Булат СТОЛЯРОВ: Повестка развития - Как развивать страну, живущую в разных эпохах
Булат СТОЛЯРОВ - основатель и генеральный директор Института региональной политики, генеральный директор IRP Group. По образованию журналист. После журфака МГУ начинал в «Огоньке» в отделе науки и техники, но быстро переквалифицировался в политического обозревателя и в этом качестве работал в «Новых Известиях», «Новой газете» и «Ведомостях». В конце 90-х сделал цикл интервью «Профессия: олигарх» с руководителями крупнейших компаний страны. В 2003-м перешел на госслужбу и стал представителем губернатора Красноярского края по связям с общественностью в Москве.
Разработал проект «Комплексное развитие Южной Якутии», отвечает за социально-экономическое развитие Красноярского края.
https://snob.ru/profile/5406
http://viperson.ru/people/stolyarov-bulat-vyacheslavovich
Время, вперед!
Территория России одновременно живет в разных эпохах с разными социально-экономическими укладами. И остро проявившийся политический раскол страны случился именно на оси времени. Это конфликт веков, которые обнаружили жесткую разность своих интересов в условиях ресурсных ограничений. Аудитория XXI в., ярко заявившая о своем политическом существовании через улицу и новые медиа, начала борьбу за будущее. Власть, напротив, вдруг потеряв электоральный ресурс креативного класса, вынуждена радикализовать свою ставку на аудиторию индустриально-аграрных и еще более архаичных веков. Движение разных частей страны в разные стороны по оси времени ускоряется, и власть теперь возглавляет партию тех, кто старается жить против часовой стрелки.
Протест как карнавал нашего городка
Последний «Марш миллионов» больше всего напомнил не манифестацию протеста, а веселый европейский городской карнавал. Я прошел все бульвары в тесной компании с нацболами, коммунистами, геями под радужными флагами, сообществом борцов против закона об образовании и разновидностью хоругвеносцев. Параллельно шла колонна из «Яблока», «Демвыбора», Республиканской партии, поклонников Удальцова, людей под флагами ЮКОСа. Там была представлена добрая треть моей записной книжки - от инвестбанкиров и чиновников до журналистов и культурных продюсеров. Важно понять, что именно объединяет всех этих разных людей, помимо той в общем маргинальной детали, что всем им надоел Путин?
Какая сильнейшая базовая общность вдруг обнаружилась у хоругвеносца, еврея, нацбола и гея, что они оказываются едины, позитивны и договороспособны в рамках многомесячного протеста? Как ее сформулировать? Что мы можем выявить общего у этих групп, если проанализируем их политические платформы? Отношение к собственности? К религии? К рынку? К размеру государства в экономике? К национализации? К США? К Китаю? К гастарбайтерам? К Сталину? К Ленину? К реформе ЖКХ? Нет, все разное, нужен другой критерий.
Мой ответ: все они представляют собой не что иное, как партию, или аудиторию, XXI века. Это союз людей, которые:
а) осознают или догадываются, что они живут именно в 2012 г. нашей эры и намерены дальше двигаться именно слева направо, то есть в будущее, по оси времени;
б) осознают или догадываются, что этой перспективе угрожает опасность. Кто-то на нашем ландшафте обладает достаточным рычагом, чтобы пытаться, по крайней мере какое-то время, вращать стрелки в обратном направлении.
Поскольку большинство из них не намерено эмигрировать, они объединились. Им есть что и от кого защищать.
Страна сотни эпох
Когда экономические географы, анализируя пространство страны, справедливо утверждают, что на ее территории представлены все уровни развития стран ООН, за исключением некоторых уголков центральной Африки и стран G7, это можно перевести с языка анализа пространства на шкалу времени. На территории нынешней России одновременно представлено уникальное множество исторических эпох и социально-экономических укладов. Нет такой единой точки на шкале времени, в которой находится страна Россия. Это пространство - живая машина времени.
Вот информационный XXI век в пределах Садового кольца. Вот центры 20 крупнейших городов с населением 0,7-2 млн, которые переживают сложный трансфер из индустриальной в постиндустриальную экономику, в целом совершенный Европой и Северной Америкой в 70-90-е гг. прошлого века. Вот индустриальный XX век в Череповце, Норильске и Тагиле. Вот раннеиндустриальный пейзаж XVIII-XIX вв. с музейными промышленными технологиями в горнодобывающих, угольных и металлургических городках Урала. Вот аграрные XV-XVIII века в деградировавших деревнях Нечерноземья и Центральной Сибири, а вот эпоха настоящего натурального обмена в аулах Северного Кавказа. Вот без прикрас первобытно-общинный строй кочевников на севере Якутии, на Таймыре, в Туве, Эвенкии и на Чукотке. Конечно, такая разница укладов формирует значительные различия в ценностях и приоритетах нашего народа. Что мы можем объяснить про императив гражданской независимости жителю Норильска, дагестанского аула или мигрирующего при помощи оленей и лаек в течение года на 1000 км вверх-вниз по Енисею поселка коренных малочисленных народов? Мы не можем ему оказать и четверти конституционно положенных сервисов вроде образования и здравоохранения просто потому, что текст этой Конституции писался на 15 веков позже той эпохи, в которой он живет.
