«Господа, вы забыли, он же ранен!». Это возглас разнёсся по одному из парижских салонов в конце мая 1809 года, когда боевые офицеры и генералы Наполеона очень эмоционально и с явным неудовольствием обсуждали награждение оперного певца Джироламо Крешентини орденом Железной (Ломбардской) Короны. Дескать, мы тут кровь проливаем на полях сражений, а император награждает орденами всяких оперных фигляров. Возглас принадлежал мадам Грассини, ведущей примадонне придворной оперы. Она была крайне оскорблена, указав военным на тот факт, что награждённый певец в своё время лишился части своего тела. Крешентини был кастратом.
Блистательная эпоха кастратов началась одновременно с рождением оперы. Впервые опера была представлена во Флоренции в 1597 году - это была «Дафна» Якопо Пери. Однако музыка этого произведения до нас не дожила. Дожила следующая опера Пери - «Эвридика», которую поставили во Флоренции на праздновании бракосочетания французского короля Генриха IV и Марии Медичи в октябре 1600 года и которую теперь принято считать первой. Однако кастраты появились много раньше самой оперы, обслуживая музыкальные интересы католической церкви. Безусловно, Ватикан тогда в открытую не одобрял кастрации, однако и не запрещал её законодательно, а посему всякая уважающая себя церковь в Риме просто была обязана иметь в хоре певцов «третьего пола».
Сикстинская капелла
Начиналось всё с Сикстинской капеллы, святая святых Рима, личного музыкального пространства Папы, который наслаждался там божественными голосами своих кастрированных солистов. Церковь мотивировала наличие евнухов среди певчих словами апостола Павла, что женщинам в храме говорить не дозволено. Ну, а раз говорить нельзя, то петь и подавно. Потом эта мода расползлась по всему Риму, а следом и за его пределы, в первую очередь поразив Неаполь. В начале XVII века Папа, а за ним и неаполитанский король разрешили законно оскоплять мальчиков для их будущей вокальной карьеры, впоследствии ничего не предпринимая, чтобы эту быстро вошедшую в традицию практику запретить. Попытки были лишь со стороны отдельных пап, но уже набравшее к тому времени мощь театральное лобби не позволило им этого сделать. И ведь верно - к середине века вокруг оперного театра уже крутились немалые деньги, богатейшие люди, включая королей и герцогов, инвестировали свои личные средства и в развитие театров как бизнеса, и в карьеры певцов, причём не только кастратов. Подробно о превращении оперы в шоу-бизнес я уже рассказывал подробно, прочесть можно
здесь.
Зрительный зал театра Олимпико в Виченце - одного из первых оперных театров
В наши дни украшение оперного спектакля - тенор. А тогда ни теноры, ни басы, ни меццо-сопрано никого особенно не интересовали. Публика жаждала экстраординарно высоких голосов, поэтому на волне славы были сопрано и очень удачно перетекшие из церквей на сцены кастраты. Их голоса были гораздо выше, нежнее и мощнее женских и были способны ввести слушателя в транс, отчего тот мог и сознание потерять, и описаться, и даже получить инфаркт. Опера эпохи барокко немыслима без кастратов. Этим певцам ещё в детстве удаляли семенные придатки, лишь заметив их голосистость и способность к пению. В звёзд вырастали и выучивались немногие, но если уж выучивались, то гремели по всей Европе, еле поспевая между Берлином, Лондоном, Веной, Санкт-Петербургом и Мадридом - кастратов ведь делали лишь в Италии. Они шли нарасхват, потому что кастратов было хоть и много, но качественных, с гениальным голосом - очень мало.
портрет Сенезино - одного из величайших кастратов в истории
Главным городом, где необходимая для будущей звезды сцены операция была поставлена на поток, стала Норчия, что в Умбрии. Тамошние мастера так лихо навострились удалять мальчишкам семенники, что со временем к ним стали свозить кандидатов в звёзды со всей Италии - слава мастеров из Норчии затмила славу даже болонских хирургов. Схема действий была в целом одинакова - как только регент церковного хора в любом итальянском городе или деревне замечал у мальчика задатки вокальных способностей, он сразу же сообщал об этом родителям и предлагал им перспективу славы. И, разумеется, богатства. Развесившие уши далеко небогатые родители, которые сами были торговцами, ремесленниками, а то и крестьянами, и у которых, как правило, кроме этого голосистого сынишки имелось ещё с десяток вечно голодных ртов, сразу же соглашались. Все знаменитые кастраты вышли из семей простолюдинов! Единственным, кто был хоть и из обедневшей, но дворянской семьи, это великий Фаринелли.
