Чудаков. Ложится мгла на старые ступени (Герасимов)
Добралась наконец Я до этой книги. Огромное спасибо chugaylo и yuvikom за то, что их отзывы (вот они: Андрея и Юли) подтолкнули меня к прочтению этой книги.
Книга просто чудесна, не смотря на ее объем, Я прослушала ее на одном дыхании, чтение Герасимова в этой книге, как нельзя лучше подошло для меня.
О структуре этой книге хочется сказать словами автора (он их сказал не про книгу, а про воспоминания главного героя, но, на мой взгляд, это характеризует и саму книгу):
"Всё всплывало в виде какого-то калейдоскопа, настриженного из кусков быта."
И этот калейдоскоп очень связный, теплый и добрый.
Книга полна всем: воспоминаниями о быте и жизни, историческими и географическими сведениями, юмором, а главное, рассуждениями на многие темы, которые актуальны, увы, всегда. Очень много он поднял тем, созвучных моим мыслям.
Причем описывал он все с юмором, ненавязчивым, добрым:
"И тут отец сделал, как говорила мама, второй умный шаг в своей жизни (первый, понятно, был - женитьба на ней) - уехал из Москвы"
И, пожалуй, очень насмешил подход к началу Капитала Маркса (детские воспоминания):
"только предисловие - какого-то академика - начиналось хорошо, со стихов, правда, записанных не в столбик: «Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма»."
А ведь действительно отдает малость стихами.
С юмором он описывает даже грустные моменты нашей жизни, то, что ссылали людей, и каких людей!
"Много было интеллигенции, которой разрешалось преподавать (кроме общественно-политических дисциплин). Математику у Антона в классе одно время вел доцент Ленинградского университета Константин Христофорович Рейман, литературу - доцент Куйбышевского университета Эдгар Густавович Фрейтаг, физкультуру - чемпион РСФСР по десятиборью среди юношей Николай Гроссман. Преподавателем музыки в Доме пионеров состоял бывший профессор Московской консерватории, в местных больницах и диспансерах работали ординаторы из Первой Градской, больницы Склифосовского, ученики Спасокукоцкого и Филатова.
Но власти, видимо, считали, что Северный Казахстан интеллектуально все еще недоукомплектован: в Курорт Боровое, что в восемнадцати верстах от Чебачинска, в середине войны эвакуировали Академию наук."
Вообще как много утеряно того в нашей жизни, что раньше было естественным:
"При приеме в духовную семинарию существовало негласное правило: слабых, малорослых не принимать. Мальчиков привозили отцы - смотрели и на отцов. Те, кому предстояло нести людям слово Божие, должны быть красивые, высокие, сильные люди."
Я раньше сама как-то не обращала внимания, но ведь действительно даже сейчас, среди потомственных священников много именно таких: высоких, сильных мужчин.
И то, что мы теряем связь с прошлым проявляется везде, даже в книгах:
"А какая-то дама в своей повести, уже про современность, удивляется, как могли появиться такие неприличные фамилии, как Срачица, не ведая, что это указывает только на то, что фамилия олень старая: срачица - древнерусский сосуд для питья."
Единственно тут у меня возник вопрос. Потому что во всех словарях указано, что срачица - это нижняя сорочка.. Может быть сосудом называлось еще раньше? Ведь Чудаков - филолог, вряд ли он мог ошибиться.
И описано вроде бы фантастически - то, что все умели, все делали сами, но Я точно знаю, что это так и было. Я помню мою бабушку. Я не все видела, что она умеет, но тем не менее, она настолько похожа на героев этой книги: и пряла, и готовила, и шила, и вязала, и вышивала, и вот это стремление к знаниям - такого, как у бабушки, Я больше никогда не видела, в этом плане она для меня осталась эталоном, вроде бы малообразованная совсем, но как она по крупицам впитывала в себя все, стремилась узнать что-то новое. Даже в старости ей было не лень глянуть в географический атлас и узнать то, что ее заинтересовало. И вот именно такие люди описаны в книге. Куда это ушло? Ведь настолько правильно и мудро:
"- Дед, а зачем это знать, про «буки»?
