей, злостной небрежности - худшей из возможных... Он заслужил смерть».
«Интересно, может, это был его способ продемонстрировать жене, что он на самом деле не хотел ребёнка?»
«Он был слишком занят погоней за прибылью. Вот вам прекрасная иллюстрация моральной коррумпированности наших агентов по продаже недвижимости».
Читатели оставили эти комментарии на вебсайте Washington Post после того, как в июле 2008-го года газета сообщила о подробностях смерти сына Майлза Харрисона. Такие комментарии типичны и прекрасно иллюстрируют то, что происходит снова и снова, год за годом, в разных городах, где случаются подобные происшествия. Реакцию огромного процента населения нельзя даже назвать злостью - это травля.
Эд Хиклин считает, что знает причину подобной реакции людей. Хиклин - медицинский психолог из Албани, штат Нью Йорк, изучающий последствия трагедий на дорогах для выживших водителей. Он говорит, что общественное мнение судит водителей сурово и несправедливо, даже когда происшедшее - очевидный несчастный случай, даже когда это явно не их вина.
В человеке, говорит Хиклин, заложена фундаментальная потребность создавать и поддерживать версию мироздания, в которой вселенная не бессердечна и неумолима, а страшные вещи не происходят случайно, и если ты внимателен и ответственен, то катастрофу можно избежать.
В случаях с гипертермией, считает он, родителей очерняют по той же причине. «Мы все уязвимы, но никто не хочет, чтобы ему об этом напоминали. Мы хотим верить в понятный, контролируемый, не угрожающий мир, где всё будет 'окей' постольку поскольку ты играешь по правилам. Поэтому когда нечто подобное случается с другими, нам необходимо отделить их от себя. Мы не хотим иметь с ними ничего общего, и тот факт, что мы можем быть в чём-то на них похожи, приводит нас в ужас. Поэтому мы делаем из них монстров».
После того, как Лин Балфур оправдали, на вебсайте местной газеты появился следующий комментарий:
«Если она так занята, то пусть скрестит ножки и не рожает детей. Её надо запереть в машине в жаркий день - посмотрим, что с ней будет».
***
Дом Лин Балфур пахнет пряностями и лёгкой сентиментальностью. Это кич, но кич приятный. Брэйден весело скачет в детском креслице, принадлежавшем раньше Брайсу, и ползает по лоскутному одеялу, тоже брайсовому. Лин Балфур посылает смску Джаретту в Ирак и одновременно проверяет подгузник Брэйдена, делая, как всегда, несколько вещей одновременно.
- Люди считают, что я сильная женщина, - говорит Балфур, - но я так не думаю. Просто я своё горе горюю в одиночестве...
У Брэйдена изо рта падает соска. Балфур моет её и даёт малышу обратно.
- ...потому что в глубине души я считаю, что не имею права горевать на людях...
Балфур говорит, что намеренно «создала» лицо, которое демонстрирует миру.
- Я бы очень хотела исчезнуть, уехать куда-нибудь, где никто не знает, кто я такая и что я сделала. Я бы сделала это хоть сию секунду, но не могу. Я должна всем говорить своё имя. Я женщина, которая убила своего сына, и я должна быть этой женщиной, потому что я обещала Брайсу.
Она дала это обещание, когда держала на руках тело своего сына в больнице. «Я поцеловала его в последний раз, извинилась перед ним, и обещала, что сделаю всё возможное, чтобы это никогда не случилось с другим ребёнком».
Балфур выполняет это обещание в привычном для себя ключе - она превратилась в современную женскую версию Летучего Голландца, периодически всплывая перед случайными людьми в общественных местах типа супермаркета Сэмс Клаб и заводя с ними разговоры о детях, дабы поведать, что она сделала с одним из своих. Вызывающее предостережение.
В отличие от большинства родителей, с которыми случилось подобное, Балфур никогда не отказывает журналистам в интервью. Она работает с организацией «Дети и Машины» и пересказывает свою историю снова и снова. Её точка зрения неизменна; она говорит уверенно, иногда жёстко, и всегда с оттенком злости и самооправдания в голосе. Это может случиться со всяким. Это ошибка, а не преступление, и в суд такие дела попадать не должны. В машинах должны быть установлены сенсоры, чтобы предотвратить подобное. Она редко выглядит сомневающейся или страдающей. Никто не видит её плачущей.
- Если честно, - говорит она, - эта боль никогда не уменьшается. Никогда не притупляется. Я её просто откладываю в сторону до тех пор, пока не остаюсь наедине с собой.
Балфур не хочет думать о последних часах жизни Брайса. Один добренький доктор сказал ей как-то, что ребёнок, скорее всего, почти не страдал, и она изо всех сил держится за эту идею. В её сознании Брайс умер без боли и страха, окружённый ласковыми ангелами. Та Высшая Сила, в которую верит Балфур, любит нас безоговорочно и принимает непосредственное участие в нашей жизни. Эта вера успокаивает её и одновременно заставляет сомневаться.