парадный портрет Фаринелли кисти Якопо Амигони
К XVIII веку некоторые родители уже начали кастрировать своих детей просто так, на авось, в надежде, что их выучат хоть как-нибудь петь, и судьба таких несчастных трагична - звонкий детский голосок после операции превращался с возрастом в мерзкий дребезжащий скрежет. Те, кто не сдавался и продолжал учиться, годились лишь для хора, где шероховатости их голоса не были различимы, или, применяя головной регистр и чтобы хоть как-то обеспечить себе существование, переходили в тенора-альтино, который называли во Франции haute-contre. Те же, кто не выдерживал, кончал с собой.
Мальчика было необходимо кастрировать между восемью и десятью годами - именно тогда ребёнок подходит к границе активизации гормональной функции яичек. Нужно было этот момент уловить и всё сделать вовремя. Цель - перевязать семяпровод и отсечь семенные придатки. Тогда гормональное развитие останавливалось, не позволяя хрящам гортани окостенеть и деформироваться, образовав кадык и «сломав» ребёнку голос. Операция производилась очень быстро - мальчику либо давали выпить воды с подмешанным в неё морфием, либо просто зажимали ему сонные артерии, чтобы прекратить на время кровообращение и вырубить его. Потом сажали в кадку либо с тёплым молоком, либо с ледяной водой - обе жидкости притупляют боль и способствуют свёртываемости крови (этот метод применяли, кстати, и в военно-полевой хирургии вплоть до начала XIX века, когда делали срочные операции раненым). Уже в жидкости цирюльник или другой «специалист» рассекал мошонку, быстро производил описанные выше манипуляции и зашивал разрез. Однако, учитывая гигиену Европы в XVII веке, смертность детей в результате такой операции колебалась от 10 до 80% - русская рулетка, ни дать ни взять.
Физиология человека, прошедшего через такое, заметно менялась, и выражалось это не только в чистоте и высоте голосе и отсутствии кадыка, но и в почти полном отсутствии на теле волос - они сохранялись лишь на голове и вырастали потом в паху благодаря действию секреции надпочечников. Ни усов, ни бороды, ни волосатых ног или груди представить у кастрата невозможно. Член рос очень слабо и не вырастал в итоге до стандартных размеров взрослого мужчины, однако сохранял способность к эрекции, благодаря чему многие женщины из высшего общества с удовольствием занимались с кастратами сексом без риска забеременеть, а некоторые даже выходили за них замуж - childfree имелось уже тогда. Кастрат всегда обладал огромным ростом - минимум 2 метра, а нарушение гормонального фона и отсутствие тестостерона вело, как правило, к избыточному весу, за что этих певцов за глаза называли каплунами, а то и хуже. Например, Гаэтано Беренштадта, одного из любимых кастратов Генделя, Винчи и Гаспарини, дразнили поющим слоном, потому что рост его был огромен, а конечности непропорциональны телу. Однако голоса кастратов компенсировали все их внешние недостатки - высота, мягкость, мощь, подвижность и бесконечность селили в одно тело и мужчину, и женщину, и ребёнка.
Карикатура на Гаэтано Беренштадта (самый огромный) в компании генделевских звёзд Франчески Куццони и Сенезино
Как писала в своих мемуарах знаменитая ирландская авантюристка XVIII века и большая любительница оперы Сара Гудар, «Должны ли мы калечить мужчин, чтобы придать им совершенство, коего им не досталось при рождении?». Дело было в том, что во Франции (а Сара была замужем за французом) кастрацию не практиковали, итальянских кастратов приглашали петь по контрактам крайне редко и заменяли их высочайшими из существующих тенорами-альтино (поэтому в операх Люлли, Кампра и Шарпантье нет партий для кастратов). Однако французские путешественники, оказывавшиеся в итальянских оперных театрах, все, как один, меняли своё мнение на восторженное, задаваясь, однако, в духе родной гуманистической философии, вопросом о гуманности кастрации. И сами же на него отвечали - да, тысячу раз да! Потому что голос кастрата имел своего рода космическое (а в тогдашнем понимании - божественное) происхождение. Кузанино мог взбираться своим голосом от до третьей октавы до до пятой, Маркези - от соль второй до до пятой, а Фаринелли от до второй аж до ре пятой (при этом он делал это крайне редко, оберегая свой голос от ненужных потрясений, поскольку знал, что некоторые молодые кастраты, пытавшиеся взять слишком высокую ноту, умирали прямо на сцене от разрыва сердца). Композиторы, разглядев способности новых певцов, стали и сочинять, и оркестровать свою музыку не как раньше - не выше ноты ми четвёртой октавы, - а до соль четвёртой, а в отдельных случаях и до ре пятой.
