Под знаком серпа. Кровавые скрепы. Часть 5. Скопческие процессы (фрагменты истории изуверской секты)
История ритуальных преступлений, т. е. преступлений, совершенных на почве религиозного фанатизма с соблюдением ритуальной обрядности и преследующих сакральные цели, относится к сравнительно малоизвестному разделу истории сыска. Исторически сложилось так, что преступления серийных убийц и политических террористов подарили литературе и кинематографу массу сюжетов; эти преступления традиционно вызывали всеобщий интерес и обычно становились широко известны. Но всегда находилось множество более или менее обоснованных причин, которые препятствовали распространению информации о преступлениях на почве религиозных убеждений. Между тем, обстоятельства расследований ритуальных преступлений очень часто оказываются весьма интересны и необычны.
Раскол Русской Православной Церкви, произошедший при Патриархе Никоне, пагубно сказался на национальном самосознании русского народа. Пути прежней православной церкви ("старого обряда") и реформированной (т. н. "никониановской") с течением времени расходились все более, уничтожая всякую надежду на примирение в будущем. Значительная часть глубоко верующих православных людей не приняла никониановскую реформу и осталась на позициях старообрядческой церкви; стойкость убеждений этих людей предопределила их бескомпромиссность.
Старообрядчество пережило длинную цепь трансформаций, обусловленных как объективными, так и субъективными предпосылками. Главной бедой староверов явилось отсутствие в их среде высших церковных иерархов - епископов - способных рукопологать священников. Только епископы могли осуществлять таинство священства, и пополнять тем самым ряды духовенства. Отсутствие епископов приводило к кадровому дефициту и постепенному вымиранию церкви. Староверческие приходы оставались без священников, а верующие - без должного духовного окормления.
Дефицит священников в среде старообрядцев привел к образованию первой серьезной ереси. От них отделилась довольно многочисленная группа т. н. "беспоповцев". Это была ересь, которая допускала отправление христианских таинств не священниками. "Беспоповцы" пренебрегали разрушением мистической связи с первыми апостолами, которую сумели сохранить все мировые христианские церкви. Подобную связь они полагали передающейся не через таинство священства, а через крещение. Это первое отклонение в трактовании догматов привело в конечном итоге к их полному переиначиванию и созданию учения только внешне напоминавшего Православие.
Следует подчеркнуть, что отнюдь не все староверческие общины пошли по пути "беспоповцев". Их антагонистами (с течением времени - все более яростными) стали т. н. "беглопоповцы". Это были старообрядцы, переманивавшие к себе священников, рукоположенных в сан официальной церковью (как Русской православной, так и не только ею). Генезис беглопоповского учения хотя и интересен сам по себе, но к теме очерка отношения не имеет и потому не м. б. рассмотрен в его рамках.
"Беспоповцы" позволили себе пересмотреть христианскую догматику и приспособили ее к своим нуждам. Тем самым они создали опасный прецендент; теперь любой сколь-нибудь авторитетный духовный учитель мог по своему усмотрению трактовать Священное Писание, фактически конструируя новую религию на образной базе Православия. Еретики оставляли лишь оболочку христианства, его образы и символы, понятные большинству русского народа, но наполняли их собственным содержанием, зачастую не имевшим ничего общего с изначальным. В течение сравнительно короткого времени - менее чем за сто лет - от "беспоповцев" отпочковались три крупные сектантские ветви, настроенные резко враждебно по отношению к Русской Православной Церкви и Самодержавной власти в России. Это были секты "бегунов", "хлыстов" и "скопцов". Существовало и еще одно крайне непримиримое и изуверское по отношению к своим адептам течение - т. н. "самосожженцев" - которое предписывало последователям кончать свою жизнь в огне, но "самосожженцев" было сравнительно немного.
