Практически каждый, чье дело попадает в суд, будет осужден. Почему? (окончание)
Начало:
http://loxovo.livejournal.com/3060598.html
«Я его только остановить хотела, не убить»
Москвичка Наталия Митрофанова познакомилась со своим будущим мужем Геннадием шесть лет назад, на автомобильной стоянке, где тот работал охранником и сварщиком и куда она, менеджер по логистике, ставила свою машину. Наталии было 40 лет, Геннадий - на несколько лет старше. «Какие-то возникли отношения, потом они с моей стороны переросли в очень страстную привязанность, несмотря на то, что у нас с этим человеком разный уровень образования, разный социальный статус. Создали семью, стали жить в районе Теплого Стана», - вспоминает Митрофанова, высокая шатенка с аккуратным каре, в кожаных штанах и светлом свитере крупной вязки.
Через год муж начал ее бить.
«Ниже меня ростом, но очень крепкий физически, руками железяки гнул, полжизни по стройкам. Пошла эта постоянная агрессия, истязания. Потом он на колени падал, просил прощения. Он мог быть таким нежным и ласковым, и я его, конечно, прощала. За 5 лет он очень изменился, совершенно деградировал, губила его, скажем так, привязанность к алкоголю, - застенчиво поясняет Наталия. - В итоге я решила развестись с ним, но любой разговор с ним об этом заканчивался угрозами, что он покончит с собой, если я от него уйду».
На экспертной фотографии, сделанной в квартире Митрофановой 30 июля 2010 года, - труп Геннадия Митрофанова, полуголого мужчины крепкого телосложения и совершенно опустившегося вида, изукрашенного татуировками. В тот день в компании, где работала Митрофанова, отмечали юбилей. Всех сотрудников освободили от работы и вывезли на Пироговское водохранилище, в бухту Радости. Выехали все, кроме Натальи: «Я Геннадию рано утром говорю: «Почему бы мне не поехать на корпоратив?» Он пришел в ярость: «Сучка, да у тебя там любовник!» - и начал меня избивать». Наталия чудом вырвалась и побежала к консьержке, чтобы вызвать милицию. Прибывший наряд забрал Геннадия в ОВД «Теплый Стан», откуда его через два часа благополучно отпустили «за отсутствием состава преступления».
После чего Геннадий купил двухлитровую пластиковую бутылку пива, выпил ее и пошел выяснять отношения с супругой. «Сначала лил слезы, просил прощения. А потом подлетел ко мне и начал лупить, вцепился в горло, начал трахею ломать», - Наталия показывает фотографию: ее лицо покрыто синяками, четко видно синее, в фиолетовых кровоподтеках, горло. «Уже воздуха нет, мне плохо, я его толкаю, он отлетает к разделочному столу, хватает нож, пытается меня ударить в шею. Я перехватила руку у самой шеи, порезала палец. Нож у него из руки чудом выдернула и ударила в бок. Я его только остановить хотела, не убить, поэтому ударила не в легкое, не в сердце, - сбивчиво говорит она и теребит край свитера. - Он удара в бок не почувствовал, и я нож сразу выдернула, но ему артерию перебило».
Потом он сполз на пол возле холодильника. Митрофанова с шумом выдыхает: «Ой, я ужас почувствовала. Я ж не убийца. Я еле пережила эти истязания, и вдруг передо мной - хрипящее тело мужа». После этого Наталия сама позвонила с повинной в дежурную часть.
Надо сказать, что когда Наталия уже находилась под стражей в СИЗО, прокуратура района Теплый Стан возбудила дело против Геннадия Митрофанова, отозвав первое постановление и закрыв его задним числом «в связи со смертью подозреваемого». То есть следователи были бы очень рады заняться делом человека, избивавшего свою жену до полусмерти, но, увы, не могли, поскольку он, так уж вышло, умер. И сотрудник следственного отдела по Черемушкинскому району СК при прокуратуре Шинаков сходу вменил Наталии умышленное убийство.
Адвокат Наталии, Олег Авдеев, утверждает, что следствие пошло по пути максимального обвинения. Ни одно из ходатайств защиты следствием удовлетворено не было: ключевых свидетелей не опросили, алкогольную экспертизу провели с нарушением всех возможных норм. Помимо этого сотрудники ОВД отрицали явку Митрофановой с повинной. Информации о том, что Наталия сама позвонила в ОВД и кричала «Приезжайте скорее, я убила мужа», в деле не было. А значит, убийство было спланированным.
Авдеев листает материалы дела: «Наиболее сложно расследуются тяжкие преступления. Здесь смотрят - люди не высокопоставленные, можно обыграть любую позицию, сказать все что угодно. После этого стали шить дело так, чтобы туда не попадали доказательства, ее оправдывающие, а только те, что ее очерняли».
Дело Наталии слушали в декабре 2010 года в Черемушкинском суде. Для судьи Яны Соболевой, как и для всех остальных, фальсификация обвинения была более чем очевидна. 24 декабря 2010 года Митрофанова была признана виновной в убийстве с превышением пределов самообороны. В качестве наказания суд избрал меру пресечения в виде 1 года 4 месяцев лишения свободы. Авдеев считает, что его подзащитной очень повезло: «Соболева не сочла убийство умышленным, и я отговаривал Наталию бороться дальше, боясь, что если она будет настаивать на пересмотре дела, то «мягкую статью» заменят более жесткой». А она сказала, что если нужно, то дойдет и до Страсбурга.