Эту арию сочинил Риккардо Броски для своего брата Фаринелли, чтобы продемонстрировать публике максимум его вокальных способностей, включая серию трелей и фантастически долгое держание одной ноты. Впервые она прозвучала в его опере «Меропа», впоследствии став одной из «чемоданных» арий Фаринелли. Сегодня это исполнить никто, кроме женщин, не может - поёт американское меццо-сопрано Вивика Жено
Click to view
Так как же из свежеоcкоплённого мальчика сделать гения вокала и звезду сцены? Этим занимались специальные учебные заведения, которые в Риме и Неаполе именовались консерваториями. После операции и поправки здоровья детей отправляли туда на поселение и обучение - консерватории работали как современные интернаты. Таким образом, родители спихивали с себя обязанность кормить один лишний рот, поскольку оплачивать обучение им крайне редко приходилось в полном объёме - зачастую финансирование консерваторий брали на себя король, папа, епископ или кто-то из местной знати. Это была очень выгодная инвестиция, поскольку при должном обучении можно было наштамповать больше сверхприбыльного товара, коим кастраты и являлись. Самыми знаменитыми консерваториями были неаполитанские Пьета деи Туркини (название произошло от ярко-бирюзового цвета формы обучающихся, стихаря и подрясника - по-итальянски turchino), Санта Мария ди Лорето и Христовы Нищие. Среди преподавателей консерваторий в разное время были замечены легендарные оперные композиторы Леонардо Лео, Франческо Дуранте, Никола Порпора и Алессандро Скарлатти. Мальчиков обучали не только вокалу, но и музыкальной грамоте, игре на музыкальных инструментах и, главное, дисциплине. Наверное, именно поэтому многие из кастратов потом так ненавидели её и всячески старались расслабиться, в том числе и на сцене.
Фрагмент из оперы Генделя «Флавий, король лангобардов», сочинённой специально под Сенезино и Беренштадта. Одну из арий Беренштадта исполняет американский контртенор Джеффри Голл
Click to view
Театры, впервые появившись как стационарные здания в Италии, а точнее в Падуе, Болонье и Риме, в середине XVI века, представляли публике драматические спектакли на античные сюжеты, в первую очередь про Орфея. Понятие commedia dell’arte изначально никаких масок не предполагало и означало «профессиональный театр», а не площадной балаган. В XVII веке эти театры стали постепенно переквалифицироваться на постановку музыкальных спектаклей, т.е. опер. Ранее музыка, написанная профессиональными композиторами, исполнялась исключительно в церкви, а теперь она шагнула через театральную сцену в свет. За каких-то сто лет вся Италия покрылась сетью бесчисленных оперных театров, таковой имелся отныне даже в небольшом городке, чего уж говорить про Венецию и Рим - там было аж по восемь серьёзных оперных театров. Флоренция и Неаполь могли позволить себе по три-четыре театра, остальные города - по два или одному, в зависимости от числа жителей. Такое не снилось тогда ни Франции, ни Германии, ни Англии - там повсюду стационарный профессиональный театр фактически появился лишь к концу века, когда в Италии этот бизнес был поставлен уже на поток. Вот эти самые театры и ждали с нетерпением новых кадров, выпускаемых консерваториями.
