Duty Free. Бульвар Норман Мэнли
Оригинал взят у dmitrypastushok в Duty Free. Бульвар Норман Мэнли
Бульвар Норман Мэнли
Я пришел в себя, когда мне было двадцать семь лет.
Когда я проснулся в первый раз в своей жизни, мне еще и дня не стукнуло, а Роберт Марли уже доживал свои последние годы, мучаясь от разрастающейся раковой опухоли и отказываясь от помощи докторов. Он уже видел перед собой туманное утро, о котором раньше вспоминал только в своих песнях. Да и то, звучало это совсем не уныло, и мыслей о смерти не вызывало.
Мне еще и дня не стукнуло, а Боб уже успел повидать тысячи ямайских закатов, выкурить мешок жирных, как червяки, косячков и записать несколько платиновых дисков.
К своим двадцати семи годам я не сделал ровным счетом ничего.
На Ямайку я прилетел два месяца назад из Майами.
В аэропорту висели плакаты, на них были изображены негры - не самый удивительный факт, конечно, на этой гребаной Ямайке вообще почти все негры. Так вот, чуваки на фотографиях скалили зубы и сообщали, что их страна - родина самых быстрых людей планеты Земля.
Служащий попросил мой паспорт. Белки глаз у него были совсем не белыми, а красными от ганджубаса. С минуту посмотрев на первую страницу, он встал из-за стола и махнул рукой в сторону кабинета. Я оказался в комнате, в которой вместо окон на всех четырех стенах висели карты Ямайки. Пограничник куда-то исчез с документами. Я сел на стул и начал рассматривать остров. Джунгли на западе, горы на востоке. Вокруг море. Если идти пешком, то за несколько дней можно пересечь всю страну.
Вошел негр, мягкими шагами приблизился ко мне и вкрадчиво прошептал:
- Деньги… - для убедительности он пошевелил такими же пухлыми, как его губы, пальцами.
- Сколько?
- Двадцать баксов.
Снова открылась дверь, и жирная тетка в затертой униформе и с котелком дредов на голове вынесла мой паспорт с готовой трехмесячной визой.
Я пошел к выходу из аэропорта. За углом в следующем зале сидели трое мужиков, и играли на гитарах и барабане. Вокалист был без обуви, зато с маленьким слуховым аппаратом.
На улице пекло, как в аду. Белых я почти не видел. Чуть ли не каждый из служащих аэропорта, будь-то грузчик или офицер полиции, напоминал растамана из голливудского фильма.
У входа меня сразу выловил тощий чувак на ходулях, он немного заикался, когда впаривал мне бумажный браслетик, по которому я мог получить бесплатный коктейль в баре в городке Негрил. Туда-то я и ехал.
Пока заика меня обрабатывал, приземлилось несколько самолетов. Я плюнул на асфальт, слюна тут же испарилась.
Я стоял на месте и никуда не спешил. Поговорив с десятком ямайцев, которые ошибочно заприметили во мне потенциального покупателя всякого местного говна, я вышел к стоянке и нашел нужный автобус. Водитель слушал музыку - мне понравилось.
- Это Мавадо, - сказал он.
- Очень четко, чувак.
- Yamaaan! Respect! - протянул водила.
Я начинал врубаться в Ямайку.
Уже вторую неделю я валялся на пляже в Негриле. Негрил - это такая деревня, с уймой дешевеньких гостиниц и длинным пляжем, усеянным пальмами и продавцами разнообразной хуйни. Никакой главной улицы или бульваров, никаких магазинов, дикое место для диких людей.
За все это время я ни разу не надевал носки и ни разу не мыл голову с шампунем. Это было мне по душе. Я просыпался часов в двенадцать, ворочал языком по пересохшему рту, цеплял на нос солнцезащитные очки, вываливался из своего бунгало и шел в бар на пляже. Там на завтрак подавали коктейли «Грязный банан» и «Грязный ямаец», от них меня срубало, и я засыпал прямо на столе. Бармен выключал звук на старом телевизоре и отправлялся отдыхать к себе в подсобку. Кроме меня и бармена больше никого не было.