Страна не только существует одновременно во многих эпохах. Ее многие части движутся по оси времени в разных направлениях: одни в будущее, а другие и в прошлое. В тех городах, где хватило потенциала совершить шаг из индустриального века в постиндустриальный, насытить пространство живым бизнесом, позволить шевелиться сервисной экономике, не разбазарить до нуля потенциал университета, дальше есть шансы на появление инновационных стартапов и дальнейший прогресс новой экономики - как в Екатеринбурге, Казани или Новосибирске. Там, где такие шансы были упущены, экономическая и культурная деградация продолжает вымывать остатки активной публики с ценностями, и получается Иркутская область, Волгоградская область или Бурятия. Экономический кризис заводов в малых и средних городах запустил вектор движения не в постиндустриальную, а в доиндустриальную эпоху. Как ни приедешь - ситуация все хуже, города все менее динамичны, разговоры все провинциальнее, глаза все более белесые и рыбьи.
На нашем ландшафте есть эпохи, которые друг от друга пространственно отделены и в целом автономны, как информационный век столичных центров с первобытно-общинным строем Северо-Востока страны. Но есть и остро граничащие эпохи и уклады, и речь тут идет прежде всего о взаимодействии постиндустриального и индустриального веков внутри средних и крупных городов. Это противостояние, стратегически, конечно, проигранное индустриальным веком, будет оставаться довольно острым еще некоторое время.
Политика для машины времени
Ярко заявившая о себе в политике в течение последнего года аудитория XXI века радикально перекроила политический рынок страны. Полностью потеряв электоральную базу креативного класса, Путин в поисках контрольного пакета голосов был вынужден искать поддержки других слоев. На практике он явно сдвинулся в своей риторике и действиях влево по оси времени, обслуживая теперь только и исключительно аудитории индустриальной, аграрной и еще более архаических эпох. Отсюда роман с Тагилом, отсюда Холманских, отсюда радикализация романа с церковью и рыбной ловлей. Этот фактор полностью меняет конструкцию политсистемы: если раньше кормовой базой архаических эпох было позволено пользоваться структурам типа КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России», то теперь эта аудитория оказалась нужна национальному лидеру, поскольку никакой другой аудитории у него нет. По сути, власть после президентских выборов возглавила забег 63% страны в прошлое, а успех и продолжительность этого забега теперь зависят главным образом от цен на нефть: чем ниже, тем меньше у бегущих будет воодушевления.
При этом нет никаких сомнений в дальнейшем росте общественной силы партии XXI в. и гражданского протеста. У этой устойчивой тенденции есть всего три, но сильных двигателя: а) демография, б) урбанизация и в) социальные сети и новые медиа. С демографией все понятно: в политически активный возраст вошло поколение, полностью свободное от советского прошлого, и оно увидело на политическом ландшафте «совок» во втором издании. Этот класс людей будет только пополняться и математически замещать собой носителей более толерантной идеологии.
С урбанизацией как вторым двигателем все тоже долгосрочно надежно. Крупные города становятся во всем мире безальтернативными точками развития, они концентрируют наиболее качественный человеческий капитал и занимают все большую долю в экономике. Согласно прогнозу McKinsey, 600 крупнейших городов мира будут формировать в 2025 г. почти 60% мирового ВВП. Мы не исключение из этого правила, экономическая роль крупных городов продолжает расти в России и даже достигает местами абсурдных величин: доля Москвы в ВВП страны стремится к четверти. Крупные города эффективнее как современная форма пространственного устройства. Урбанизация качественного человеческого капитала продолжит наполнять города гражданской активностью.
Третий двигатель также надежен: социальные сети и новые медиа продолжат катализировать выявление взаимных интересов людей XXI в., чем обеспечат им значительную фору в динамике по сравнению с аудиториями более архаичных времен.
Что это означает математически с точки зрения потенциального баланса весов партии XXI века и аудиторий прошлого? Безусловно, главным образом крупные города продолжат выступать катализаторами укрепления партии XXI в. как общественной силы. На каком пространстве постиндустриальные настроения могли бы получить контрольный пакет? Для оптимистического расчета предельной емкости этого рынка следует суммировать население «большой Москвы», «большого Петербурга», 12 городов-миллионников и еще десятка крупных городов с населением до миллиона. Итого получим предельную оценку населения этих пространств на уровне до 40 млн человек. В числе этих 40 млн далеко не все будут разделять ценности XXI в., но они будут жить на той территории, где настроения XXI в. будут иметь обоснованное общественное большинство. Просто в силу доминирующего тут социально-экономического уклада.
Да, 40 млн человек - это не так мало, чтобы вокруг потенциального интереса этой группы людей не начать строить ясную политическую силу, настоящую партию. Это большой электоральный ресурс, представляющий к тому же заведомо высокого качества человеческий капитал. Но 40 млн человек - это и совсем не так много для 140-миллионной страны, чтобы через опору исключительно на них размышлять о перехвате управления в стране. С остальными 100 млн, которые живут пока совсем в других веках и исповедуют совсем иные верования, придется договариваться.
Поэтому несколько выводов.
1) Нужна сильная политическая партия, которая будет отражать интересы именно аудитории XXI в., которая фактом своего существования и фактом трансляции в общественное поле своей повестки наконец очертит в реальной политике контур интересов и требований людей XXI в.; предел эффективной работы такой партии строго ограничен рынком в 40 млн человек.
