Правда о Катыни очень трудно приживается в российском общественном сознании
"Все, что происходит в истории, вступает с нами в связь"
Психоаналитик Наталья КИГАЙ о том, почему в российском общественном сознании так трудно приживается правда о Катыни
Наша общая Катынь
В историю России и Польши вмешался Европейский суд по правам человека.
В Польше и России продолжают комментировать апрельское решение Европейского суда по правам человека по так называемому катынскому делу - массовым расстрелам польских офицеров весной 1940 года на территории Смоленской области. Это было первое международное слушание по громкому делу, его итогами недовольны в обеих странах. Члены семей погибших, выступившие инициаторами процесса, уже заявили о своем намерении опротестовать решение Страсбургского суда.
Официальная позиция России по катынскому делу хорошо известна: вина признана, преступление публично осуждено, государственные соболезнования и извинения принесены, памятники поставлены. Но катынская трагедия в сознании многих россиян до сих пор сидит непонятной занозой. О том, почему многим в России так трудно признать моральную вину и ответственность за Катынь и согласиться с позицией поляков, размышляет российский психоаналитик Наталья Кигай.
Попробуем понять, чем отличается переживание коллективной вины от индивидуальной. Персональную вину можно ощутить за проступок, который сам человек оценивает как плохой. Ты причинил ущерб другому и хочешь переделать то, что переделке поддается, и попросить прощения. С коллективной виной, как и с коллективной памятью, все сложнее. Потому что вся большая жизнь, проходящая за нашим окном, задевает нас как будто только отчасти. Мало в каких исторических событиях мы участвуем лично. Эмоционально мы прикасаемся только к тому, что происходит в наше время, но не с нами, примерно так же, как прикасаемся к событиям истории. И в этом смысле нет большой разницы между тем, что произошло вчера на площади, где я не был, и тем, что случилось в 1940 году в Катынском лесу.
Все эти события, накапливаясь, создают психологическую и культурную ситуацию, в которой мы живем. У этой ситуации много неуловимых параметров, и именно они ощутимо воздействуют на индивидуальную психику. Бессознательные тревоги и страхи родителей, например, гораздо больше формируют ребенка, чем формулируемые вербально запреты и правила. Хорошо описан в науке пример жертв холокоста и их детей: когда после второй мировой войны психологи стали разбираться с травмами, полученными в военные годы, было отмечено, что удивительные вещи происходят не с теми, кто пережил Освенцим, а с их детьми, рожденными после войны. Да, сами жертвы справлялись с травмой и жили дальше, но то, какие психологические и поведенческие формы принимала их травма, определяло в большой степени формирование личности их детей. Именно тогда психологи заговорили о межпоколенческой травме. В этом смысле все, что происходит в истории, хотя и не касается нас индивидуально, тем не менее очень интимно вступает с нами в связь.
Само же чувство вины способен испытывать не всякий. Человек с плохо структурированной психикой не готов удерживать и перерабатывать неприятные впечатления. Такие впечатления его психика будет эвакуировать и отщеплять. В подобном состоянии невозможно испытывать и чувство вины: такой субъект не ощущает отвратительное деяние как собственное, он скорее кого-нибудь обвинит в произошедшем и тогда не будет чувствовать себя виноватым («зачем она шла в такой короткой юбке, я вынужден был ее изнасиловать»). То же можно сказать и об обществе. Хорошо функционирующее общество устроено так, что способно думать о любых обстоятельствах своей истории, обсуждать их и перерабатывать эту информацию психически и социально. Общества, которые на каком-то этапе на такую работу не способны, можно назвать больными.
Видимо, и тот пыл, с которым Советский Союз включился в работу Нюрнбергского процесса, тоже содержал элемент экстернализации, перенос негативной информации на другого субъекта. Все зверства необходимо было списать на нацистов. И тем более убежденно говорил СССР о зверствах нацизма, чем больше знал, что и за ним самим многое числится. Здесь очень наглядно продемонстрировано это расщепление: перечитайте, с какой энергией, с каким профессионализмом обличители с нашей стороны писали о роли этого международного трибунала. И в то же время замалчивали Катынь и ГУЛАГ.
