Глеб ПАВЛОВСКИЙ о жизни в постоянном кризисе и о стране утопий
Глеб ПАВЛОВСКИЙ, президент Фонда эффективной политики
"Это экономика, дружок"
Слово «кризис» в русском сегодня родное. Оно центральное и в политике, и в экономике, но оно и в бытовой речи известно. У нас уже 20 лет господство этого слова. Кризис впервые пришел к нам как кризис перестройки. Это был 1989-й, а может быть, даже 88-й. С тех пор кризис. Потом не стало государства, потом чуть было не стало еще одного государства.
Сейчас спроси, когда начался кризис, - люди начнут называть разные даты. Эксперты скажут про 2008 год, политические «крейзи» - про приход Путина или арест Ходорковского, извращенные гуманитарии с монархической подкладкой - про 17-й год, мой хороший друг Миша Леонтьев скажет, что проблему создали, когда освободили крестьян. МЫ - ГОСУДАРСТВО, ВОЗНИКШЕЕ ИЗ КАТАСТРОФЫ И ОЧЕНЬ ЭТИМ ДОВОЛЬНОЕ.
МЫ ВРОСЛИ В ЭТОТ ПРОЦЕСС. ВОЗНИКАЕТ ВОПРОС: КТО ЖЕ ЕГО ОБСЛУЖИВАЕТ? Маркса бы этот вопрос ужасно интересовал: КТО ПЛАТИТ ЭТОЙ СТРАНЕ ЗА 20 ЛЕТ ЖИЗНИ В СОСТОЯНИИ КРИЗИСА? Ссылки на нефтегаз не проканали бы, он бы стал искать более значимые основания.
Нет, мы существуем, и очень хорошо. Это экономика, дружок. Экономика извлекает из каждого кризиса определенные ресурсы, которые позволяют ей существовать, организовывать социальные отношения, отношения власти. В нашей стране это происходит за счет именно кризисных механизмов - механизмов создания кризиса или конфликтов внутри кризиса и, самое главное, за счет механизмов страховки от кризиса. Мы - Российская Федерация - гигантское страховое общество по защите от катастроф, причем, что интересно, катастроф прошедших. Мы страхуемся от революций, от гражданской войны, которую видели только в советском кино, от голода, который испытываем, когда пропустили второй полдник, и эти страховки нам с радостью продают. Страховку нам продает государство. Государство начало заниматься этим сознательно и обдуманно с осени 1991 года, даже еще до конца СССР. Называлось это - «нам надо спасти народ от голода и гражданской войны». Это была программа первого правительства Ельцина - Гайдара.
Уже тогда начался ажиотаж вокруг страховок. Моя любимая тема, незабываемая, - бум на рынке стальных дверей в Москве. Одним из видов услуг нашего кооператива «Факт» была подготовка документов для новых кооперативов. Они шли через нас, я это видел, это были кооперативы на создание в основном железных дверей: стальные, пуленепробиваемые, выдерживающие прямое попадание пушки «Большая Берта», двойные, тройные двери с израильским замком, с французскими укрепляющими накладками, с титановыми вставками. Люди ставили эти двери, хотя ровно никто их не штурмовал и не собирался. Не говоря уже о том, что стены при этом от соседей можно было пробить ногой.
Какие из кризисов были естественные или искусственные, трудно сказать, да и что такое искусственный кризис? Он не управляется солнечными циклами. Но РИСКИ У НАС ВСЕ ВРЕМЯ РАСТУТ. ГОСУДАРСТВО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НАКОПИТЕЛЯ РИСКОВ С ЦЕЛЬЮ ПРОДАЖИ ВАМ СТРАХОВОК ОТ УЖЕ ПРОШЕДШИХ КРИЗИСОВ. Вас могут застраховать, например, от дефолта. Кстати, от чего страхует наша власть? От «оранжевой революции», от повторения 91-го года - у вас есть гарантия, что в Лужниках не будет собран митинг в 100 тысяч человек и Немцову не удастся чудесным образом превратить 50 своих сторонников в 150 тысяч. Эта страховка у нас есть.
ГОСУДАРСТВО - МОНОПОЛИСТ НАСИЛИЯ. Оно исключает любое насилие, кроме чужого. Наше государство поощряет другое насилие, но встраивает его в свои системы власти. Оно ограничивает эти системы, но когда те уже встроены. Кущевская станица недостаточно продумана в качестве модели. Там ведь произошла «оранжевая революция» - революция сверху, то, о чем мечтают все либералы. Свалилась из Москвы команда, арестовала кучу народу, из которого часть приходится сейчас выпускать, потому что они невиновны, сменила начальство, началась новая жизнь. И у людей исчезло представление о том, что они могут делать. Парадокс - убийцы, насильники в тюрьме, а в станице страшно, непонятно, как быть. Ничего, скоро придут какие-то новые виды насилия, наше ГОСУДАРСТВО ИСПОЛЬЗУЕТ РЫНОЧНЫЕ МЕХАНИЗМЫ КАК ИНСТРУМЕНТЫ ДОБАВОЧНОГО СОЗДАНИЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ, ТО ЕСТЬ РИСКОВ. А ПОТОМ ВАС СТРАХУЮТ ОТ ЭТИХ РИСКОВ.