Иногда я купался, чаще ночью. Когда мне надоедало разговаривать с собакой и крабами, я тушил косяк, клал его на шлепанец и лез в теплую воду, спасаясь от съедающих мои ноги насекомых.
Днем пляж напоминал картинку из журнала - белый песок, бирюзовая вода, старые шезлонги. Я раздвигал пальмовые листья и с головой нырял в открытку. Чтобы почувствовать, что ты в море, нужно было шевелить руками. На нашем пляже никто не устраивал энергичных заплывов, это же Ямайка, плавают здесь иначе: по пояс заходят в воду, сгибают ноги в коленях, да так и сидят, чтоб только голова торчала на поверхности.
На берегу ко мне пристал долговязый мужик и предложил купить у него плетеные корзинки, у него были адски оттопырены уши, как у чебурашки. Но отказался я не поэтому, просто мне реально не уперлись эти сраные корзинки.
Тогда он спросил:
- Ты куришь? Нюхаешь? Нужна девочка?
С такими вопросами ко мне уже подвалило человек сто. У первого из них я за двадцать баксов сторговал целый пакет неплохой шмали, которая правда уже закончилась.
Торговцам было абсолютно насрать, что я отвечал. Они совали мне в руки свертки с травой, приговаривая, что это подарок, а за деньгами они придут завтра. Я выкидывал траву, говорил, что завтра приходить не нужно.
Чуваку с корзинками я жестом показал, что покурил бы. Он кивнул и убежал за товаром.
Я сел на шезлонг и стал вертеть в руках корзинки, ожидая ямайца. Минут через пять он вернулся, при этом на хвосте у него висело двое пройдох, которые тут же попытались впарить мне еще один пакет травы и деревянную жабу. Я сказал, что траву я уже купил, а жаба мне нахуй не нужна.
Рядом за стойкой нашего бара на пляже сидели трое полицейских. У каждого из них был смешной корсет, к которому крепилась кобура. Все трое потягивали пиво и смотрели клипы Майкла Джексона. Хотя трава на Ямайке и вне закона, до барыг им не было никакого дела. Зато позже один из них научил меня ловить здоровых крабов голыми руками.
Я попросил их сфотографировать меня с ушастым. Полицейские не отреагировали на мою просьбу.
Мимо проходил белый чувак, он устало волочил ноги, как будто дул уже с самого утра. Белых тут в это время года мало, так что я помахал ему рукой:
- Yaman! Сфотографируй меня с этим мужиком.
Барыга схватил самую большую корзину и сунул мне ее в руки. Себе тоже взял одну.
- Так будет круче, - пояснил он. - Я же мастер, я с гор, а это - мои корзинки.
- Так, это… Правее… А ты чуть-чуть повернись… Нет… Бля, ну еб твою…
Так я познакомился со Славой, вторым русским в нашей деревне.
Слава был загорелым бугаем, которого на Ямайке все принимали за итальянца. Когда мы говорили растаманам-таксистам, что приехали из России, в их голосе слышалось легкое недопонимание:
- Russia? Oh, fuck! Mother fucker, are you serious? Russians? Oh, fuck sake…
Слава провел здесь уже около года, работая в ночных клубах барменом. Жил он в Монтего Бэй, в сотне километров от Негрила, сюда приезжал «развеяться от трудовых будней».
- Какой сегодня день? - спрашивал я его.
- Не знаю, но вроде бы уже лето, - отвечал он.
Единственной достопримечательностью Негрила был маяк. Поднявшись по ржавой винтовой лестнице, можно было посидеть на открытой площадке наверху. Я любил курить там. После пары напасов мне казалось, что море впереди и горы за моей спиной захлопываются, как книжка. Я на четвереньках полз к лестнице и скатывался вниз.
Мы пили пиво на скале около маяка и рассматривали закат через донышко бутылки. Ред Страйп проваливался в желудок и урчал там.
По дороге брел морщинистый, как шарпей, дедуля и катил за собой велосипед. Он поравнялся с нами и смерил каждого взглядом.
- Yaman! Respect! - сказал ему Слава.
