Кто побеждает смерть.
«Только дети дают исключительно возможный разумный смысл брака для естественного человека.
А так как этот разумный смысл брака не может быть осуществлен никаким иным путем, кроме супружеского сожительства, то поэтому-то все попытки создать брак на иных началах и нужно признать аномалиями.» (с)
-----------------------------------------------
«Только христианство могло отвернуться, или, как теперь очевидно, попыталось отвернуться от этого, и через это потрясти очаги рождения, разрушить недра мира, как бы проколоть иглой мировой зародыш, зародышевое начало мира, зародышевую сущность мира.
Попыталось и не успело: ибо люди все-таки рождали, «во грехе» рождали, «в скверне» - но рождали.
«Рождали», «рождали»... их проклинали, звали к другому (девство, монашество, аскетизм) - но все-таки они рождали и рождали: и в этом одном христианство, как выразился Достоевский, и «не удалось».
А «не удалось» оно в этом одном, то «не удалось» - и во всем: ибо это-то и есть «вся» его - сущность, основание и цель.
Но уже постановка этой цели естественно вела к идее «конца мира», к распространению чувства, что «конец пришел», «конец близок» и даже «у дверей стоит»: ибо цель эта именно включала «конец мира», но не как существо и истину, а как зов, как пожелание, как черный идеал!
Таким образом, «бессеменное зачатие, поставленное как «А» в Евангелии, уже содержит его «Θ» - конец, катастрофу, «падающие звезды» и «серный огонь с неба», и «восстание мертвецов», сих «граждан нового века», и «страшный суд». «Чем началось, тем и кончится»...
Наоборот, «святое рождение» воскрешает древние, до-христианские (языческие) Небеса: «мертвым» совершенно незачем исходить из могил, потому что земля не пустынна, - на могилах выросли новые цветы, с памятью первых, с благоговением к первым, даже в сущности повторяющие в себе тех первых.
Смерть есть не смерть окончательная, а только способ обновления: ведь в детях в точности я живу, в них живет моя кровь и тело, и, следовательно, буквально я не умираю вовсе, а умирает только мое сегодняшнее имя.
Тело же и кровь продолжают жить; и в их детях - снова, и затем опять в детях - вечно!
Только бы, значит, «рождалось», и - «я никогда не умру».
Точно «снимаются сапоги»: «одни сапоги», «другие сапоги»... а «ходит в них - один». Этот «один некто» и есть «я» - «бесконечный потомок наш», меняющий паспорт, меняющий лица, ремесла и обитаемые страны, учащийся или хлебопашествующий, несчастный или счастливый, но - «один».
Таким образом, смерть - у правильных субъектов и при правильной жизни безболезненная- есть просто способ вечно обновленного и, следовательно, вечно молодого, юного лица земли в сущности при том же ее обитателе, при одном жителе...
При этом зачем же покойникам «выходить из могил», когда они преспокойно продолжают жить на ней, но не в старом и тягостном для себя самих состоянии, а в чрезвычайно счастливом состоянии полного мужества, цветущей юности и беззаботного детства!
Что за счастье прожить 1 000 000 лет стариком: лучше прожить 60 лет + [60 х 3] + [60 х 3 х 3] + [60 х 3 х 3 х 3] и т. д.
Т. е. жить «целым рядом» семей - уже на своих глазах, целой колонийкой - через 200 лет, целым селом - через 400 лет, целым народцем - через 1000!
При этом взгляде - праведны усилия к накоплению земных сокровищ, обеспечивающих существование: больше скота, больше земли, больше плодородия, жатвы, посевов, больше домов, крепче города, больше труда и запасов (денег); и еще другое с равным напряжением усилие - воспитание: ибо только воспитанный человек живет хорошо, есть «счастливое я», «хорошее я»…
Много рождается -хорошо, один рождается - хорошо, ни одного не рождается (у кого- нибудь) - это его индивидуальное несчастье, как скинутого со счетов человечества; но в общем и для самого человечества - и это хорошо!
Все - хорошо, ибо - безопасно: «нет» у одного возмещается «обилием» у другого.
И везде - цветы, эти распускающиеся бутоны, белые, желтые, сиреневые, голубые, всякие.
Около детей - родители, около бабок - внучки. И соседи. И домашние животные, помогающие человеку в труде, сопутствующие ему в жизни, - тут же.
Я не понимаю: к чему в эту полную чашу бытия вводить непременно и преднамеренно скорбь?
Ну, придет смерть - умрем: она уже побеждена тем, что мы, двое умирающих родителей, оставляем четверых детей. Арифметика…
Но она имеет и параллельную мораль: ибо если мы двое совершили сто добрых дел, то отчего детям нашим не совершить четыреста добрых дел?
А если они или кто-нибудь из них совершит дела худые, то лишь бы женился: его дети натворят дел предобрейших.
На ржи бывает спорынья; но ржаное поле мы все называем «нивой Божией». Ею питаются, ее благословляют.
Довольно, довольно проклятий, Голгофы, - проклятий и проклинающих!»
(с) Розанов «В темных религиозных лучах»