О. Бескин. О поэзии Заболоцкого, о жизни и о скворешниках (1933)

Jul 08, 2005 01:25



Осип Бескин

О ПОЭЗИИ ЗАБОЛОЦКОГО, О ЖИЗНИ И О СКВОРЕШНИКАХ

Когда поэт не чувствует, не интересуется нашей жизнью, не является активным ее участником, а всего лишь обитателем маленькой в чисто профессиональной скворешни, волею обстоятельств взметенной на высокий шест где-то на задворках жизни, - тогда он неминуемо скатывается к субъективному идеализму, формализму. Такой поэт может брать актуальнейшие сюжеты нашего времени, касаться насущнейших наших тем. В этом «касании» он только будет подобен букашке, старательно ползающей . по телу гиганта. Где только такая букашка не побывает - заползет во все впадины, взгромоздится на все возвышения. А что толку? Не видя гиганта в целом, во впадинах она будет дрожать от мистического «страха бездны» и на возвышениях будет отдыхать и довольно потирать лапки, думая, что эти возвышения специально и устроены для ее идеалистических «размышлений о божием величии».
      Стихи и поэмы Заболоцкого прошедшие в ленинградских журналах «Звезда» (поэма «Торжество земледелия», «Меркнут знаки зодиака», «Лодейников») и «Литературный современник» («Венчание плодами»), являются иллюстрацией тяжелейшего вида хронической формалистической горячки.
      В произведениях Заболоцкого прежде всего бросается в глаза упорное желание представить развернутый социализм вещно и животно физиологически. По Заболоцкому, будущее рисуется как некий торжественно-идиллический союз очеловеченных животных, плодов и растений с людьми. Эта совершенно серьёзно подаваемая мысль обставляется пышно философическими рассуждениями (эта пышность звучит даже в самих названиях: «Торжество земледелия», «Венчание плодами»), в поэтическом строе которых чувствуется сильнейшее влияние Хлебникова, предельно, правда, примитивизированного. В «Венчании плодами» Заболоцкий пускается, отправляясь от мичуринских плодов, в идеалистические бредовые рассуждения о будущем, задаваясь вопросом о том, какую чудесную тайну поведают плоды человеку, когда в них «расцветут зародыши ума», когда они смогут «владеть пером», когда «умные кусты» смогут «передвигать корнями, как ногами». Одним словом, то блаженное время, когда

...человечество с ногами исполина
      Лежит, беседуя с плодами наугад!

Поэма «Торжество земледелия» претендует на глубинную философичность. Построена она как драматургическая поэма - на диалоге. Первая глава - «Беседа о душе» - разговор крестьян о душе и выступления по этому поводу центральной фигуры, символизирующей новую деревню - солдата; вторая - «Страдание животных» - о муках животных, закабаленных каторжным трудом и чающих освобождения; третья - «Враг» - о кулаке; четвертая - «Битва с предками» - поединок «рационалистического» сознания солдата с духами предков, пятая - «Начало науки» - наука, призванная освободить человечество, шестая и седьмая - «Младенец мир» и «Торжество земледелия» - об обновленном мире, некоем положительно «явлении трактора народу», о социализме.
      Я нарочно раскрываю конструкцию сюжета поэмы, чтобы были ясны точки внешнего фабульного стыка с современностью.
      По существу же мы прежде всего сталкиваемся в «Торжестве» в развернутом виде с реакционным положением, к тому же в примитивно националистической окраске потенциально содержавшемся уже в «Венчании»: социализм как претворение бредовой пантеистической идиллии единения всего животного и растительного мира с людьми. Наконец-то мир достиг подлинного благоденствия:

Повсюду разные занятья:
      Люди кучками сидят,
      Эти шьют большие платья,
      Те - из трубочки дымят.
      Один старик, сидя в овраге,
      Об’ясняет философию собаке,

другой об’ясняет коровам «идею точных молотилок». Сознательный солдат в поте лица агитирует: «Науку точную сноповязалок, сеченье вымени коров пойми. Иначе будешь жалок, умом дородным нездоров» и заключает заслуженной российской «славой»: «Славьтесь добрые науки и колхозы-города!». Характерно, что вслед за этим он подымает не что иное, как... фиал (!) с пивом.
      Что же дало возможность осуществиться через торжество земледелия социализму, этому идеалу лучшей части человечества, нашедшему у Заболоцкого, как может убедиться читатель по заключительным словам поэмы, совершенно четкое, продуманное, выношенное претворение:

Крестьяне, сытно закусив,
      Газеты длинные читают;
      Тот - бреет бороду, красив,
      А этот - буквы составляет.