Дело Митрофановой - тяжкое преступление, которое сложно расследовать, но мотив его - бытовой. Например, в экономических делах разбираться всегда сложно: офшоры, документооборот, сложная терминология, финансовые схемы. А в бытовых делах мотив простой, и фабула очевидная, и громким прецедентом оно вряд ли станет. Мысль, которая первой приходит в голову в истории Митрофановой - сама виновата, чего за такого было замуж выходить, - намного сильнее, чем сочувствие даже к невиновной в убийстве женщине. Простота дела работает на руку следователям - они не сильно напрягаются с доказательствами. И именно поэтому - при более-менее адекватном судье и сильном адвокате - есть шанс развалить дело. По словам адвокатов, именно по бытовым делам чаще всего и выносят оправдательные приговоры.
10 июня 2011 года, после года в заключении, Митрофанову полностью оправдали в связи с тем, что она избрала меры защиты, соразмерные посягательству на ее жизнь.
«Эти соглашения - призыв к доносам»
В 2009 году на Совете по развитию гражданского общества и правам человека состоялся любопытный диалог между Дмитрием Медведевым и юристом Марой Поляковой.
#
Полякова: Федеральные судьи боятся выносить оправдательные приговоры, закрывая глаза на дефекты следствия, игнорируют доводы защиты. По данным судебного департамента за 2008 год, лишь 0,8% оправдательных приговоров постановляются судами, из них около 40% отменяются. Как процессуалист я могу сказать, что это все при весьма невысоком качестве следствия. Правосудие в таких случаях приносится в жертву требуемой статистике. Еще больший вред причиняет требуемая статистика в органах внутренних дел. Это очень тревожная ситуация. Думается, что назрела острая необходимость менять критерии оценки их деятельности.
Медведев: Спасибо, Мара Федоровна. Я, честно говоря, единственное не понял из вашего выступления - то ли ослышался, то ли вы так сказали, - сколько, вы сказали, у нас оправдательных приговоров?
Полякова: 0,8%.
Медведев: Я думаю, что это неточная цифра. Я, конечно, проверю, просто мне самому как юристу это любопытно. Я позвоню Председателю Верховного суда.
Полякова: Это по данным судебного департамента.
Медведев: У нас, наверное, немного, но другие цифры назывались, не 0,8%. Я проверю просто, мне самому стало интересно. Потому что это на самом деле очень важный индикатор отношения самих судей к своим обязанностям. Ведь в чем еще проблема? Она иногда психологическая. Оправдательный приговор - это, по сути, противопоставление позиции суда позиции следствия. И на это судье зачастую пойти довольно сложно.
#
Медведев довольно точно уловил психологию судьи и, в отличие от пресс-секретаря Мосгорсуда, допустил возможность следственной ошибки. А вот в судебной арифметике действительно есть некоторая путаница. Простой подсчет приговоров за 2011 год по Москве показывает: районными судами было рассмотрено 35 626 дел, из них 239 подсудимых были оправданы, а 28 963 - осуждены. Получаем чуть больше 0,7% оправдательных приговоров. Но такой подсчет не устраивает Анну Усачеву. По ее мнению, если правильно считать, оправдательных приговоров гораздо больше. Из общего количества дел надо убрать дела, рассматриваемые судьями в особом порядке, потому что в этом случае оправдательный приговор будет скорее исключением (особый порядок - это когда обвиняемый полностью признает свою вину до суда, и суд вправе вынести обвинительный приговор сразу, без судебного следствия). Тогда процент оправдательных приговоров надо высчитывать из 17 680 дел, рассмотренных в обычном порядке разбирательства. Получается - 1,4%. Действительно, совсем другое дело.
С Алисой ТУРОВОЙ, адвокатом бюро «Падва и партнеры», мы встречаемся в буфете Мосгорсуда, где прокуроры степенно пьют чай, а адвокаты едят пирожки. У Туровой - перерыв в судебном заседании. Слушают групповое дело, в котором участь всех подсудимых уже решена: из 17 человек трое признали себя виновными до суда, а еще пятеро подписали так называемое досудебное соглашение, согласно которому не просто признали свою вину, но и согласились активно сотрудничать со следствием и показывать на сообщников. Еще до начала суда было вынесено восемь обвинительных приговоров, и дела слушаются в особом порядке.
«Эти соглашения - призыв к доносам, - чеканит Турова. - Мы ждали, что процедура будет построена по принципу сделки с правосудием в США, но там совершенно другой принцип состязательности сторон, а американские адвокаты обладают более широкими правами, в частности, по сбору доказательств до суда. Они могут нанимать частных детективов, проводить опросы свидетелей и, сравнив свою доказательную базу с обвинительной, приходить к компромиссному варианту. Наши защитники не могут проводить собственного расследования, а обвинение сразу говорит участникам дела: «Так, сдай нам Васю, Петю, Колю, неважно, знаешь ты их или не знаешь, просто покажи хоть на кого-нибудь, и за это мы тебе срок скостим». Таким образом, досудебное соглашение становится механизмом осуждения остальных фигурантов.
В деле фирмы по изготовлению фальшивых регистраций и разрешений на работу, которое сейчас рассматривается в Мосгорсуде, есть молодая подсудимая по имени Валя Кулик. По словам ее адвоката, она к фальшивым документам вообще никакого отношения не имела: «Просто носила бумажки в техническом отделе. Ей даже никто не предлагал досудебное соглашение подписывать, потому что она не знает ничего». Но те, кто подписал, показали на весь технический отдел, и теперь Валя Кулик, которая работала в фирме 9 месяцев, может провести в заключении 5,5 лет.
«Молимся на суд присяжных»
Даже если считать по хитрому методу без дел в особом порядке, общероссийский процент оправданных будет еще ниже, чем в Москве. По последним данным, за первую половину 2011 года российские суды рассмотрели дела в отношении 408 452 человек, из них были оправданы - 4 587 человек, осуждены - 403 865. Выкинув 244 661 дело «в особом порядке» - около 60% - получаем 1,01% оправданных. Для сравнения: по данным Верховного суда штата Вашингтон, в 2011 году суды США рассмотрели 2 448 998 дел, 80% из них рассматривались в особом порядке, по делам, шедшим в обычном порядке, в 18% случаев были вынесены оправдательные приговоры.