Сочинённая специально для Сенезино Генделем ария - фрагмент из оперы «Роделинда, королева лангобардов» в исполнении удивительного американского контртенора Дрю Минтера
Click to view
Юные кастраты как правило начинали выступать под своими природными именами и исполняли исключительно женские партии, поскольку голоса их были невероятно высоки и подвижны - им ведь было по пятнадцать-шестнадцать лет... Со временем, когда голос набирал «мясо», переходили на партии мужские, а также выбирали себе подходящее сценическое имя, односложное. Так уроженец Сьены Франческо Бернарди стал Сенезино, Гаэтано Майорано, обучавшийся у маэстро Каффаро, стал в честь учителя Каффарелли, Джованни Карестини нарёк себя Кузанино в честь миланской семьи Кузани, инвестировавшей в него, Николо Гримальди назвался Николино, потому что его так называли дома в детстве, а Карло Броски, отдавая долг чести братьям Фарино, покровительствовавших ему, стал Фаринелли.
До Венеции великие кастраты доезжали нечасто, поэтому местные композиторы довольствовались не мегазвёздами, а обычными кастратами, создавая для них, тем не менее, потрясающую музыку - фрагмент из оперы «Неистовый Роланд» Антонио Вивальди в исполнении французского контртенора Филиппа Жарусски (на премьере 1727 года партию пел Джованни Андреа Тасси)
Click to view
Голоса кастратов были очень разными - кто-то пел выше и именовался сопранистом, кто-то ниже, называясь альтистом и контральтистом, а кто-то посередине, получая наименование меццониста. И техники у всех были разные, и манера пения различная, и колоратурные приёмы они использовали разные, поэтому один мог поражать публику чудесами вокальной акробатики, а другой чувственностью и проникновенностью пения. В 1776 году в Форли, например, Паккьяротти был настолько убедителен как вокально, так и драматически, что оркестр сначала стал фальшивить, а потом и вовсе смолк. Когда удивлённый кастрат подошёл к рампе с вопросом «а почему музыка не играет?», он обнаружил всех оркестрантов, включая дирижёра, рыдающими. Переведя взгляд в зрительный зал, он понял, что слезами заливается и вся аудитория. Вот поэтому кастратов стали называть виртуозами. Плату за свои услуги они, кстати, тоже просили совершенно виртуозную.
Джеминьяно Джакомелли в своей «Меропе» сочинил арию «Влюблённый соловей», имитирующую соловьиное пение и способную раскрыть многие возможности голоса кастрата. Начиная с Фаринелли, многие кастраты обожали её. Например, Балатри исполнил её на приёме у архиепископа Вюрцбургского, после чего тот посулил ему любые деньги, лишь бы кастрат остался служить при его дворе. Сегодня она в исполнении греческого сопраниста Ариса Кристофеллиса (пишу сопранист, потому что голос у него был действительно уникальный)
Click to view
В театральном сезоне 1739 года в неаполитанском Сан-Карло Каффарелли получил гонорар за исполнение четырёх опер в размере 2263 дукатов, а Сенезино в следующем сезоне - уже 3693 дуката. При этом Порпора, сочинивший одну из этих опер, удостоился гонорара лишь в 200 дукатов. А что уж говорить про простых музыкантов оркестра… Кастратов рвали на части все ведущие театры Европы (кроме французских), поэтому они то и дело разъезжали, чтобы успеть выступить и в Лиссабоне, и в Дрездене, и в Вене, и в Мадриде, и в Санкт-Петербурге, и в Лондоне. В Гамбурге, кстати, итальянских кастратов, подобно Парижу, не любили, поскольку тамошняя ганзейская купеческая публика предпочитала слушать оперу на родном немецком, а кастраты, за исключением лишь некоторых, типа Беренштадта или Порпорино, по-немецки петь не умели. Особенно охотно кастраты отправлялись в Лондон - там платили лучше всех, да и оперные компании, возглавляемые соперничавшими Генделем, Бонончини, Гассе и вездесущим Порпорой, выдавали наилучший по меркам того времени сценический продукт.
