ошибки отцов... (думала, что дело в этом)
- деда! - резко воскликнул Васька. - Ленка выбросила мои ромашки! Я больше никогда ей не подарю ничего! Я больше никогда не поведу ее в кино!
- эх, малыш, - добродушно посмотрел на него, умудренный опытом, дед своими узкими морщинистыми глазами. - поведёшь! И будешь дарить ей ромашки на каждый ее день рождения… Однажды я сказал себе: я больше никогда не буду курить, но я регулярно достаю из этой пачке папиросу вот уже двадцать лет… Потому что мы не можем не делать того, что нам так хочется, что нам доставляем радость… - Николай Петрович бросил взгляд в окно и пристально вглядывался вдаль, будто в прошлое. - Когда-то, еще до твоего рождения, я сказал себе, что не могу смериться с тем, какую ошибку совершила твоя бабушка. Несмотря на то, что она достаточно заплатила за нее своим горем, я до самой ее смерти не давал волю своим истинным чувствам. Да, я любил ее, и до сих пор люблю. Но я не мог переступить через свою гордость и открыть ей эту любовь. И так мы прожили долгую жизнь, скрывая друг от друга то сокровенное, что находится в самом сердце. Мы оба любили, но тихо, молча, тая обиду. И только сейчас я понимаю, что если б я хоть раз открыл ей свою душу, мы прожили бы не только долгую, но и счастливую жизнь… Учись, прощать, внучек, учись прощать дорогих тебе людей. - И старик улыбнувшись снова посмотрел на Ваську но уже грустными и сверкающими, как бусинки, глазами.
- ну… - кривил нос Васька, - она ведь такая вредная! …в кино, может и пойдем, а вот ромашки точно не дождется! - топнув ногой, Васька выбежал из комнаты.
Старик снова повернулся к окну и долго неподвижно смотрел в прошлое, на его глазах поблёскивала медленно скатывающаяся слеза. - Прости, меня… - произнес он чуть слышно, будто про себя…
- эх, малыш, - добродушно посмотрел на него, умудренный опытом, дед своими узкими морщинистыми глазами. - поведёшь! И будешь дарить ей ромашки на каждый ее день рождения… Однажды я сказал себе: я больше никогда не буду курить, но я регулярно достаю из этой пачке папиросу вот уже двадцать лет… Потому что мы не можем не делать того, что нам так хочется, что нам доставляем радость… - Николай Петрович бросил взгляд в окно и пристально вглядывался вдаль, будто в прошлое. - Когда-то, еще до твоего рождения, я сказал себе, что не могу смериться с тем, какую ошибку совершила твоя бабушка. Несмотря на то, что она достаточно заплатила за нее своим горем, я до самой ее смерти не давал волю своим истинным чувствам. Да, я любил ее, и до сих пор люблю. Но я не мог переступить через свою гордость и открыть ей эту любовь. И так мы прожили долгую жизнь, скрывая друг от друга то сокровенное, что находится в самом сердце. Мы оба любили, но тихо, молча, тая обиду. И только сейчас я понимаю, что если б я хоть раз открыл ей свою душу, мы прожили бы не только долгую, но и счастливую жизнь… Учись, прощать, внучек, учись прощать дорогих тебе людей. - И старик улыбнувшись снова посмотрел на Ваську но уже грустными и сверкающими, как бусинки, глазами.
- ну… - кривил нос Васька, - она ведь такая вредная! …в кино, может и пойдем, а вот ромашки точно не дождется! - топнув ногой, Васька выбежал из комнаты.
Старик снова повернулся к окну и долго неподвижно смотрел в прошлое, на его глазах поблёскивала медленно скатывающаяся слеза. - Прости, меня… - произнес он чуть слышно, будто про себя…
