Дайте ему умереть
Когда-то жил герцог, - сказал он, - который, умирая, захотел, чтобы его подняли на Пизанскую башню, так, чтобы перед смертью он мог видеть широкое пространство.
Наверно моя психическая организация недостаточно тонка для того, чтобы получать удовольствие от подобных книг. То есть, оценить сложность интриги, сведшей в одном пространстве и заставившей тесно взаимодействовать невероятно ярких людей, представителей разных культур, к тому же - могу. Равно как проникнуться экзотикой, восхититься мужеством и разнообразием талантов. Подивиться актуальной интерпретации Геродота, которого (будем честны) для радости никто ведь не читает. Я только не могу понять, как можно было сделать главным героем книги, который делится воспоминаниями о прекрасной романтической любви и всякое такое, человека с ожогами четвертой степени, занимающими значительную площадь тела.
Термическое поражение - это ведь из самого страшного, что может случиться с человеком. Нестерпимая боль, общая интоксикация организма продуктами распада тканей, бешеная нагрузка на печень и почки, перегруженные необходимостью работать в авральном режиме, неминуемый сепсис. И снова, просто чудовищная боль. А в случае Алмаши она должна быть немыслимой все время. Какую уж там ремиссию, даже временную, может обеспечить двадцатилетняя девчонка медсестра на заброшенной вилле без воды, без спецсредств ожоговой терапии, с одним только морфином и бинтами? А если вспомнить, что до того, как граф попал в руки Ханы, бедуины таскали его по пустыне, заставляя определять тип и марку автоматического стрелкового оружия, которое разбросано там в изобилии по разным местам - то охх...
Так-то все восхитительно. Юная красавица Хана, канадка, что отправилась медсестрой на Вторую Мировую, движимая самыми благородными побуждениями, однако ко времени описываемых событий полностью утратила иллюзии и для себя решила, что вся ее война и вся медицина отныне ограничится вот этим умирающим от ожогов несчастным, который и самого себя не помнит.
Прибившийся к этой паре Караваджо - старый друг отца девушки и классический трикстер: красавец-мужчина, бонвиван и женолюб, благородный разбойник и вот это вот все. Чьи сомнительной моральной чистоты таланты поставлены разведкой на службу своим нуждам. Потому и прибился, что большие пальцы обеих рук ампутированы, немыслимое брутальное очарование ушло водой в песок, а возраст, которого прежде не ощущал, навалился на плечи всей тяжестью "пол-полтинник".
Будет еще сапер-сикх Ким, случайно проходивший мимо виллы, услышавший звуки фортепиано, на котором играла Хана, да так там и оставшийся, чтобы до конца разминировать этот большой дом. Ну да, конечно влюбился, а вы как думали. Но весь этот интернационал проживет вместе замечательно интересные дни, в продолжении которых присутствие Кима даст автору возможность рассказать о разнообразных способах обезвреживания мин, а также коснуться темы расовой идентификации.
В свою очередь, фигура Караваджо позволит обогатить внутренний мир читателя сведениями о методах работы спецслужб и немного о живописи (по созвучию имени с Микеланджело Караваджи). А Ласло Алмаши, умирающий от ожогов венгерский граф, поведает мучительную и прекрасную лавстори, изрядно разбавленную картографией. Потому что он, как вы уже догадались, не только гений определения марки оружия точечным касанием, но еще и талантливый картограф.
Скучно не было. Еще про любовь и пронзительную безнадежную нежность, и всякое такое. Но я не могла избавиться от мыслей об адских муках, которые авторская воля обрекает переносить этого человека все время, пока мы тут о Геродоте, Караваджо и вечной любви.