Чтобы нечто стало фактом общественного сознания, обществу требуется проделывать дополнительную и всегда очень болезненную работу, подобную той, которую проделывают психотерапевт вместе с пациентом, когда пытаются обнаружить какие-то моменты психической жизни человека, ушедшие в глубину. Если эта работа не проводится, действуют простые психологические механизмы защиты. Именно тогда обыватель говорит: об этом не пишет учебник истории, значит, это измышления врагов народа. В рамках отдельной жизни подобная защита от исторической правды, может быть, и работает. Обывателю эта правда, вполне возможно, не нужна. Но для выживания нации она необходима.
Здесь стоит, видимо, еще подумать над вопросом, почему именно катынский расстрел, совершенный руками НКВД, этот локальный сюжет из истории большого террора отвергают люди, уже давно принявшие правду о сталинских репрессиях. Думаю, что поскольку Катынь - это отдельный исторический эпизод, на него может перетечь то отрицание, которое возникает, но не находит себе пищи по отношению к сталинским репрессиям. Мы хотели бы отрицать ГУЛАГ, но многочисленные факты не дают нам этого делать. Энергия отрицания должна как-то канализироваться, и она переходит на катынский расстрел. Да, говорит себе обыватель, пускай Колыма, Пермь, Магадан, Соловки были, но вот этого преступления в Катыни уж точно не было, это на нас не вешайте, здесь мы чисты.
Стоит еще сказать, что катынская трагедия прямо вытекает из пакта Риббентропа-Молотова, а ведь о том, как начиналась война и что ей предшествовало, мы тоже очень не любим думать. Крайне непопулярно говорить о притяжении, которое испытывал Сталин к Гитлеру. Больно думать, что жадность, паранойя, жестокость и самоуверенность начальника страны обернулись такими чудовищными жертвами. Мы готовы мириться с жертвами (так работает наше сознание), только если эти жертвы оправданны. Оправданные жертвы делают из нас героев. А кого из нас делают неоправданные жертвы?
Так что серьезный разговор о Катыни неизбежно упирается в вопрос о люстрации, но именно люстрации в российском обществе мало кто хочет. Обыватель прекрасно чувствует, что рыльце у всех в пушку. И что коллективное покаяние за Катынь не может не превратиться в личное покаяние, чего ему никак не хочется.
"Московские новости", 18 мая 2012
http://www.mn.ru/friday/20120518/318230285.html
"В признании фактов Россию и Польшу сегодня ничто не разделяет"
Обозреватель «Газеты Выборчей» Марчин ВОЙЦЕХОВСКИЙ рассказал, чего хотят от России поляки
Наша общая Катынь
Чего хотят от России поляки - не только те, кто подавал иски, но и большинство их соотечественников, - по просьбе «МН» попытался объяснить польский журналист, обозреватель «Газеты Выборчей» Марчин ВОЙЦЕХОВСКИЙ:
Что такое для поляков Катынь? Одним словом здесь трудно ответить. Безусловно, Катынь - это символ. Символ боли, вранья, унижения, национальной трагедии, несправедливости.
Редко бывает, чтобы национальным символом того или иного народа становилось поражение. Обычно до символа, до государственного праздника дорастают даты победных сражений. Из известных мне народов только сербы сделали таким символом Косовскую битву, не только проигранную, но и приведшую в конце концов к упадку самой Сербии. В польской истории хватает побед, которые мы, конечно, чтим. Есть Грюнвальдская битва с крестоносцами в 1410 году, есть сражение под Веной в 1683-м, остановившее турецкий поход на Европу, - во главе польского войска стоял тогда король Ян III Собеский. Есть провозглашение независимости после первой мировой войны. Есть, наконец, победа над большевиками под Варшавой в 1920-м - событие, вошедшее в число важнейших сражений мировой истории.
Так почему же Катынь, оставаясь символом муки и поражения, заняла в нашей истории такое место?
Причин здесь три. Во-первых, Катынь символически воплощает трагическую судьбу Польши в годы второй мировой войны. Польши, атакованной сразу с двух сторон - гитлеровской Германией и сталинской Россией. Во-вторых, больше сорока лет после войны, все время советского доминирования над Польшей, говорить о Катыни было нельзя.
Наконец, вся 40-летняя история советской Польши - это в значительной мере история вранья о Катыни. Можно повторить за нашим известным историком Анджеем Кшиштофом Кунертом, нынешним главой Совета памяти борьбы и мученичества, что Катынь стала первым камнем в фундамент коммунистической Польши. Именно поэтому, сбросив ярмо коммунизма, поляки были готовы сделать все, чтобы растереть этот фундамент в пыль.
