Ночь среды. Треплемся с мальчиком-таксистом «за жизнь». Из динамиков доносится незнакомая музыка - мальчик и сам не знает, что накачал из соцсети. Улицы непривычно просторны и тихи, городские огни светят мягко и даже уютно. Луна в небе оранжевая, как всегда, когда природа во власти сезонного помешательства, воздух тепл и прозрачен. На приборной доске передо мной - четыре маленькие иконки, образующие крест. Мальчик втирает мне про свою девчонку, живущую на Машмете, матушку и ее дело; новую машину, то, что не любит работу таксиста, зато ценит быструю езду; про то, как прошлым летом с другом - он, кстати, вскоре перебирается на ПМЖ в Нью-Йорк к своей уехавшей раньше девушке - наконец попали в Крым, в район Алушты, им ужасно понравилось, и они познакомились там с девчонками - просто так, - и да, мы теперь с ними общаемся, они рады, что Крым теперь с составе России… Про то, что, в принципе, можно было бы уехать из России, но «я же родился здесь… ну как здесь - в Питере…» Спрашиваю, а слышал ли он про права и свободы человека. Мальчик надолго задумывается, наконец говорит, что это разговор не на один час, но вроде бы слышал. Дальше (к слову пришлось) интересуюсь про веру. Да, я верующий, отвечает он, но что-то в последнее время мне церковь не нравится. А вы? «Скорее нет, чем да». - «Почему?» - с жадным интересом спрашивает мальчик. - «Ну, потому, наверное, что вера мешала бы мне правильно видеть какие-то стороны жизни». Жаль, говорит он, вот быть чьим-то крестником или крестным - такая глубокая, духовная традиция… Вот я бываю в церкви такой-то, стараюсь регулярно. «Я в церкви бываю только на экскурсиях. Всего раза три за жизнь, кажется». Мальчик удивленно замолкает. «Правда, не пойму я, че за фигня творится в церкви в последнее время, - наконец говорит он задумчиво. - Со своими свечками туда нельзя, типа такая свечка перед Богом не засчитается, и денег дерут прямо много. Вот с каких барышей у них иномарки, а? Вообще, какая зарплата у священника?» Хороший вопрос, отвечаю. «Хотя, когда я машину святил, - продолжает мальчик, - с меня денег не брали - я сам дал… И все-таки что-то неладно в церкви». Слегка офигев, уточняю: «Вам только это в церкви не нравится - коммерциализация?» Ну да, наивно говорит мальчик. Что еще-то? [Пам-па-парам, я - хороший человек!] Пятница. В речи коллег постоянно проскакивают некие бесы, которые их якобы разжигают. Дизайнеру, любительнице попеть за работой, постоянно затыкают рот. Ой, я забыла, виновато говорит она. «Сегодня ж Черная Пятница», - со значением уведомляет начальница. «Так скидки вроде были уже в Америке?» - рассеянно интересуюсь я. На меня смотрят как на двухголового теленка: «Страстная Пятница!» А, отвечаю я, понятно. Вы ж меня этим магазинным термином и заразили… Целый день продолжаются стоны на тему, как всем срочняком надо по домам - готовиться. И что? Ну как же, говорят, Такой Великий Праздник! Для нас, для православных… Для вас, говорю я. «А ты?..» - «Вот не крестили меня. Но бесы чего-то не разжигают - медитирую много, наверное». Большая часть отдела недоуменно хлопает глазами. Гуляем после работы. Весна ударяет в голову. Люди вокруг чутку шалые. Кажется, что все они общаются на каком-то чужом, причудливом языке. «Вот тебя не крестили…- нерешительно спрашивает коллега Ирочка, услышав от меня историю с освящением машины (честно, до этого была уверенность, что такое существует только в олигархических кругах и песнях Слепакова). - Это был твой сознательный выбор?» - «В детстве не крестили, сейчас не считаю нужным». А, поводит она пухлым плечиком. Я просто знаю таких, кто пошел на это сознательно.