А на мировом рынке стоит тощий мальчик с ведерком и баллончиком - ведерко нефти и баллончик с газом. На мировом рынке нас нет. Наша экономика отделена от капитализма, но РИСКИ, КОТОРЫЕ ОНА НАКАПЛИВАЕТ, - ЭТО И РИСКИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ, И ГЛОБАЛЬНЫЕ РИСКИ, И ВНУТРЕННИЕ РИСКИ.
Поэтому мы - самые азартные игроки в мире. Мы более азартны, чем Баффет, Сорос и даже исландские пенсионеры, которые вкладывали деньги в полностью лопнувшие банки. Потому что наше государство застраховано от всего, что произошло в прошлом.
"Взгляд", 06.09.2011
http://vz.ru/opinions/2011/9/6/520318.html
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Колючки вокруг утопий
Год 20-летия конца Советского Союза будет постоянно омываться слезами по советской утопии. Как правило, слезы будут лицемерные, разбавленные сильно, жидковатые. Потому что большинство плачущих знают эту советскую утопию понаслышке и не очень ею болеют.
На самом деле Россия последних 20 лет перегружена утопиями, это утопическая страна. Она возникла как якобы возвращающаяся к прерванному в 1917 году движению по пути цивилизованных наций. При этом еще тогда же присутствовала такая причмокивающая мечта о барских усадьбах, о чае со свежей малиной... булочки, гимназистки. И мечта, чтобы что-то прибавилось к стандарту, который сохранится. Стандарт рухнул, ничто не вернулось. А все, кто хотел хрустящих булочек и гимназисток, получили, что хотели, не так уж дорого, но за «баксы». А страна сформировалась вокруг утопии, которая провалилась достаточно быстро - антиреволюционная, антикоммунистическая утопия провалилась в первые же 3-5 лет. Но, как ни странно, не исчезла, а продолжилась и даже обновилась в конце 90-х годов с приходом Путина, который дал более простую, ясную, рациональную концепцию этой утопии. Не будет ни революции, ни контрреволюции. Не будем разыскивать ни чекистских палачей, ни собирать полки белых витязей.
Мы пресытились прошлым. Хватит, мы не хотим в нем копаться. Прошлого нет. Его нет, а мы здесь, мы живы. Жертвы похоронены, желающие могут их оплакивать. Эта линия антисоветской утопии воплотилась в формы нового режима Владимира Путина и сохраняется по сей день. Попытки осложнить ее, объявив Сталина великим управленцем, или объявить новый этап борьбы со сталинизмом - еще большая глупость, потому что антисталинизм уже присутствует в высокой степени во всех слоях народа. Тех, кто читает русскую литературу XX века. Антисталинизм как запрет государства вмешиваться в дела - это низовой антисталинизм. Антисталинизм правящего класса как запрет сажать бюрократов - это мощная сила. Но зачем пристраивать к ней еще один вагончик. Существует эта линия.
Существует и тревожная историческая утопия - мы ведь самые несчастные. Мы самая великая страна, потому что мы самые несчастные и пострадали больше всех. Больше Китая, больше всех американских стран, мы самая страдающая страна. Это очень популярная, очень массовая утопия. Как только вы попытаетесь это оспорить в Сети, например, вы это почувствуете. «Мы не самые несчастные». - «Ах, мы не самые несчастные!»
В нашей исторической утопии строго заложена идея компенсации. Причем не в тех жалких формах, в которых компенсировали в Польше, например, жертвам тоталитаризма их обиды, в злотых, нет, мы хотим чего-то большего, чего-то невыразимого, что одновременно и возвысит нас, и избавит нас от ответственности, ну и приплатит.
Ну и есть утопия невмешательства, которая говорит, что свобода там, где в наши дела не лезут, но при этом наши дела защищены. Утопия сильно пьющего игрока в казино, который все играет и играет, все остальные отвалились, ушли, вышли из игры, а он все играет. Это самая массовая утопия.
Россия - страна, перегруженная утопиями, каждую из которых охраняют полчища охранников. На весь тоталитарный Советский Союз, где в лучшие времена сидели 6-7 млн человек, было 300 тысяч охраны. У нас в 10 раз больше. Это о чем-то говорит. Значит, у нас значительно больше колючки, запретов, чем было в сталинское, военное время. Где эти колючки? Вокруг утопий.
