Телекритик Слава ТАРОЩИНА: Здесь и сейчас даже простое называние вещей своими именами - уже поступок
Леонид Парфенов: «Но надо хоть назвать вещи своими именами»
Лучшему телеведущему не дают вести информационные программы, и тогда он все сказал прямым текстом
Читая «по бумажке», Леонид Парфенов дает понять: его речь - не экспромт, не эмоции, а заранее сформулированная позиция
Речь Леонида Парфенова на вручении первой премии имени Влада Листьева - это вопль отчаяния человека, который принял некое важное для себя решение. Утром он берет в больнице интервью у Олега Кашина, а вечером произносит в присутствии первых телевизионных лиц слова, от которых данные лица моментально каменеют. Ведь ничто не предвещало взрыва. Благостный премиальный сюжет развивался по канонам жанра. Лауреат ритуально благодарил всех, кого положено в таких случаях благодарить. Но вдруг ближе к финалу он дрожащей рукой вытаскивает из кармана пиджака листок бумаги и начинает читать…
Разумеется, всё, о чем говорил Парфенов, сидящие в студии люди знают особенно хорошо, так как именно они, руководители каналов и трендов, регулярно подменяют информацию о стране информацией о власти в приятном ей, власти, формате. Более того, современное ТВ настолько пропитано ядом цинизма и двоемыслия, что и сама новая премия - штука достаточно амбивалентная. Она будет вручаться тому, кто наиболее полно воплотит на экране творческие принципы Листьева. Каковые, заметим, не менее амбивалентны, чем сама премия. В принципах запутался даже лауреат. Сначала он, цитируя Листьева, рассуждал о том, что на ТВ главное - успех или неуспех, а затем решился на правду, уж точно не гарантирующую успех.
Впрочем, речь не о контексте, а о белой бумажке, поделившей жизнь Парфенова на две части. Как бы ни сложилась его судьба, он свой внутренний выбор сделал. Потому что здесь и сейчас даже простое называние вещей своими именами - уже поступок. Удачливый светский господин, олицетворяющий стиль и моду во всем, более не хочет оставаться чужой витриной. Потому что слишком талантлив, художественно одарен, слишком чувствителен. Потому что лучше других понимает: долгожданный новый проект «Какие наши годы!», если судить по первому выпуску, - начало деградации, за которой пустота.
Я много писала о Парфенове, журналисте сколь даровитом, столь и склонным к компромиссам. ЧЕМ БОЛЬШЕ ОН СКЛОНЯЛСЯ К РАЗНООБРАЗНЫМ КОМПРОМИССАМ, ТЕМ БОЛЕЕ ПОВЕРХНОСТНЫМИ СТАНОВИЛИСЬ ПЕРЕДАЧИ. ЕГО ТВОРЧЕСКАЯ СУДЬБА - ПРИГОВОР СИСТЕМЕ, СНАЧАЛА ВЫБРАСЫВАЮЩЕЙ ЗА БОРТ ЛУЧШИХ, А ЗАТЕМ ЗАСТАВЛЯЮЩЕЙ ЭТИХ ЛУЧШИХ ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ К ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ. НО СО ВРЕМЕНЕМ ВЫЯСНЯЕТСЯ ГЛАВНОЕ: С НАЧАЛЬСТВОМ ДОГОВОРИТЬСЯ МОЖНО, А С СОБОЮ - НЕ ВСЕГДА. Данный не в вечное пользование дар мстит за обман. «Я сам никакой не борец», - говорил Парфенов в своей речи. И это правда. Он просто порядочный человек, который больше не хочет закрывать глаза на окружающий его мир. Такое публичное прозрение дорогого стоит.
Закончив речь, лауреат нетвердой походкой направился к своему столику. В зале зазвучали аплодисменты, но казалось, что воцарилась какая-то мертвящая тишина. И только жена Елена Чекалова (кстати, ведущая лучшего кулинарного телешоу «Счастье есть!») радовалась происходящему и нежно поцеловала мужа.
Не знаю, как дальше сложится карьера Парфенова. Но знаю, что к нему вернулась внутренняя гармония, которая дороже любой карьеры.
* * *
«Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты «Коммерсантъ» вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность - ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской. И еще.
До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один Андрей Лошак, да и тот весь вышел - в интернет.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в 2000-е годы в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне - произошло огосударствление «федеральной» телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроения, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова. И, конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица - не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании - попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?
Это снова пример из «Коммерсанта» - порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно-оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету «Ведомости» спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов - в том числе по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего. Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75%. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений. Замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего. Притом, что у аудитории явно востребованы и другие мнения: какой фурор вызвало почти единственное исключение - показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР. Когда репортажи подменяет протокольная съемка «встреча в Кремле», текст содержит «интонационную поддержку», когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости - повторения того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов - на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.
Проработав только в «Останкине» или для «Останкина» 24 года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хоть назвать вещи своими именами. За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден, это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: чего ящик включать, его не для меня делают!
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: ну, побили, подумаешь! Мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор? Миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели».