2) Видимо, кроме такой партии необходимо будет создавать более широкую общественную платформу, задача которой смотрится сложнее: предложить такую повестку движения страны в будущее, которая формулировала бы ценности XXI в. как систему полезных и приемлемых сервисов для аудиторий остальных веков тоже.
О содержании такой политической платформы - во второй части этой статьи через неделю.
«Ведомости» от 02.07.2012, №120 (3134)
http://www.vedomosti.ru/opinion/news/2234863/vremya_vpered?full#cut
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283523/vremya_vpered
Времена выбирать времена
Политическая платформа партии XXI в. должна базироваться на создании условий для роста человеческого капитала, а значит, прямо предполагать развитие крупных городов, создание образовательных центров, прогресс институтов, а заодно и организацию культурной революции
Страна на оси времени
В статье недельной давности (см. «Ведомости» от 2 июля) были зафиксированы следующие важные для продолжения разговора позиции.
1) Сегодняшняя Россия находится сразу во многих эпохах на оси времени: от начала XXI в. внутри Садового кольца и индустриальной середины XX в. в крупных и средних промышленных городах до эпохи натурального обмена в горах Кавказа и первобытно-общинного строя коренных народов на северо-востоке страны.
2) В России происходит активное изменение структуры политического поля именно по фактору принадлежности социальных групп к той или иной эпохе. В последний год о себе как об активной общественной силе через гражданский протест ярко заявила аудитория XXI в., которая живет в постиндустриальном экономическом укладе и возражает против того, чтобы тренды развития страны определялись только консенсусом мнений архаичной власти и сообществ, продолжающих жить и работать в архаичных эпохах.
3) Власть, напротив, окончательно потеряв ресурс возможной поддержки креативного класса и людей XXI в., заметно сдвинулась по оси времени влево и нашла свои 63% голосов в индустриальных, аграрных и еще более древних аудиториях, все активнее работая с системами близких им символов - от Холманских и РПЦ до гонок на комбайнах и рыбалках топлес.
4) Интересы аудитории XXI в. должны быть ясно представлены на политическом поле партией, а не только Болотной площадью и «Маршем миллионов» как общественным движением. Нужна политическая сила, которая не только заявляет о своем недовольстве Путиным, но и предлагает позитивную повестку развития в соответствии с нуждами и ценностями аудитории XXI в.
5) Предельная оценка политического рынка для такой партии в ближайшее время - 40 млн человек. Это население «большой Москвы», «большого Петербурга», 12 миллионников и еще десятка городов поменьше. Это достаточно большая аудитория, чтобы строить вокруг нее политическую силу, которая а) представляла бы в публичной политике интересы этой группы и б) через работу на политическом рынке договаривалась бы с архаическими политическими силами о принципах и темпе развития страны, по возможности вправо по оси времени.
Какая партия нужна аудитории XXI века? Она должна не только содержательно соответствовать интересам этой социальной группы, но и предлагать остальной сложно устроенной стране соответствующий сценарий развития. Значит, политическая платформа этой партии должна прямо исходить из императива конкурентоспособности страны, в которой мы живем, в контексте базовых глобальных трендов, которыми определяется развитие мира. Важнейшие среди них таковы.
Города
Мы живем на планете, которая, видимо, вступила в межгалактическое соревнование по урбанизации, и не исключено, что в нем лидирует. Мировая экономика стала экономикой крупных городов. Большие и очень большие города как форма пространственной организации всех социально-экономических процессов стали безальтернативными. В России тоже происходит стремительная демографическая и экономическая урбанизация. Чем крупнее город, тем успешнее он концентрирует людей и создаваемую добавленную стоимость. Для России вопрос качества 20-30 крупнейших городов - важнейший стратегический вызов.
Все российские города до единого находятся в чудовищном состоянии, о чем свидетельствуют все рейтинги и всё, что мы видим вокруг как пользователи городской услуги. Все стратегии и все генпланы, где они вообще есть, позорно неадекватны. Все точечные решения о развитии городов, которые принимались в последние 10 лет, и соответствующие действия власти, за исключением, может быть, проекта развития Казани, абсурдны и ужасны - от олимпийского Сочи до острова Русский.
Оказавшись перед сложнейшим вызовом обеспечения развития городов, многие страны ломают голову, как сбалансировать два базовых инструмента: 1) как дать городам в рамках налоговых систем или трансфертов больше ресурсов развития и 2) как обеспечить проектным способом национальные инвестиции в развитие крупнейших городов, которые стратегически важны стране. России надо делать то же самое. И провести децентрализацию налоговой и межбюджетной системы с целью доведения до городов принципиально иного объема доходов, например, вернувшись к идее замены федерального НДС на регионально-муниципальный налог с продаж. И параллельно шаг за шагом действовать по китайскому сценарию, т. е. иметь ясную национальную инвестиционную программу по развитию 20 крупнейших городов национального значения.
Индустрия
К вопросу выбора модели развития крупных городов тесно примыкает вопрос выбора промышленной политики. Сегодня в российской индустрии есть отрасли, где сосуществуют предприятия с разницей в производительности труда в 80 раз. То есть работу, которую на одном заводе делают 100 человек, на соседнем делают 8000. И оба работают. Это объясняется разнообразными тарифными и нетарифными формами государственной поддержки неэффективной промышленности - от государственного заказа до гарантий и кредитов Внешэкономбанка. Собственно, это и сдерживает процесс деиндустриализации центров наших крупных городов: без искусственной поддержки промышленность не могла бы там существовать при такой цене земли, технологиях и качестве логистики.