На шее у старика болтался платок в виде американского флага, на глазах темные очки в белой пластмассовой оправе.
- Yaman, - сказал дед. - Я - сувенир-мэн. Я делаю сувениры, парни. Очень дешевые, хорошие сувениры.
- А есть у тебя, чувак, деревянная лошадь? - Слава выкинул бутылку в кусты. - Ну, конь, такой, из дерева? Мне нужна лошадь, короче.
- Лошадь? Конечно, есть, - радостно ответил дед. Он полез в карман джинсов и выудил оттуда горсть браслетов из бисера. - Вот!
- Эй, чувак, это же хуйня, а не лошадь.
- Эээ, блядь, парни, я - сувенир-мэн…
- Ладно, хуй с тобой - я сунул ему пятьдесят центов.
Дед поводил жалом и покатил свой велосипед дальше.
Мы решили слетать в Штаты. Купили билеты, и теперь пропивали оставшееся бабло в Рик’с Кафе. Там мы случайно сняли двух официанток, засветив последние пятьдесят баксов, и пригласили их прогуляться с нами после работы. Прыгнув в такси, мы довезли девчонок до дома, который прятался в смрадных дебрях деревни. Они сказали, что им типа надо переодеться.
Слава сел под пальму у калитки и раскурил косяк. Еще немного и он превратится в аборигена.
Вышли официантки, и мы поехали на пляж.
Там в баре никого не было. Бармен широко улыбался и мастерил коктейли, рядом на песке сидел музыкант и играл песни Боба.
I hope you like jammin’ too…
В гитаре не хватало одной струны.
Коктейли надоели, и телки потащили нас купаться.
Слава увел свою подругу в ночь, уверенно держа ее за локоть. Я сел на песок и сказал своей девчонке, что придется плавать голыми, потому что на нашем пляже так принято. Она просто стянула с себя всю одежду и кинула на песок.
Море было теплым. Мы плавали по-ямайски - согнули ноги в коленях и сидели по шею в воде. Когда плавать надоело, я отнес ее на берег, положил ее на одежду, а сам лег сверху.
На нашем пляже так тоже было принято.
Она тихо растворилась в ночи, когда я уснул.
Следующим вечером нам со Славой снова захотелось вырубить секса, и мы пошли пешком рассекать по деревне. Из-под ног у нас выскакивали курицы, фонари светили плохо. В темноте вдоль дороги кучковались негры и недоуменно на нас посматривали. Чем дальше мы врубались в Негрил, тем быстрее недоумение сменялось хищными взглядами. Неожиданно, а в темноте негров действительно ни черта не видно, перед нами возникал очередной ямаец и спрашивал, какого черта мы тут забыли. Точной дороги ни я, ни Слава вспомнить не могли. Помнили только, что возле дома наших подружек была какая-то церковь.
- Церковь ищем.
Ямайка, оказывается, на первом месте по количеству церквей на душу населения.
- Вы, бля, знаете, где вы? Вы, бля, в гребаном гетто! Втыкаете, парни, в гребаном, мать его, гетто! Вам, бля, пиздец скоро! Уебывайте, бля, отсюда!
- Мы найдем церковь и пойдем.
- Вы, бля, не уважаете черных? Эй, пиздюки, вы что, мать вашу, не уважаете черных? Вы, бля, даже не останавливаетесь, чтоб со мной поговорить, мать вашу! Вы, бля, совсем охуели! - за нами увязался длинный черный верзила, похожий на Эммануэля Адебайора. Он голосил на всю деревню, орал на нас на смеси английского и патуа и отчаянно размахивал руками.
- Вот, вот же гребаная церковь, мать вашу! - орал он, - ну, суки, вам пиздец!
Перед нами была какая-то деревянная будка.
- Бля, может, ну его … - неуверенно предложил Слава.
Мы пошли назад. Ямаец тащился за нами и орал.
- А ну-ка, пошел ты на хуй! - я определенно занервничал.
Мимо проехал мотоцикл, водитель притормозил и, внимательно посмотрев на нас, поехал дальше.