В признании фактов Россию и Польшу сегодня ничто не разделяет, а тех, кто эти факты отвергает, можно найти разве что в отдельных маргинальных сообществах. Что бы ни говорили коммунисты и националисты, никто из серьезных исследователей - разумеется, включая российских, - не ставит под сомнение факт, что более 20 тыс. польских офицеров, попавших в советский плен после сталинского вторжения на восточные земли Польши, были уничтожены НКВД. На территорию Польши СССР вторгся 17 сентября 1939 года, через две с небольшим недели после нападения на Польшу гитлеровской Германии, преступление в Катыни совершено весной 1940-го. Из подтверждающих это документов сохранилась тайная записка Берии от 5 марта 1940 года, приказывающая расстрелять польских офицеров, в их социальное перерождение НКВД верит мало, а все, что потенциально является антисоветским, подлежит уничтожению. Сохранились и другие документы советских спецслужб, например приказ о награждении участников расстрельной акции. А вот личных дел расстрелянных архивы КГБ, увы, не сохранили. Российская военная прокуратура, Росархив и Государственная дума в постановлении от конца 2010 года официально признают катынское преступление делом рук НКВД.
Почему полякам этого мало? Почему в катынском деле мы ждем от России все новых и новых жестов, новых подтвержденных фактов? Почему некоторые семьи жертв катынского преступления в 2012 году снова подают иск против России в Европейский суд по правам человека в Страсбурге и их поддерживает в этом польское правительство? Потому что сначала было сорок лет беззастенчивого вранья о Катыни, когда нас уверяли, что вина за это злодеяние лежит целиком на немцах. Я и сам, будучи школьником в 1980-х, изучал именно эту версию истории. А потом в течение 14 лет, пока шло следствие, с 1990 года по 2004-й, Российская военная прокуратура так и не сумела расставить все точки над i, скрыла значительную часть материалов, а Катынь признала рядовым преступлением тогдашнего военного руководства, всего лишь превысившего должностные полномочия. Да, речь в официальных российских документах идет только о вине военных руководителей - не государственных, хотя именно они принимали политическое решение о катынском расстреле.
И пусть никто из моих родственников не погиб в Катыни, а сам я люблю Россию и русских (я жил в вашей стране, познакомился там со своей будущей женой, в Москве мы сыграли свадьбу), однако же меня, поляка, такие действия российских государственных органов оскорбляют. Если бы со следствием по катынскому делу было покончено в начале 1990-х, когда к этому располагал общественный климат, вопрос о Катыни сегодня вряд ли отравлял бы российско-польские отношения. Мы давно, нет, не забыли бы, конечно, но отодвинули в памяти эту трагедию, действительно только одну в длинной цепи сталинских преступлений. Но случилось иначе. Большинство поляков не понимает (и не должно понимать), почему правда о Катыни оказалась таким непростым испытанием для российского государства и российского народа. Ведь не выяснены до конца обстоятельства более страшных сталинских преступлений. Ведь не сказано просто и прямо, что Коммунистическая партия и НКВД, как минимум в период правления Сталина, были преступными организациями. Ведь снова и снова появляются люди, готовые реабилитировать Сталина и поставить ему в заслугу создание советской империи на крови людей. Обычный поляк не обязан также знать, что в случае реабилитации офицеров, уничтоженных в Катыни, Москва может столкнуться с лавиной иных требований о реабилитации и финансовой компенсации ущерба - от крымских татар, чеченцев, народов Прибалтики, украинцев, немцев Поволжья. И от представителей еще очень многих народностей и этнических групп, подвергшихся репрессиям в сталинские времена.
Однако поляки довольно хорошо знают - и знание это пропагандируют в нашей стране не только историки, но и разумные политики, находящиеся сейчас у власти, - что главной жертвой сталинизма оказались сами советские граждане, а в Катынском лесу лежит больше русских, чем поляков. Просто потому, что для НКВД Катынь была местом казни противников режима еще с 1930-х годов.