Власти необходимо эту деятельность прекратить, а высвобождаемые таким образом ресурсы направить на создание современных промышленных парков в пригородах, как это сделано уже не только в Европе и Америке, но и в Азии и много где в Африке. Таким образом решаются две связанные задачи: города получают огромный пространственный ресурс для постиндустриального развития, а промышленность приобретает шансы на то, чтобы стать современной и эффективной. Это касается и Москвы тоже.
Университеты
У нас их нет, и надо перестать делать вид, что они есть. Нет ни гуманитарных, ни естественно-научных. Есть мировой рынок образовательных услуг, и шестая экономика в мире должна стремиться занять на нем если не сразу шестое, то хотя бы 10-е место - например, через 10 лет. Это прямо означает наличие 10 конкретных российских университетов в мировом рейтинге 100 лучших. Это тоже не произойдет само. В каждый придется назначить иностранного ректора и перестать слушать национальных гениев образования архаических эпох. В развитие каждого университета придется инвестировать сотни миллионов долларов - и в контент, и в кампусы. Количество зарубежных профессоров в каждом должно измеряться десятками, а лекторов - сотнями. Это, в частности, прямо означает, что государство перестает заниматься любыми формами поддержки норильских, чебоксарских и нерюнгринских университетов и академий менеджмента и права, в частности запрещает им выдавать дипломы государственного образца.
Технологии и инновации
Развитие планеты в целом и стран и корпораций в частности все сильнее определяется миром технологий и инноваций. Успех в использовании актуальной технологической волны или волн коренным образом преображает целые макрорегионы, перекраивает карту мировых корпораций, меняет мир. России на этом рынке почти нет, за исключением ABBY, Касперского, Яндекса и еще 3-5 брендов. Попытка содействовать инновационному развитию страны через создание сети специальных государственных учреждений, таких, как РВК, «Роснано» и «Сколково», а также через принуждение крупных корпораций к инновациям - попытка правильная, но недостаточная. Придется, к сожалению, заняться еще и реформированием и прикладной науки (сделав там ставку на молодых лидеров и коллективы на уровне конкретных лабораторий), и академической (сделав ставку на разгон руководства РАН - видимо, политико-силовыми способами). Но и этого будет мало.
К сожалению, технологическая модернизация страны оказалась совсем невозможна в XXI в. без модернизации общественно-политической и культурной. Для успешной конкуренции на глобальном рынке инновационной продукции сначала придется успешно проконкурировать на глобальном рынке качественного человеческого капитала, который эту продукцию затем, возможно, создаст. А он чем качественнее, тем чувствительнее к институтам и свободам.
Человеческий капитал
Россия должна стать очень заметным на земном шаре нетто-импортером человеческого капитала. Для начала на этом рынке надо перестать быть крупнейшим нетто-экспортером, т. е. ежегодный отъезд 300 000-400 000 образованных людей должен быть признан национальной трагедией, которая должна прекратиться. Поскольку период масштабного экспорта человеческого капитала длится в стране минимум 20 лет, целью следует признать организацию хотя бы десятилетки импорта мозгов в сопоставимых цифрах. Например, ежегодно быть в плюсе на 300 000 человек. Для этого понадобится еще два больших изменения: одно с самых нижних уровней пирамиды Маслоу, второе - с верхних.
Безопасность и силовики. Все органы насилия в стране являются сегодня источником прямой и обоснованной угрозы для личной и экономической безопасности граждан. Это одно из ярких проявлений архаичных эпох в практической жизни нашей страны. Такие институты насилия остались в основном в немногих центральноафриканских и азиатских странах, текущий уклад жизни которых все еще характеризуется трудным переходом из первобытно-общинного в аграрный строй. Реформа возможна только через решительный демонтаж всей силовой системы по грузинскому образцу, с радикальной сменой кадрового состава минимум на 70%. Сделать так, чтобы люди в погонах не убивали и не грабили своих граждан, - это одна из стартовых задач для страны, которая собирается конкурировать за человеческий капитал.
Но этого мало, придется заняться и вещами посложнее. Несмотря на то, что тактически и краткосрочно для большей части аудитории XXI в. требование честных выборов является невыгодным и даже опасным (левая страна, конечно, проголосует за левый парламент, левого президента и левый поворот), стратегически наличие этого института является базовой инфраструктурой нашего развития. Почти все постсоветские страны переживали феномен реверса, когда после первого круга правых реформ к власти возвращались левые, но эта постоянная работа нужна обществу, чтобы амплитуда маятника постепенно сокращалась и качество общества как заказчика публичной услуги росло. Честные выборы означают не только честный подсчет голосов, оказавшихся в урне, но и обеспечение честной политической конкуренции как постоянного процесса, в частности, приватизацию медиарынка.
Культурная революция
Все это невозможно без базового проекта в области корректировки национальной культуры и идеологии, нацеленного на глобализацию мышления, существующего на нашем бедном ландшафте. Мы в последние 12 лет настолько сильно вернулись к корням, заглянули так глубоко в недра национального подсознания и настолько углубились в диалог с собой о своей самобытности, что неплохо бы прогуляться, как говорится, outside и заняться затем большой культурной модернизацией. А то мы скучны сами себе, чего уж говорить о потенциальных партнерах.