Четвертый этаж престижного ТЦ. Небольшой закуток между сувенирной лавкой и дорогим игрушечным магазином. Сотни часовых циферблатов по стенам, асинхронно качающих маятниками. Это слегка нервирует, хотя здесь я не в первый раз. Мимо периодически проезжает паровозик с детьми, петляющий по этажу. Неподалеку сдержанно шумит: чинят аппарат для сахарной ваты. Бывшая коллега сует мне под нос распечатки натальных карт - напарница увлекается. Поддаюсь на уговоры проверить ее знания, и, поломавшись для виду, холеная Элеонора начинает вещать что-то про Весы в Раке и Льва в Стрельце. Часы мелодично (и в разное время) отбивают время, мы треплемся о разной ерунде, пока Эле не приходит пора уходить. Мое внимание привлекает книга. Прошу посмотреть - ба, Элеонора на досуге читает проповеди какого-то патриарха. Книжка прихвачена в церковной лавке поодаль. Тем временем Танька гордо сообщает мне, что тоже постится и даже причащалась в церкви. Впрочем, о ее вере мне давно известно. Религия не мешает ей оставаться адекватным человеком. Заходит речь про другого напарника Таньки, симпатягу Антона, который недавно уволился. В разгар повествования о том, как шокировали Элю ужас Антона насчет его растрепавшейся прически, торопливое приведение оной в порядок и долгое, вдумчивое опрыскивание себя духами, заявляется бойфренд Татьяны, тощий человечек слегка за 40. Не очень люблю его - нудный тип, норовящий влезть в душу с ногами. В прошлую нашу встречу он упорно заставлял меня проходить какой-то соционический тест и навязчиво рекомендовал к чтению Кастанеду, «хотя бы первые три книги», после которых мне, мол, откроется новый мир. Не знаю, правда, как бы ему помогло знание того, что в душе я Есенин. Танька увлеченно обсуждает Антона, Саша плюхается на стул рядом с ней и с ходу хватается за телефон подружки, на предмет почитать смс. Он изредка вставляет свое слово - всякий раз ненужное и неуместное. Но это, как оказалось, цветочки. С Антона танины мысли перескакивают на девчонок из соседнего магазина - тех самых, что на время одолжили ноут, с которого мы искали в Инете расчет натальных карт. У них какие-то странные отношения. Шепоток о них уже которую неделю вьется по этажу, и тема не надоедает. Нет, никто ничего не видел, но… Вроде бы они обнимались, вроде бы между ними что-то есть. «А эта самая Олеся верующая, недавно в церковной лавке молитвослов покупала, - трещит мне в ухо Танька. - А это… ну… как бы… грех. Как же она может такие вещи совмещать?» А как ты совмещаешь? - спрашиваю я. Ну и она так же. И вообще, вы толком ничего не знаете, а языками треплете. Я понимаю, у вас уже слухи ходят, но ты бы как-то поменьше, что ли… «Ой, не знаю, - капризно тянет экс-коллега. - Они с подружкой меня в баню приглашали - мало ли что?» «Да ты, может, не в их вкусе», - хмыкаю я. Саша недовольно ерзает. Тема явно ему не нравится, поэтому он изо всех сил старается ее сменить. От девчонок разговор сворачивает к церковной лавке. Танька сокрушается, что магазинчик вскоре переедет в подвал напротив сексшопа. На его месте планируют открыть салон красоты. Бойфренд Саша, не отрываясь от ее телефона, глубокомысленно изрекает, что у сексшопа будет меньше посетителей. Припомнив юного таксиста, замечаю, что совсем рядом в новым местом дислокации лавки многоуровневая парковка, и, возможно, магазин будет иметь успех у автолюбителей. Мимоходом выражаю удивление от факта освящения машины. «Что тебя удивляет?» - вскидывается Саша, забыв о чужой трубке в руке. Лично меня не крестили, отвечаю я. И тут разражается буря. Глаза Саши зловеще суживаются. Заметив это, Танька наконец-то примолкает и примирительно говорит: «Саш, человек должен сам к этому прийти!» Тактично сообщаю обоим, что мне и так неплохо. Пока Саша, заикаясь от такой наглости, подбирает слова, коллега обреченно вздыхает: «Ну, сейчас понесется…» Не баис, говорю я, после того нашего разговора я с ним принципиально не беседую. «А я сам с тобой поговорил тогда и понял! - гундосит Саша, собравшись с мыслями. - Да в твоей жизни не было событий, способных заставить тебя пересмотреть жизнь, задуматься! (Человек не знает обо мне ровным счетом ничего - мои друзья, при всей своей словоохотливости, способны иногда держать язык за зубами.) Вот сколько тебе лет, а? Сколько?..» Не твое дело, отвечаю, жалея, что не пришлось уйти одновременно с Элей. Дальше до моего сведения доводят, что я вообще тлен и прах, что Саша, видите ли, еще тогда понял мои, «назовем их так, предпочтения» (???) и не уверен, что Тане это надо. Честно стараюсь не заржать. «Если хочешь наставить кого-то на путь истинный - так…» Но послать его преподавать в воскресную школу не удается - Саша ноет: «Я больше не хочу с тобой разговаривать!» Подчеркнуто игноря меня, он начинает приставать к девушке: «Тань, вот как ты думаешь, что главное в жизни? В чем смысл?..» Танька пытается что-то ему высказать, я собираюсь уходить. Не разговаривая со мной, этот ревнитель веры тем не менее умудряется заявить мне в глаза, что «гордыня - самый страшный грех». Не сдержавшись, я рассказываю ему, как однажды встреченный на улице попик в страхе пялился на меня и крестился, пока наши дороги не разошлись. (До сих пор не в курсе, что напугало его в моем цивильном прикиде.) Православие мозга - не айс, говорю я Саше, начиная беситься. «Что? Я не расслышал!» - хорохорится он. Значит, тебе и не надо. Танька пытается влезть между нами, но получается у нее хреново. «В мире есть разные существа, странные существа, - не унимается Саша, - и они тоже твари Божьи… Все мы твари Божьи!» Они не твари, а люди, блин, говорю я и ухожу. «Свят-свят-свят!» - орет он мне вслед, не озаботившись правилами приличия. Цензурных словей не остается. Страстная Пятница, фигле.
З.Ы. На следующий день Танька звонит с извинением, поясняя, что Саша уже с полгода как резко ударился в религию. Конечно, ее я прощаю, а он мне никто. Сегодня с утра пораньше с вопросом о моем вероисповедании пристает начальница: если не православие, то что же? Агностик, цежу я сквозь зубы.