Около 95% дел, рассмотренных в обычном порядке, в США слушались судами присяжных. Один из самых эффективных институтов судебной системы, суд присяжных состоит из коллегии заседателей, отобранных по методике случайной выборки. Обычные люди, зачастую без высшего образования, решают судьбу американских обвиняемых по «тяжким» статьям: убийства, изнасилования, похищения. Двенадцать обывателей больше всего боятся осудить невиновного (и отпустить виновного), поэтому вникают во все детали дела с рвением совестливых неофитов. Известны случаи, когда перед вынесением приговора вся коллегия присяжных заседателей шла в церковь - чтобы высшие силы наставили на справедливый путь.
«А мы молимся на суд присяжных», - сетует Мара ПОЛЯКОВА. В 1993 году, когда в России вводили суд присяжных, она работала в Институте Генеральной прокуратуры и помнит, что все тогдашнее руководство прокуратуры в унисон с руководством судебным говорило: «Нельзя вводить такой суд, у нас следователи плохо расследуют дела, и присяжные их будут разваливать». Мара уверена в обратном: «Конечно, качество следствия и в суде присяжных не соответствует тому, что должно быть в идеале, но процент оправдательных приговоров в судах присяжных все-таки ближе к истинному положению дел, чем в судах общей юрисдикции. Поэтому мы так бьемся за то, чтобы расширяли составы дел, по которым участвуют присяжные: это единственный суд, где судьи дотошно разбираются во всех мелочах, не боятся власти и могут оправдать человека по тем делам, где явственно прослеживается политический заказ».
Но набор дел, которые попадают под юрисдикцию суда присяжных, в последние годы не расширяют, а, наоборот, сокращают: присяжные уже не могут рассматривать дела о терроризме, шпионаже и государственной измене, а в конце 2011 года в Государственную думу поступил на рассмотрение законопроект о том, чтобы изъять из их компетенции уголовные дела о бандитизме и организации преступного сообщества.
Число дел, рассматриваемых судами присяжных, составляет 500-600 в год.
«Вступал в отношения сексуального характера с полицейскими»
В коридорах Мосгорсуда - толпа, как в районной поликлинике. Адвокаты судорожно листают дела, подзащитные меряют шагами коридор. В одном из залов с минуты на минуту должны начать рассмотрение кассационной жалобы, поданной адвокатом Андреем Саратовским в защиту Михаила Стукалова. Сам Стукалов, молодой человек 22 лет, одетый в короткую кожаную куртку, джинсы хитрого кроя и ярко-синие кроссовки с меховой отделкой, сидит на железном стуле возле двери. Рядом - худощавый Саратовский, усатый мужчина средних лет в опрятном черном свитере. Это второй суд по делу Михаила: один раз его уже признали виновным, и теперь он в очередной раз надеется на справедливое рассмотрение. Рассказывая о своем деле, Стукалов, студент одного из московских вузов, почти в каждую фразу вставляет слова «фигня, в общем» или «в общем, фигня».
И дело его - в общем, фигня.
13 июня 2011 года Михаил с друзьями пришел в ночной клуб «Какаду», расположенный в городе Зеленограде. Если верить обвинительному заключению, они стали там «выпивать, а также отдыхать».
Выпили, вспоминает Стукалов, на четверых бутылку водки. Из клуба вышли в четыре утра; увидели, как неподалеку от «Какаду» два милиционера избивают неизвестного никому молодого человека - автоматными прикладами по телу. Друг Михаила, Саша Иванов, решил за неизвестного вступиться, после чего был скручен сам.
«Один ударил Сане в голову коленом, я пытался встать между ними, чтобы предотвратить избиение. Я спросил: почему, за что? А другой милиционер схватил меня за шею, и меня тоже начали скручивать, - рассказывает Стукалов. - По пути в участок мне сказали: «Давай 15 тысяч долларов, и мы это дело закрываем». Таких денег у меня нет. Пришла дознаватель, говорит: «Зачем ты милиционера избил?» Я вообще не понял, о чем она. Говорю: «В смысле? Какой милиционер? Я никого не трогал». А потом следователь Александр Вешняков взял с меня подписку о невыезде и сказал, что скоро суд».
Из содержания обвинительного заключения, направленного в конце лета в Зеленоградский суд, следовало, что Стукалов «применил насилие, опасное для жизни и здоровья, в отношении представителя власти. Неожиданно для потерпевшего, сотрудника полиции Есина А.В., он подбежал к последнему, нанес ему не менее одного удара в область головы, после чего, схватив его двумя руками за голову, повалил Есина А.В. на землю, где, удерживая голову последнего своими руками, не менее двух раз ударил его об асфальт». При этом «нецензурно выражался, утверждая, что вступал в отношения сексуального характера с полицейскими, имея в виду не конкретного потерпевшего, а всю полицию Российской Федерации в целом». После этого Стукалов был задержан и доставлен в ОВД «Матушкино». Остаток лета он провел под подпиской о невыезде.
Стукалову грозил срок до 10 лет, если бы не одно но: Михаил вспомнил, что у клуба «Какаду» стояла группа зевак, которые снимали процесс общения с милицией на телефоны. «Дал объявление в «Вконтакте», один паренек откликнулся, сказал, что у него есть все видео, от начала и до конца, и я был просто в шоке от счастья, - вспоминает Стукалов, с виду типичный футбольный болельщик, с бутылкой минералки в руках. - И вот, представьте себе, Зеленоградский суд, 27 сентября. Приносят видеоплеер, мы показываем пленку, судья Олег Гривко сидит смотрит и постоянно орет на этого мента Есина: «Кто наносил вам удары? Где удары?» Видео же не врет. В общем, фигня».
