История жизни А.А. Мещерского
Часть 9. Вечерние бои.
На совещании обсуждали план вечернего наступления. Манёвр был нехитрым - основная группа должна была перейти реку вброд и зайти в тыл Преображенцам, в то время как малый отряд отвлечёт внимание разведки противника, изображая масштабное наступление по фронту. Ещё одна небольшая группа должна была остаться в городе на случай встречных действий красных. О времени начала операции было сообщено всему отряду перед строем в голос, но время было названо неверное. Каждому бойцу лично дали указания относительно настоящего времени. Мера предосторожности была хороша, но учитывая открытость штаба, перед дверями которого во время совещаний регулярно не хватало часовых, а вместо них гуляли любопытные дамы, мастеровые и дворники - возможно излишняя. Отстутствие дисциплины и секретности в отряде вообще всё время поражало воображение. Впрочем, учитывая характер войны и сводный состав отряда, врядли было возможно что-то с этим поделать.
Выйдя из штаба, Мещерский отправился покупать билеты на бенефис, и немедля преуспел. Зайдя домой мимоходом, он встретил госпожу Шарскую, которая радостно сообщила, что купила два билета - на Андрея Александровичу и Эмму Конрадовну. Мещерский похолодел - денег на ещё два билета не было вовсе. Первая трата заставила залезть в средства, отложенные на завтрашнюю оплату жилья, вторая же была просто невозможна... Андрей Александрович побледнел, и давя в себе противоречивые чувства, попросил Варвару Михайловну как-нибудь найти возможность вернуть лишние билеты. Ушёл из дома моля Бога - только бы ей удалось это сделать, только бы не оказываться безвозвратно должным этой милой, доброй, и наверняка небогатой даме.
В госпитале Андрей Александрович вручил Эмме Конрадовне два билета, и обещал непременно зайти за ней, но в случае возможной задержки попросил не ждать - вдруг что-то на службе. «Вдруг» для него было отчётливо точным - какой уж тут бенефис, когда стрелковый концерт точно затянется на много часов, хорошо бы не дней.
Андрей Александрович должен был возглавить отвлекающую группу, которая вызовет на себя весь возможный огонь противника и даст возможность основным силам совершить обходной манёвр. Однако перед самым выступлением приказы изменились - отвлекающему отряду было приказано не вести активного наступления и оставаться на холме, пока не будет вестового от основных сил. Изображать наступление с холма было можно, но лишало задумку части смысла - красные ненадолго отвлеклись бы на неподвижный отряд. Решение было вызвано тем, что пришли новые разведданные, и его превосходительство боялся атаки на город, которую сможет помочь отбить только тот же стоящий посередине отвлекающий отряд, если останется на достаточном расстоянии. Андрей Александрович мысленно представил себе эти манёвры - быстрое возвращение в город или быстрое наступление - с пушкой, как было приказано, и усилием воли подавил в себе картину.
Итак, выступили. Доволокли пушку, пулемёт. Встали. Стояли полтора часа, потом начали изображать наступление. В лесу было тихо, но замигали фонари - очевидно, красная разведка. Через пятнадцать минут пришлось остановиться, потому что с того берега не было слышно ничего, в то время как согласно плану должна была начаться атака основной группы. В тяжёлом ожидании прошёл ещё час. И вот - грянуло. Из-за леса послышалось «Вперёд, господа !», «Ура !», и сменилось гимном - «Боже, царя храни». Наши, вздохнули все облегчённо. Родные, в атаку идут. Но вестового всё не было, и отряд в нетерпеливом ожидании застыл на своих позициях.
