"Плохие хорошие", реж. Е. Писарев, театр им. Пушкина, Премьера
Предновогодний спектакль-премьера от Евгения Писарева "Плохие хорошие". Вышло отлично. Сейчас объясню.
В школьные годы у нас дома был сборник пьес Уайльда ("Библиотека драматурга" вроде), и я по малолетству ими зачитывалась. Все просто: в 15 лет одним Тургеневым сыт не будешь, а при общем ограниченном доступе к мировой литературе это открывало окно в другую жизнь, из серии "а что, так можно было?" Впечатляли и иллюстрации: фото различных постановок Уайльда, включая Саломею-Коонен. Все это способствовало усложнению взглядов на мир, работало, как своего рода анти-совок (я даже не беру Дориана Грея).
В общем, как только дворецкий Патрик (прекрасный Марк Кондратьев) тряхнул волосами и запел в стиле Наставшевса и чуть ли не голосом Наставшевса какую-то гумилевщину, у меня все сложилось, и дальше я только боялась, что жемчужно-серо-серебряную гамму разрушит неуместная деталь. К слову, даже многократно упомянутые некоторыми зрителями перья нареканий не вызвали: и самому-то Уайльду присуща чрезмерность, чего уж говорить о русском Уайльде! Резануло только синее платье Вики Исаковой - потому что вдруг вспомнилась Ингеборга, тоже в синем, медленно идущая вдоль авансцены в сопровождении синего же льва ("Цирк" Диденко). Эх, ведь совсем недавно этого всего в Москве было навалом - свободы владения стилем, цветом, музыкой, короче, формой, которая сама по себе рождала смысл. И продуманный китч был - а ведь он нам положен по праву происхождения и культурных традиций. А сейчас только все тот же Наставшевс да кусочки из Тонышева ( к примеру, проход Мефистофеля по залу, частично содранный из "Отелло"). Впрочем, сильная сторона Писарева в том, что он крепко стоит на ногах, но при этом в состоянии понять и оценить всякие сложности, привнесенные драматургией или музыкой - и работать с ними. Понятно, что представленный на сцене мир, где мы не будем никогда, уже не кажется таким манящим, но этот уход в виртуальность, эта чужая изящная игра помогают сделать передышку, хоть на какое-то время избавиться от гнетущих ощущений, постоянного тревожного сосания под ложечкой.
В школьные годы у нас дома был сборник пьес Уайльда ("Библиотека драматурга" вроде), и я по малолетству ими зачитывалась. Все просто: в 15 лет одним Тургеневым сыт не будешь, а при общем ограниченном доступе к мировой литературе это открывало окно в другую жизнь, из серии "а что, так можно было?" Впечатляли и иллюстрации: фото различных постановок Уайльда, включая Саломею-Коонен. Все это способствовало усложнению взглядов на мир, работало, как своего рода анти-совок (я даже не беру Дориана Грея).
В общем, как только дворецкий Патрик (прекрасный Марк Кондратьев) тряхнул волосами и запел в стиле Наставшевса и чуть ли не голосом Наставшевса какую-то гумилевщину, у меня все сложилось, и дальше я только боялась, что жемчужно-серо-серебряную гамму разрушит неуместная деталь. К слову, даже многократно упомянутые некоторыми зрителями перья нареканий не вызвали: и самому-то Уайльду присуща чрезмерность, чего уж говорить о русском Уайльде! Резануло только синее платье Вики Исаковой - потому что вдруг вспомнилась Ингеборга, тоже в синем, медленно идущая вдоль авансцены в сопровождении синего же льва ("Цирк" Диденко). Эх, ведь совсем недавно этого всего в Москве было навалом - свободы владения стилем, цветом, музыкой, короче, формой, которая сама по себе рождала смысл. И продуманный китч был - а ведь он нам положен по праву происхождения и культурных традиций. А сейчас только все тот же Наставшевс да кусочки из Тонышева ( к примеру, проход Мефистофеля по залу, частично содранный из "Отелло"). Впрочем, сильная сторона Писарева в том, что он крепко стоит на ногах, но при этом в состоянии понять и оценить всякие сложности, привнесенные драматургией или музыкой - и работать с ними. Понятно, что представленный на сцене мир, где мы не будем никогда, уже не кажется таким манящим, но этот уход в виртуальность, эта чужая изящная игра помогают сделать передышку, хоть на какое-то время избавиться от гнетущих ощущений, постоянного тревожного сосания под ложечкой.