Скопческое течение в ряду прочих сектантских уклонов стоит совершеннейшим особняком. Эту особенность необходимо подчеркнуть, поскольку она напрямую связана с характером совершенных скопцами преступлений. Идеология скопчества восходит к Евангелию от Матфея, в котором сказано о "скопцах для Царства небесного" (гл.19, стих 12). Скопцы осуществляли кастрацию членов своих общин как мужского, так и женского пола с целью сделать людей неспособными к продолжению рода и подавить половое влечение. Понятно, что кастрация делала невозможным увеличение численности общин за счет притока молодежи из семей прихожан (дети эти просто не рождались).
Если "бегуны" или "хлысты" были склонны действовать с максимально возможной конспирацией и, опасаясь провалов, чрезвычайно осторожно привлекали в свои ряды новых членов, то скопцы в силу понятных причин оказывались вынуждены постоянно искать и прилекать в свои ряды новых адептов. Без массового притока людей со стороны, секта скопцов физически вымерла бы за 25-30 лет, т. е. за время жизни одного поколения. Благодаря неустанной работе по вербовке новых сторонников, а так же в силу специфического характера их преступлений, деятельность секты "скопцов" получила в конце-концов гораздо большую известность, нежели "хлыстов" или "бегунов".
П е р в о е р а с с л е д о в а н и е д е я т е л ь н о с т и с к о п ч е с к о й с е к т ы (р а с с л е д о в а н и е 1772 г.): Впервые государственная власть столкнулась со скопцами в 1772 г. Произошло это по причине довольно нетривиальной: жена некоего Трифона Емельянова сообщила священнику деревни Маслово Орловской губернии о том, что мужа ее забрали в рекруты незаконно, потому лишь, что он узнал тайну еретиков, "скопивших себя сами". Еретики, отправив Емельянова служить в армию, избавились т. о. от опасного свидетеля. Сказанное звучало странно, но поскольку женщина называла священнику фамилии трех оскопившихся односельчан, тот написал рапорт в Святейший Синод, в котором передал услышанное.
Из Петербурга в губернское правление пришло распоряжение проверить полученную информацию. По-видимому, в столице поначалу не придали значения сообщению из провинции, решив, что речь идет о секте "квакеров", действовавшей уже к тому моменту в центральных районах России.
Но когда врач осмотрел поименованных в полученном распоряжении крестьян - Михаила Петрова (32 года), его отца Петра Петрова (50 лет) и Кондратия Порфенова (37 лет) - то сразу стало ясно, что мужчины действительно кастрированы. А стало быть ни о каких "квакерах" здесь и речи быть не могло: последователи английской ереси никогда ничем подобным не занимались.
Когда выяснилось, что донесение священника соответствует истине и отнюдь не содержит преувеличений, то следствие проявило необыкновенную дотошность в деле установления истины. Буквально в течение месяца была вскрыта широкая сеть еретических общин, распространившихся чуть ли не по половине Орловской губернии. Удалось установить, что "скопческие семьи" (зачастую это были действительно семьи) проживали в 24 деревнях и помещичьих имениях. Численность секты нового толка составляла 43 человека (39 мужчин и 4 женщины); еще около 30 человек клонились к тому, чтобы принять новое учение, но не успели это сделать.
Руководил сектой некий бродяга Андрей Иванович Блохин, 30 лет. Он был арестован 28 мая 1772 г. Именно этот человек поведал под угрозой кнута о том пути религиозных исканий, что привел к рождению странной и чудовищной ереси.
На формирование Блохина как религиозного фанатика огромное влияние оказал некий Михаил Никулин, член секты хлыстов. Именно от Никулина родоначальник нового вероучения позаимствовал запрет на употребление мяса, вина, сквернословие, а также полный отказ от половой жизни. Но если хлысты призывали к банальному сексуальному воздержанию, то Блохин пошел дальше: он решил сделать себя неспособных "к блуду" в принципе. Самокастрацию он провел предельно просто: стянул шнурком мошонку и кочергой прижег ее. На допросе он сказал об этом такими словами: "Сам себе скопил, раскаленным железом те тайные уды себе отжег сам".