В это время на дороге задержали дворника, который направлялся в Преображенск, предварительно осмотрев стоящую в укрытии группу. Полковник Мещерский немедля сдал его с рук на руки находившемуся в отряде полковнику контрразведки Воронину. Стоявший рядом капитан Слизовский кисло отметил: «Вот придут они, и скажут: «Мы взяли Преображенск !». А мы что ответим ? «А мы поймали дворника»». Андрей Александрович отчётливо вспомнил Ляоян, и наступающих мимо позиций в отдалении японцев. Сражение началось и продолжалось много дней, но дивизия Кашталинского так и не была введена в бой - только новости поступали - там прорвались, там оступили, там показали себя героями... Так было и здесь. Сложись всё немного иначе, и им, на холме малой группой, пришлось бы жарче всех. Полковник Мещерский ответил сухо, но с невольным оттенком оправдания: «У нас приказ».
Через полчаса появился начальник штаба капитан Иванов, ходивший в бой с основной группой. Сказал, что прорвали ряды противника и сейчас наступают, но приказа присоединяться пока не было. Собрался вернуться к мосту, посмотреть обстановку. Капитан Воронин вызвался проводить Иванова. Прошло минут десять, и в отдалении показалась одинокая фигура. Двое офицеров направились навстречу. Это был капитан Иванов - один, без Воронина. Он сухо, но с тяжёлой горечью сказал: «Капитан Воронин закрыл меня собой от гранаты и погиб».
Ещё через полчаса показались ряды основной группы - она ворвалась в Преображенск, но на улицах города была остановлена, и войска было решено отвести на прежние позиции. Отвлекающая группа также получила приказ вернуться в город.
Уже заполночь Андрей Александрович возвратился домой - скорее ввалился, чем вошёл. С трудом, соблюдая минимум приличий, поздоровался с дамами, рухнул в кресло у огня и начал стягивать сапоги. После дневных походов и пробегов через глубокое болото ноги были в печальном состоянии. С другого бока у камина уже сидел майор Отто фон Вайс и внимательно поворачивал свою обувь, развешенную на прутьях каминной решётки. Основная группа ночного наступления форсировала вброд три реки, а господин фон Вайс, ходивший перед тем в разведку - четыре, потому о его состоянии Мещерский боялся помыслить. Увидев Андрея Александровича, майор устало поздоровался, и вернулся к своему занятию. В соседнем кресле возник бледный прапорщик Мазур. Постепенно, приходя в себя, офицеры начали обмениваться подробностями случившегося за сегодняшний день. Выходило так, что штурм Державина организован был дурно, но, благодарение Богу, людей погибло немного. И всё же, задумался Мещерский, это немного - каждый раз - люди. Знакомые или незнакомые, добрые или дурные - люди со своею судьбой, семьёй, друзьями, надеждой на что-то лучшее, живущей пусть в самом дальнем уголке сердца, а всё же чистой и трогательно наивной среди нескончаемой грязи и крови. Андрей Мещерский рассказал про гибель капитана Воронина. Офицеры сняли фуражки, а дамы, не переставая щебетать, скользнули мимо. Мещерского покоробила эта бесчуственность - ещё бы лет пять назад сколько было вздохов и причитаний, а сейчас - лишь ещё одно вычеркнутое имя. Хотелось закурить, но табаку не было, и Андрей Александрович продолжал сидеть, поглядывая в огонь и медленно растирая ноги. Где-то вокруг собирались петь романсы.
Вошли офицеры из контрразведки, сердечно поприветствовали капитана Слизовского, открыли принесённое с собой шампанское и в углу гостиной, ни мало не смущаясь дам, начали распивать. Один из офицеров заметил Мещерского и пригласил присоединиться. Нужно было слышать эти тосты и разговоры:
- За победу !
- За павших героев !
- За Россию, Господа !
- За баб-с !
- Ротмистр, как вы можете, здесь дамы !
- Он может, он дважды контужен и три раза ранен, причём в голову.
Шумели страшно и непристойно, мешали дамам петь романсы, три раза получали от них замечания. В итоге ротмистр Вороновский показательно закусил пробку от шампанского, чтобы не пошлить, и веселье вернулось в более приличное русло. Вскоре Андрей, поблагодарив общество и откланявшись, забрал от камина сапоги и по прежнему босиком побрёл к себе.