На пленке отчетливо видно, как Стукалова, одетого в бежевые шорты и фиолетовую майку, один из полицейских хватает за шею и пригибает к земле. Затем к делу подключается другой полицейский, и вот уже Михаил лежит и его несколько раз ударяют головой об асфальт, а за кадром кто-то радостно хохочет: «Ты смотри, смотри, как въе…ал!»
Внимательно изучив пленку, суд изменил обвинение: «Стукалов, недовольный действиями сотрудников милиции, стал выкрикивать ругательства в устной форме, и, активно сопротивляясь, стал отталкивать Есина А.В. от себя, осуществляя захваты потерпевшего за различные части тела». Стоит ли говорить, что на пленке ничего этого тоже нет. Стукалов был признан виновным, и суд назначил ему штраф в размере 50 тысяч рублей. В общем, фигня.
Во второй раз в жизни Михаил сидит на скамье подсудимых и опять надеется на справедливый суд. На этот раз Мосгорсуд. Во время темпераментной 10-минутной речи адвоката Саратовского, который просит приговор Зеленоградского суда отменить, а уголовное дело прекратить, прокурор Московской прокуратуры Иван Зайцев, молодой брюнет импозантного вида, все время любуется своим мобильным телефоном, а потом просит оставить приговор без изменения. Суд под председательством Надежды Буяновой постановляет убрать из приговора «активное сопротивление и захваты потерпевшего за различные части тела» и оставляет «ругательства в устной форме». А также - штраф.
Дело Стукалова - потрясающий пример. В нем, судя по всему, не только обвинение сфальсифицировано, но и преступления как такового не было. Доказательства налицо - вот они, сняты на видео. Но суд при всей абсурдности, вместо того чтобы оправдать, упорно называет белое черным, переквалифицирует дело и назначает наказание по максимально возможному минимуму. Асмик Новикова называет этот приговор «суррогатным оправдательным»: «Это такой вариант оправдательного приговора, который вроде бы подходит и нашим, и вашим. Еще бывает, что обвиняемому дают наказание, совпадающее с периодом времени, которое он отсидел до суда в СИЗО. С одной стороны, подсудимого не приговаривают к лишению свободы, отпускают из суда, но и не оправдывают. С другой стороны, прокурор и следователи не выглядят полными идиотами. А значит, наше государство ни в чем не виновато, невиновного не судили, реабилитировать некого, компенсацию выплачивать не надо».
«У нас уже есть один таджик, нам хватит»
Судья Фомин в целом работу Следственного комитета уклончиво называет неудовлетворительной: «Наши органы следствия не раскрывают сложные дела, а раскрывают только то, что явно и элементарно. Молодежь обучена только коррупционным действиям и приносит бог знает какие процессуальные документы. Но - четыре юриста работали, собирали доказательства, которые имеют силу в суде». И получается так: «Суд читает дело - да, куча ошибок. Но мы не можем быть всеохватными, мы не можем отвечать за всю правоохранительную деятельность в стране. В суд дела не приходят пустыми, они приходят с доказательствами, даже если речь идет о делах заказных и сфальсифицированных. Для суда это - доказательства. Вот очная ставка, вот протокол осмотра, все это, может быть, сфальсифицировано, но суд ведь не Господь Бог, чтобы прозревать».
Получается, что российский суд - ширма, прикрывающая огрехи следствия, в которых ему разбираться совсем не с руки. А у следствия нет никакой мотивации для качества, усердия, логики, да и здравого смысла, так как любая его версия в 99% случаев будет принята судом безоговорочно. Но главный парадокс состоит в том, что, с одной стороны, кое-как проведенное следствие и полное приятие его в суде отправляет за решетку невинных людей, а с другой, следствие, проведенное совсем уж безобразно, - единственный шанс выйти из зала суда без наручников.
2010 год, Москва. Летняя ночь. Группа из двух молодых человек и одной девушки ловят машину. Им нужно добраться из одной точки Москвы в другую. Они останавливают частника, таджика Д., который привозит их с улицы Бакинских комиссаров в Митино. Приехав, молодые люди отказываются платить деньги. Один замахивается на таджика, второй достает нож, в ответ водитель вынимает из бардачка отвертку и говорит: «Платите». Ему платят тысячу рублей, а с утра молодые люди пишут заявление в милицию, что таджик Д. на такой-то машине, угрожая им заточкой, ограбил их на тысячу рублей. Довольно быстро милиция находит машину и ее владельца, таджика Ш. С виду все совпадает. Таджика берут под руки, отвозят в КПЗ. При этом он кричит: «Ребята, это моя машина, но в то время меня в ней не было, я отмечал день рождения сестры, в Нагатино, у меня алиби!» Ему говорят: «Вот - твоя машина, ты - таджик, извозом занимаешься». Он настаивает: «Понимаете, на этой машине извозом занимаюсь я и мой товарищ, но он по доверенности ездит. Мы работаем посменно, я днем, а он вечером».
Тем временем друг таджика Ш., таджик Д., узнав о несчастье товарища, приходит в отделение и пишет явку с повинной: да, событие было, и участвовал в нем я, совсем другой таджик. Ему отвечают: «Спасибо тебе, милый человек, но у нас уже есть один таджик, нам хватит».
Алиби таджика Ш. проверять не стали, очную ставку потерпевших не проводили. Таджик Ш. год просидел в судебном изоляторе, в конце 2011 года вышел, получив «отсиженный» срок, и был искренне рад.
Поскольку его, считай, оправдали.