"Ведомости" 09.07.2012, 125 (3139)
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283880/vremena_vybirat_vremena
Примечание: выделение болдом и красным - моё.
Разработал проект «Комплексное развитие Южной Якутии», отвечает за социально-экономическое развитие Красноярского края.
https://snob.ru/profile/5406
http://viperson.ru/people/stolyarov-bulat-vyacheslavovich
Время, вперед!
Территория России одновременно живет в разных эпохах с разными социально-экономическими укладами. И остро проявившийся политический раскол страны случился именно на оси времени. Это конфликт веков, которые обнаружили жесткую разность своих интересов в условиях ресурсных ограничений. Аудитория XXI в., ярко заявившая о своем политическом существовании через улицу и новые медиа, начала борьбу за будущее. Власть, напротив, вдруг потеряв электоральный ресурс креативного класса, вынуждена радикализовать свою ставку на аудиторию индустриально-аграрных и еще более архаичных веков. Движение разных частей страны в разные стороны по оси времени ускоряется, и власть теперь возглавляет партию тех, кто старается жить против часовой стрелки.
Протест как карнавал нашего городка
Последний «Марш миллионов» больше всего напомнил не манифестацию протеста, а веселый европейский городской карнавал. Я прошел все бульвары в тесной компании с нацболами, коммунистами, геями под радужными флагами, сообществом борцов против закона об образовании и разновидностью хоругвеносцев. Параллельно шла колонна из «Яблока», «Демвыбора», Республиканской партии, поклонников Удальцова, людей под флагами ЮКОСа. Там была представлена добрая треть моей записной книжки - от инвестбанкиров и чиновников до журналистов и культурных продюсеров. Важно понять, что именно объединяет всех этих разных людей, помимо той в общем маргинальной детали, что всем им надоел Путин?
Какая сильнейшая базовая общность вдруг обнаружилась у хоругвеносца, еврея, нацбола и гея, что они оказываются едины, позитивны и договороспособны в рамках многомесячного протеста? Как ее сформулировать? Что мы можем выявить общего у этих групп, если проанализируем их политические платформы? Отношение к собственности? К религии? К рынку? К размеру государства в экономике? К национализации? К США? К Китаю? К гастарбайтерам? К Сталину? К Ленину? К реформе ЖКХ? Нет, все разное, нужен другой критерий.
Мой ответ: все они представляют собой не что иное, как партию, или аудиторию, XXI века. Это союз людей, которые:
а) осознают или догадываются, что они живут именно в 2012 г. нашей эры и намерены дальше двигаться именно слева направо, то есть в будущее, по оси времени;
б) осознают или догадываются, что этой перспективе угрожает опасность. Кто-то на нашем ландшафте обладает достаточным рычагом, чтобы пытаться, по крайней мере какое-то время, вращать стрелки в обратном направлении.
Поскольку большинство из них не намерено эмигрировать, они объединились. Им есть что и от кого защищать.
Страна сотни эпох
Когда экономические географы, анализируя пространство страны, справедливо утверждают, что на ее территории представлены все уровни развития стран ООН, за исключением некоторых уголков центральной Африки и стран G7, это можно перевести с языка анализа пространства на шкалу времени. На территории нынешней России одновременно представлено уникальное множество исторических эпох и социально-экономических укладов. Нет такой единой точки на шкале времени, в которой находится страна Россия. Это пространство - живая машина времени.
Вот информационный XXI век в пределах Садового кольца. Вот центры 20 крупнейших городов с населением 0,7-2 млн, которые переживают сложный трансфер из индустриальной в постиндустриальную экономику, в целом совершенный Европой и Северной Америкой в 70-90-е гг. прошлого века. Вот индустриальный XX век в Череповце, Норильске и Тагиле. Вот раннеиндустриальный пейзаж XVIII-XIX вв. с музейными промышленными технологиями в горнодобывающих, угольных и металлургических городках Урала. Вот аграрные XV-XVIII века в деградировавших деревнях Нечерноземья и Центральной Сибири, а вот эпоха настоящего натурального обмена в аулах Северного Кавказа. Вот без прикрас первобытно-общинный строй кочевников на севере Якутии, на Таймыре, в Туве, Эвенкии и на Чукотке. Конечно, такая разница укладов формирует значительные различия в ценностях и приоритетах нашего народа. Что мы можем объяснить про императив гражданской независимости жителю Норильска, дагестанского аула или мигрирующего при помощи оленей и лаек в течение года на 1000 км вверх-вниз по Енисею поселка коренных малочисленных народов? Мы не можем ему оказать и четверти конституционно положенных сервисов вроде образования и здравоохранения просто потому, что текст этой Конституции писался на 15 веков позже той эпохи, в которой он живет.