Есть ли у нас шанс наконец объединиться над братскими могилами в Катыни, в Медном, в Харькове, в Быковне под Киевом (там тоже лежит часть польских офицеров, проходивших по катынскому делу)? Думаю, что да и что мы очень близки к этому. Переломной стала встреча наших премьеров Дональда Туска и Владимира Путина в Катыни 7 апреля 2010 года. И хотя через три дня произошла трагическая катастрофа, в которой 96 членов польской делегации, летевших на траурную церемонию в Катынь, погибли, из истории уже не вычеркнуть ни встречу в Катынском лесу двух премьеров в 2010-м, ни присутствие там же год спустя президентов Дмитрия Медведева и Бронислава Коморовского.
Только что завершившийся в Страсбурге процесс по делу о катынском преступлении на самом деле событие предыдущего этапа нашей истории. Жаль, что этот процесс так и не увенчало в итоге мирное соглашение сторон. С польской стороны были сделаны к этому многие шаги, да и условия соглашения, на которых настаивает Польша, не были, на мой взгляд, завышенными. Сам же процесс и решение суда дают, увы, основания истерически настроенным «патриотам» - таких хватает в обеих странах - использовать катынский аргумент против сближения Польши и России.
Убежден, что так быть не должно. Ничего, кроме правды и символической точки над i, в катынском вопросе полякам не нужно. Не о том совсем речь, чтобы заставить кого-то пасть на колени или просить прощения. Сегодняшняя Россия и ее граждане не несут ответственности за Катынь. Для меня это очевидно. Но нельзя молчать о преступлении, которое было совершено руками русских на российской земле.
Несколько лет назад Польше пришлось пройти через непростую дискуссию о еврейском погроме в местечке Едвабно (это северо-восток страны). Летом 1941 года еврейских жителей Едвабно сожгли в сарае их польские соседи. Спровоцировали их на погром немцы, стоявшие в местечке, но осуществили акцию поляки собственными руками. Лет десять назад была в Польше довольно жесткая общественная дискуссия. Самые разные люди высказывались о том, должен ли президент страны просить прощения за преступление, бывшее одним из эпизодов войны? Должен ли польский народ, и сам понесший в войне огромные потери (историки говорят о 6 млн поляков, погибших в 1939-1945 годах), брать на себя грех убийства нескольких сотен человек из провинциального городка? Тогдашний президент Александр Квасьневский попросил прощения от имени тех поляков, кто испытывает чувство стыда за то, что Едвабно на нашей земле было возможно. Им стыдно, хотя вина за это злодеяние, разумеется, лежит не на них - погромщики давно покоятся в могилах. Собственно, как и те, кто принимал решение о расстреле и расстреливал в Катыни.
Думаю, после большой дискуссии о Едвабно Польша стала лучше. Стала правдивее, потому что история - это не только победы, не только гордость, но часто и несправедливость, человеческие страдания и поражения. О том и о другом нужно говорить открыто и честно. И может быть, еще и потому мы так чувствительны к катынской теме, что не самым постыдным образом совсем недавно справились со своей «маленькой Катынью» - Едвабным.
*
За что боролись
ЕСПЧ принял дело к рассмотрению на основании 12 исков к России от потомков расстрелянных в Катыни офицеров (иски были поданы в период с 2006 по 2011 год). Основные требования истцов: снятие грифа секретности со всех документов по катынскому делу, предоставление всем желающим, в том числе потомкам погибших, возможности ознакомиться с материалами дела. Кроме того, польская сторона настаивает на необходимости установить место расстрела и предать земле останки семи тысяч польских военнослужащих, уничтоженных в Белоруссии в том же 1940 году.
Главным требованием поляков остается реабилитация офицеров, погибших от рук НКВД. Российская сторона говорит о юридической невозможности реабилитировать тех, кто не был осужден судом, об утрате документов, необходимых для реабилитации, в том числе личных дел военнослужащих - жертв Катыни. По мнению многих экспертов, не последнюю роль в вопросе о реабилитации играют финансовые соображения: официальная реабилитация может стать для потомков репрессированных поводом требовать возмещения морального ущерба.
На прошедшем заседании Страсбургский суд признал расстрелы под Катынью военным преступлением, отметил, что российская сторона не направила в суд документы о прекращении следствия по катынскому делу в 2004 году. Суд также счел, что во время проведения следствия по катынскому делу в России была нарушена статья 3 Европейской конвенции по правам человека, гарантирующая гуманное отношение властей к родственникам погибшего. Требование истцов с польской стороны о финансовом возмещении ущерба не удовлетворено.