"Большой город", 7 февраля 2012
http://www.bg.ru/article/10037/
http://loxovo.livejournal.com/3060598.html
«Я его только остановить хотела, не убить»
Москвичка Наталия Митрофанова познакомилась со своим будущим мужем Геннадием шесть лет назад, на автомобильной стоянке, где тот работал охранником и сварщиком и куда она, менеджер по логистике, ставила свою машину. Наталии было 40 лет, Геннадий - на несколько лет старше. «Какие-то возникли отношения, потом они с моей стороны переросли в очень страстную привязанность, несмотря на то, что у нас с этим человеком разный уровень образования, разный социальный статус. Создали семью, стали жить в районе Теплого Стана», - вспоминает Митрофанова, высокая шатенка с аккуратным каре, в кожаных штанах и светлом свитере крупной вязки.
Через год муж начал ее бить.
«Ниже меня ростом, но очень крепкий физически, руками железяки гнул, полжизни по стройкам. Пошла эта постоянная агрессия, истязания. Потом он на колени падал, просил прощения. Он мог быть таким нежным и ласковым, и я его, конечно, прощала. За 5 лет он очень изменился, совершенно деградировал, губила его, скажем так, привязанность к алкоголю, - застенчиво поясняет Наталия. - В итоге я решила развестись с ним, но любой разговор с ним об этом заканчивался угрозами, что он покончит с собой, если я от него уйду».
На экспертной фотографии, сделанной в квартире Митрофановой 30 июля 2010 года, - труп Геннадия Митрофанова, полуголого мужчины крепкого телосложения и совершенно опустившегося вида, изукрашенного татуировками. В тот день в компании, где работала Митрофанова, отмечали юбилей. Всех сотрудников освободили от работы и вывезли на Пироговское водохранилище, в бухту Радости. Выехали все, кроме Натальи: «Я Геннадию рано утром говорю: «Почему бы мне не поехать на корпоратив?» Он пришел в ярость: «Сучка, да у тебя там любовник!» - и начал меня избивать». Наталия чудом вырвалась и побежала к консьержке, чтобы вызвать милицию. Прибывший наряд забрал Геннадия в ОВД «Теплый Стан», откуда его через два часа благополучно отпустили «за отсутствием состава преступления».
После чего Геннадий купил двухлитровую пластиковую бутылку пива, выпил ее и пошел выяснять отношения с супругой. «Сначала лил слезы, просил прощения. А потом подлетел ко мне и начал лупить, вцепился в горло, начал трахею ломать», - Наталия показывает фотографию: ее лицо покрыто синяками, четко видно синее, в фиолетовых кровоподтеках, горло. «Уже воздуха нет, мне плохо, я его толкаю, он отлетает к разделочному столу, хватает нож, пытается меня ударить в шею. Я перехватила руку у самой шеи, порезала палец. Нож у него из руки чудом выдернула и ударила в бок. Я его только остановить хотела, не убить, поэтому ударила не в легкое, не в сердце, - сбивчиво говорит она и теребит край свитера. - Он удара в бок не почувствовал, и я нож сразу выдернула, но ему артерию перебило».
Потом он сполз на пол возле холодильника. Митрофанова с шумом выдыхает: «Ой, я ужас почувствовала. Я ж не убийца. Я еле пережила эти истязания, и вдруг передо мной - хрипящее тело мужа». После этого Наталия сама позвонила с повинной в дежурную часть.
Надо сказать, что когда Наталия уже находилась под стражей в СИЗО, прокуратура района Теплый Стан возбудила дело против Геннадия Митрофанова, отозвав первое постановление и закрыв его задним числом «в связи со смертью подозреваемого». То есть следователи были бы очень рады заняться делом человека, избивавшего свою жену до полусмерти, но, увы, не могли, поскольку он, так уж вышло, умер. И сотрудник следственного отдела по Черемушкинскому району СК при прокуратуре Шинаков сходу вменил Наталии умышленное убийство.
Адвокат Наталии, Олег Авдеев, утверждает, что следствие пошло по пути максимального обвинения. Ни одно из ходатайств защиты следствием удовлетворено не было: ключевых свидетелей не опросили, алкогольную экспертизу провели с нарушением всех возможных норм. Помимо этого сотрудники ОВД отрицали явку Митрофановой с повинной. Информации о том, что Наталия сама позвонила в ОВД и кричала «Приезжайте скорее, я убила мужа», в деле не было. А значит, убийство было спланированным.
Авдеев листает материалы дела: «Наиболее сложно расследуются тяжкие преступления. Здесь смотрят - люди не высокопоставленные, можно обыграть любую позицию, сказать все что угодно. После этого стали шить дело так, чтобы туда не попадали доказательства, ее оправдывающие, а только те, что ее очерняли».
Дело Наталии слушали в декабре 2010 года в Черемушкинском суде. Для судьи Яны Соболевой, как и для всех остальных, фальсификация обвинения была более чем очевидна. 24 декабря 2010 года Митрофанова была признана виновной в убийстве с превышением пределов самообороны. В качестве наказания суд избрал меру пресечения в виде 1 года 4 месяцев лишения свободы. Авдеев считает, что его подзащитной очень повезло: «Соболева не сочла убийство умышленным, и я отговаривал Наталию бороться дальше, боясь, что если она будет настаивать на пересмотре дела, то «мягкую статью» заменят более жесткой». А она сказала, что если нужно, то дойдет и до Страсбурга.