Страна не только существует одновременно во многих эпохах. Ее многие части движутся по оси времени в разных направлениях: одни в будущее, а другие и в прошлое. В тех городах, где хватило потенциала совершить шаг из индустриального века в постиндустриальный, насытить пространство живым бизнесом, позволить шевелиться сервисной экономике, не разбазарить до нуля потенциал университета, дальше есть шансы на появление инновационных стартапов и дальнейший прогресс новой экономики - как в Екатеринбурге, Казани или Новосибирске. Там, где такие шансы были упущены, экономическая и культурная деградация продолжает вымывать остатки активной публики с ценностями, и получается Иркутская область, Волгоградская область или Бурятия. Экономический кризис заводов в малых и средних городах запустил вектор движения не в постиндустриальную, а в доиндустриальную эпоху. Как ни приедешь - ситуация все хуже, города все менее динамичны, разговоры все провинциальнее, глаза все более белесые и рыбьи.
На нашем ландшафте есть эпохи, которые друг от друга пространственно отделены и в целом автономны, как информационный век столичных центров с первобытно-общинным строем Северо-Востока страны. Но есть и остро граничащие эпохи и уклады, и речь тут идет прежде всего о взаимодействии постиндустриального и индустриального веков внутри средних и крупных городов. Это противостояние, стратегически, конечно, проигранное индустриальным веком, будет оставаться довольно острым еще некоторое время.
Политика для машины времени
Ярко заявившая о себе в политике в течение последнего года аудитория XXI века радикально перекроила политический рынок страны. Полностью потеряв электоральную базу креативного класса, Путин в поисках контрольного пакета голосов был вынужден искать поддержки других слоев. На практике он явно сдвинулся в своей риторике и действиях влево по оси времени, обслуживая теперь только и исключительно аудитории индустриальной, аграрной и еще более архаических эпох. Отсюда роман с Тагилом, отсюда Холманских, отсюда радикализация романа с церковью и рыбной ловлей. Этот фактор полностью меняет конструкцию политсистемы: если раньше кормовой базой архаических эпох было позволено пользоваться структурам типа КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России», то теперь эта аудитория оказалась нужна национальному лидеру, поскольку никакой другой аудитории у него нет. По сути, власть после президентских выборов возглавила забег 63% страны в прошлое, а успех и продолжительность этого забега теперь зависят главным образом от цен на нефть: чем ниже, тем меньше у бегущих будет воодушевления.
При этом нет никаких сомнений в дальнейшем росте общественной силы партии XXI в. и гражданского протеста. У этой устойчивой тенденции есть всего три, но сильных двигателя: а) демография, б) урбанизация и в) социальные сети и новые медиа. С демографией все понятно: в политически активный возраст вошло поколение, полностью свободное от советского прошлого, и оно увидело на политическом ландшафте «совок» во втором издании. Этот класс людей будет только пополняться и математически замещать собой носителей более толерантной идеологии.
С урбанизацией как вторым двигателем все тоже долгосрочно надежно. Крупные города становятся во всем мире безальтернативными точками развития, они концентрируют наиболее качественный человеческий капитал и занимают все большую долю в экономике. Согласно прогнозу McKinsey, 600 крупнейших городов мира будут формировать в 2025 г. почти 60% мирового ВВП. Мы не исключение из этого правила, экономическая роль крупных городов продолжает расти в России и даже достигает местами абсурдных величин: доля Москвы в ВВП страны стремится к четверти. Крупные города эффективнее как современная форма пространственного устройства. Урбанизация качественного человеческого капитала продолжит наполнять города гражданской активностью.
Третий двигатель также надежен: социальные сети и новые медиа продолжат катализировать выявление взаимных интересов людей XXI в., чем обеспечат им значительную фору в динамике по сравнению с аудиториями более архаичных времен.
Что это означает математически с точки зрения потенциального баланса весов партии XXI века и аудиторий прошлого? Безусловно, главным образом крупные города продолжат выступать катализаторами укрепления партии XXI в. как общественной силы. На каком пространстве постиндустриальные настроения могли бы получить контрольный пакет? Для оптимистического расчета предельной емкости этого рынка следует суммировать население «большой Москвы», «большого Петербурга», 12 городов-миллионников и еще десятка крупных городов с населением до миллиона. Итого получим предельную оценку населения этих пространств на уровне до 40 млн человек. В числе этих 40 млн далеко не все будут разделять ценности XXI в., но они будут жить на той территории, где настроения XXI в. будут иметь обоснованное общественное большинство. Просто в силу доминирующего тут социально-экономического уклада.
Да, 40 млн человек - это не так мало, чтобы вокруг потенциального интереса этой группы людей не начать строить ясную политическую силу, настоящую партию. Это большой электоральный ресурс, представляющий к тому же заведомо высокого качества человеческий капитал. Но 40 млн человек - это и совсем не так много для 140-миллионной страны, чтобы через опору исключительно на них размышлять о перехвате управления в стране. С остальными 100 млн, которые живут пока совсем в других веках и исповедуют совсем иные верования, придется договариваться.
Поэтому несколько выводов.
1) Нужна сильная политическая партия, которая будет отражать интересы именно аудитории XXI в., которая фактом своего существования и фактом трансляции в общественное поле своей повестки наконец очертит в реальной политике контур интересов и требований людей XXI в.; предел эффективной работы такой партии строго ограничен рынком в 40 млн человек.
2) Видимо, кроме такой партии необходимо будет создавать более широкую общественную платформу, задача которой смотрится сложнее: предложить такую повестку движения страны в будущее, которая формулировала бы ценности XXI в. как систему полезных и приемлемых сервисов для аудиторий остальных веков тоже.
О содержании такой политической платформы - во второй части этой статьи через неделю.