Нетрудно догадаться, что эта операция (да притом столь кустарно осуществленная!) была чрезвычайно опасна. Даже если человек не падает моментально в обморок, то все равно быстро слабеет и не успевает оказать самому себе необходимую помощь. Поэтому такого рода манипуляции всегда осуществлялись в присутствии другого человека, способного прийти на помощь. Болхин тоже действовал не один - ему ассистировал некий Кондратий Трифонов (другая фамилия - Никифоров), давний его товарищ, такой же бродяга,как и он сам. Когда Блохин немного оправился от операции, он осуществил кастрацию Трифонова.
Никулин - тот самый "духовный отец" Блохина из скопцов - оскопляться отказался и вообще фанатичного порыва своего адепта не разделил. Однако, до поры эта группа бродяг держалась вместе. Все они почитали некую Акулину Иванову, женщину, наделенную даром всеведения и прорицания. Скопческие и хлыстовкие предания приписывали ей многочисленные пророчества и чудотворения. Помимо Акулины Ивановой вся эта братия почитала и некоего Павла Петрова, крепостного крестьянина графа Шереметьева, который тоже творил разнообразные чудеса.
Расследование, назначенное губернатором, успешно вскрыло все эти связи и проследило когда и как происходило вовлечение в секту новых адептов. Все они были довольно быстро найдены и допрошены. Отличительной чертой расследования 1772 г. следует признать то, что властям практически не пришлось пытать подследственных, поскольку они давали показания не особенно запираясь.
Конспиративная традиция скопцов на тот момент еще не успела оформиться и сектанты охотно рассказывали о себе и своей вере, надеясь пострадать за нее. В этой позиции не было ничего нового - еретики всех мастей с упорством, достойным лучшего применения, стремились в ту эпоху претерпеть гонения власти. Явление это стало столь распространенным, что еще в 1722 г. Священный Синод исследовал этот вопрос с теологической стороны и 16 июля 1722 г. принял специальное постановление (т. н. синодальный указ N 4053), в котором констатировал "недействительность (для спасения души - прим. murder's site) самовольного страдания, навлекаемого законопреступными деяниями".
С арестованными в 1772 г. сектантами работали православные священники, которые объясняли сущность продемонстрированных ими заблуждений. Всем арестантам были объяснены синодальные указы, касавшиеся еретиков и колдунов (помимо упоминавшегося указа от 16 июля 1722 г. в этом же ряду стоит и синодальный указ от 9 декабря 1756 г.)
Расследование установило, что всего были оскоплены 32 человека (все мужчины). Непосредственно кастрацию осуществляли Андрей Блохин и его друг Кондратий Трифонов; Михаил Никулин никого не кастрировал и своих последователей к этому не призывал. Акулина Иванова, склонившаяся в конце-концов к скопчеству, никаких, однако, практических действий в этом направлении не предпринимала и была виновата, фактически, только в колдовстве.
Когда материалы расследования были доложены Императрице Екатерине Второй, она такими словами сформулировала задачу государственной власти в отношении нового вероучения: "утушение в самом начале подобных безрассудных глупостей". Императрица посчитала, что рядовых сектантов наказывать не следует ("они и так пострадали немало, наказав себя сами"), но вот закаперщиков следует изолировать.
Поэтому Андрея Блохина выпороли кнутом на глазах жителей его родной деревни Брасово, после чего сослали на вечные работы в городок Нерчинск, на серебряные рудники. Михаила Никулина высекли батогами на рыночной площади в городе Орле и также отправили "в каторжные работы". Был наказан батогами и еще один сектант - Алексей Сидоров - который, видимо, был неплохим агитатором и сумел завербовать в секту многих адептов. После порки Смирнов тоже был отправлен на каторгу. Все остальные сектанты были отпущены на свободу без телесных наказаний и каких-либо поражений в правах.
Собственно, наказанием этим расследование 1772 г. и завершилось. Кондратия Трифонова (Никифорова) выследить тогда так и не удалось, а многие догматы новой ереси остались неопределенными и государственная власть так и не поняла с какой же серьезной бедой ей довелось впервые столкнуться.