Фонари не светили. Шум мотора затих. Навстречу нам шел мотоциклист, он был крепким, как чуваки с моей школы, которые чистили друг другу рыла на секции по тайскому боксу. Сзади размахивал руками Адебайор.
- Ну, вот по ходу нам и пиздец, - обреченно сказал Слава.
В мою грудь уперся кулак. Не успел я послать чувака подальше, как он схватил меня за карманы шорт. Денег там не было. В одном лежал телефон, в другом - кредитная карта. Я пытался отцепить его руки. Длинный маячил за спиной и пританцовывал от возбуждения. Слава стоял и глазел на это, не решаясь лезть в драку.
- Слава, уеби его! Уеби этого гандона! - наконец, заорал я.
- Чувак, расслабься, - Слава пытался вразумить гопника. - Мы отдадим тебе все деньги, ты только расслабься.
Мы врубились в местный колорит слишком глубоко, мы оказались в гребаном гетто. Стоит ударить одного из них, как тут же возникнет десяток других, и тогда нам уже отсюда не выбраться.
Я сумел отцепить руку мотоциклиста от своего телефона и теперь тот замахивался на Славу, вытащив откуда-то нож.
Я почувствовал в кармане хруст ломаемого пластика, чувак это тоже почувствовал, на секунду ослабив хватку. Этого хватило мне, чтоб вырваться окончательно.
Мировой рекордсмен по бегу на сто метров ямаец Усэйн Болт стоя аплодировал нам, спрятавшись в кустах у обочины. Такого забега, который мы, не сговариваясь, совершали со Славой, Ямайка еще не видела. Мы бежали так, что, казалось, от результата забега зависит наша жизнь. Впрочем, так оно и было. За нашей спиной уже слышался шум мотора.
- Блядь! Блядь! Ебаный в рот! - мы добежали до убогого бара для местных, мимо которого проходили пять минут назад. Ввалившись внутрь, я оперся руками о стол, пытаясь отдышаться. Было слышно, как мимо проехал мотоцикл.
- Что случилось? - из-за стойки вышла негритянка, хозяйка этой смрадной дыры. Она выглядела, как нянька из «Унесенных ветром».
- Грабители. Вызовите такси, - сказал Слава и для убедительности добавил, - пожалуйста.
- Не ссыте, парни. Пока вы здесь, вы в безопасности.
- Ладно. Тогда дайте нам пива.
Ледяной Ред Страйп не пьянил, а проваливался внутрь холодной змеей, пока мы ждали такси. В баре сидели несколько стариков. На полу играли дети.
В комнату входили молодые типы, внимательно осматривались, покупали пару сигарет и выходили на улицу.
Прихватив с собой пустые бутылки, мы залезли в подъехавшую машину. У водителя на лобовом стекле висело удостоверение, что вселяло уверенность. Я сполз по сиденью и осторожно выглядывал в окно. Нас провожали злобные взгляды местных. Такси выезжало из гетто.
Напоследок, перед тем, как ехать в аэропорт, мы зашли в кафе. Там старики играли в шахматы. Охуевшие от галлюциногенов, они пригласили меня поиграть с ними. Слава жевал ямайский джерк-чикен. Через плечо ему перегнулась шлюха и длинными ногтями выхватывала кусочки курицы с фольги. Я двигал по доске потрескавшиеся фигуры и пил пиво. Мне стало спокойнее.
Сзади меня раздался грохот. На земле валялся местный бомж, а его ногами по голове пиздил непонятно откуда взявшийся длинный из гетто.
Я поставил бутылку на стол и схватил Славу за плечо. Похоже, надо было окончательно сваливать.
Длинный тем временем подобрал булыжник и замахивался им на бомжа. Его никто не оттаскивал.
В кармане у меня лежала сломанная пластиковая карта и два доллара. Я пил пиво и вставлял батарейки в колонки для плеера. Через минуту мягкий плеск волн смешался с хриплым голосом Боба.
Музыка становилась то тише, то громче, плыла над ночным прибоем. Я ни к чему не готовился, ничего не знал и даже ни о чем не думал. Песни сменяли друг друга и уносились в карибскую ночь.