«Ведомости» от 02.07.2012, №120 (3134)
http://www.vedomosti.ru/opinion/news/2234863/vremya_vpered?full#cut
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283523/vremya_vpered
Времена выбирать времена
Политическая платформа партии XXI в. должна базироваться на создании условий для роста человеческого капитала, а значит, прямо предполагать развитие крупных городов, создание образовательных центров, прогресс институтов, а заодно и организацию культурной революции
Страна на оси времени
В статье недельной давности (см. «Ведомости» от 2 июля) были зафиксированы следующие важные для продолжения разговора позиции.
1) Сегодняшняя Россия находится сразу во многих эпохах на оси времени: от начала XXI в. внутри Садового кольца и индустриальной середины XX в. в крупных и средних промышленных городах до эпохи натурального обмена в горах Кавказа и первобытно-общинного строя коренных народов на северо-востоке страны.
2) В России происходит активное изменение структуры политического поля именно по фактору принадлежности социальных групп к той или иной эпохе. В последний год о себе как об активной общественной силе через гражданский протест ярко заявила аудитория XXI в., которая живет в постиндустриальном экономическом укладе и возражает против того, чтобы тренды развития страны определялись только консенсусом мнений архаичной власти и сообществ, продолжающих жить и работать в архаичных эпохах.
3) Власть, напротив, окончательно потеряв ресурс возможной поддержки креативного класса и людей XXI в., заметно сдвинулась по оси времени влево и нашла свои 63% голосов в индустриальных, аграрных и еще более древних аудиториях, все активнее работая с системами близких им символов - от Холманских и РПЦ до гонок на комбайнах и рыбалках топлес.
4) Интересы аудитории XXI в. должны быть ясно представлены на политическом поле партией, а не только Болотной площадью и «Маршем миллионов» как общественным движением. Нужна политическая сила, которая не только заявляет о своем недовольстве Путиным, но и предлагает позитивную повестку развития в соответствии с нуждами и ценностями аудитории XXI в.
5) Предельная оценка политического рынка для такой партии в ближайшее время - 40 млн человек. Это население «большой Москвы», «большого Петербурга», 12 миллионников и еще десятка городов поменьше. Это достаточно большая аудитория, чтобы строить вокруг нее политическую силу, которая а) представляла бы в публичной политике интересы этой группы и б) через работу на политическом рынке договаривалась бы с архаическими политическими силами о принципах и темпе развития страны, по возможности вправо по оси времени.
Какая партия нужна аудитории XXI века? Она должна не только содержательно соответствовать интересам этой социальной группы, но и предлагать остальной сложно устроенной стране соответствующий сценарий развития. Значит, политическая платформа этой партии должна прямо исходить из императива конкурентоспособности страны, в которой мы живем, в контексте базовых глобальных трендов, которыми определяется развитие мира. Важнейшие среди них таковы.
Города
Мы живем на планете, которая, видимо, вступила в межгалактическое соревнование по урбанизации, и не исключено, что в нем лидирует. Мировая экономика стала экономикой крупных городов. Большие и очень большие города как форма пространственной организации всех социально-экономических процессов стали безальтернативными. В России тоже происходит стремительная демографическая и экономическая урбанизация. Чем крупнее город, тем успешнее он концентрирует людей и создаваемую добавленную стоимость. Для России вопрос качества 20-30 крупнейших городов - важнейший стратегический вызов.
Все российские города до единого находятся в чудовищном состоянии, о чем свидетельствуют все рейтинги и всё, что мы видим вокруг как пользователи городской услуги. Все стратегии и все генпланы, где они вообще есть, позорно неадекватны. Все точечные решения о развитии городов, которые принимались в последние 10 лет, и соответствующие действия власти, за исключением, может быть, проекта развития Казани, абсурдны и ужасны - от олимпийского Сочи до острова Русский.
Оказавшись перед сложнейшим вызовом обеспечения развития городов, многие страны ломают голову, как сбалансировать два базовых инструмента: 1) как дать городам в рамках налоговых систем или трансфертов больше ресурсов развития и 2) как обеспечить проектным способом национальные инвестиции в развитие крупнейших городов, которые стратегически важны стране. России надо делать то же самое. И провести децентрализацию налоговой и межбюджетной системы с целью доведения до городов принципиально иного объема доходов, например, вернувшись к идее замены федерального НДС на регионально-муниципальный налог с продаж. И параллельно шаг за шагом действовать по китайскому сценарию, т. е. иметь ясную национальную инвестиционную программу по развитию 20 крупнейших городов национального значения.
Индустрия
К вопросу выбора модели развития крупных городов тесно примыкает вопрос выбора промышленной политики. Сегодня в российской индустрии есть отрасли, где сосуществуют предприятия с разницей в производительности труда в 80 раз. То есть работу, которую на одном заводе делают 100 человек, на соседнем делают 8000. И оба работают. Это объясняется разнообразными тарифными и нетарифными формами государственной поддержки неэффективной промышленности - от государственного заказа до гарантий и кредитов Внешэкономбанка. Собственно, это и сдерживает процесс деиндустриализации центров наших крупных городов: без искусственной поддержки промышленность не могла бы там существовать при такой цене земли, технологиях и качестве логистики.