- Когда мне было 16, и я училась в школе, - говорит она, - меня изнасиловал парень, с которым я пошла на свидание. После этого я сделала аборт. И никому про это не рассказывала - ни друзьям, ни маме. И пока я там лежала, во время аборта, я молилась Богу и просила, чтобы он взял этого ребёнка и хранил для меня, а потом отдал мне, попозже, когда я смогу за ним ухаживать.
- И....?
- Ну и... иногда я думаю... - она утирает слезу, - где-то в глубине моего сознания живёт мысль, что то, что произошло со мной, было божьим наказанием. Я убила одного ребёнка, а потом из моих рук вырвали другого, как раз когда я была на пике своего счастья.
Сидящий на полу Брэйден поглощён игрушечным Элмо.
- Иногда, - говорит Балфур, - я жалею, что не умерла во время родов Брэйдена...
Она плачет. Сейчас в ней не осталось ничего от солдата.
- ... тогда Джаретту достался бы Брэйден, а я могла бы быть с Брайсом.
***
Майлз Харрисон сидит в Старбаксе города Лисбурга (Вирджиния) и вытягивает из коробки салфетку за салфеткой, чтобы вытереть глаза.
- Я причинил столько боли своей жене, - говорит он, - и по какой-то удивительной доброте душевной она меня простила. И от этого мне ещё хуже. Потому что сам себя я простить не могу.
Публичные страдания Харрисона не закончились оправдательным приговором, а продолжались ещё несколько месяцев. Его лицо вновь появилось на страницах газет после того, как российское Министерство иностранных дел выразило официальный протест по поводу приговора и пригрозило закрыть российскую программу усыновления детей для американских граждан. Это был уже международный инцидент.
В течение нескольких месяцев Харрисон отказывался от интервью для этой статьи, но в начале февраля сказал, что готов.
- Я молю русских людей о прощении, - сказал он. - В нашей стране много хороших людей, которые заслужили иметь детей, а в России много детей, которым нужны родители. Пожалуйста, не наказывайте никого за мою ошибку.
Харрисон - католик. Через несколько недель после смерти Чейза он вернулся в местную церковь, где священник и прихожане по большей части оставили его горевать в одиночестве. Но после очередной службы священник подошёл к нему, обнял и прошептал на ухо: «Если вам что-то нужно, я здесь».
Церковь Майлза названа в честь Святого Франциска Сальского и находится в Пёрселлвилле, штат Вирджиния. Священника звали отец Майкл Келли. В ночь на Новый год, когда отец Майкл остановился на незащищённой от ветра улице после сильного дождя, чтобы подвинуть упавшее на дорогу дерево, он был убит другим падающим деревом.
Харрисон не знает, как интерпретировать это событие; в его жизни в последнее время разваливается всё, кроме, к его изумлению, его брака.
Детская комната Чейза в доме Кэрол и Майлза Харрисона остаётся нетронутой. Вокруг много фотографий ребёнка.
- Иногда мы смотрим вместе на его фотографии, - говорит Харрисон, - и я вижу, что она плачет. Она старается, чтобы я этого не заметил, но я вижу, и испытываю такую боль, такое чувство вины...
Харрисон знает, что им вряд ли разрешат усыновить другого ребёнка.
Он наклоняется вперёд и его голос вновь срывается на всхлипывающий фальцет, как тогда, в суде, в худший момент его стыда.
- Я лишил её материнства.
Посетители Старбакса поворачивают головы.
- Она была бы лучшей матерью на свете…
***
В первый раз кто-то берёт трубку, но ничего не говорит. На заднем плане слишком громко гудит телевизор.Через какое-то время раздаётся щелчок - повесили трубку. Через несколько дней он отвечает на звонок, но не приглушает телевизор. Перезвоните попозже, говорит. И только на третий раз соглашается говорить.
- Вы в порядке?
- Я даже не знаю. Как-то живу, день за днём.
У Эндрю Калпеппера безжизненно-монотонный голос, будто он находится в трансе. Он говорит короткими, обрывистыми предложениями. Это тот самый электрик отдела санитарии из города Портсмута, которому повезло. Ему, в отличие от Майлза Харрисона, не предъявили официальных обвинений. У него не возникло никаких проблем с законом.
- Вы сейчас один?
- Ага.
- Она от вас ушла?
- Ага. Она страдает и вообще... Справляется с этим как умеет, я думаю.
- Вы благодарны за то, что вас не привлекли к суду?
Молчание.
- Эндрю?
- Разве что из-за родителей. Мне всё равно, что сделают со мной. Ничего такого, что я сам с собой не делаю - каждый день.
- Вы уверены, что вы в порядке?
- Я стараюсь об этом не думать. Когда я об этом думаю, я становлюсь...