Немного церковного пения для кастратов - фрагмент из Stabat Mater Агостино Стеффани в исполнении уникального итальянского меццо-сопрано Чечилии Бартоли
Click to view
А уж чудили кастраты не хуже нынешних звёзд, начиная с райдеров. Это совершенно не отличительная черта современности - райдеры были и в те годы. Все знаменитые кастраты, а также примадонны эпохи барокко вели себя точно так же. Такие же требования, такие же запросы, такие же постоянные скандалы с импрессарио. Кастрат мог путешествовать с кучей каких-то племянников и племянниц и требовать разместить их и обслуживать за счёт театра, пока он выступает. Примадонна могла притащить с собой всех своих попугайчиков, кошечек и Бог знает кого ещё. Бывало, доходило до того, что кастрат отказывался петь вообще или пел вполсилы (что приводило в негодование публику), если его требования не выполнялись. Некоторые уже настолько расслаблялись (вот он, протест консерваторской дисциплине!), что вели себя на сцене, будто в собственной гостиной. Например, Каффарелли мог позволить себе в промежутке между частями арии подняться в ложу к знакомым, понюхать там табаку и рассказать анекдот, чтобы потом спуститься обратно на сцену и продолжить петь.
Фрагмент из оперы Гассе «Сиров, царь Персии», сочинённый для Каффарелли (которого упоминает даже один из героев «Севильского цирюльника» Россини), в исполнении невероятно популярного аргентинского контртенора Франко Фаджоли
Click to view
Так, превозносимые повсеместно публикой, кастраты пережили XVII век, чтобы стать в веке XVIII уже не только объектом поклонения, но и объектом для насмешек - европейская культура неумолимо двигалась в эпоху рококо, прощаясь со старым барокко и отодвигая кастратов на второй план, стремясь получить женскую энергетику исключительно от женщин, а от мужчин - только мужскую. Ведущие композиторы эпохи - Паизиелло, Гайдн, Чимароза, Сальери и Моцарт - поначалу не мыслят своих произведений без кастратов, но, после того, как Глюк полностью переосмысливает оперу как жанр, предпочитают идти за ним, отказываясь от услуг амбивалентных певцов. Последними, кто сочинял оперы специально для кастратов уже в начале XIX века, были Россини, Беллини и Мейербер, но это стало уже скорее смелым экспериментом - место исполнителей мужских партий для высоких голосов стремительно занимали женщины.
Знаменитая ария Орфея из «Орфея и Эвридики» Глюка, собственноручно переписанная композитором потом под тенора - оригинал для кастрата звучит в исполнении американского контртенора Дерека Ли Рэгина
Click to view
Пожилые кастраты доживали век в своих имениях, приобретённых на заработанные за карьеру огромные деньги, лишь изредка принимая участие в частных концертах, трогая до слёз всё ещё верную им публику. Многие из них, как Фаринелли или Крешентини, с которого начался сегодняшний рассказ, сами принялись за сочинительство и сумели стать вполне признанными композиторами. Например, Крешентини даже писал вставные арии для опер Чимарозы и Дзингарелли. В начале XIX века они полностью покидают сцену и возвращаются в свою alma mater - в церковь. Теперь их удел - вновь быть церковными певчими, однако и этот институт на протяжении столетия вымирает, превращаясь к его концу в закрытый клуб папских певчих при Сикстинской капелле Ватикана. Иными словами, конец истории кастратов приводит к её началу, и так этот круг замыкается. Папа Бенедикт XIV запрещает кастрацию одной из своих булл, а в 1870 году, после объединения Италии, на кастрацию накладывает запрет и король. Последние два великих кастрата - Доменико Мустафа и Алессандро Морески, были кастрированы, судя по всему, как раз между запретами папы и короля, так что стали последними из своего вида. Морески вышел в отставку в 1913 году, закрыв за собою дверь на глухой засов. Дверь в удивительный и экстравагантный мир барокко.
В наши дни оперы барочного репертуара вновь стали невероятно популярны. Партии кастратов теперь доверяют петь либо женщинам, либо контртенорам, которых развелось великое множество, и некоторые из которых, надо заметить, обладают уникальными голосами. Однако даже их поразительных вокальных способностей не хватает, чтобы в полной мере воспроизвести ушедшую навсегда загадочную и волшебную эпоху.
Напоследок - единственная дошедшая до нас оригинальная запись голоса последнего из живших на земле певцов-кастратов - Алессандро Морески. Она сделана в 1902 году, когда певец был уже немолод, поэтому голос его утратил былые свежесть и подвижность и напоминает скорее не ангела, а истеричную тётку… Он исполняет Ave Maria Шуберта
Click to view
(c) petrus_paulus