Власти необходимо эту деятельность прекратить, а высвобождаемые таким образом ресурсы направить на создание современных промышленных парков в пригородах, как это сделано уже не только в Европе и Америке, но и в Азии и много где в Африке. Таким образом решаются две связанные задачи: города получают огромный пространственный ресурс для постиндустриального развития, а промышленность приобретает шансы на то, чтобы стать современной и эффективной. Это касается и Москвы тоже.
Университеты
У нас их нет, и надо перестать делать вид, что они есть. Нет ни гуманитарных, ни естественно-научных. Есть мировой рынок образовательных услуг, и шестая экономика в мире должна стремиться занять на нем если не сразу шестое, то хотя бы 10-е место - например, через 10 лет. Это прямо означает наличие 10 конкретных российских университетов в мировом рейтинге 100 лучших. Это тоже не произойдет само. В каждый придется назначить иностранного ректора и перестать слушать национальных гениев образования архаических эпох. В развитие каждого университета придется инвестировать сотни миллионов долларов - и в контент, и в кампусы. Количество зарубежных профессоров в каждом должно измеряться десятками, а лекторов - сотнями. Это, в частности, прямо означает, что государство перестает заниматься любыми формами поддержки норильских, чебоксарских и нерюнгринских университетов и академий менеджмента и права, в частности запрещает им выдавать дипломы государственного образца.
Технологии и инновации
Развитие планеты в целом и стран и корпораций в частности все сильнее определяется миром технологий и инноваций. Успех в использовании актуальной технологической волны или волн коренным образом преображает целые макрорегионы, перекраивает карту мировых корпораций, меняет мир. России на этом рынке почти нет, за исключением ABBY, Касперского, Яндекса и еще 3-5 брендов. Попытка содействовать инновационному развитию страны через создание сети специальных государственных учреждений, таких, как РВК, «Роснано» и «Сколково», а также через принуждение крупных корпораций к инновациям - попытка правильная, но недостаточная. Придется, к сожалению, заняться еще и реформированием и прикладной науки (сделав там ставку на молодых лидеров и коллективы на уровне конкретных лабораторий), и академической (сделав ставку на разгон руководства РАН - видимо, политико-силовыми способами). Но и этого будет мало.
К сожалению, технологическая модернизация страны оказалась совсем невозможна в XXI в. без модернизации общественно-политической и культурной. Для успешной конкуренции на глобальном рынке инновационной продукции сначала придется успешно проконкурировать на глобальном рынке качественного человеческого капитала, который эту продукцию затем, возможно, создаст. А он чем качественнее, тем чувствительнее к институтам и свободам.
Человеческий капитал
Россия должна стать очень заметным на земном шаре нетто-импортером человеческого капитала. Для начала на этом рынке надо перестать быть крупнейшим нетто-экспортером, т. е. ежегодный отъезд 300 000-400 000 образованных людей должен быть признан национальной трагедией, которая должна прекратиться. Поскольку период масштабного экспорта человеческого капитала длится в стране минимум 20 лет, целью следует признать организацию хотя бы десятилетки импорта мозгов в сопоставимых цифрах. Например, ежегодно быть в плюсе на 300 000 человек. Для этого понадобится еще два больших изменения: одно с самых нижних уровней пирамиды Маслоу, второе - с верхних.
Безопасность и силовики. Все органы насилия в стране являются сегодня источником прямой и обоснованной угрозы для личной и экономической безопасности граждан. Это одно из ярких проявлений архаичных эпох в практической жизни нашей страны. Такие институты насилия остались в основном в немногих центральноафриканских и азиатских странах, текущий уклад жизни которых все еще характеризуется трудным переходом из первобытно-общинного в аграрный строй. Реформа возможна только через решительный демонтаж всей силовой системы по грузинскому образцу, с радикальной сменой кадрового состава минимум на 70%. Сделать так, чтобы люди в погонах не убивали и не грабили своих граждан, - это одна из стартовых задач для страны, которая собирается конкурировать за человеческий капитал.
Но этого мало, придется заняться и вещами посложнее. Несмотря на то, что тактически и краткосрочно для большей части аудитории XXI в. требование честных выборов является невыгодным и даже опасным (левая страна, конечно, проголосует за левый парламент, левого президента и левый поворот), стратегически наличие этого института является базовой инфраструктурой нашего развития. Почти все постсоветские страны переживали феномен реверса, когда после первого круга правых реформ к власти возвращались левые, но эта постоянная работа нужна обществу, чтобы амплитуда маятника постепенно сокращалась и качество общества как заказчика публичной услуги росло. Честные выборы означают не только честный подсчет голосов, оказавшихся в урне, но и обеспечение честной политической конкуренции как постоянного процесса, в частности, приватизацию медиарынка.
Культурная революция
Все это невозможно без базового проекта в области корректировки национальной культуры и идеологии, нацеленного на глобализацию мышления, существующего на нашем бедном ландшафте. Мы в последние 12 лет настолько сильно вернулись к корням, заглянули так глубоко в недра национального подсознания и настолько углубились в диалог с собой о своей самобытности, что неплохо бы прогуляться, как говорится, outside и заняться затем большой культурной модернизацией. А то мы скучны сами себе, чего уж говорить о потенциальных партнерах.
"Ведомости" 09.07.2012, 125 (3139)
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/283880/vremena_vybirat_vremena
Примечание: выделение болдом и красным - моё.