- Каким?
Он очень долго молчит.
- Ну вот как сейчас.
***
Следуя своему плану по упрощению собственной жизни, Лин Балфур уволилась с работы. Скоро всё станет немного сложнее: она вновь беременна. То искусственное оплодотворение в октябре было успешным. Ребёнок должен родиться в июле.
Адвокаты Балфур подали в суд петицию о закрытии её дела и изъятии всех документов из общественного доступа. Когда подсудимого оправдывают, такие петиции обычно не встречают сопротивления - все понимают, что официально невиновный человек имеет право начать жизнь с юридически чистого листа. Но в данном случае прокурор штата Дэйв Чапман не только возражал против подобной меры, но, что довольно необычно, лично полез в эту сравнительно мелкую юридическую битву.
На ступеньках здания суда Чапман объяснил журналистам: «Да, мы редко выступаем против 'очистки' личного дела. Но в данном случае мы поступаем именно так, потому что эти документы - единственное официальное упоминание о причине смерти абсолютно беззащитного, беспомощного ребёнка.»
Потратив пол дня на прослушивание точек зрения обеих сторон, судья согласился с прокурором, заявив, что Балфур не смогла доказать, что свободный доступ населения к её делу является «очевидным отказом в правосудии».
После этого Балфур спокойно отвечала на вопросы журналистов - как всегда. Она говорила толково, бесстрастно, не извиняющимся голосом. Она подаст на апелляцию. Она будет продолжать выступать перед публикой и образовывать людей, объясняя опасность оставления детей одних в машинах. И, как всегда, её голос звучал слегка холодно.
Джаретт Балфур вернулся, наконец, домой после 18 месяцев в Ираке, где он анализировал изъятую у бунтовщиков взрывчатку, чтобы определить, с помощью каких технологий и где она изготавливалась. Он два раза продлевал срок своей службы в Ираке, потому что счета от адвокатов продолжали расти. Джаретту 30 лет. Это высокий, стройный и поразительно красивый мужчина с рыжеватыми, зачёсанными назад волосами. Он похож на человека, идущего против сильного ветра.
Сначала, когда он только приехал, рассказывает Джаретт, всё было как-то неловко, и их отношения периодически давали сбои. Он мог сказать что-то совершенно невинное про нечто, связанное с Брэйденом, а Лин принимала это слишком близко к сердцу и реагировала так, будто он сомневался в её материнских качествах. Сейчас отношения улучшаются.
Брэйдену 9,5 месяцев - ровно столько, сколько было Брайсу, когда он погиб. Лин снова страдает от ночных кошмаров.
Прямо перед той трагедией ей приснились два страшных сна, которые сегодня кажутся предзнаменованиями. В одном из них она случайно утопила Брайса; в другом он умер в огне. Балфур верит, что эти сны были посланы ей Богом, чтобы приготовить к тому, что должно было произойти.
Недавно ей приснилось, что она упустила коляску Брэйдена, и та выкатилась на забитую машинами улицу. Нет, она не считает, что это то же самое, повторение тех событий.
- Я бы второй раз этого не вынес, - тихо говорит Джаретт.
Да, некоторая напряжённость в их отношениях присутствует. Но они над этим работают. Оба говорят, что уверены в том, что их брак выдержит.
После того, как Джаретт уходит на работу, Лин рассказывает, насколько присутствие Брэйдена помогло им выстоять. Она считает свою семью счастливой, поскольку они могут завести других детей.
- Вы можете себе представить, что такое потерять единственного ребёнка и не иметь никакой надежды завести других? Вы можете себе представить такую безысходность?
Поэтому, говорит Лин, она приняла решение. Она всё проверила, и это будет легально. Никакое официальное лицо не сможет её остановить, потому что это подпадёт под категорию частных усыновлений. Ей понадобятся донор спермы и донор яйцеклетки - она не хочет использовать свои яйцеклетки, это было бы уж слишком лично.
Что она, собственно, пытается сказать?
Майлз и Карол Харрисон заслужили ещё одного ребёнка, медленно объясняет Балфур. Они будут замечательными родителями.
Эта женщина либо нравится вам, либо нет, причём сразу. Она резковатая, волевая и, в зависимости от вашей точки зрения, освежающе открыта или грубовато прямолинейна. Прежде всего, она решительна.
Балфур говорит, что всё уже решила. Если Майлзу и Кэрол не дадут усыновить другого малыша, если они исчерпают все свои ресурсы и по-прежнему будут бездетны, то она предложит им выносить ребёнка, в качестве подарка.
Майлз и Карол Харрисон
Историческая правда, 13.01.2013
http://www.istpravda.ru/digest/1696/
Оригинал:
Washington Post: Fatal Distraction: Forgetting a Child in the Backseat of a Car Is a Horrifying Mistake. Is It a Crime?
http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2009/02/27/AR2009022701549.html