"Московские новости", 18 мая 2012
http://www.mn.ru/friday/20120518/318344207.html
Психоаналитик Наталья КИГАЙ о том, почему в российском общественном сознании так трудно приживается правда о Катыни
Наша общая Катынь
В историю России и Польши вмешался Европейский суд по правам человека.
В Польше и России продолжают комментировать апрельское решение Европейского суда по правам человека по так называемому катынскому делу - массовым расстрелам польских офицеров весной 1940 года на территории Смоленской области. Это было первое международное слушание по громкому делу, его итогами недовольны в обеих странах. Члены семей погибших, выступившие инициаторами процесса, уже заявили о своем намерении опротестовать решение Страсбургского суда.
Официальная позиция России по катынскому делу хорошо известна: вина признана, преступление публично осуждено, государственные соболезнования и извинения принесены, памятники поставлены. Но катынская трагедия в сознании многих россиян до сих пор сидит непонятной занозой. О том, почему многим в России так трудно признать моральную вину и ответственность за Катынь и согласиться с позицией поляков, размышляет российский психоаналитик Наталья Кигай.
Попробуем понять, чем отличается переживание коллективной вины от индивидуальной. Персональную вину можно ощутить за проступок, который сам человек оценивает как плохой. Ты причинил ущерб другому и хочешь переделать то, что переделке поддается, и попросить прощения. С коллективной виной, как и с коллективной памятью, все сложнее. Потому что вся большая жизнь, проходящая за нашим окном, задевает нас как будто только отчасти. Мало в каких исторических событиях мы участвуем лично. Эмоционально мы прикасаемся только к тому, что происходит в наше время, но не с нами, примерно так же, как прикасаемся к событиям истории. И в этом смысле нет большой разницы между тем, что произошло вчера на площади, где я не был, и тем, что случилось в 1940 году в Катынском лесу.
Все эти события, накапливаясь, создают психологическую и культурную ситуацию, в которой мы живем. У этой ситуации много неуловимых параметров, и именно они ощутимо воздействуют на индивидуальную психику. Бессознательные тревоги и страхи родителей, например, гораздо больше формируют ребенка, чем формулируемые вербально запреты и правила. Хорошо описан в науке пример жертв холокоста и их детей: когда после второй мировой войны психологи стали разбираться с травмами, полученными в военные годы, было отмечено, что удивительные вещи происходят не с теми, кто пережил Освенцим, а с их детьми, рожденными после войны. Да, сами жертвы справлялись с травмой и жили дальше, но то, какие психологические и поведенческие формы принимала их травма, определяло в большой степени формирование личности их детей. Именно тогда психологи заговорили о межпоколенческой травме. В этом смысле все, что происходит в истории, хотя и не касается нас индивидуально, тем не менее очень интимно вступает с нами в связь.
Само же чувство вины способен испытывать не всякий. Человек с плохо структурированной психикой не готов удерживать и перерабатывать неприятные впечатления. Такие впечатления его психика будет эвакуировать и отщеплять. В подобном состоянии невозможно испытывать и чувство вины: такой субъект не ощущает отвратительное деяние как собственное, он скорее кого-нибудь обвинит в произошедшем и тогда не будет чувствовать себя виноватым («зачем она шла в такой короткой юбке, я вынужден был ее изнасиловать»). То же можно сказать и об обществе. Хорошо функционирующее общество устроено так, что способно думать о любых обстоятельствах своей истории, обсуждать их и перерабатывать эту информацию психически и социально. Общества, которые на каком-то этапе на такую работу не способны, можно назвать больными.
Видимо, и тот пыл, с которым Советский Союз включился в работу Нюрнбергского процесса, тоже содержал элемент экстернализации, перенос негативной информации на другого субъекта. Все зверства необходимо было списать на нацистов. И тем более убежденно говорил СССР о зверствах нацизма, чем больше знал, что и за ним самим многое числится. Здесь очень наглядно продемонстрировано это расщепление: перечитайте, с какой энергией, с каким профессионализмом обличители с нашей стороны писали о роли этого международного трибунала. И в то же время замалчивали Катынь и ГУЛАГ.