"Новая газета" № 134 от 29 ноября 2010 г.
http://www.novayagazeta.ru/data/2010/134/16.html
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Лучшему телеведущему не дают вести информационные программы, и тогда он все сказал прямым текстом
Читая «по бумажке», Леонид Парфенов дает понять: его речь - не экспромт, не эмоции, а заранее сформулированная позиция
Речь Леонида Парфенова на вручении первой премии имени Влада Листьева - это вопль отчаяния человека, который принял некое важное для себя решение. Утром он берет в больнице интервью у Олега Кашина, а вечером произносит в присутствии первых телевизионных лиц слова, от которых данные лица моментально каменеют. Ведь ничто не предвещало взрыва. Благостный премиальный сюжет развивался по канонам жанра. Лауреат ритуально благодарил всех, кого положено в таких случаях благодарить. Но вдруг ближе к финалу он дрожащей рукой вытаскивает из кармана пиджака листок бумаги и начинает читать…
Разумеется, всё, о чем говорил Парфенов, сидящие в студии люди знают особенно хорошо, так как именно они, руководители каналов и трендов, регулярно подменяют информацию о стране информацией о власти в приятном ей, власти, формате. Более того, современное ТВ настолько пропитано ядом цинизма и двоемыслия, что и сама новая премия - штука достаточно амбивалентная. Она будет вручаться тому, кто наиболее полно воплотит на экране творческие принципы Листьева. Каковые, заметим, не менее амбивалентны, чем сама премия. В принципах запутался даже лауреат. Сначала он, цитируя Листьева, рассуждал о том, что на ТВ главное - успех или неуспех, а затем решился на правду, уж точно не гарантирующую успех.
Впрочем, речь не о контексте, а о белой бумажке, поделившей жизнь Парфенова на две части. Как бы ни сложилась его судьба, он свой внутренний выбор сделал. Потому что здесь и сейчас даже простое называние вещей своими именами - уже поступок. Удачливый светский господин, олицетворяющий стиль и моду во всем, более не хочет оставаться чужой витриной. Потому что слишком талантлив, художественно одарен, слишком чувствителен. Потому что лучше других понимает: долгожданный новый проект «Какие наши годы!», если судить по первому выпуску, - начало деградации, за которой пустота.
Я много писала о Парфенове, журналисте сколь даровитом, столь и склонным к компромиссам. ЧЕМ БОЛЬШЕ ОН СКЛОНЯЛСЯ К РАЗНООБРАЗНЫМ КОМПРОМИССАМ, ТЕМ БОЛЕЕ ПОВЕРХНОСТНЫМИ СТАНОВИЛИСЬ ПЕРЕДАЧИ. ЕГО ТВОРЧЕСКАЯ СУДЬБА - ПРИГОВОР СИСТЕМЕ, СНАЧАЛА ВЫБРАСЫВАЮЩЕЙ ЗА БОРТ ЛУЧШИХ, А ЗАТЕМ ЗАСТАВЛЯЮЩЕЙ ЭТИХ ЛУЧШИХ ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ К ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ. НО СО ВРЕМЕНЕМ ВЫЯСНЯЕТСЯ ГЛАВНОЕ: С НАЧАЛЬСТВОМ ДОГОВОРИТЬСЯ МОЖНО, А С СОБОЮ - НЕ ВСЕГДА. Данный не в вечное пользование дар мстит за обман. «Я сам никакой не борец», - говорил Парфенов в своей речи. И это правда. Он просто порядочный человек, который больше не хочет закрывать глаза на окружающий его мир. Такое публичное прозрение дорогого стоит.
Закончив речь, лауреат нетвердой походкой направился к своему столику. В зале зазвучали аплодисменты, но казалось, что воцарилась какая-то мертвящая тишина. И только жена Елена Чекалова (кстати, ведущая лучшего кулинарного телешоу «Счастье есть!») радовалась происходящему и нежно поцеловала мужа.
Не знаю, как дальше сложится карьера Парфенова. Но знаю, что к нему вернулась внутренняя гармония, которая дороже любой карьеры.
* * *
«Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты «Коммерсантъ» вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность - ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской. И еще.
До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один Андрей Лошак, да и тот весь вышел - в интернет.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в 2000-е годы в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне - произошло огосударствление «федеральной» телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроения, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова. И, конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица - не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании - попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?
Это снова пример из «Коммерсанта» - порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно-оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету «Ведомости» спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов - в том числе по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего. Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75%. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений. Замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником: о ней только хорошо или ничего. Притом, что у аудитории явно востребованы и другие мнения: какой фурор вызвало почти единственное исключение - показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР. Когда репортажи подменяет протокольная съемка «встреча в Кремле», текст содержит «интонационную поддержку», когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости - повторения того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов - на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.
Проработав только в «Останкине» или для «Останкина» 24 года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хоть назвать вещи своими именами. За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден, это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: чего ящик включать, его не для меня делают!
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: ну, побили, подумаешь! Мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор? Миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели».
"Новая газета" № 134 от 29 ноября 2010 г.
http://www.novayagazeta.ru/data/2010/134/16.html
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.