Дело Митрофановой - тяжкое преступление, которое сложно расследовать, но мотив его - бытовой. Например, в экономических делах разбираться всегда сложно: офшоры, документооборот, сложная терминология, финансовые схемы. А в бытовых делах мотив простой, и фабула очевидная, и громким прецедентом оно вряд ли станет. Мысль, которая первой приходит в голову в истории Митрофановой - сама виновата, чего за такого было замуж выходить, - намного сильнее, чем сочувствие даже к невиновной в убийстве женщине. Простота дела работает на руку следователям - они не сильно напрягаются с доказательствами. И именно поэтому - при более-менее адекватном судье и сильном адвокате - есть шанс развалить дело. По словам адвокатов, именно по бытовым делам чаще всего и выносят оправдательные приговоры.
10 июня 2011 года, после года в заключении, Митрофанову полностью оправдали в связи с тем, что она избрала меры защиты, соразмерные посягательству на ее жизнь.
«Эти соглашения - призыв к доносам»
В 2009 году на Совете по развитию гражданского общества и правам человека состоялся любопытный диалог между Дмитрием Медведевым и юристом Марой Поляковой.
#
Полякова: Федеральные судьи боятся выносить оправдательные приговоры, закрывая глаза на дефекты следствия, игнорируют доводы защиты. По данным судебного департамента за 2008 год, лишь 0,8% оправдательных приговоров постановляются судами, из них около 40% отменяются. Как процессуалист я могу сказать, что это все при весьма невысоком качестве следствия. Правосудие в таких случаях приносится в жертву требуемой статистике. Еще больший вред причиняет требуемая статистика в органах внутренних дел. Это очень тревожная ситуация. Думается, что назрела острая необходимость менять критерии оценки их деятельности.
Медведев: Спасибо, Мара Федоровна. Я, честно говоря, единственное не понял из вашего выступления - то ли ослышался, то ли вы так сказали, - сколько, вы сказали, у нас оправдательных приговоров?
Полякова: 0,8%.
Медведев: Я думаю, что это неточная цифра. Я, конечно, проверю, просто мне самому как юристу это любопытно. Я позвоню Председателю Верховного суда.
Полякова: Это по данным судебного департамента.
Медведев: У нас, наверное, немного, но другие цифры назывались, не 0,8%. Я проверю просто, мне самому стало интересно. Потому что это на самом деле очень важный индикатор отношения самих судей к своим обязанностям. Ведь в чем еще проблема? Она иногда психологическая. Оправдательный приговор - это, по сути, противопоставление позиции суда позиции следствия. И на это судье зачастую пойти довольно сложно.
#
Медведев довольно точно уловил психологию судьи и, в отличие от пресс-секретаря Мосгорсуда, допустил возможность следственной ошибки. А вот в судебной арифметике действительно есть некоторая путаница. Простой подсчет приговоров за 2011 год по Москве показывает: районными судами было рассмотрено 35 626 дел, из них 239 подсудимых были оправданы, а 28 963 - осуждены. Получаем чуть больше 0,7% оправдательных приговоров. Но такой подсчет не устраивает Анну Усачеву. По ее мнению, если правильно считать, оправдательных приговоров гораздо больше. Из общего количества дел надо убрать дела, рассматриваемые судьями в особом порядке, потому что в этом случае оправдательный приговор будет скорее исключением (особый порядок - это когда обвиняемый полностью признает свою вину до суда, и суд вправе вынести обвинительный приговор сразу, без судебного следствия). Тогда процент оправдательных приговоров надо высчитывать из 17 680 дел, рассмотренных в обычном порядке разбирательства. Получается - 1,4%. Действительно, совсем другое дело.
С Алисой ТУРОВОЙ, адвокатом бюро «Падва и партнеры», мы встречаемся в буфете Мосгорсуда, где прокуроры степенно пьют чай, а адвокаты едят пирожки. У Туровой - перерыв в судебном заседании. Слушают групповое дело, в котором участь всех подсудимых уже решена: из 17 человек трое признали себя виновными до суда, а еще пятеро подписали так называемое досудебное соглашение, согласно которому не просто признали свою вину, но и согласились активно сотрудничать со следствием и показывать на сообщников. Еще до начала суда было вынесено восемь обвинительных приговоров, и дела слушаются в особом порядке.
«Эти соглашения - призыв к доносам, - чеканит Турова. - Мы ждали, что процедура будет построена по принципу сделки с правосудием в США, но там совершенно другой принцип состязательности сторон, а американские адвокаты обладают более широкими правами, в частности, по сбору доказательств до суда. Они могут нанимать частных детективов, проводить опросы свидетелей и, сравнив свою доказательную базу с обвинительной, приходить к компромиссному варианту. Наши защитники не могут проводить собственного расследования, а обвинение сразу говорит участникам дела: «Так, сдай нам Васю, Петю, Колю, неважно, знаешь ты их или не знаешь, просто покажи хоть на кого-нибудь, и за это мы тебе срок скостим». Таким образом, досудебное соглашение становится механизмом осуждения остальных фигурантов.
В деле фирмы по изготовлению фальшивых регистраций и разрешений на работу, которое сейчас рассматривается в Мосгорсуде, есть молодая подсудимая по имени Валя Кулик. По словам ее адвоката, она к фальшивым документам вообще никакого отношения не имела: «Просто носила бумажки в техническом отделе. Ей даже никто не предлагал досудебное соглашение подписывать, потому что она не знает ничего». Но те, кто подписал, показали на весь технический отдел, и теперь Валя Кулик, которая работала в фирме 9 месяцев, может провести в заключении 5,5 лет.
«Молимся на суд присяжных»
Даже если считать по хитрому методу без дел в особом порядке, общероссийский процент оправданных будет еще ниже, чем в Москве. По последним данным, за первую половину 2011 года российские суды рассмотрели дела в отношении 408 452 человек, из них были оправданы - 4 587 человек, осуждены - 403 865. Выкинув 244 661 дело «в особом порядке» - около 60% - получаем 1,01% оправданных. Для сравнения: по данным Верховного суда штата Вашингтон, в 2011 году суды США рассмотрели 2 448 998 дел, 80% из них рассматривались в особом порядке, по делам, шедшим в обычном порядке, в 18% случаев были вынесены оправдательные приговоры.