Чтобы нечто стало фактом общественного сознания, обществу требуется проделывать дополнительную и всегда очень болезненную работу, подобную той, которую проделывают психотерапевт вместе с пациентом, когда пытаются обнаружить какие-то моменты психической жизни человека, ушедшие в глубину. Если эта работа не проводится, действуют простые психологические механизмы защиты. Именно тогда обыватель говорит: об этом не пишет учебник истории, значит, это измышления врагов народа. В рамках отдельной жизни подобная защита от исторической правды, может быть, и работает. Обывателю эта правда, вполне возможно, не нужна. Но для выживания нации она необходима.
Здесь стоит, видимо, еще подумать над вопросом, почему именно катынский расстрел, совершенный руками НКВД, этот локальный сюжет из истории большого террора отвергают люди, уже давно принявшие правду о сталинских репрессиях. Думаю, что поскольку Катынь - это отдельный исторический эпизод, на него может перетечь то отрицание, которое возникает, но не находит себе пищи по отношению к сталинским репрессиям. Мы хотели бы отрицать ГУЛАГ, но многочисленные факты не дают нам этого делать. Энергия отрицания должна как-то канализироваться, и она переходит на катынский расстрел. Да, говорит себе обыватель, пускай Колыма, Пермь, Магадан, Соловки были, но вот этого преступления в Катыни уж точно не было, это на нас не вешайте, здесь мы чисты.
Стоит еще сказать, что катынская трагедия прямо вытекает из пакта Риббентропа-Молотова, а ведь о том, как начиналась война и что ей предшествовало, мы тоже очень не любим думать. Крайне непопулярно говорить о притяжении, которое испытывал Сталин к Гитлеру. Больно думать, что жадность, паранойя, жестокость и самоуверенность начальника страны обернулись такими чудовищными жертвами. Мы готовы мириться с жертвами (так работает наше сознание), только если эти жертвы оправданны. Оправданные жертвы делают из нас героев. А кого из нас делают неоправданные жертвы?
Так что серьезный разговор о Катыни неизбежно упирается в вопрос о люстрации, но именно люстрации в российском обществе мало кто хочет. Обыватель прекрасно чувствует, что рыльце у всех в пушку. И что коллективное покаяние за Катынь не может не превратиться в личное покаяние, чего ему никак не хочется.
"Московские новости", 18 мая 2012
http://www.mn.ru/friday/20120518/318230285.html
"В признании фактов Россию и Польшу сегодня ничто не разделяет"
Обозреватель «Газеты Выборчей» Марчин ВОЙЦЕХОВСКИЙ рассказал, чего хотят от России поляки
Наша общая Катынь
Чего хотят от России поляки - не только те, кто подавал иски, но и большинство их соотечественников, - по просьбе «МН» попытался объяснить польский журналист, обозреватель «Газеты Выборчей» Марчин ВОЙЦЕХОВСКИЙ:
Что такое для поляков Катынь? Одним словом здесь трудно ответить. Безусловно, Катынь - это символ. Символ боли, вранья, унижения, национальной трагедии, несправедливости.
Редко бывает, чтобы национальным символом того или иного народа становилось поражение. Обычно до символа, до государственного праздника дорастают даты победных сражений. Из известных мне народов только сербы сделали таким символом Косовскую битву, не только проигранную, но и приведшую в конце концов к упадку самой Сербии. В польской истории хватает побед, которые мы, конечно, чтим. Есть Грюнвальдская битва с крестоносцами в 1410 году, есть сражение под Веной в 1683-м, остановившее турецкий поход на Европу, - во главе польского войска стоял тогда король Ян III Собеский. Есть провозглашение независимости после первой мировой войны. Есть, наконец, победа над большевиками под Варшавой в 1920-м - событие, вошедшее в число важнейших сражений мировой истории.
Так почему же Катынь, оставаясь символом муки и поражения, заняла в нашей истории такое место?
Причин здесь три. Во-первых, Катынь символически воплощает трагическую судьбу Польши в годы второй мировой войны. Польши, атакованной сразу с двух сторон - гитлеровской Германией и сталинской Россией. Во-вторых, больше сорока лет после войны, все время советского доминирования над Польшей, говорить о Катыни было нельзя.
Наконец, вся 40-летняя история советской Польши - это в значительной мере история вранья о Катыни. Можно повторить за нашим известным историком Анджеем Кшиштофом Кунертом, нынешним главой Совета памяти борьбы и мученичества, что Катынь стала первым камнем в фундамент коммунистической Польши. Именно поэтому, сбросив ярмо коммунизма, поляки были готовы сделать все, чтобы растереть этот фундамент в пыль.