"Взгляд", 08.06.2011
http://www.vz.ru/opinions/2011/6/8/498016.html
"Это экономика, дружок"
Слово «кризис» в русском сегодня родное. Оно центральное и в политике, и в экономике, но оно и в бытовой речи известно. У нас уже 20 лет господство этого слова. Кризис впервые пришел к нам как кризис перестройки. Это был 1989-й, а может быть, даже 88-й. С тех пор кризис. Потом не стало государства, потом чуть было не стало еще одного государства.
Сейчас спроси, когда начался кризис, - люди начнут называть разные даты. Эксперты скажут про 2008 год, политические «крейзи» - про приход Путина или арест Ходорковского, извращенные гуманитарии с монархической подкладкой - про 17-й год, мой хороший друг Миша Леонтьев скажет, что проблему создали, когда освободили крестьян. МЫ - ГОСУДАРСТВО, ВОЗНИКШЕЕ ИЗ КАТАСТРОФЫ И ОЧЕНЬ ЭТИМ ДОВОЛЬНОЕ.
МЫ ВРОСЛИ В ЭТОТ ПРОЦЕСС. ВОЗНИКАЕТ ВОПРОС: КТО ЖЕ ЕГО ОБСЛУЖИВАЕТ? Маркса бы этот вопрос ужасно интересовал: КТО ПЛАТИТ ЭТОЙ СТРАНЕ ЗА 20 ЛЕТ ЖИЗНИ В СОСТОЯНИИ КРИЗИСА? Ссылки на нефтегаз не проканали бы, он бы стал искать более значимые основания.
Нет, мы существуем, и очень хорошо. Это экономика, дружок. Экономика извлекает из каждого кризиса определенные ресурсы, которые позволяют ей существовать, организовывать социальные отношения, отношения власти. В нашей стране это происходит за счет именно кризисных механизмов - механизмов создания кризиса или конфликтов внутри кризиса и, самое главное, за счет механизмов страховки от кризиса. Мы - Российская Федерация - гигантское страховое общество по защите от катастроф, причем, что интересно, катастроф прошедших. Мы страхуемся от революций, от гражданской войны, которую видели только в советском кино, от голода, который испытываем, когда пропустили второй полдник, и эти страховки нам с радостью продают. Страховку нам продает государство. Государство начало заниматься этим сознательно и обдуманно с осени 1991 года, даже еще до конца СССР. Называлось это - «нам надо спасти народ от голода и гражданской войны». Это была программа первого правительства Ельцина - Гайдара.
Уже тогда начался ажиотаж вокруг страховок. Моя любимая тема, незабываемая, - бум на рынке стальных дверей в Москве. Одним из видов услуг нашего кооператива «Факт» была подготовка документов для новых кооперативов. Они шли через нас, я это видел, это были кооперативы на создание в основном железных дверей: стальные, пуленепробиваемые, выдерживающие прямое попадание пушки «Большая Берта», двойные, тройные двери с израильским замком, с французскими укрепляющими накладками, с титановыми вставками. Люди ставили эти двери, хотя ровно никто их не штурмовал и не собирался. Не говоря уже о том, что стены при этом от соседей можно было пробить ногой.
Какие из кризисов были естественные или искусственные, трудно сказать, да и что такое искусственный кризис? Он не управляется солнечными циклами. Но РИСКИ У НАС ВСЕ ВРЕМЯ РАСТУТ. ГОСУДАРСТВО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НАКОПИТЕЛЯ РИСКОВ С ЦЕЛЬЮ ПРОДАЖИ ВАМ СТРАХОВОК ОТ УЖЕ ПРОШЕДШИХ КРИЗИСОВ. Вас могут застраховать, например, от дефолта. Кстати, от чего страхует наша власть? От «оранжевой революции», от повторения 91-го года - у вас есть гарантия, что в Лужниках не будет собран митинг в 100 тысяч человек и Немцову не удастся чудесным образом превратить 50 своих сторонников в 150 тысяч. Эта страховка у нас есть.
ГОСУДАРСТВО - МОНОПОЛИСТ НАСИЛИЯ. Оно исключает любое насилие, кроме чужого. Наше государство поощряет другое насилие, но встраивает его в свои системы власти. Оно ограничивает эти системы, но когда те уже встроены. Кущевская станица недостаточно продумана в качестве модели. Там ведь произошла «оранжевая революция» - революция сверху, то, о чем мечтают все либералы. Свалилась из Москвы команда, арестовала кучу народу, из которого часть приходится сейчас выпускать, потому что они невиновны, сменила начальство, началась новая жизнь. И у людей исчезло представление о том, что они могут делать. Парадокс - убийцы, насильники в тюрьме, а в станице страшно, непонятно, как быть. Ничего, скоро придут какие-то новые виды насилия, наше ГОСУДАРСТВО ИСПОЛЬЗУЕТ РЫНОЧНЫЕ МЕХАНИЗМЫ КАК ИНСТРУМЕНТЫ ДОБАВОЧНОГО СОЗДАНИЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ, ТО ЕСТЬ РИСКОВ. А ПОТОМ ВАС СТРАХУЮТ ОТ ЭТИХ РИСКОВ.