Около 95% дел, рассмотренных в обычном порядке, в США слушались судами присяжных. Один из самых эффективных институтов судебной системы, суд присяжных состоит из коллегии заседателей, отобранных по методике случайной выборки. Обычные люди, зачастую без высшего образования, решают судьбу американских обвиняемых по «тяжким» статьям: убийства, изнасилования, похищения. Двенадцать обывателей больше всего боятся осудить невиновного (и отпустить виновного), поэтому вникают во все детали дела с рвением совестливых неофитов. Известны случаи, когда перед вынесением приговора вся коллегия присяжных заседателей шла в церковь - чтобы высшие силы наставили на справедливый путь.
«А мы молимся на суд присяжных», - сетует Мара ПОЛЯКОВА. В 1993 году, когда в России вводили суд присяжных, она работала в Институте Генеральной прокуратуры и помнит, что все тогдашнее руководство прокуратуры в унисон с руководством судебным говорило: «Нельзя вводить такой суд, у нас следователи плохо расследуют дела, и присяжные их будут разваливать». Мара уверена в обратном: «Конечно, качество следствия и в суде присяжных не соответствует тому, что должно быть в идеале, но процент оправдательных приговоров в судах присяжных все-таки ближе к истинному положению дел, чем в судах общей юрисдикции. Поэтому мы так бьемся за то, чтобы расширяли составы дел, по которым участвуют присяжные: это единственный суд, где судьи дотошно разбираются во всех мелочах, не боятся власти и могут оправдать человека по тем делам, где явственно прослеживается политический заказ».
Но набор дел, которые попадают под юрисдикцию суда присяжных, в последние годы не расширяют, а, наоборот, сокращают: присяжные уже не могут рассматривать дела о терроризме, шпионаже и государственной измене, а в конце 2011 года в Государственную думу поступил на рассмотрение законопроект о том, чтобы изъять из их компетенции уголовные дела о бандитизме и организации преступного сообщества.
Число дел, рассматриваемых судами присяжных, составляет 500-600 в год.
«Вступал в отношения сексуального характера с полицейскими»
В коридорах Мосгорсуда - толпа, как в районной поликлинике. Адвокаты судорожно листают дела, подзащитные меряют шагами коридор. В одном из залов с минуты на минуту должны начать рассмотрение кассационной жалобы, поданной адвокатом Андреем Саратовским в защиту Михаила Стукалова. Сам Стукалов, молодой человек 22 лет, одетый в короткую кожаную куртку, джинсы хитрого кроя и ярко-синие кроссовки с меховой отделкой, сидит на железном стуле возле двери. Рядом - худощавый Саратовский, усатый мужчина средних лет в опрятном черном свитере. Это второй суд по делу Михаила: один раз его уже признали виновным, и теперь он в очередной раз надеется на справедливое рассмотрение. Рассказывая о своем деле, Стукалов, студент одного из московских вузов, почти в каждую фразу вставляет слова «фигня, в общем» или «в общем, фигня».
И дело его - в общем, фигня.
13 июня 2011 года Михаил с друзьями пришел в ночной клуб «Какаду», расположенный в городе Зеленограде. Если верить обвинительному заключению, они стали там «выпивать, а также отдыхать».
Выпили, вспоминает Стукалов, на четверых бутылку водки. Из клуба вышли в четыре утра; увидели, как неподалеку от «Какаду» два милиционера избивают неизвестного никому молодого человека - автоматными прикладами по телу. Друг Михаила, Саша Иванов, решил за неизвестного вступиться, после чего был скручен сам.
«Один ударил Сане в голову коленом, я пытался встать между ними, чтобы предотвратить избиение. Я спросил: почему, за что? А другой милиционер схватил меня за шею, и меня тоже начали скручивать, - рассказывает Стукалов. - По пути в участок мне сказали: «Давай 15 тысяч долларов, и мы это дело закрываем». Таких денег у меня нет. Пришла дознаватель, говорит: «Зачем ты милиционера избил?» Я вообще не понял, о чем она. Говорю: «В смысле? Какой милиционер? Я никого не трогал». А потом следователь Александр Вешняков взял с меня подписку о невыезде и сказал, что скоро суд».
Из содержания обвинительного заключения, направленного в конце лета в Зеленоградский суд, следовало, что Стукалов «применил насилие, опасное для жизни и здоровья, в отношении представителя власти. Неожиданно для потерпевшего, сотрудника полиции Есина А.В., он подбежал к последнему, нанес ему не менее одного удара в область головы, после чего, схватив его двумя руками за голову, повалил Есина А.В. на землю, где, удерживая голову последнего своими руками, не менее двух раз ударил его об асфальт». При этом «нецензурно выражался, утверждая, что вступал в отношения сексуального характера с полицейскими, имея в виду не конкретного потерпевшего, а всю полицию Российской Федерации в целом». После этого Стукалов был задержан и доставлен в ОВД «Матушкино». Остаток лета он провел под подпиской о невыезде.
Стукалову грозил срок до 10 лет, если бы не одно но: Михаил вспомнил, что у клуба «Какаду» стояла группа зевак, которые снимали процесс общения с милицией на телефоны. «Дал объявление в «Вконтакте», один паренек откликнулся, сказал, что у него есть все видео, от начала и до конца, и я был просто в шоке от счастья, - вспоминает Стукалов, с виду типичный футбольный болельщик, с бутылкой минералки в руках. - И вот, представьте себе, Зеленоградский суд, 27 сентября. Приносят видеоплеер, мы показываем пленку, судья Олег Гривко сидит смотрит и постоянно орет на этого мента Есина: «Кто наносил вам удары? Где удары?» Видео же не врет. В общем, фигня».