Don’t jump in the water,
If you can’t swim.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Бульвар Норман Мэнли
Я пришел в себя, когда мне было двадцать семь лет.
Когда я проснулся в первый раз в своей жизни, мне еще и дня не стукнуло, а Роберт Марли уже доживал свои последние годы, мучаясь от разрастающейся раковой опухоли и отказываясь от помощи докторов. Он уже видел перед собой туманное утро, о котором раньше вспоминал только в своих песнях. Да и то, звучало это совсем не уныло, и мыслей о смерти не вызывало.
Мне еще и дня не стукнуло, а Боб уже успел повидать тысячи ямайских закатов, выкурить мешок жирных, как червяки, косячков и записать несколько платиновых дисков.
К своим двадцати семи годам я не сделал ровным счетом ничего.
На Ямайку я прилетел два месяца назад из Майами.
В аэропорту висели плакаты, на них были изображены негры - не самый удивительный факт, конечно, на этой гребаной Ямайке вообще почти все негры. Так вот, чуваки на фотографиях скалили зубы и сообщали, что их страна - родина самых быстрых людей планеты Земля.
Служащий попросил мой паспорт. Белки глаз у него были совсем не белыми, а красными от ганджубаса. С минуту посмотрев на первую страницу, он встал из-за стола и махнул рукой в сторону кабинета. Я оказался в комнате, в которой вместо окон на всех четырех стенах висели карты Ямайки. Пограничник куда-то исчез с документами. Я сел на стул и начал рассматривать остров. Джунгли на западе, горы на востоке. Вокруг море. Если идти пешком, то за несколько дней можно пересечь всю страну.
Вошел негр, мягкими шагами приблизился ко мне и вкрадчиво прошептал:
- Деньги… - для убедительности он пошевелил такими же пухлыми, как его губы, пальцами.
- Сколько?
- Двадцать баксов.
Снова открылась дверь, и жирная тетка в затертой униформе и с котелком дредов на голове вынесла мой паспорт с готовой трехмесячной визой.
Я пошел к выходу из аэропорта. За углом в следующем зале сидели трое мужиков, и играли на гитарах и барабане. Вокалист был без обуви, зато с маленьким слуховым аппаратом.
На улице пекло, как в аду. Белых я почти не видел. Чуть ли не каждый из служащих аэропорта, будь-то грузчик или офицер полиции, напоминал растамана из голливудского фильма.
У входа меня сразу выловил тощий чувак на ходулях, он немного заикался, когда впаривал мне бумажный браслетик, по которому я мог получить бесплатный коктейль в баре в городке Негрил. Туда-то я и ехал.
Пока заика меня обрабатывал, приземлилось несколько самолетов. Я плюнул на асфальт, слюна тут же испарилась.
Я стоял на месте и никуда не спешил. Поговорив с десятком ямайцев, которые ошибочно заприметили во мне потенциального покупателя всякого местного говна, я вышел к стоянке и нашел нужный автобус. Водитель слушал музыку - мне понравилось.
- Это Мавадо, - сказал он.
- Очень четко, чувак.
- Yamaaan! Respect! - протянул водила.
Я начинал врубаться в Ямайку.
Уже вторую неделю я валялся на пляже в Негриле. Негрил - это такая деревня, с уймой дешевеньких гостиниц и длинным пляжем, усеянным пальмами и продавцами разнообразной хуйни. Никакой главной улицы или бульваров, никаких магазинов, дикое место для диких людей.
За все это время я ни разу не надевал носки и ни разу не мыл голову с шампунем. Это было мне по душе. Я просыпался часов в двенадцать, ворочал языком по пересохшему рту, цеплял на нос солнцезащитные очки, вываливался из своего бунгало и шел в бар на пляже. Там на завтрак подавали коктейли «Грязный банан» и «Грязный ямаец», от них меня срубало, и я засыпал прямо на столе. Бармен выключал звук на старом телевизоре и отправлялся отдыхать к себе в подсобку. Кроме меня и бармена больше никого не было.