К о н д р а т и й С е л и в а н о в и е г о у ч е н и е: Из всех примечательных фигур новой секты недосягаемым для правосудия остался только Кондратий Никифоров. Он был объявлен в розыск в 1772 г. и на протяжении нескольких лет следов этого человека обнаружить не удавалось. Информация о нем, однако, постепенно накапливалась.
Так, удалось установить, что этот человек был родом из деревни Столбище севского уезда Орловской губернии. Разным людям он был известен под разными фамилиями: Трифонов, Трофимов, Никифоров. Менял он и имена - был Фомой, Андрияном, Андреем, Иваном. Прирожденный конспиратор! Этот человек был из породы тех людей, о кооторых ничего определенного сказать было нельзя; никто не знал его возраста, родни и пр. Никаких зацепок!
Весной 1775 г. священник одного из орловских храмов Иван Емельянов сообщил полицмейстеру, что ему стало известно о случае оскопления двух мальчиков. Негодующая родня пострадавших была готова помочь властям в розысках и опознании того, кто совершил это надругательство.
Поиски по горячим следам привели к задержанию негодяя. Он назвался Кондратием Селивановым, но следствие установило, что это и есть тот самый Кондратий Трифонов, избежавший поимки тремя годами ранее. Фамилия "Селиванов", которой он назвался при задержании, так и закрепилась за ним, хотя на самом деле это не была исконная его фамилия.
Селиванов был порот плетьми и в том же 1775 г. отправлен в каторжные работы в Сибирь.
У этого человека были все шансы сгинуть там в полной безвестности точно также, как сгинули в рудниках его сотоварищи - Андрей Блохин, Михаил Никулин и Алексей Сидоров. И тогда бы, возможно, скопческая ересь закончила бы свое существование в самом зародыше. Но судьба распорядилась иначе - Кондратий Селиванов не погиб в Сибири, а вернулся оттуда через двадцать лет, восстав, точно птица Феникс из пепла.
Все материалы, проливающие свет на жизнь этого человека вплоть до конца 18-го столетия утрачены еще в 19-м веке. Селиванов был прирожденным конспиратором, человеком, который умудрялся никогда не привлекать к себе внимание, поэтому не сохранилось сколь-нибудь достоверных воспоминаний о нем. То же, что о Селиванове было написано при его жизни до такой степени мифологизировано, что верить этим источникам нельзя.
Существуют неясные указания на то, будто Кондратий Селиванов бежал с каторги и, добрался до Санкт-Петербурга, был там пойман и оставлен жить в Смольном монастыре. Эту маловероятную историю дореволюционный исследователь скопчества П. И. Мельников относил к 1797 г. Но, думается, что если бы побег Селиванова действительно имел бы место, то пойманного преступника непременно вернули бы в Сибирь и ни под каким видом не оставили бы в столице. Скорее всего, его как ересеиарха, направили на перевоспитание в православный монастырь (об этой практике, весьма распространенной в России, можно прочесть в очерке "Монастырские тюрьмы", представленном на нашем сайте), а его последователи спустя несколько десятилетий придумали историю о побеге из Сибири и последующей поимке. Как бы там ни было, в конце 18-го столетия Селиванов оказался в Смольнинском монастыре.
Оттуда его выпустил Император Павел Первый. Этот самодержец миловал тех, кого карала его матушка, так что освобождение старичка-кастрата было по-своему даже логичным. Так на пороге нового столетия Кондратий Селиванов обрел свободу и остался жить в столице Империи.
.jpg)
рис. 1: Кондратий Селиванов на этом портрете, относящемся к петербургской поре его жизни, изображен благообразным старцем. Платок на его коленях - скопческий символ, который выражал безгреховность адептов этого учения. Селиванов пользовался материальной поддержкой своих богатых последователей и благодаря этому жил в Петербурге в полном довольстве.