Шмелев. Старый Валаам (Лебедева)
Еще одна книга, которая доставила мне несказанное удовольствие. В ней рассказывается, как еще совсем молоденький Шмелев, еще студент, практически неверующий, нахватавшийся предреволюционной пропаганды, попадает в свадебном путешествии на Валаам.
Очень интересно взглянуть на монахов, на их труд не со стороны верующего человека, а человека, считающего их корыстными, лентяями ну и в таком духе.
И почти сразу, когда к ним в келью приходит первый монах, который никак не может войти, потому что Шмелев ему не отвечает, студент получает для себя первый урок:
"Какое «уважение к личности»! Мне, студенту, не думалось встретить такое «у святошей»! Я уже разрешил вопросы о «тунеядстве монахов», о «ханжестве», о «ненужности этих пустяков». Чернышевский, Белинский, Добролюбов и все, доказавшие мне «свободу человека от этих предрассудков», такого никогда не говорили: «Без аминя у нас не входят»! Я готов горячо пожать руку этому новому учителю, но она держит книгу."
Ну и дальше следуют новые открытия одно за другим, лучше, чем словами Шмелева об этом не скажешь:
"Я - в изумлении. «Корыстные монахи»? Да что же это, почему про это не говорил ни Бебель, ни… «Как силы будет… по достатку… полная душе свобода»!.."
"Перед нами - собор Преображения Господня, уходит в небо высокой колокольней. Тридцать и три сажени! Синие купола горят. Гранитные колонны в окнах и у крыльца. Гранитные кресты на камне. Все опоясано гранитом. Строено на века. И все построили монахи, сами. Не верится.
- Все сами?! - спрашиваю проводника-монаха.
- Работа братии, - ответствует он смиренно. И я вспоминаю, как часто говорилось: «монахи - тунеядцы»! Да как же так? «Все, до последнего гвоздочка, сами», «Бог помог», «для Господа трудились». И все без похвальбы, смиренно. Чудеса!"
"А как работают-то… до кровяного пота. Потому что - во имя Божие. «Что нам лениться? Мы для Бога, мы уж на то пошли своей волей!» - слыхал я на Валааме часто."
"Глазам не верю: питерские рабочие… мастера?! А как же, все говорили там… на сходках в университете, что питерские рабочие самый оплот в политической борьбе за?.. А вот и они - «во имя», во имя Божие. Я вижу лица, хорошие, светлые, русские, родные, человеческие лица, добрые, вдумчивые лица. Ни злобы, ни раздражения, ни «борьбы»."
И сама природа, и обстановка в монастыре, в скитах наводит Шмелева на такие мысли, которыми мне и хочется закончить рассказ о книге:
"И тогда еще, в юные безоглядные дни, в этом лесном уединении, наплывали неясно думы, что все, что ты знаешь школьного, выбранного из книг, случайного… - все это так ничтожно перед тайной жизни, которая вот раскроется чудесно, которую, быть может, знают кроткие эти звери, белка, птичка и бабочка… недрами как-то знают… которую знают духом отшельники по скитам, подвижники, тяготеющиеся земным."