На пленке отчетливо видно, как Стукалова, одетого в бежевые шорты и фиолетовую майку, один из полицейских хватает за шею и пригибает к земле. Затем к делу подключается другой полицейский, и вот уже Михаил лежит и его несколько раз ударяют головой об асфальт, а за кадром кто-то радостно хохочет: «Ты смотри, смотри, как въе…ал!»
Внимательно изучив пленку, суд изменил обвинение: «Стукалов, недовольный действиями сотрудников милиции, стал выкрикивать ругательства в устной форме, и, активно сопротивляясь, стал отталкивать Есина А.В. от себя, осуществляя захваты потерпевшего за различные части тела». Стоит ли говорить, что на пленке ничего этого тоже нет. Стукалов был признан виновным, и суд назначил ему штраф в размере 50 тысяч рублей. В общем, фигня.
Во второй раз в жизни Михаил сидит на скамье подсудимых и опять надеется на справедливый суд. На этот раз Мосгорсуд. Во время темпераментной 10-минутной речи адвоката Саратовского, который просит приговор Зеленоградского суда отменить, а уголовное дело прекратить, прокурор Московской прокуратуры Иван Зайцев, молодой брюнет импозантного вида, все время любуется своим мобильным телефоном, а потом просит оставить приговор без изменения. Суд под председательством Надежды Буяновой постановляет убрать из приговора «активное сопротивление и захваты потерпевшего за различные части тела» и оставляет «ругательства в устной форме». А также - штраф.
Дело Стукалова - потрясающий пример. В нем, судя по всему, не только обвинение сфальсифицировано, но и преступления как такового не было. Доказательства налицо - вот они, сняты на видео. Но суд при всей абсурдности, вместо того чтобы оправдать, упорно называет белое черным, переквалифицирует дело и назначает наказание по максимально возможному минимуму. Асмик Новикова называет этот приговор «суррогатным оправдательным»: «Это такой вариант оправдательного приговора, который вроде бы подходит и нашим, и вашим. Еще бывает, что обвиняемому дают наказание, совпадающее с периодом времени, которое он отсидел до суда в СИЗО. С одной стороны, подсудимого не приговаривают к лишению свободы, отпускают из суда, но и не оправдывают. С другой стороны, прокурор и следователи не выглядят полными идиотами. А значит, наше государство ни в чем не виновато, невиновного не судили, реабилитировать некого, компенсацию выплачивать не надо».
«У нас уже есть один таджик, нам хватит»
Судья Фомин в целом работу Следственного комитета уклончиво называет неудовлетворительной: «Наши органы следствия не раскрывают сложные дела, а раскрывают только то, что явно и элементарно. Молодежь обучена только коррупционным действиям и приносит бог знает какие процессуальные документы. Но - четыре юриста работали, собирали доказательства, которые имеют силу в суде». И получается так: «Суд читает дело - да, куча ошибок. Но мы не можем быть всеохватными, мы не можем отвечать за всю правоохранительную деятельность в стране. В суд дела не приходят пустыми, они приходят с доказательствами, даже если речь идет о делах заказных и сфальсифицированных. Для суда это - доказательства. Вот очная ставка, вот протокол осмотра, все это, может быть, сфальсифицировано, но суд ведь не Господь Бог, чтобы прозревать».
Получается, что российский суд - ширма, прикрывающая огрехи следствия, в которых ему разбираться совсем не с руки. А у следствия нет никакой мотивации для качества, усердия, логики, да и здравого смысла, так как любая его версия в 99% случаев будет принята судом безоговорочно. Но главный парадокс состоит в том, что, с одной стороны, кое-как проведенное следствие и полное приятие его в суде отправляет за решетку невинных людей, а с другой, следствие, проведенное совсем уж безобразно, - единственный шанс выйти из зала суда без наручников.
2010 год, Москва. Летняя ночь. Группа из двух молодых человек и одной девушки ловят машину. Им нужно добраться из одной точки Москвы в другую. Они останавливают частника, таджика Д., который привозит их с улицы Бакинских комиссаров в Митино. Приехав, молодые люди отказываются платить деньги. Один замахивается на таджика, второй достает нож, в ответ водитель вынимает из бардачка отвертку и говорит: «Платите». Ему платят тысячу рублей, а с утра молодые люди пишут заявление в милицию, что таджик Д. на такой-то машине, угрожая им заточкой, ограбил их на тысячу рублей. Довольно быстро милиция находит машину и ее владельца, таджика Ш. С виду все совпадает. Таджика берут под руки, отвозят в КПЗ. При этом он кричит: «Ребята, это моя машина, но в то время меня в ней не было, я отмечал день рождения сестры, в Нагатино, у меня алиби!» Ему говорят: «Вот - твоя машина, ты - таджик, извозом занимаешься». Он настаивает: «Понимаете, на этой машине извозом занимаюсь я и мой товарищ, но он по доверенности ездит. Мы работаем посменно, я днем, а он вечером».
Тем временем друг таджика Ш., таджик Д., узнав о несчастье товарища, приходит в отделение и пишет явку с повинной: да, событие было, и участвовал в нем я, совсем другой таджик. Ему отвечают: «Спасибо тебе, милый человек, но у нас уже есть один таджик, нам хватит».
Алиби таджика Ш. проверять не стали, очную ставку потерпевших не проводили. Таджик Ш. год просидел в судебном изоляторе, в конце 2011 года вышел, получив «отсиженный» срок, и был искренне рад.
Поскольку его, считай, оправдали.
"Большой город", 7 февраля 2012
http://www.bg.ru/article/10037/