Иногда я купался, чаще ночью. Когда мне надоедало разговаривать с собакой и крабами, я тушил косяк, клал его на шлепанец и лез в теплую воду, спасаясь от съедающих мои ноги насекомых.
Днем пляж напоминал картинку из журнала - белый песок, бирюзовая вода, старые шезлонги. Я раздвигал пальмовые листья и с головой нырял в открытку. Чтобы почувствовать, что ты в море, нужно было шевелить руками. На нашем пляже никто не устраивал энергичных заплывов, это же Ямайка, плавают здесь иначе: по пояс заходят в воду, сгибают ноги в коленях, да так и сидят, чтоб только голова торчала на поверхности.
На берегу ко мне пристал долговязый мужик и предложил купить у него плетеные корзинки, у него были адски оттопырены уши, как у чебурашки. Но отказался я не поэтому, просто мне реально не уперлись эти сраные корзинки.
Тогда он спросил:
- Ты куришь? Нюхаешь? Нужна девочка?
С такими вопросами ко мне уже подвалило человек сто. У первого из них я за двадцать баксов сторговал целый пакет неплохой шмали, которая правда уже закончилась.
Торговцам было абсолютно насрать, что я отвечал. Они совали мне в руки свертки с травой, приговаривая, что это подарок, а за деньгами они придут завтра. Я выкидывал траву, говорил, что завтра приходить не нужно.
Чуваку с корзинками я жестом показал, что покурил бы. Он кивнул и убежал за товаром.
Я сел на шезлонг и стал вертеть в руках корзинки, ожидая ямайца. Минут через пять он вернулся, при этом на хвосте у него висело двое пройдох, которые тут же попытались впарить мне еще один пакет травы и деревянную жабу. Я сказал, что траву я уже купил, а жаба мне нахуй не нужна.
Рядом за стойкой нашего бара на пляже сидели трое полицейских. У каждого из них был смешной корсет, к которому крепилась кобура. Все трое потягивали пиво и смотрели клипы Майкла Джексона. Хотя трава на Ямайке и вне закона, до барыг им не было никакого дела. Зато позже один из них научил меня ловить здоровых крабов голыми руками.
Я попросил их сфотографировать меня с ушастым. Полицейские не отреагировали на мою просьбу.
Мимо проходил белый чувак, он устало волочил ноги, как будто дул уже с самого утра. Белых тут в это время года мало, так что я помахал ему рукой:
- Yaman! Сфотографируй меня с этим мужиком.
Барыга схватил самую большую корзину и сунул мне ее в руки. Себе тоже взял одну.
- Так будет круче, - пояснил он. - Я же мастер, я с гор, а это - мои корзинки.
- Так, это… Правее… А ты чуть-чуть повернись… Нет… Бля, ну еб твою…
Так я познакомился со Славой, вторым русским в нашей деревне.
Слава был загорелым бугаем, которого на Ямайке все принимали за итальянца. Когда мы говорили растаманам-таксистам, что приехали из России, в их голосе слышалось легкое недопонимание:
- Russia? Oh, fuck! Mother fucker, are you serious? Russians? Oh, fuck sake…
Слава провел здесь уже около года, работая в ночных клубах барменом. Жил он в Монтего Бэй, в сотне километров от Негрила, сюда приезжал «развеяться от трудовых будней».
- Какой сегодня день? - спрашивал я его.
- Не знаю, но вроде бы уже лето, - отвечал он.
Единственной достопримечательностью Негрила был маяк. Поднявшись по ржавой винтовой лестнице, можно было посидеть на открытой площадке наверху. Я любил курить там. После пары напасов мне казалось, что море впереди и горы за моей спиной захлопываются, как книжка. Я на четвереньках полз к лестнице и скатывался вниз.
Мы пили пиво на скале около маяка и рассматривали закат через донышко бутылки. Ред Страйп проваливался в желудок и урчал там.
По дороге брел морщинистый, как шарпей, дедуля и катил за собой велосипед. Он поравнялся с нами и смерил каждого взглядом.
- Yaman! Respect! - сказал ему Слава.
На шее у старика болтался платок в виде американского флага, на глазах темные очки в белой пластмассовой оправе.