Нежданно не гадано, в коридоре его ждала Эмма. Перед глазами пронеслись все последние встречи - она выходит из дому, он догоняет и им удаётся урвать пару слов; она щебечет с мужем, а он с трудом отводит взгляд и уходит; они гуляют под руку, пять минут - и им обоим надо идти. Но чудесным образом Эмма не стала высвобождать руку, которой он коснулся, и вдруг оказалась в его объятиях. Щёлкнул ключ в замке пустующей комнаты, заваленной до потолка собранными со всего дома старыми вещами. Было пронзительно хорошо, но сквозь это краденое счастье неловко до невозможности - за пыльный угол горбатой кровати, за чужую неприбранную комнату, за шумящих за стеной в гостиной людей, которым надо ежеминутно лгать, за ничтожные крохи усталого внимания, и за бессилие что-либо изменить. Андрей как мог бережно вынимал шпильки из её волос и слушал рассказ Эммы про два серебряных рубля, потраченных на прическу ради несостоявшегося вечера. Он хотел бы потратить на неё сотню, но не было и двух. Черт возьми, половина полковничьего жалованья, да хотя бы старое, капитанское - до войны, купило бы цветы, шампанское, плату за квартиру с окнами на набережную... Денег оставалось на одну оплату жилья - понятное дело, за Варвару Прокофьевну. Андрей был уже непротив перебраться спать в штаб на столе, благо спать приходилось немного, но представить себе объяснение с бабушкой было неприятно до невозможности. А хотелось ещё как-то волшебным образом изловчиться и купить самый маленький, хотя бы пустяковый, подарок Эмме. Достать же средства было решительно неоткуда - всё что оставалось в кредитных письмах, давно потеряло ценность, а золотые часы были давно обменяны на лошадей по пути на Дон.
Через полчаса или час Эмма ушла. Как Андрей узнал уже утром - на дежурство. Он же отправился к себе, перезарядил револьвер, завёл будильник и заснул мёртвым сном.
На совещании обсуждали план вечернего наступления. Манёвр был нехитрым - основная группа должна была перейти реку вброд и зайти в тыл Преображенцам, в то время как малый отряд отвлечёт внимание разведки противника, изображая масштабное наступление по фронту. Ещё одна небольшая группа должна была остаться в городе на случай встречных действий красных. О времени начала операции было сообщено всему отряду перед строем в голос, но время было названо неверное. Каждому бойцу лично дали указания относительно настоящего времени. Мера предосторожности была хороша, но учитывая открытость штаба, перед дверями которого во время совещаний регулярно не хватало часовых, а вместо них гуляли любопытные дамы, мастеровые и дворники - возможно излишняя. Отстутствие дисциплины и секретности в отряде вообще всё время поражало воображение. Впрочем, учитывая характер войны и сводный состав отряда, врядли было возможно что-то с этим поделать.
Выйдя из штаба, Мещерский отправился покупать билеты на бенефис, и немедля преуспел. Зайдя домой мимоходом, он встретил госпожу Шарскую, которая радостно сообщила, что купила два билета - на Андрея Александровичу и Эмму Конрадовну. Мещерский похолодел - денег на ещё два билета не было вовсе. Первая трата заставила залезть в средства, отложенные на завтрашнюю оплату жилья, вторая же была просто невозможна... Андрей Александрович побледнел, и давя в себе противоречивые чувства, попросил Варвару Михайловну как-нибудь найти возможность вернуть лишние билеты. Ушёл из дома моля Бога - только бы ей удалось это сделать, только бы не оказываться безвозвратно должным этой милой, доброй, и наверняка небогатой даме.
В госпитале Андрей Александрович вручил Эмме Конрадовне два билета, и обещал непременно зайти за ней, но в случае возможной задержки попросил не ждать - вдруг что-то на службе. «Вдруг» для него было отчётливо точным - какой уж тут бенефис, когда стрелковый концерт точно затянется на много часов, хорошо бы не дней.