В признании фактов Россию и Польшу сегодня ничто не разделяет, а тех, кто эти факты отвергает, можно найти разве что в отдельных маргинальных сообществах. Что бы ни говорили коммунисты и националисты, никто из серьезных исследователей - разумеется, включая российских, - не ставит под сомнение факт, что более 20 тыс. польских офицеров, попавших в советский плен после сталинского вторжения на восточные земли Польши, были уничтожены НКВД. На территорию Польши СССР вторгся 17 сентября 1939 года, через две с небольшим недели после нападения на Польшу гитлеровской Германии, преступление в Катыни совершено весной 1940-го. Из подтверждающих это документов сохранилась тайная записка Берии от 5 марта 1940 года, приказывающая расстрелять польских офицеров, в их социальное перерождение НКВД верит мало, а все, что потенциально является антисоветским, подлежит уничтожению. Сохранились и другие документы советских спецслужб, например приказ о награждении участников расстрельной акции. А вот личных дел расстрелянных архивы КГБ, увы, не сохранили. Российская военная прокуратура, Росархив и Государственная дума в постановлении от конца 2010 года официально признают катынское преступление делом рук НКВД.
Почему полякам этого мало? Почему в катынском деле мы ждем от России все новых и новых жестов, новых подтвержденных фактов? Почему некоторые семьи жертв катынского преступления в 2012 году снова подают иск против России в Европейский суд по правам человека в Страсбурге и их поддерживает в этом польское правительство? Потому что сначала было сорок лет беззастенчивого вранья о Катыни, когда нас уверяли, что вина за это злодеяние лежит целиком на немцах. Я и сам, будучи школьником в 1980-х, изучал именно эту версию истории. А потом в течение 14 лет, пока шло следствие, с 1990 года по 2004-й, Российская военная прокуратура так и не сумела расставить все точки над i, скрыла значительную часть материалов, а Катынь признала рядовым преступлением тогдашнего военного руководства, всего лишь превысившего должностные полномочия. Да, речь в официальных российских документах идет только о вине военных руководителей - не государственных, хотя именно они принимали политическое решение о катынском расстреле.
И пусть никто из моих родственников не погиб в Катыни, а сам я люблю Россию и русских (я жил в вашей стране, познакомился там со своей будущей женой, в Москве мы сыграли свадьбу), однако же меня, поляка, такие действия российских государственных органов оскорбляют. Если бы со следствием по катынскому делу было покончено в начале 1990-х, когда к этому располагал общественный климат, вопрос о Катыни сегодня вряд ли отравлял бы российско-польские отношения. Мы давно, нет, не забыли бы, конечно, но отодвинули в памяти эту трагедию, действительно только одну в длинной цепи сталинских преступлений. Но случилось иначе. Большинство поляков не понимает (и не должно понимать), почему правда о Катыни оказалась таким непростым испытанием для российского государства и российского народа. Ведь не выяснены до конца обстоятельства более страшных сталинских преступлений. Ведь не сказано просто и прямо, что Коммунистическая партия и НКВД, как минимум в период правления Сталина, были преступными организациями. Ведь снова и снова появляются люди, готовые реабилитировать Сталина и поставить ему в заслугу создание советской империи на крови людей. Обычный поляк не обязан также знать, что в случае реабилитации офицеров, уничтоженных в Катыни, Москва может столкнуться с лавиной иных требований о реабилитации и финансовой компенсации ущерба - от крымских татар, чеченцев, народов Прибалтики, украинцев, немцев Поволжья. И от представителей еще очень многих народностей и этнических групп, подвергшихся репрессиям в сталинские времена.
Однако поляки довольно хорошо знают - и знание это пропагандируют в нашей стране не только историки, но и разумные политики, находящиеся сейчас у власти, - что главной жертвой сталинизма оказались сами советские граждане, а в Катынском лесу лежит больше русских, чем поляков. Просто потому, что для НКВД Катынь была местом казни противников режима еще с 1930-х годов.