- Yaman, - сказал дед. - Я - сувенир-мэн. Я делаю сувениры, парни. Очень дешевые, хорошие сувениры.
- А есть у тебя, чувак, деревянная лошадь? - Слава выкинул бутылку в кусты. - Ну, конь, такой, из дерева? Мне нужна лошадь, короче.
- Лошадь? Конечно, есть, - радостно ответил дед. Он полез в карман джинсов и выудил оттуда горсть браслетов из бисера. - Вот!
- Эй, чувак, это же хуйня, а не лошадь.
- Эээ, блядь, парни, я - сувенир-мэн…
- Ладно, хуй с тобой - я сунул ему пятьдесят центов.
Дед поводил жалом и покатил свой велосипед дальше.
Мы решили слетать в Штаты. Купили билеты, и теперь пропивали оставшееся бабло в Рик’с Кафе. Там мы случайно сняли двух официанток, засветив последние пятьдесят баксов, и пригласили их прогуляться с нами после работы. Прыгнув в такси, мы довезли девчонок до дома, который прятался в смрадных дебрях деревни. Они сказали, что им типа надо переодеться.
Слава сел под пальму у калитки и раскурил косяк. Еще немного и он превратится в аборигена.
Вышли официантки, и мы поехали на пляж.
Там в баре никого не было. Бармен широко улыбался и мастерил коктейли, рядом на песке сидел музыкант и играл песни Боба.
I hope you like jammin’ too…
В гитаре не хватало одной струны.
Коктейли надоели, и телки потащили нас купаться.
Слава увел свою подругу в ночь, уверенно держа ее за локоть. Я сел на песок и сказал своей девчонке, что придется плавать голыми, потому что на нашем пляже так принято. Она просто стянула с себя всю одежду и кинула на песок.
Море было теплым. Мы плавали по-ямайски - согнули ноги в коленях и сидели по шею в воде. Когда плавать надоело, я отнес ее на берег, положил ее на одежду, а сам лег сверху.
На нашем пляже так тоже было принято.
Она тихо растворилась в ночи, когда я уснул.
Следующим вечером нам со Славой снова захотелось вырубить секса, и мы пошли пешком рассекать по деревне. Из-под ног у нас выскакивали курицы, фонари светили плохо. В темноте вдоль дороги кучковались негры и недоуменно на нас посматривали. Чем дальше мы врубались в Негрил, тем быстрее недоумение сменялось хищными взглядами. Неожиданно, а в темноте негров действительно ни черта не видно, перед нами возникал очередной ямаец и спрашивал, какого черта мы тут забыли. Точной дороги ни я, ни Слава вспомнить не могли. Помнили только, что возле дома наших подружек была какая-то церковь.
- Церковь ищем.
Ямайка, оказывается, на первом месте по количеству церквей на душу населения.
- Вы, бля, знаете, где вы? Вы, бля, в гребаном гетто! Втыкаете, парни, в гребаном, мать его, гетто! Вам, бля, пиздец скоро! Уебывайте, бля, отсюда!
- Мы найдем церковь и пойдем.
- Вы, бля, не уважаете черных? Эй, пиздюки, вы что, мать вашу, не уважаете черных? Вы, бля, даже не останавливаетесь, чтоб со мной поговорить, мать вашу! Вы, бля, совсем охуели! - за нами увязался длинный черный верзила, похожий на Эммануэля Адебайора. Он голосил на всю деревню, орал на нас на смеси английского и патуа и отчаянно размахивал руками.
- Вот, вот же гребаная церковь, мать вашу! - орал он, - ну, суки, вам пиздец!
Перед нами была какая-то деревянная будка.
- Бля, может, ну его … - неуверенно предложил Слава.
Мы пошли назад. Ямаец тащился за нами и орал.
- А ну-ка, пошел ты на хуй! - я определенно занервничал.
Мимо проехал мотоцикл, водитель притормозил и, внимательно посмотрев на нас, поехал дальше.
Фонари не светили. Шум мотора затих. Навстречу нам шел мотоциклист, он был крепким, как чуваки с моей школы, которые чистили друг другу рыла на секции по тайскому боксу. Сзади размахивал руками Адебайор.
