Итоги года я обычно подвожу в декабре, в крайнем случае - в январе. И вот уже четыре месяца, уложив дочь - то в два, то в четыре, я вспоминаю о неподведенном балансе 2012 и думаю - нет, сегодня уже не смогу. Но и не записать нельзя - так много хорошего.
Так вот, 2012, как теперь кажется, получился очень коротким, хотя тянулся долго, потому что счет велся по неделям. Начало было довольно угрюмым, мы блуждали неприкаянно в холодном и загаженном размокшими новогодними петардами Берлине и клялись больше никогда не проводить зимние каникулы в миттель Европе. Потом разгулялось и распогодилось -- уже в Гамбурге дышалось вольнее, потому что город, где столько эллингов и доков, а также целый португальский квартал с креветками и портвейном, не может быть плохим.
Первые месяцы зимы - это, конечно, праздничные протесты в трескучий мороз - веселые плакаты, цветы омоновцам и прочий щенячий восторг. На вечеринках все с упоением в сотый раз рассказывали свою версию истории «как я был наблюдателем».
А потом наступила весна, и мы стали путешествовать вдвоем. Мне все время хотелось мяса, поэтому я была убеждена, что путешествую с сыном, -- ошибалась. Для начала мы с П. и К. (и будущим Я.!)обошли весь Канонерский остров, едва не увязнув в болоте где-то посередине. Потом в апреле совершили великое путешествие в Астрахань поездами. На пути туда пришлось делить купе с матросом речфлота и с браконьером, который взял с собой в дорогу полную фильмографию Брюса Ли, но не взял наушники. Зато он рассказал мне немало сочных историй об икорной мафии, вертолетах рыбнадзора, чеченцев с гранатометами, мешках денег и тоннах осетров.
Нежная весенняя Астрахань, пыльная, прозрачная и пахнущая сушеной рыбой, воблой, жерехом, лещом, а вовсе не осетриной - но я не могла на них даже смотреть. Чем-то похожа на Одессу и Тбилиси, но меньше масштаб и больше востока. Пока где-то на соседней улице голодал Шеин, я обошла все базары и татарские слободы, нашла могучую кучку местной молодежи, и без риска для здоровья осмотрела все важные бары и маленькие музеи -- Хлебникова, Кустодиева, картинную галерею - кроме меня, кажется, никому в Астрахани не интересные.
Обратный путь стоил всего путешествия: поезд Махачкала-Москва, прибытием в столицу в 5 утра. Соседка, отдыхавшая в Махачкале в военном санатории, но явно не отдохнувшая, звала пить коньяк с новыми друзьями, и в итоге ночь напролет целовалась в тамбуре с эффектным брюнетом. В соседнем купе человек восемь гудели с момента отправления поезда из Дагестана, и в Москве их не выпускали, потому что бесследно исчезли наволочки, простыня и паспорт некоего Магомеда. Стараясь не поддаваться панике, я всю ночь таскала из пакета брынзу и помидоры, купленные рядом с рынком Большие Исады у татарки в перчатках. В Москве приняла с местной голытьбой душ на Ленинградском вокзале, села на Сапсан, и в 11 утра уже вела вторую пару.
Довольно скоро мы очутились в Милане, где я впервые пережила приступ клаустрофобии в метро и опоздала на собеседование. И тем не менее, совершенно неожиданно для себя получила работу, которая привела меня в архив Русского музея, и подарила минуты чистой радости за чтением писем Николая Бенуа к его многочисленным родственникам.
Летнее путешествие в Волгоград далось уже тяжелее: и жара, и Родина Мать, и бесконечные улицы, и грязнющая Волга, и лица - все там какое-то тяжеловесное. Чего стоит полуторачасовая поездка на электричке и квест по микрорайону в поисках немецкой слободы Сарепта - четыре кое-как восстановленных уездных домика, а билет стоит, как в Эрмитаж.
Дальше был наш первый отпуск на море - и хотя в Хорватии тоже было жарко, я убедилась, вопреки карканьям врачихи, что чтение Джеральда Дарелла на пляже, фрукты, рыба и море лучше, чем гниение где-нибудь в Лисьем Носу.
А потом все пошло еще быстрее. Главное ощущение лета и осени - состояние совершенного биологического счастья и полноты
бытия. Неприятности, вроде панических атак в транспорте и пары скачков давления -- ерунда, и все страхи пустые.
О сознании беременных, бесконечном гуглении вопросов, можно ли беременным танцы\ вино\ крабовые палочки\ капли от насморка можно написать отдельную песню. В результате я пришла к выводу, что акушерство, да и общение с новорожденным -- это сфера сугубо эзотерическая, веришь во все, что помогает, будь то музыка Баха, примула вечерняя, НЛП или молитвы.
Роддома и врачей с их бесцеремонными методами я боялась больше самих родов, мне снилось, что по больничным коридорам блуждают трицератопсы и огрызаются. В результате я почти справилась сама, как хотела, и заодно убедилась, что мне все-таки больше всего подошли бы роды в чистом поле - без врача, а главное, без назидательности советской медицины ( сначала акушерка язвительными комментариями из коридора сопровождала мое пение, а когда я перешла на более резкие звуки, наконец смогла включить песню «кажется, кто-то себя плохо ведет» - были бы силы, огрела бы ее чем-нибудь по башке). Но в целом я довольна, и думаю, это очень важно.
Дальше были мерзкие дни до выписки - даже полностью здоровый человек увянет, если не дают спать, за стенкой раздаются стоны, из коридора - заунывный плач и оханье, и каждый час приходит какой-нибудь очередной педиатр и дает тонну бессмысленных советов, которые кажутся важными, как заповеди, но сразу же забываются.
Что было после этого в декабре, я не помню вообще. И так год закончился, и он был отличным.