- Знание, кроме прикладного, существует не для чего, а для самого себя."
"- Дед, ты священником не стал. Но все твои братья - стали. А они что, тоже всё знали и в земледелии, и в ремёслах?
- Разумеется.
- А зачем? Ведь священник, - гордясь своей мыслью, продолжал Антон, - должен заботиться о душе!
- Человек по воле Господа состоит из духа и плоти. И неправы и атеисты-гедонисты, и умерщвлители плоти. Благоустроять по мере сил окружающий нас живой и косный мир - богоугодно."
Язык в книге замечательный, богатый и в тоже время легкий для восприятия. И вот в этой книге Я лишний раз увидела подтверждение своего мнения по поводу допустимости мата в литературе. Он эти слова маскировал так, что понятно и в то же время не режет ухо и глаз, и нет употребления в открытую. Только в одном месте он неприкрыто это использовал, но там действительно нужно это было, и тоже настолько это было естественно, что ничуть не резало. Стояло на своем месте.
А сколько тем, актуальных по сей день там поднято. Вроде высказываются эти мысли в советское время и про него, а сейчас они стали еще более актуальными.
И про то, что у нас создается общество потребления, которое в том числе и природу губит походя.
И про то, что фильмы даже подчас самыми талантливыми режиссерами создаются не задумываясь, не соответствуя исторической правде:
"- Эйзенштейн? Все у него лучшее, кадры, которые ты сам мне показывал, как он сперва их рисовал, - все это от немого кино. Да что о нем говорить, - когда во всей фильме «Александр Невский» никто ни разу не перекрестился!
- Разве? Я как-то не обратил…
- Разумеется. Вы этого не замечаете. Великий князь, Святой благоверный князь Александр Невский перед битвой не кладет крестного знамения! Господи, прости, - дед перекрестился."
И про современную литературу (ох, как созвучно мне эти мысли, хотя вот именно эта книга - это одна из тех, которые мне в современной литературе нравятся):
"Прочтя повесть, где какой-то японец, выйдя из дому в пижаме, уселся в лужу, ему было мокро и мерзко, но он всё сидел, дед сказал, что это стремление омерзить и в конечном счёте унизить человека, в литературе пройдёт, как болезнь, она перестанет изображать дегенератов и превращение в насекомых и вернётся к обычным и вечным чувствам и ситуациям. Предсказанье, в отличие от дедовых других, не подтвердилось."
И о Вере, о возвращении ее в Россию:
"О вере дед высказывался редко, но не сомневался, что она в Россию вернётся.
- Я не увижу, ты - возможно, дочь твоя увидит наверное. Но какова она будет, эта вера? Ведь вера - не лоб перекрестить в храме на Пасху или Рождество. Это исповедь, молитва, пост, жизнь по нашему православному календарю. Воцерковление идёт веками и годами, начинается с младенчества, с семьи."
И ох, как прав дед, воцерковление идет у нас ох, как тяжко, со всякими искривлениями, слишком во многих семьях прервалось это вековое знание.
И безусловно о любви к Родине:
"- Что ж вы не уехали из этой дикой страны в восемнадцатом, с тестем?
- И бысть с нею и в горе, и в нищете, и в болести."
И о семейных отношениях, как они выстраиваются, каким образом тесть и зять, стоящие на разных политических позициях ни разу в жизни не поссорились. Увы, и это умение у нас прервалось, стремимся с родителями и детьми разбежаться, не общаться на некоторые темы, чтобы не поссориться. Но тут же общались и обсуждали это. Мирно!
Книга очень мудрая, добрая. Уже некоторое время прошло, как Я ее закончила, но она все равно переполняет меня.
В моем отзыве Я перескакивала с мысли на мысль, но специально не писала отзыв сразу, чтобы немного улеглись мысли, эмоции, и все равно - их от этой книге столько, что они бурлят и никак не могут успокоиться.