Дёник
Пока живы были мои дедушка и бабушка, а так же их многочисленные братья и сёстры, семейные застолья бывали иногда довольно внушительны. Особенно в дни всяких юбилеев, когда приглашались даже те, кого обычно приглашать не торопились. Главной легендой среди последних был какой-то мой дальний родственник по прозвищу Дёник. Его вспоминали и им пугали на каждом втором маленьком семейном торжестве - "А помните, что устроил Дёник?", "Дёник быстро напивается", "Он может устроить драку", "Дёник всем хамит" и.т.д.. И вот настал какой-то глобальный юбилей, на который Дёника пригласили потому-что "нельзя было не позвать". Тогда я его и увидел первый и последний раз в жизни.
Тот вечер для моих родителей уже был испорчен в тот момент, когда папа возвращался домой с работы. Сам он очень спортивный человек, но в тот день так неудачно подскользнулся на льду, что порвал себе связки в районе икры. Сил встать у него не было, до сих пор он вспоминает, как беспомощно лежал на оживленной улице - в хорошем пальто, ушанке из лисьего меха, и слышал только фразы от мимопроходящих людей: "Как нажрался-то, пьянь". Папа с трудом добрался до квартиры, когда я открыл ему дверь, меня поразило его лицо, которое бело белым как мел. Было решено ехать в травмпункт, мы с мамой помогли ему спуститься, поймали первого попавшегося частника на "Москвиче", который за пять остановок общественного транспорта успел обхамить нас и нагло содрать "трояк", который папа ему рассержено швырнул, не имея сил спорить*.
Не помню уже, что папе наложили на икру в травме - вроде гипс, иди какие-то лангеты. После чего мама предложила вернуться домой, но папа твердо сказал: "Поедем на юбилей". Думаю, что после всего ему просто необходимо было оказаться среди родных и выпить.
*Дорога с нашей Таганки до Щелковской, где проходил тот юбилей в квартире моих дедушки и бабушки, стоила по счетчику такси 4 рубля 30 копеек и это было 20 километров, а не 2, которые нас вез частник.
За столом Дёник оказался напротив меня. Это был такой деревенского вида мужик, которого втиснули в темно-коричневый костюм. Рядом с ним сидела его испуганная жена. С Дёником никто не общался, кроме дежурных фраз: "Налить?", "Салатику?", "Попробуйте пирогов". Он пытался неуклюже шутить, но я видел, как жена каждый раз дергала под столом его за штанину. Когда ему наливали, на половине рюмки она говорила: "Хватит". Каждую вторую рюмку по её же настоянию он пропускал. Впервые вечер для него обещал закончится нормально, Дёник держался.
Часа через два мой папа понял, что боль в ноге усилилась и ему надо прилечь. Он с трудом добрался до соседней комнаты, блаженно растянулся на диване и задремал. Там его и нашел возвращавшийся из туалета и слегка окосевший Дёник. Он сел в ногах и последнее, что услышал отец, было: "Лежишь? И-и-эхх", после чего взвился кулак и со всей силы опустился на больную ногу.
Нет, Дёник это сделал не со зла. Его обуревали чувства - вечер складывался замечательно, он держался и был совершенно счастлив, а удар этот был сродни эмоциональному хлопку по плечу соседа: "Эх, до чего же хорошо сидим-то!". Ну, просто Дёник был долбоебом, которые всегда притягивают к себе все, что только можно.
Через пять минут, общими усилиями присутствующих, Дёника уже насильно одели, жена тащила его в сторону лифта, а он пытался прорваться в обратно в квартиру сквозь толпу непускающей родни: "Саша, ну я же не знал! Саша, прости!". Папа лежал молча на диване, лицо его опять было белым как мел и покрыто крупными каплями пота.
Больше я Дёника никогда не видел.
Тот вечер для моих родителей уже был испорчен в тот момент, когда папа возвращался домой с работы. Сам он очень спортивный человек, но в тот день так неудачно подскользнулся на льду, что порвал себе связки в районе икры. Сил встать у него не было, до сих пор он вспоминает, как беспомощно лежал на оживленной улице - в хорошем пальто, ушанке из лисьего меха, и слышал только фразы от мимопроходящих людей: "Как нажрался-то, пьянь". Папа с трудом добрался до квартиры, когда я открыл ему дверь, меня поразило его лицо, которое бело белым как мел. Было решено ехать в травмпункт, мы с мамой помогли ему спуститься, поймали первого попавшегося частника на "Москвиче", который за пять остановок общественного транспорта успел обхамить нас и нагло содрать "трояк", который папа ему рассержено швырнул, не имея сил спорить*.
Не помню уже, что папе наложили на икру в травме - вроде гипс, иди какие-то лангеты. После чего мама предложила вернуться домой, но папа твердо сказал: "Поедем на юбилей". Думаю, что после всего ему просто необходимо было оказаться среди родных и выпить.
*Дорога с нашей Таганки до Щелковской, где проходил тот юбилей в квартире моих дедушки и бабушки, стоила по счетчику такси 4 рубля 30 копеек и это было 20 километров, а не 2, которые нас вез частник.
За столом Дёник оказался напротив меня. Это был такой деревенского вида мужик, которого втиснули в темно-коричневый костюм. Рядом с ним сидела его испуганная жена. С Дёником никто не общался, кроме дежурных фраз: "Налить?", "Салатику?", "Попробуйте пирогов". Он пытался неуклюже шутить, но я видел, как жена каждый раз дергала под столом его за штанину. Когда ему наливали, на половине рюмки она говорила: "Хватит". Каждую вторую рюмку по её же настоянию он пропускал. Впервые вечер для него обещал закончится нормально, Дёник держался.
Часа через два мой папа понял, что боль в ноге усилилась и ему надо прилечь. Он с трудом добрался до соседней комнаты, блаженно растянулся на диване и задремал. Там его и нашел возвращавшийся из туалета и слегка окосевший Дёник. Он сел в ногах и последнее, что услышал отец, было: "Лежишь? И-и-эхх", после чего взвился кулак и со всей силы опустился на больную ногу.
Нет, Дёник это сделал не со зла. Его обуревали чувства - вечер складывался замечательно, он держался и был совершенно счастлив, а удар этот был сродни эмоциональному хлопку по плечу соседа: "Эх, до чего же хорошо сидим-то!". Ну, просто Дёник был долбоебом, которые всегда притягивают к себе все, что только можно.
Через пять минут, общими усилиями присутствующих, Дёника уже насильно одели, жена тащила его в сторону лифта, а он пытался прорваться в обратно в квартиру сквозь толпу непускающей родни: "Саша, ну я же не знал! Саша, прости!". Папа лежал молча на диване, лицо его опять было белым как мел и покрыто крупными каплями пота.
Больше я Дёника никогда не видел.