Андрей Александрович должен был возглавить отвлекающую группу, которая вызовет на себя весь возможный огонь противника и даст возможность основным силам совершить обходной манёвр. Однако перед самым выступлением приказы изменились - отвлекающему отряду было приказано не вести активного наступления и оставаться на холме, пока не будет вестового от основных сил. Изображать наступление с холма было можно, но лишало задумку части смысла - красные ненадолго отвлеклись бы на неподвижный отряд. Решение было вызвано тем, что пришли новые разведданные, и его превосходительство боялся атаки на город, которую сможет помочь отбить только тот же стоящий посередине отвлекающий отряд, если останется на достаточном расстоянии. Андрей Александрович мысленно представил себе эти манёвры - быстрое возвращение в город или быстрое наступление - с пушкой, как было приказано, и усилием воли подавил в себе картину.
Итак, выступили. Доволокли пушку, пулемёт. Встали. Стояли полтора часа, потом начали изображать наступление. В лесу было тихо, но замигали фонари - очевидно, красная разведка. Через пятнадцать минут пришлось остановиться, потому что с того берега не было слышно ничего, в то время как согласно плану должна была начаться атака основной группы. В тяжёлом ожидании прошёл ещё час. И вот - грянуло. Из-за леса послышалось «Вперёд, господа !», «Ура !», и сменилось гимном - «Боже, царя храни». Наши, вздохнули все облегчённо. Родные, в атаку идут. Но вестового всё не было, и отряд в нетерпеливом ожидании застыл на своих позициях.
В это время на дороге задержали дворника, который направлялся в Преображенск, предварительно осмотрев стоящую в укрытии группу. Полковник Мещерский немедля сдал его с рук на руки находившемуся в отряде полковнику контрразведки Воронину. Стоявший рядом капитан Слизовский кисло отметил: «Вот придут они, и скажут: «Мы взяли Преображенск !». А мы что ответим ? «А мы поймали дворника»». Андрей Александрович отчётливо вспомнил Ляоян, и наступающих мимо позиций в отдалении японцев. Сражение началось и продолжалось много дней, но дивизия Кашталинского так и не была введена в бой - только новости поступали - там прорвались, там оступили, там показали себя героями... Так было и здесь. Сложись всё немного иначе, и им, на холме малой группой, пришлось бы жарче всех. Полковник Мещерский ответил сухо, но с невольным оттенком оправдания: «У нас приказ».
Через полчаса появился начальник штаба капитан Иванов, ходивший в бой с основной группой. Сказал, что прорвали ряды противника и сейчас наступают, но приказа присоединяться пока не было. Собрался вернуться к мосту, посмотреть обстановку. Капитан Воронин вызвался проводить Иванова. Прошло минут десять, и в отдалении показалась одинокая фигура. Двое офицеров направились навстречу. Это был капитан Иванов - один, без Воронина. Он сухо, но с тяжёлой горечью сказал: «Капитан Воронин закрыл меня собой от гранаты и погиб».
Ещё через полчаса показались ряды основной группы - она ворвалась в Преображенск, но на улицах города была остановлена, и войска было решено отвести на прежние позиции. Отвлекающая группа также получила приказ вернуться в город.