А на мировом рынке стоит тощий мальчик с ведерком и баллончиком - ведерко нефти и баллончик с газом. На мировом рынке нас нет. Наша экономика отделена от капитализма, но РИСКИ, КОТОРЫЕ ОНА НАКАПЛИВАЕТ, - ЭТО И РИСКИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ, И ГЛОБАЛЬНЫЕ РИСКИ, И ВНУТРЕННИЕ РИСКИ.
Поэтому мы - самые азартные игроки в мире. Мы более азартны, чем Баффет, Сорос и даже исландские пенсионеры, которые вкладывали деньги в полностью лопнувшие банки. Потому что наше государство застраховано от всего, что произошло в прошлом.
"Взгляд", 06.09.2011
http://vz.ru/opinions/2011/9/6/520318.html
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Колючки вокруг утопий
Год 20-летия конца Советского Союза будет постоянно омываться слезами по советской утопии. Как правило, слезы будут лицемерные, разбавленные сильно, жидковатые. Потому что большинство плачущих знают эту советскую утопию понаслышке и не очень ею болеют.
На самом деле Россия последних 20 лет перегружена утопиями, это утопическая страна. Она возникла как якобы возвращающаяся к прерванному в 1917 году движению по пути цивилизованных наций. При этом еще тогда же присутствовала такая причмокивающая мечта о барских усадьбах, о чае со свежей малиной... булочки, гимназистки. И мечта, чтобы что-то прибавилось к стандарту, который сохранится. Стандарт рухнул, ничто не вернулось. А все, кто хотел хрустящих булочек и гимназисток, получили, что хотели, не так уж дорого, но за «баксы». А страна сформировалась вокруг утопии, которая провалилась достаточно быстро - антиреволюционная, антикоммунистическая утопия провалилась в первые же 3-5 лет. Но, как ни странно, не исчезла, а продолжилась и даже обновилась в конце 90-х годов с приходом Путина, который дал более простую, ясную, рациональную концепцию этой утопии. Не будет ни революции, ни контрреволюции. Не будем разыскивать ни чекистских палачей, ни собирать полки белых витязей.
Мы пресытились прошлым. Хватит, мы не хотим в нем копаться. Прошлого нет. Его нет, а мы здесь, мы живы. Жертвы похоронены, желающие могут их оплакивать. Эта линия антисоветской утопии воплотилась в формы нового режима Владимира Путина и сохраняется по сей день. Попытки осложнить ее, объявив Сталина великим управленцем, или объявить новый этап борьбы со сталинизмом - еще большая глупость, потому что антисталинизм уже присутствует в высокой степени во всех слоях народа. Тех, кто читает русскую литературу XX века. Антисталинизм как запрет государства вмешиваться в дела - это низовой антисталинизм. Антисталинизм правящего класса как запрет сажать бюрократов - это мощная сила. Но зачем пристраивать к ней еще один вагончик. Существует эта линия.
Существует и тревожная историческая утопия - мы ведь самые несчастные. Мы самая великая страна, потому что мы самые несчастные и пострадали больше всех. Больше Китая, больше всех американских стран, мы самая страдающая страна. Это очень популярная, очень массовая утопия. Как только вы попытаетесь это оспорить в Сети, например, вы это почувствуете. «Мы не самые несчастные». - «Ах, мы не самые несчастные!»
В нашей исторической утопии строго заложена идея компенсации. Причем не в тех жалких формах, в которых компенсировали в Польше, например, жертвам тоталитаризма их обиды, в злотых, нет, мы хотим чего-то большего, чего-то невыразимого, что одновременно и возвысит нас, и избавит нас от ответственности, ну и приплатит.
Ну и есть утопия невмешательства, которая говорит, что свобода там, где в наши дела не лезут, но при этом наши дела защищены. Утопия сильно пьющего игрока в казино, который все играет и играет, все остальные отвалились, ушли, вышли из игры, а он все играет. Это самая массовая утопия.
Россия - страна, перегруженная утопиями, каждую из которых охраняют полчища охранников. На весь тоталитарный Советский Союз, где в лучшие времена сидели 6-7 млн человек, было 300 тысяч охраны. У нас в 10 раз больше. Это о чем-то говорит. Значит, у нас значительно больше колючки, запретов, чем было в сталинское, военное время. Где эти колючки? Вокруг утопий.
"Взгляд", 08.06.2011
http://www.vz.ru/opinions/2011/6/8/498016.html