- Ну, вот по ходу нам и пиздец, - обреченно сказал Слава.
В мою грудь уперся кулак. Не успел я послать чувака подальше, как он схватил меня за карманы шорт. Денег там не было. В одном лежал телефон, в другом - кредитная карта. Я пытался отцепить его руки. Длинный маячил за спиной и пританцовывал от возбуждения. Слава стоял и глазел на это, не решаясь лезть в драку.
- Слава, уеби его! Уеби этого гандона! - наконец, заорал я.
- Чувак, расслабься, - Слава пытался вразумить гопника. - Мы отдадим тебе все деньги, ты только расслабься.
Мы врубились в местный колорит слишком глубоко, мы оказались в гребаном гетто. Стоит ударить одного из них, как тут же возникнет десяток других, и тогда нам уже отсюда не выбраться.
Я сумел отцепить руку мотоциклиста от своего телефона и теперь тот замахивался на Славу, вытащив откуда-то нож.
Я почувствовал в кармане хруст ломаемого пластика, чувак это тоже почувствовал, на секунду ослабив хватку. Этого хватило мне, чтоб вырваться окончательно.
Мировой рекордсмен по бегу на сто метров ямаец Усэйн Болт стоя аплодировал нам, спрятавшись в кустах у обочины. Такого забега, который мы, не сговариваясь, совершали со Славой, Ямайка еще не видела. Мы бежали так, что, казалось, от результата забега зависит наша жизнь. Впрочем, так оно и было. За нашей спиной уже слышался шум мотора.
- Блядь! Блядь! Ебаный в рот! - мы добежали до убогого бара для местных, мимо которого проходили пять минут назад. Ввалившись внутрь, я оперся руками о стол, пытаясь отдышаться. Было слышно, как мимо проехал мотоцикл.
- Что случилось? - из-за стойки вышла негритянка, хозяйка этой смрадной дыры. Она выглядела, как нянька из «Унесенных ветром».
- Грабители. Вызовите такси, - сказал Слава и для убедительности добавил, - пожалуйста.
- Не ссыте, парни. Пока вы здесь, вы в безопасности.
- Ладно. Тогда дайте нам пива.
Ледяной Ред Страйп не пьянил, а проваливался внутрь холодной змеей, пока мы ждали такси. В баре сидели несколько стариков. На полу играли дети.
В комнату входили молодые типы, внимательно осматривались, покупали пару сигарет и выходили на улицу.
Прихватив с собой пустые бутылки, мы залезли в подъехавшую машину. У водителя на лобовом стекле висело удостоверение, что вселяло уверенность. Я сполз по сиденью и осторожно выглядывал в окно. Нас провожали злобные взгляды местных. Такси выезжало из гетто.
Напоследок, перед тем, как ехать в аэропорт, мы зашли в кафе. Там старики играли в шахматы. Охуевшие от галлюциногенов, они пригласили меня поиграть с ними. Слава жевал ямайский джерк-чикен. Через плечо ему перегнулась шлюха и длинными ногтями выхватывала кусочки курицы с фольги. Я двигал по доске потрескавшиеся фигуры и пил пиво. Мне стало спокойнее.
Сзади меня раздался грохот. На земле валялся местный бомж, а его ногами по голове пиздил непонятно откуда взявшийся длинный из гетто.
Я поставил бутылку на стол и схватил Славу за плечо. Похоже, надо было окончательно сваливать.
Длинный тем временем подобрал булыжник и замахивался им на бомжа. Его никто не оттаскивал.
В кармане у меня лежала сломанная пластиковая карта и два доллара. Я пил пиво и вставлял батарейки в колонки для плеера. Через минуту мягкий плеск волн смешался с хриплым голосом Боба.
Музыка становилась то тише, то громче, плыла над ночным прибоем. Я ни к чему не готовился, ничего не знал и даже ни о чем не думал. Песни сменяли друг друга и уносились в карибскую ночь.
Don’t jump in the water,
If you can’t swim.
ОГЛАВЛЕНИЕ