Каким способом мир достиг такого счастья? Ну, конечно, распространением научных знаний, а главное, расширением контингента социально-сознательных элементов путем включения в человеческую семью животных (лошадей, коров, ослов и т. п.), в связи с освобождением их от рабства трактором. В пятой главе солдат рисует эту картину будущего, когда в некоем лошадином институте

... Учат бабочек труду,
      Ужу дают урок науки,
      Как делать пряжу и слюду,
      Как шить перчатки или брюки.
      Здесь конь с капустой и укропом
      Беседы длинные ведет.

Ну а люди? Вполне закономерно в этой социальной идиллии люди превращаются Заболоцким в зверей и птиц -

И хоры стройные людей,
      Покинув пастбище эфира,
      Спускаются на стогны мира
      Отведать пищу лебедей.

(Бедный Лермонтов! до какого парафраза докатились его тихо плавающие в тумане «хоры стройные светил»).
      Читатель вправе спросить: что же, поэма Заболоцкого - это серьезно или в шутку? Это издевательство или просто трюк? И то, и другое, и третье. Серьезно, трюк, издевательство над здравым смыслом советского читателя. Трюк обусловлен формалистической сущностью Заболоцкого; издевательство, потому что в поэме явная профанация нашей действительности; а серьезность этого обусловлена реакционным миросозерцанием. Эта идиллическая «философия» Заболоцкого совсем не невинна. Эта бредовая идиллия об’ективно (хочет этого Заболоцкий или нет) противопоставлена строительству социализма, бесклассового общества, осуществляемому в обстановке напряженнейшей и многообразной классовой борьбы. Социалистическое торжество земледелия, достигаемое через единение животных (а заодно и плодов) с людьми, трактор в роли освободителя домашних животных от рабства - это не просто заумная чепуха, а политически реакционная поповщина, с которой солидаризируется на селе и кулак, а в литературе - Клюевы и Клычковы.
      Читатель спросит - а глава, «Враг»? Да, эта маленькая, органически никак с поэмой не связанная, явно формально включенная главка, действительно, о кулаке, который призван к «ответу». В чем сущность этого ответа, остается полнейшей тайной. «Социальное» же раскрытие сущности кулака дано в таких, скажем, строфах: «Монеты с головами королей храня в тяжелых сундуках, кулак был враг среди людей, и рядом с ним гнездился страх» или «Кулак моленью предается, пес лает, Парка сторожит». Его социальная действенность раскрыта во всей главе только двумя строками: «Ему приятно истребленье того, что будущего знаки». А настоящее, конкретное, реальное? Это Заболоцкого не касается: он «будетлянин».
      Вообще социальные познания Заболоцкого просто удивительны по своей ширине. Тракторист, обращаясь к крестьянам, говорит: «О, крестьянин, раб мотыг, раб лопат продолговатых, был ты раб, но не привык быть забавою богатых». Выходит, что помещик-то был не при чем, а беда от отсталой техники (очевидно, самодовлеющей), от вещей. С разных концов формалист Заболоцкий приходит все к тому же: в мире существуют не социальные людские отношения, определяющие все остальное, а некий механический комплекс вещей, животных, растений и людей. До чего у всех формалистов во всех видах искусства одинаковы посылки.
      Мир Заболоцкого, его разорванное сознание населены только знаками-символами, без какого бы то ни было понимания их социальной причинно-следственной связи. Его вселенная - вселенная форм, а не сущностей. Слова Лодейникова из стихотворения того же названия) являются по сути дела credo автора:

Вокруг меня кричат собаки,
      Растет в саду огромный мак,
      Я различаю только знаки
      Домов, растений и собак.

Я не имею возможности в газетной статье остановиться на мистичности Заболоцкого, вполне естественном следствии его идеалистической настроенности, я прохожу мимо его любви к славянской архаике, демонстрирующей как бы нарочитый языковый уход от духа современности. Не могу я подробно остановиться и на специфической черте его поэтики - на примитивизме. Хочу только отметить, что примитивизм для всяческих разновидностей формализма является тем прикрытием, в котором они спасаются от реальности.
      Примитивность, часто детский по своей обнаженности прием, является в нашей действительности весьма удобной формой протаскивания чужого мироощущения во всех родах искусств.
      Вывихнутое, формалистическое творчество Заболоцкого, ярко демонстрирует, в какой тупик приходит поэт, не связанный вплотную с жизнью, с нашей действительностью, не понимающий ее процессов. Бытование в скворешнике приводит к скворцовому сознанию, скворцовой поэзии. А скворцовый язык, как бы ни был он забавен, есть все же только птичий язык.

Осип Бескин

Бескин О. О поэзии Заболоцкого, о жизни и о скворешниках // Литературная газета, 1933, № 32 (260), 11 июля. С. 2.

прижизненная советская критика

Previous post Next post
Up