Уже заполночь Андрей Александрович возвратился домой - скорее ввалился, чем вошёл. С трудом, соблюдая минимум приличий, поздоровался с дамами, рухнул в кресло у огня и начал стягивать сапоги. После дневных походов и пробегов через глубокое болото ноги были в печальном состоянии. С другого бока у камина уже сидел майор Отто фон Вайс и внимательно поворачивал свою обувь, развешенную на прутьях каминной решётки. Основная группа ночного наступления форсировала вброд три реки, а господин фон Вайс, ходивший перед тем в разведку - четыре, потому о его состоянии Мещерский боялся помыслить. Увидев Андрея Александровича, майор устало поздоровался, и вернулся к своему занятию. В соседнем кресле возник бледный прапорщик Мазур. Постепенно, приходя в себя, офицеры начали обмениваться подробностями случившегося за сегодняшний день. Выходило так, что штурм Державина организован был дурно, но, благодарение Богу, людей погибло немного. И всё же, задумался Мещерский, это немного - каждый раз - люди. Знакомые или незнакомые, добрые или дурные - люди со своею судьбой, семьёй, друзьями, надеждой на что-то лучшее, живущей пусть в самом дальнем уголке сердца, а всё же чистой и трогательно наивной среди нескончаемой грязи и крови. Андрей Мещерский рассказал про гибель капитана Воронина. Офицеры сняли фуражки, а дамы, не переставая щебетать, скользнули мимо. Мещерского покоробила эта бесчуственность - ещё бы лет пять назад сколько было вздохов и причитаний, а сейчас - лишь ещё одно вычеркнутое имя. Хотелось закурить, но табаку не было, и Андрей Александрович продолжал сидеть, поглядывая в огонь и медленно растирая ноги. Где-то вокруг собирались петь романсы.
Вошли офицеры из контрразведки, сердечно поприветствовали капитана Слизовского, открыли принесённое с собой шампанское и в углу гостиной, ни мало не смущаясь дам, начали распивать. Один из офицеров заметил Мещерского и пригласил присоединиться. Нужно было слышать эти тосты и разговоры:
- За победу !
- За павших героев !
- За Россию, Господа !
- За баб-с !
- Ротмистр, как вы можете, здесь дамы !
- Он может, он дважды контужен и три раза ранен, причём в голову.
Шумели страшно и непристойно, мешали дамам петь романсы, три раза получали от них замечания. В итоге ротмистр Вороновский показательно закусил пробку от шампанского, чтобы не пошлить, и веселье вернулось в более приличное русло. Вскоре Андрей, поблагодарив общество и откланявшись, забрал от камина сапоги и по прежнему босиком побрёл к себе.
Нежданно не гадано, в коридоре его ждала Эмма. Перед глазами пронеслись все последние встречи - она выходит из дому, он догоняет и им удаётся урвать пару слов; она щебечет с мужем, а он с трудом отводит взгляд и уходит; они гуляют под руку, пять минут - и им обоим надо идти. Но чудесным образом Эмма не стала высвобождать руку, которой он коснулся, и вдруг оказалась в его объятиях. Щёлкнул ключ в замке пустующей комнаты, заваленной до потолка собранными со всего дома старыми вещами. Было пронзительно хорошо, но сквозь это краденое счастье неловко до невозможности - за пыльный угол горбатой кровати, за чужую неприбранную комнату, за шумящих за стеной в гостиной людей, которым надо ежеминутно лгать, за ничтожные крохи усталого внимания, и за бессилие что-либо изменить. Андрей как мог бережно вынимал шпильки из её волос и слушал рассказ Эммы про два серебряных рубля, потраченных на прическу ради несостоявшегося вечера. Он хотел бы потратить на неё сотню, но не было и двух. Черт возьми, половина полковничьего жалованья, да хотя бы старое, капитанское - до войны, купило бы цветы, шампанское, плату за квартиру с окнами на набережную... Денег оставалось на одну оплату жилья - понятное дело, за Варвару Прокофьевну. Андрей был уже непротив перебраться спать в штаб на столе, благо спать приходилось немного, но представить себе объяснение с бабушкой было неприятно до невозможности. А хотелось ещё как-то волшебным образом изловчиться и купить самый маленький, хотя бы пустяковый, подарок Эмме. Достать же средства было решительно неоткуда - всё что оставалось в кредитных письмах, давно потеряло ценность, а золотые часы были давно обменяны на лошадей по пути на Дон.
Через полчаса или час Эмма ушла. Как Андрей узнал уже утром - на дежурство. Он же отправился к себе, перезарядил револьвер, завёл будильник и заснул мёртвым сном.