Есть ли у нас шанс наконец объединиться над братскими могилами в Катыни, в Медном, в Харькове, в Быковне под Киевом (там тоже лежит часть польских офицеров, проходивших по катынскому делу)? Думаю, что да и что мы очень близки к этому. Переломной стала встреча наших премьеров Дональда Туска и Владимира Путина в Катыни 7 апреля 2010 года. И хотя через три дня произошла трагическая катастрофа, в которой 96 членов польской делегации, летевших на траурную церемонию в Катынь, погибли, из истории уже не вычеркнуть ни встречу в Катынском лесу двух премьеров в 2010-м, ни присутствие там же год спустя президентов Дмитрия Медведева и Бронислава Коморовского.
Только что завершившийся в Страсбурге процесс по делу о катынском преступлении на самом деле событие предыдущего этапа нашей истории. Жаль, что этот процесс так и не увенчало в итоге мирное соглашение сторон. С польской стороны были сделаны к этому многие шаги, да и условия соглашения, на которых настаивает Польша, не были, на мой взгляд, завышенными. Сам же процесс и решение суда дают, увы, основания истерически настроенным «патриотам» - таких хватает в обеих странах - использовать катынский аргумент против сближения Польши и России.
Убежден, что так быть не должно. Ничего, кроме правды и символической точки над i, в катынском вопросе полякам не нужно. Не о том совсем речь, чтобы заставить кого-то пасть на колени или просить прощения. Сегодняшняя Россия и ее граждане не несут ответственности за Катынь. Для меня это очевидно. Но нельзя молчать о преступлении, которое было совершено руками русских на российской земле.
Несколько лет назад Польше пришлось пройти через непростую дискуссию о еврейском погроме в местечке Едвабно (это северо-восток страны). Летом 1941 года еврейских жителей Едвабно сожгли в сарае их польские соседи. Спровоцировали их на погром немцы, стоявшие в местечке, но осуществили акцию поляки собственными руками. Лет десять назад была в Польше довольно жесткая общественная дискуссия. Самые разные люди высказывались о том, должен ли президент страны просить прощения за преступление, бывшее одним из эпизодов войны? Должен ли польский народ, и сам понесший в войне огромные потери (историки говорят о 6 млн поляков, погибших в 1939-1945 годах), брать на себя грех убийства нескольких сотен человек из провинциального городка? Тогдашний президент Александр Квасьневский попросил прощения от имени тех поляков, кто испытывает чувство стыда за то, что Едвабно на нашей земле было возможно. Им стыдно, хотя вина за это злодеяние, разумеется, лежит не на них - погромщики давно покоятся в могилах. Собственно, как и те, кто принимал решение о расстреле и расстреливал в Катыни.
Думаю, после большой дискуссии о Едвабно Польша стала лучше. Стала правдивее, потому что история - это не только победы, не только гордость, но часто и несправедливость, человеческие страдания и поражения. О том и о другом нужно говорить открыто и честно. И может быть, еще и потому мы так чувствительны к катынской теме, что не самым постыдным образом совсем недавно справились со своей «маленькой Катынью» - Едвабным.
*
За что боролись
ЕСПЧ принял дело к рассмотрению на основании 12 исков к России от потомков расстрелянных в Катыни офицеров (иски были поданы в период с 2006 по 2011 год). Основные требования истцов: снятие грифа секретности со всех документов по катынскому делу, предоставление всем желающим, в том числе потомкам погибших, возможности ознакомиться с материалами дела. Кроме того, польская сторона настаивает на необходимости установить место расстрела и предать земле останки семи тысяч польских военнослужащих, уничтоженных в Белоруссии в том же 1940 году.
Главным требованием поляков остается реабилитация офицеров, погибших от рук НКВД. Российская сторона говорит о юридической невозможности реабилитировать тех, кто не был осужден судом, об утрате документов, необходимых для реабилитации, в том числе личных дел военнослужащих - жертв Катыни. По мнению многих экспертов, не последнюю роль в вопросе о реабилитации играют финансовые соображения: официальная реабилитация может стать для потомков репрессированных поводом требовать возмещения морального ущерба.
На прошедшем заседании Страсбургский суд признал расстрелы под Катынью военным преступлением, отметил, что российская сторона не направила в суд документы о прекращении следствия по катынскому делу в 2004 году. Суд также счел, что во время проведения следствия по катынскому делу в России была нарушена статья 3 Европейской конвенции по правам человека, гарантирующая гуманное отношение властей к родственникам погибшего. Требование истцов с польской стороны о финансовом возмещении ущерба не удовлетворено.
"Московские новости", 18 мая 2012
http://www.mn.ru/friday/20120518/318344207.html